„Вега“ остановилась довольно далеко отъ берега. Низкій и однообразный, онъ ничѣмъ не привлекалъ къ себѣ вниманія. Къ счастью, берегъ оказался обитаемымъ. Нѣсколько чукчей съ опасностью для жизни пробрались на судно и знаками принялись объяснять что-то путешественникамъ. Съ трудомъ можно было понять, что они говорятъ о большомъ кораблѣ, стоящемъ гдѣ-то по близости.
На другой день трое человѣкъ было послано впередъ отыскать неизвѣстное судно. Они вернулись поздно вечеромъ въ тотъ же день съ самыми неутѣшительными вѣстями: никакого судна они не видѣли; что же касается состоянія льда, то оно оказалось такимъ, что нечего было и мечтать объ освобожденіи отъ ледяныхъ оковъ. Итакъ, не оставалось болѣе никакого сомнѣнія, что „Вегѣ“ предстоитъ зимовать въ виду этого унылаго побережья. Впослѣдствіи, когда экспедиція уже вернулась назадъ, Норденшильдъ получилъ отъ одного американскаго промышленника письмо съ извѣщеніемъ, что китобойное судно этого промышленника, дѣйствительно, находилось въ тѣ дни въ разстояніи всего 70 километровъ отъ „Веги“. Если бы посланные люди встрѣтили меньше препятствій на пути, они достигли бы его и могли бы послать съ нимъ вѣсти о себѣ въ Стогкольмъ. Вѣсти эти успокоили бы всѣхъ, интересовавшихся судьбой экспедиціи, между тѣмъ какъ теперь, не получая въ теченіе года никакихъ извѣстій,
родные и знакомые начинали уже подумывать о снаряженіи помощи.
Лишь только вопросъ о зимовкѣ былъ рѣшенъ безповоротно, всѣ принялись дѣятельно готовиться къ встрѣчѣ зимы. Въ каютахъ разставили чугунныя печки, благодаря которымъ температура подъ палубой не уступала той, какая обыкновенно бываетъ зимой въ домахъ въ сѣверныхъ странахъ. Хуже холода была влажность и сырость, которая неизбѣжно заводилась въ углахъ вслѣдствіе скопленія множества людей въ тѣсныхъ помѣщеніяхъ. Но съ этимъ зломъ нельзя было ничего подѣлать. Надъ палубой, для защиты отъ вѣтра и снѣга, протянули парусинный навѣсъ. Здѣсь были устроены мастерскія: веселый огонекъ, стукъ молотовъ, громкія рѣчи и болтовня скоро превратили палубу въ сборное мѣсто; днемъ здѣсь всегда толпились туземцы и люди команды.
Но важнѣе приспособленія судна было установить такой порядокъ жизни, чтобы въ людяхъ поддерживалась бодрость духа и здоровье тѣла. Для достиженія первой цѣли Норденшильдъ составилъ расписанное работъ и занятій, благодаря которымъ всѣ члены экспедиціи были заняты здоровымъ и разумнымъ трудомъ на открытомъ воздухѣ и принимали участіе въ разныхъ научныхъ экспедиціяхъ и наблюденіяхъ. Трудъ физическій смѣнялся чтеніемъ, занятіями и развлеченіями, для чего отводились вечера, которые люди проводили въ теплой каютѣ вокругъ ярко-горящихъ лампъ. На „Вегѣ“ была устроена ванна, и Норденшильдъ тщательно слѣдилъ за тѣмъ, чтобы всѣ пользовались ею возможно чаще. „Вегѣ“ пришлось зимовать подъ такою широтою, гдѣ полярная зима не сопровождается мракомъ: въ самые короткіе дни солнце стояло все-таки оксло 4-хъ часовъ надъ горизонтомъ. Такимъ образомъ путешественники не испытывали угнетающаго вліянія долгой полярной ночи, подобно прежнимъ экспедиціямъ, зато морозы были очень сильны. Благодаря своимъ прежнимъ странствованіямъ въ полярныхъ странахъ Норденшильдъ сумѣлъ предусмотрѣть всѣ случайности, предупредить всѣ невзгоды, превращавшія прежнія полярныя путешествія въ какое-то сплошное мученіе. Невыносимый холодъ, сырость и съ нею грязь, отвратительный воздухъ въ каютахъ, однообразная, плохая пища обыкновенно вызывали цынгу уже въ самомъ началѣ зимы, физическія и нравственныя страданія ввергали людей, даже самыхъ крѣпкихъ тѣломъ и душой, въ апатію, возбуждали неудовольствіе и съ ними ссоры и несогласія. Ничего подобнаго не было здѣсь: никто изъ членовъ экспедиціи не погибъ, ни съ кѣмъ за все время плаванія не произошло ни одного серьезнаго несчастія, ни одной тяжелой болѣзни. Экспедиція „Веги“ явилась такимъ образомъ первымъ полярнымъ путешествіемъ, доказавшимъ безопасность жизни для европейцевъ въ холодныхъ странахъ. Всѣ послѣдующія путешествія брали себѣ за образецъ снаряженіе „Веги“ и пользовались громаднымъ опытомъ ея руководителя.
„Вега“ простояла въ виду берега, окованная льдомъ, почти 300 дней. За этотъ долгій промежутокъ времени путешественники успѣли прекрасно ознакомиться съ нравами и бытомъ чукчей, полярнаго народа, который, подобно эскимосамъ, закинутъ судьбой на самый край обитаемой суши. Чукчи по большей части рослые, крѣпкіе, хорошо сложенные люди. Черты лица у нихъ показались путешественникамъ менѣе безобразными, чѣмъ самоѣдскія и эскимосскія лица; нѣкоторые, особенно дѣвушки, были даже миловидныя существа, не мало красилъ ихъ смуглыя лица густой, почти кирпично-краснаго цвѣта румянецъ. Свои густые, черные, какъ вороново крыло, прямые волосы чукчи обстригаютъ коротко, оставляя на лбу челку. Женщины всѣ безъ исключенія татуируютъ себѣ лицо на лбу, кругомъ носа, на щекахъ и подбородкѣ въ видѣ черныхъ или синеватыхъ черточекъ, составляющихъ особый узоръ. Мужчины не слѣдуютъ этому обычаю. Зимой они одѣваются въ двойныя мѣховыя одежды изъ оленьяго мѣха съ красивыми оторочками и опушками изъ другихъ мѣховъ. Въ теплое время года они смѣняютъ тяжелую мѣховую одежду, дѣлающую фигуры ихъ неуклюжими, на другую, сдѣланную изъ тонкихъ, полупрозрачныхъ тюленьихъ кишекъ; эта одежда очень удобна для промысла на морѣ, такъ какъ не промокаетъ. Голову даже въ сильный холодъ чукчи оставляютъ неприкрытой; нужна особенно сильная стужа, чтобы чукча воспользовался капюшономъ, который пришитъ сзади къ воротнику его мѣховой рубахи. Кромѣ этой самодѣльной одежды у нихъ въ употребленіи шерстяныя рубахи и фуфайки, вымѣниваемыя у американскихъ китобоевъ. Какъ бы ни былъ живописенъ чукча въ своей національной одеждѣ, но близкое сосѣдство его не можетъ доставить удовольствія: дикари эти такъ нечистоплотны, такъ рѣдко мѣняютъ нижнюю одежду, что ходятъ постоянно въ атмосферѣ зловонія; мѣховая одежда ихъ и волосы кишатъ разными насѣкомыми, присутствіе которыхъ, однако, мало тревожитъ ихъ. Время отъ времени женщины возобновляютъ свою прическу, занимаясь этимъ дѣломъ съ необыкновенной серьезностью, но присутствіе при ихъ туалетѣ чрезвычайно непріятно, такъ какъ онѣ раздѣлываются при этомъ со множествомъ маленькихъ обуревающихъ ихъ враговъ такимъ же способомъ, какъ это дѣлаютъ собаки.
Жилища чукчей представляютъ изъ себя большія мѣховыя палатки, круглыя, гораздо болѣе широкія, чѣмъ высокія. Изъ длинныхъ крѣпкихъ шестовъ они
дѣлаютъ сперва остовъ или клѣтку, которую обвѣшиваютъ покрываломъ, сшитымъ изъ множества оленьихъ шкуръ. Восточная Сибирь зимой самая холодная страна на всемъ земномъ шарѣ, холода бываютъ ужасные. Неудивительно поэтому, что чукчи часто дѣлаютъ свои шатры двойными такимъ образомъ, что одинъ шатеръ находится какъ бы внутри другого. При этомъ между оболочкой внѣшняго и внутренняго шатра остается довольно широкое пространство. Внутренній шатеръ раздѣляется мѣховыми перегородками на „комнаты“, служащія помѣщеніемъ для отдѣльной семьи. Обыкновенно въ шатрѣ живетъ нѣсколько семей, принадлежащихъ къ одному роду. Само собой понятно, что въ чукотскомъ шатрѣ нельзя поддерживать огонь при помощи хвороста или дровъ — дымъ, не имѣя выхода, скоро выкурилъ бы всѣхъ наружу. Огонь чукчи поддерживаютъ при помощи тюленьяго или моржеваго жира, который жгутъ въ плошкахъ, выдолбленныхъ изъ камня и снабженныхъ фитилемъ изъ скрученныхъ волоконъ мха. Пламя этой жировой лампы служитъ для варки пищи и какъ отопленіе. Только въ крайней нуждѣ, когда нѣтъ добычи и запасы ворвани истрачены, чукча прибѣгаетъ къ обыкновенному костру. Благодаря двойной покрышкѣ и огню въ чукотской хижинѣ настолько тепло, что обитатели ея часто скидываютъ съ себя всю одежду. Непроницаемый для воздуха двойной мѣхъ является въ то же время причиной того, что воздухъ въ такомъ жилищѣ отъ людей, отъ грязной одежды и всякаго скарба, отъ чада лампъ и гніющихъ, валяющихся на полу отбросовъ душенъ и пропитанъ ужасающимъ зловоніемъ. Для непривычнаго человѣка пребываніе въ хижинѣ совершенно невыносимо. Члены экспедиціи, принужденные однажды искать на ночь убѣжища въ чукотскомъ жильѣ, не смогли перенести царящей въ немъ атмосферы. Несмотря на ужасающій холодъ, они провели большую часть ночи наружи. При входѣ въ шатеръ лежитъ костяная палка, которою гости сбиваютъ съ своей одежды, особенно съ обуви, снѣгъ и иней, такъ что протянутая по полу моржовая кожа остается сухой. Затѣмъ всякій входящій, будетъ ли то родичъ или чужанинъ, отдавъ привѣтствіе хозяевамъ, располагается въ шатрѣ, какъ у себя дома; онъ ѣстъ и пьетъ, сколько дадутъ хозяева, и остается столько времени, сколько ему нужно. Насчетъ гостепріимства чукчи разсуждаютъ такъ: „сегодня ты живешь и ѣшь
въ моемъ шатрѣ, завтра я — въ твоемъ“. Иначе и невозможно въ этой ужасной странѣ.
Чѣмъ питаются чукчи? Казалось бы, пища ихъ должна быть исключительно животной. Въ пустынной полярной странѣ что можетъ добыть себѣ человѣкъ, кромѣ звѣря, водящагося въ морѣ или въ тундрѣ! Здѣсь невозможно никакое земледѣліе, сама же тундра не производитъ для человѣка ничего съѣдобнаго, кромѣ ягодъ. Къ изумленію своему ученые открыли, однако, что въ числѣ чукотскихъ блюдъ имѣются и растительныя, притомъ не однѣ только ягоды. Однажды они пришли въ селеніе и застали женщинъ за хозяйственными дѣлами — онѣ заготовляли запасы пищи на зиму. Руки ихъ были по локоть запачканы какимъ то зеленоватымъ веществомъ. Подойдя ближе, путешественники увидѣли, что чукчанки хлопотали возлѣ только что зарѣзанныхъ оленей. Онѣ запускали руки въ желудки убитыхъ животныхъ и выгребали оттуда зеленую кашу, которую тутъ же перекладывали въ особые кожаные мѣшки. Не было сомнѣнія, что „шпинатъ“ этотъ представлялъ полупереваренный въ желудкѣ оленя мохъ. Чукчи копятъ запасы его и приправляютъ имъ свою животную пищу. Въ первый моментъ этотъ продуктъ не можетъ возбудить ничего, кромѣ отвращенія. Впослѣдствіи путешественникамъ пришлось отвѣдать его. По ихъ отзывамъ, „шпинатъ“ оказался довольно вкуснымъ.
Сами оленьи желудки служатъ мѣшками для сохраненія пищи. Желудокъ убитаго оленя опорожняютъ отъ только что описаннаго содержимаго и наливаютъ кровью того же самаго животнаго. Кромѣ „шпината“, путешественники наблюдали у чукчей и другія растительныя блюда. Однажды, когда они ночевали въ палаткѣ знакомаго чукчи, утромъ ихъ угостили завтракомъ, состоявшимъ изъ нѣсколькихъ блюдъ. Сперва хозяйка „подала на столъ“ мороженую тюленину и сало; затѣмъ послѣдовало что то вродѣ кислой капусты — это были квашеные листья полярной ивы. На дессертъ подали тюленью печенку и тюленью кровь — все, само собой понятно, мороженое. Кромѣ квашеныхъ листьевъ чукотскія женщины собираютъ лѣтомъ ягоды, которыя тоже заготовляютъ на зиму особымъ образомъ. Оленье мясо, — особенно лакомымъ кускомъ считается языкъ, — тюленина, моржовина, рыба — вотъ пища чукчей, которою промышляютъ мужчины. Богатство заключается въ стадахъ оленей. Большихъ стадъ теперь мало. Чукча страстно любитъ своихъ оленей и разстается съ ними, какъ бы многочисленно ни было его стадо, въ большою неохотой. Съ оленьимъ стадомъ очень много хлопотъ. Много требуется опыта и ловкости, чтобы сохранить стадо цѣлымъ. Полудикіе олени готовы разбѣжаться отъ пустяковой причины. Разбѣжавшись въ разныя стороны, они уже не собираются сами собою въ прежнее стадо, а пасутся врозь и черезъ нѣсколько дней дичаютъ совершенно. Обыкновенно чукчи хорошо знаютъ своихъ и чужихъ оленей, но, несмотря на свойственное этому народу отвращенію къ воровству, всегда всетаки найдутся охотники перенять чужихъ животныхъ. Не разъ случалось, что богатый, всѣмъ обезпеченный чукча во мгновеніе ока превращался такимъ образомъ въ бѣдняка; богатство его разбѣгалось по тундрѣ. Если не удалось собрать хотя часть оленей, то хозяину не остается ничего другого, какъ отыскать богатаго родственника и попроситься къ нему въ пастухи. Кто владѣетъ стадомъ, тотъ посвящаетъ ему все свое вниманіе, всѣ силы. Чукча хорошо знаетъ, что стадо не только обезпечиваетъ его всѣмъ — пищей, жилищемъ, одеждой, орудіями, но доставляетъ сверхъ того вліяніе и власть. Сколько родственниковъ ищетъ его стойбища, чтобы откормиться отъ голодухи на даровомъ угощеніи! Сколько бѣдняковъ, бывшихъ, можетъ быть, еще недавно богачами, кормится возлѣ его стадъ и зависитъ отъ его воли! Ему нечего опасаться полярной весны, когда во всѣхъ шатрахъ запасы пріѣдены, а ни звѣря, ни рыбы въ морѣ еще нѣтъ, когда голодные дикари бродятъ, какъ тѣни, и готовы питаться всякими отбросами, какъ напр. костями, оставшимися на мѣстѣ ихъ прежнихъ трапезъ. Но вотъ разносится вѣсть, что появился морской звѣрь. Мужчины спѣшатъ со своимъ оружіемъ на ледъ и возвращаются съ добычей. Обиліе и веселіе вновь водворяется въ шатрахъ. Если нѣтъ тюленей и моржей, чукчи ловятъ рыбу. Способъ ловли крайне простъ. Рыболовъ, — чаще всего это женщины, — пробиваетъ во льду орудіемъ вродѣ лома небольшое отверстіе. Онъ выгребаетъ изъ него сѣткой ледъ и затѣмъ простымъ крючкомъ таскаетъ изъ воды рыбу, подцѣпляя ее за хвостъ, за бокъ, за что попало. Дѣло въ томъ, что рыба, отдѣленная ледяной корой отъ воздуха, дышитъ плохой водой; она цѣлыми толпами устремляется къ мѣсту, гдѣ чувствуетъ воду, освѣженную соприкосновеніемъ съ воздухомъ. Рыбу ѣдятъ сырой, мороженой. Когда запасы начинаютъ истощаться, а добычи еще нѣтъ, чукчи садятся на голодную пищу; въ это время за столомъ ихъ появляются супъ изъ уцѣлѣвшихъ подъ снѣгомъ листьевъ; еще чаще они собираютъ кости, дробятъ ихъ на камнѣ молоткомъ, представляющимъ небольшой камень, прикрѣпленный къ костяной рукояткѣ съ помощью жилъ, и затѣмъ, смѣшавъ „костяную муку“ съ тюленьей кровью, варятъ похлебку.
Норденшильдъ не засталъ уже чукчей въ вѣкѣ каменныхъ орудій. Они владѣли множествомъ металлическихъ предметовъ, какъ то посудой, орудіями и оружіемъ, которое они вымѣниваютъ у американцевъ на мѣха и продукты своего промысла. Въ прежнія времена чукчи владѣли большимъ количествомъ оленей. Затѣмъ съ запада къ нимъ придвинулись русскіе, проникшіе въ бассейнъ Лены. Отъ русскихъ чукчи получили первыя желѣзныя издѣлія, познакомились съ огнестрѣльнымъ оружіемъ и успѣли оцѣнить превосходство металловъ. При своей многочисленности и свирѣпости этотъ народъ никогда никому не подчинялся, въ томъ числѣ и русскимъ, которые, послѣ нѣсколькихъ столкновеній, принуждены были оставить чукчей въ покоѣ. Въ то время, какъ всѣ инородцы Сибири были обложены „ясакомъ“, т. е. данью въ видѣ мѣховъ, чукчи никогда ничего не платили и не признавали никакихъ властей, самое большее, до чего они снисходили, это до мѣновой торговли, ради которой они ежегодно появляются въ русскихъ поселеніяхъ на рѣкѣ Колымѣ. Забравъ здѣсь товаръ, большею частью мѣха, они везутъ ихъ на саняхъ, запряженныхъ оленями или собаками, къ берегамъ Берингова моря. Здѣсь ихъ поджидаютъ американскіе торговцы съ заготовленными товарами: ромомъ, стальными топорами, ножами, котлами и котелками, а также съ огнестрѣльнымъ оружіемъ, т. е. съ винтовками Винчестера и патронами къ нимъ. Благодаря этому чукчи оказываются лучше вооруженными, снабженными лучшими инструментами, чѣмъ живущіе о бокъ съ ними русскіе, считающіе себя господами надъ ними. На всѣхъ картахъ Чукотская земля показана принадлежащей Россіи, на самомъ же дѣлѣ тамъ никакой власти нѣтъ. Несмотря на превосходныя американскія издѣлія, чукчи всетаки пользуются въ своемъ домашнемъ обиходѣ множествомъ вещей, сдѣланныхъ изъ рога, изъ камня, изъ костей. Трудно себѣ представить, какую роль играетъ въ жизни полярныхъ народовъ кость. Вещество это отличается необыкновенной крѣпостью и отлично противустоитъ гніенію. Кромѣ того оно находится въ изобиліи подъ рукою. Не говоря про кости добываемаго звѣря, какъ напр., кости моржей, оленей и медвѣдей, полярные инородцы имѣютъ еще громадные запасы ископаемыхъ костей. Мы уже описывали залежи мамонтовой кости на Новосибирскихъ островахъ. Здѣсь, въ Чукотіи, Норденшильдъ имѣлъ возможность наблюдать кромѣ того множество китовыхъ, именно нарваловыхъ костей, принадлежащихъ Богъ вѣсть когда погибшимъ животныхъ. Море выбросило ихъ на берегъ и погребло подъ грудами песку, изъ котораго обломки торчатъ своими побѣлѣвшими на воздухѣ концами. Кость превосходный матеріалъ для саней, которыя при бѣшеномъ собачьемъ бѣгѣ и при значительномъ грузѣ, не выдержали бы ударовъ, если бы дѣлались изъ одного дерева. Американскіе эскимосы даже строятъ себѣ изъ костей хижины. Для этого они пользуются громадными рогатыми позвонками китовъ. Изъ нихъ, какъ изъ камней, выводится остовъ хижины, промежутки затыкаютъ мхомъ, а все сооруженіе присыпаютъ землей.
Особенное вниманіе Норденшильда привлекли къ себѣ чукотскія издѣлія изъ костей, украшенныя рѣзьбой, представлявшей наивныя, но очень живыя и любопытныя сцены изъ ихъ жизни и быта. Какъ ни грубы чукотскія изображенія, все же рисунки ихъ гораздо выше самоѣдскихъ, какіе Норденшильдъ наблюдалъ въ Хабаровѣ, они разнообразнѣе и реальнѣе эскимосскихъ. Нѣкоторые изъ нихъ напоминаютъ своимъ характеромъ тѣ любопытныя изображенія допотопныхъ звѣрей, какъ напр. мамонтовъ, какіе были открыты въ пещерахъ, служившихъ жилищемъ человѣку каменнаго вѣка. Это не значитъ, конечно, что чукчи прямые потомки тѣхъ людей, но несомнѣнно, что люди каменнаго вѣка Европы по своей культурѣ, по своимъ способамъ чувствовать и думать близко подходили къ чукчамъ. Вотъ выводъ, къ какому приходитъ всякій, какъ скоро ему удастся увидѣть въ музеѣ рядомъ издѣлія современныхъ дикарей и тѣхъ дикарей, которые несомнѣнно были нашими предками. Кромѣ рисунковъ и рѣзьбы Норденшильдъ нашелъ у чукчей также шитые узоры. Чукотскія женщины умѣютъ красить кожу съ помощью какихъ-то красокъ, добываемыхъ изъ земли или отъ растеній. На ней они вышиваютъ бѣлыми оленьими волосами узоры, пользуясь для этой цѣли кромѣ того также американскими нитками. Любимый цвѣтъ у нихъ красный.
Норденшильдъ съ необыкновеннымъ любопытствомъ наблюдалъ, какъ въ бытѣ чукчей предметы древней ихъ культуры мирно уживались съ новыми предметами, которые они заимствуюсь у болѣе счастливыхъ народовъ. Онъ скупалъ все, что только могъ достать для Стокгольмскаго музея, торопясь спасти отъ гибели предметы житейскаго обихода дикаго полярнаго народа, которые исчезаютъ съ каждымъ днемъ все быстрѣе и быстрѣе. Новыя орудія должны сыграть громадную роль въ жизни чукчей. Можетъ быть, благодаря имъ, чукчи не испытаютъ участи другихъ сибирскихъ инородцевъ, какъ напр. юкагировъ, тунгусовъ, самоѣдовъ, остяковъ, которые быстро вымираютъ, такъ какъ жизнь стала для нихъ съ появленіемъ русскихъ слишкомъ трудной: добыча сократилась, заниматься земледѣліемъ они не могутъ, болѣзни, подати и спиртные напитки губятъ ихъ здоровье, помощи же ниоткуда нѣтъ. Несомнѣнно, что вооруженный превосходной американской винтовкой чукча гораздо легче добываетъ себѣ пищу, чѣмъ если бы онъ пользовался своими гарпунами.
Торговлю съ русскими и американцами чукчи ведутъ не на деньги. Послѣднія не имѣютъ въ ихъ глазахъ почти никакой цѣны. Какъ извѣстно, Норденшильдне особенно разсчитывалъ зимовать близь сибирскихъ береговъ и потому не запасся предметами для мѣнового торга съ туземцами. Пріобрѣтая у нихъ разныя вещи, онъ предлагалъ имъ деньги, но деньги, напр. бумажки въ 25 р., имѣли въ ихъ глазахъ меньше значенія, чѣмъ, напр., красивая обертка съ куска мыла. Они требовали прежде всего водки, затѣмъ табакъ, иголки, котелки, ножи, топоры, пилы, бурава и другія желѣзныя орудія; далѣе предметомъ ихъ желаній оказывались полотняный и шерстяныя рубахи, самыхъ яркихъ цвѣтовъ платки, сахаръ. Легко можно было замѣтить, что чукчи порядкомъ понаторѣли въ торговлѣ, т. е. они отлично знали цѣну и пользу предметовъ; не прочь были и обмануть при случаѣ, напр., продать одну и ту же вещь два раза или двоимъ заразъ, подсунуть вмѣсто мѣха одного звѣря мѣхъ другого. Также были они щедры на обѣщанія, которыя вовсе не собирались исполнять, и ужасно надоѣдали всѣмъ назойливымъ попрошайничествомъ. При такихъ торгашескихъ склонностяхъ, казалось бы, отъ нихъ можно было ожидать еще большей безчестности, напр. воровства, грабежа. Но этого какъ разъ не было. Кучки ихъ изъ ближнихъ и дальнихъ стойбищъ толпились на палубѣ по цѣлымъ днямъ и свободно проникали, куда только было можно; тѣмъ не менѣе ничего ни разу не пропало. Даже когда наступили дни голода, истощенные чукчи не имѣли и въ помышленіи попытаться овладѣть силой запасами экспедиціи. Одни покорно ждали, пока поваръ не угоститъ ихъ остатками трапезы или нарочно приготовленной для нихъ похлебкой; другіе добровольно исполняли разныя работы въ помощь командѣ въ обмѣнъ на хлѣбъ.
Когда въ серединѣ зимы напоръ льда грозилъ раздавить „Вегу“, Норденшильдъ приказалъ устроить на берегу складъ припасовъ и необходимыхъ вещей, съ помощью которыхъ команда, въ случаѣ гибели судна, могла бы добраться до ближайшаго обитаемаго мѣста.
Голодные, чуть не умиравшіе отъ безкормицы, чукчи отлично знали, какія сокровища находятся въ складѣ, и тѣмъ не менѣе никто не покусился воспользоваться этими запасами, несмотря на полное отсутствіе стражи. Изъ этого видно, что воровство у своихъ или у чужихъ, подобно тому, какъ это наблюдается у нѣкоторыхъ другихъ полярныхъ народовъ, неизвѣстно чукчамъ. Не то чтобы они высоко цѣнили собственность или сознавали преступность присвоенія ея. Имъ, какъ другимъ первобытнымъ народамъ, не приходитъ еще въ голову мысль, что чужое можно сдѣлать своимъ. Явленіе, подобное этому, наблюдается на землѣ вездѣ: дикія племена необузданы въ своихъ страстяхъ, неустойчивы въ настроеніи, но честны; болѣе культурные, наоборотъ, гораздо болѣе сдержаны и въ то же время гораздо болѣе безчестны.
Нечувствительность къ холоду, къ недостатку пищи необыкновенная выносливость составляютъ особенности, которыя чукчи раздѣляютъ съ другими полярными племенами. Въ этомъ отношеніи полярный человѣкъ можетъ поспорить даже съ животными, съ какимъ нибудь бѣлымъ медвѣдемъ или песцомъ, которые голодаютъ недѣлями, не лишаясь ни тѣлесной силы, ни энергіи. Выносливость чукчей прямо поразительна. Такъ при одной санной экспедиціи проводникъ чукча бѣжалъ впереди запряженныхъ въ сани ѣздовыхъ собакъ весь путь, т. е. въ теченіи 21½ часа. На короткихъ привалахъ онъ и не думалъ присаживаться, а бѣгалъ разыскивать дорогу, чинилъ сани и сбрую. Во время остановки, длившейся 6 часовъ, онъ опять таки не спалъ, и слѣдовавшіе затѣмъ 7 часовъ пути опять бѣжалъ впереди поѣзда саней по очень тяжелой, холмистой мѣстности. Надо добавить къ этому, что за все это время проводникъ ничего не ѣлъ, а только непрерывно жевалъ табакъ и изрѣдка выкуривалъ трубочку его. Собаки, которыя также ничего не ѣли, уступали человѣку въ выносливости: на привалахъ онѣ спали, свернувшись клубкомъ, прикрывъ мордочку пушистыми хвостами и, прижавшись другъ къ другу, предоставляя снѣгу накрыть себя бѣлой пеленой.
Многіе наблюдатели, имѣвшіе возможность изучить бытъ чукчей въ теченіе долгихъ лѣтъ, сообщаютъ объ ужасной необузданности ихъ характера, о страшныхъ взрывахъ ярости, о затаенной мстительности, съ какою они терпѣливо ждутъ случая отплатить за нанесенныя обиды. Все это вѣрно, но въ то же время обычныя отношенія между обитателями одной и той же палатки такъ же какъ при сношеніяхъ съ чужими, носили печать необыкновеннаго миролюбія. Сколько разъ ни посѣщали члены экспедиціи стойбища чукчей, сколько ни наблюдали ихъ у себя на кораблѣ, ни разу никому не удалось слышать браннаго слова между мужемъ и женой, между родителями и дѣтьми. Поведеніе дѣтей ясно показывало, что они совершенно незнакомы съ колотушками, съ грубыми окриками, и другими выраженіями нетерпѣливаго гнѣва. Чукотскіе ребята посѣщали корабль вмѣстѣ съ родителями и доставляли всѣмъ немало удовольствія. Поведеніе этихъ маленькихъ дикарей поражало европейцевъ еще сильнѣе, чѣмъ поведеніе взрослыхъ. Если кусокъ 
Маленькій чукча. сахару давали одному, то можно было быть увѣреннымъ, что всѣ по очереди пососутъ его, а остатки будутъ переданы родителямъ для той же цѣли. Родители также дѣлились каждымъ лакомымъ кускомъ съ дѣтьми, и при раздѣлѣ не случалось ссоръ изъ за того, что одному дали больше, чѣмъ другому. Поразительна была также терпѣливость, обнаруживаемая маленькими чукчами по отношенію къ боли или къ какому-нибудь неудобству: одна маленькая дѣвочка скатилась съ лѣстницы и ударилась головой объ уголъ такъ сильно, что, казалось, была совершенно оглушена толчкомъ; тѣмъ не менѣе она не плакала. Другой разъ трехлѣтній мальчикъ свалился въ ледяную яму и никакъ не могъ выбраться изъ нея самъ; тогда онъ улегся въ ней и остался смирно лежать, пока какой-то матросъ не замѣтилъ и не вытащилъ его оттуда.
Женщины занимаютъ въ семьѣ почти одинаковое положеніе съ мужчинами. Онѣ участвуютъ во всякомъ совѣтѣ: передъ тѣмъ какъ продать какую-нибудь вещь, мужъ обыкновенно совѣтуется съ женой, какъ если бы имущество считалось общимъ достояніемъ. На самомъ дѣлѣ оно такъ и есть, потому что чукотскія женщины работаютъ очень много. На ихъ рукахъ дѣти, изготовленіе пищи, собираніе и плавленіе льда для питья — тамъ вѣдь мелкія рѣчки и ключи промерзаютъ зимою до дна — онѣ убираютъ палатку, шьютъ, обдѣлываютъ шкуры и жилы для нитокъ, участвуютъ въ рыбной ловлѣ; лѣтомъ онѣ собираютъ въ тундрѣ громадныя количества „зелени“ и заготовляютъ ее впрокъ. Охота и рыбная ловля составляютъ обязанность мужчинъ, которые въ силу этого надолго покидаютъ стойбища, а когда возвращаются, то по большей части бездѣльничаютъ, то есть, болтаютъ, спятъ, сидятъ часами у огнища съ неразлучной трубкой и самое большее, что чинятъ свои снасти и оружіе.
Общественныя увеселенія у чукчей очень рѣдки, они заключаются большею частью въ пиршествахъ. Изрѣдка молодежь пляшетъ: пляска состоитъ въ томъ, что двѣ дѣвушки, положивъ другъ другу руки на плечи, прыгаютъ, вѣрнѣе, топчутся на мѣстѣ и покачиваются въ стороны, на подобіе того, какъ нѣмецкіе крестьяне танцуютъ свой вальсъ. Изрѣдка составляется нѣчто вродѣ хоровода. Пѣсней очень мало. Должно быть стужа не располагаетъ къ тому. Однако музыку чукчи умѣютъ цѣнить. Одинъ изъ посѣтившихъ корабль чукчей оказался пѣвцовъ съ хорошимъ голосомъ. Когда онъ пѣлъ, слушатели внимали ему, какъ зачарованные. Вмѣстѣ съ тѣмъ человѣка этого рѣзко выдѣляли изъ среды другихъ, какъ лицо, одаренное какой-то особой силой.
Насколько можно было судить, религіозныя вѣрованія не играютъ большой роли въ жизни чукчей. Они не очень заботятся о мірѣ духовъ и довольствуются тѣмъ, что приносятъ имъ самыя скромныя жертвы, „Однажды, — разсказываетъ лейтенантъ Нордквистъ, — когда я возвращался къ судну съ чукчей Нотти, онъ напомнилъ мнѣ, что было бы хорошо принести духу 
Самоѣдскій капоръ. (См. стр. 39). моря, Итьякенъ Камаку, небольшую жертву пищей и водкой, чтобъ добыча была обильнѣе. Я спросилъ его, какой видъ имѣетъ духъ. „Я никогда не видалъ его“, отвѣтилъ чукча. Кромѣ этого духа, по его мнѣнію, существуютъ еще духи въ рѣкахъ, въ землѣ и на нѣкоторыхъ горахъ. Солнцу и лунѣ чукчи также приносятъ жертвы, но, въ противуположность многимъ другимъ дикимъ племенамъ, они не очень почитаютъ духовъ умершихъ. Разъ, когда я далъ Нотти кусокъ сухаря и попросилъ принести его въ жертву, онъ сдѣлалъ въ снѣгу рыбнымъ крючкомъ небольшую ямку, отломилъ маленькій кусочекъ сухаря и покрошилъ его туда. Остальной сухарь онъ отдалъ мнѣ назадъ со словами, что „камаку“, т. е. духу, больше не требуется, и что теперь въ наши сѣти попадется больше рыбы, чѣмъ раньше. По его словамъ они приносятъ такія жертвы при каждой охотѣ. Безъ сомнѣнія, этимъ можно объяснить тѣ кучки медвѣжьихъ и тюленьихъ череповъ, а также оленьихъ роговъ, какія мы часто находили на Чукотскомъ побережьи, особенно на высотахъ“.
Въ каждомъ шатрѣ имѣется шаманскій бубенъ, съ помощью котораго шаманы всѣхъ азіятскихъ племенъ вызываютъ духовъ. Обрядъ вызыванія духовъ и бесѣда съ ними съ цѣлію узнать волю божествъ называется у монголовъ „камланье“, а шаманъ — „камъ“. У чукчей камы, повидимому, не играютъ особой роли. Бубенъ стараются не показывать чужимъ, но въ то же время
съ нимъ обращаются не особенно почтительно. Такъ какъ чукчи, подобно эскимосамъ и другимъ полярнымъ народцамъ, раскинуты по громаднымъ пространствамъ, и отдѣльные роды и семьи ихъ сталкиваются рѣдко, то религія не можетъ имѣть у нихъ большого значенія. Религіозныя вѣрованія, незамѣтно для самихъ людей, служатъ, обыкновенно, къ тому, чтобы пугать людей гнѣвомъ божества и устранять этимъ разныя дѣйствія членовъ племени, напр. насилія, отъ которыхъ происходятъ раздоры, т. е. вредъ всему племени. Грабителя, вора, нарушителя слова уличаютъ съ помощью духовъ. Страхъ духовъ, страхъ передъ ихъ карой удерживаетъ дикаря отъ совершенія преступленій. Но мы уже видѣли, что жизнь въ чукотскихъ стойбищахъ протекаетъ довольно мирно. Поэтому обращаться къ помощи духовъ имъ приходится рѣдко. Страхъ передъ такимъ загадочнымъ существомъ, какимъ является духъ, какъ всякій страхъ неразсудительнаго человѣка, безсмысленъ. Поэтому дикарь боится всего такого, что ему непонятно, онъ суевѣренъ. Чукчи, конечно, также сильно заражены суевѣріемъ. Особенно ясно ихъ суевѣрность обнаружилась при однимъ случаѣ. Для магнитныхъ наблюденій ученые выстроили на берегу изъ снѣга и льда хижину, въ которой помѣстили свои инструменты. Въ этой хижинѣ наблюдателямъ приходилось проводить много часовъ за работой при свѣтѣ яркихъ лампъ. Свѣтъ ночью и непонятныя дѣйствія чужихъ людей возлѣ какихъ-то странныхъ металлическихъ приборовъ навели на чукчей ужасный страхъ. Вскорѣ среди нихъ разспространился слухъ, что колдовство чужеземцевъ должно вызвать потопъ: море поднимется, зальетъ берегъ и уничтожитъ ихъ стойбища, какъ это по ихъ словамъ уже было однажды въ древнія времена. Безпокойство туземцевъ исчезало только понемногу. Зачѣмъ пришельцамъ потребовался снѣжный домъ, въ которомъ они и не думали жить, чукчи перестали спрашивать, такъ какъ они вообще пришли къ убѣжденію, что всякія глупости, которыя продѣлываютъ пріѣзжіе, вообще невозможно объяснить. Несмотря на сильное любопытство, чукчи входили въ „снѣжный домъ“ съ явными признаками суевѣрнаго страха и вообще избѣгали его. Заблудившіеся путники рѣшались искать здѣсь защиты только въ сильныя метели.
Голодъ и холодъ — главные враги чукотскаго племени. Къ нимъ присоединяются еще болѣзни. Большая часть болѣзней проистекаетъ отъ ужасающей грязи жилища и одежды. Разныя опухоли, нарывы и сыпи обуреваютъ чукчей. Скучный огонекъ жировыхъ лампъ не позволяетъ плавить много снѣга, такъ что воды хватаетъ только для варки пищи, а не для мытья. Равнодушіе, съ какимъ чукчи подставляютъ полярному холоду лицо, шею, руки, вызываетъ частыя обмораживанія и ужасныя страданія. Страсть чукчей къ спиртнымъ напиткамъ также представляетъ что-то болѣзненное. За водку или американскій джинъ и ромъ можно купить все. Странствующіе русскіе и чукотскіе торговцы развозятъ эти напитки на своихъ собачьихъ саняхъ по всей Чукотіи. Появленіе каравана съ водкой — праздникъ для всего стойбища. Съ лихорадочной страстью дикари обмѣниваютъ накопленные продукты на „акакюмиль“ (огненная вода), и скоро всѣ, кто успѣлъ раздобыть ее, впадаютъ сперва въ легкое опьяненіе, сопровождающееся необыкновенно нѣжнымъ настроеніемъ съ объятіями и поцѣлуями, а затѣмъ въ буйное помѣшательство, кончающееся драками, а иногда убійствами, которыя въ свою очередь вызываютъ нескончаемую месть.