— Джим, — сказал мне Сильвер, когда мы остались одни, — я спас твою жизнь, а ты спасаешь мою. Я ведь видел, как доктор делал тебе знаки бежать с ним и как ты отказался нарушить слово. Я хоть слов и не слыхал, а догадался совершенно и никогда не забуду тебе этого. Через тебя мне мелькнул первый луч надежды, я всем тебе обязан… Но довольно болтать. Нужно приступить к отысканию клада. Не знаю, чем всё это кончится, но давай держаться друг друга, чтобы вместе вывернуться так или иначе, когда настанет беда.
Один из пиратов окликнул нас, давая знать, что поспел завтрак. Мы уселись на песке и закусили жареной свининой и сухарями.
Огонь был разведён сильный и около него невозможно было сидеть от страшной жары. Не жалея дров, разбойники не жалели и мяса; они изжарили его втрое больше, чем было нужно на нас на всех, и после завтрака один из разбойников с самым дурацким смехом кинул остатки в огонь. Первый раз в жизни приходилось мне видеть таких беспечных людей. Храбрость в них была, это верно, но зато полнейшая непредусмотрительность и пагубная привычка спать в карауле делали их совершенно неспособными к сколько-нибудь продолжительной войне.
Сильвер с капитаном Флинтом на плече спокойно пил и ел вместе с другими, нисколько не негодуя на такую расточительность. Это показалось мне немного странным.
— Итак, ребята, — говорил он, уписывая свинину, — мы добились, чего хотели. Карта у нас. Правда, шхуна пропала неизвестно куда, но это ничего не значит покуда. Мы её отыщем. Во всяком случае победа останется за тем, у кого есть шлюпки. Только бы клад поскорее найти.
Так говорил он, подбодряя не только матросов, но и самого себя.
— Что касается до нашего заложника, то теперь мы оставим его в покое и будем беречь как зеницу ока; а когда найдём клад, то и мистер Гоукинс получит свою долю. Да, друзья мои, мы с лихвою отплатим ему за все благодеяния, которые он нам оказал.
Такие слова очень нравились разбойникам. Они смеялись во всё горло. Я чувствовал себя жутко. Если бы план Сильвера был исполним, то я не сомневался, что такой архи-предатель, как наш повар, ни на минуту не задумался бы пожертвовать мною, позабыв все свои обещания. Но даже если бы дела пошли так, что ему пришлось бы волей-неволей остаться верным договору с доктором Лайвей, всё-таки мне впереди предстояли большие опасности. Что могли мы сделать вдвоём, инвалид и ребёнок, против пятерых здоровенных, сильных и смелых матросов?
Прибавьте к этому неизвестность, окружавшую намерения моих друзей, припомните слова доктора, чтобы Сильвер ожидал всего худшего, когда клад будет найден, и вы легко поймёте, что я не с особенною охотой пустился по окончании завтрака в путь со своими тюремщиками.
Поглядеть со стороны, наше шествие имело очень странный вид. Впереди шёл Сильвер с двумя ружьями за плечами, с огромным кортиком за поясом, с пистолетом в каждом кармане и с капитаном Флинтом на плече; последний всё время твердил свои бессвязные фразы. За Сильвером выступал я, обвязанный вокруг тела верёвкой, конец которой повар держал в руках. Далее шествовали остальные матросы, из которых одни несли взятые с Испаньолы заступы и тому подобные инструменты, лопаты, а другие свинину и сухари.
.jpg)
Все эти припасы взяты были из блокгауза. Если бы не договор, заключённый с доктором, то бунтовщикам скоро бы пришлось перейти на пищу святого Антония, так как своих припасов они не позаботились взять со шхуны. Всё это делало для меня окончательно непонятным поступок моих друзей.
Мы шли все вместе, не исключая даже человека с раной на голове, которому, во всяком случае, следовало бы оставаться дома и не ходить по солнцу. Скоро мы дошли до берега, где были шлюпки. Тут опять мне кинулось в глаза новое доказательство беспорядочности пиратов. У одной из лодок были переломаны скамейки и обе они были наполовину залиты водой и грязью.
Для безопасности решено было лодки взять с собой. Банда разделилась на две части, мы расселись по лодкам и поплыли в глубину бухты.
Дорогой зашёл спор по поводу карты. Красный крест был далеко не особенно ясным указанием, а заметки, написанные на обороте, тоже были довольно темноваты. Читатель помнит, что там было сказано:
Большое дерево на склоне Далёкого Вида, от N до N—N—E.
Остров Скелета E—S—E через E.
Десять футов.
Следовательно, большое дерево было главным пунктом. Надо заметить, что наша бухта ограничивалась небольшим плоскогорьем в триста футов высоты, которое примыкало на севере к южному склону Далёкого вида и шло к югу подъёмом, образуя отвесную вершину Фок-Мачты.
На плоскогорье росли крупные сосны. Но которая из них была „большим деревом“ капитана Флинта? Этот вопрос можно было решить только на месте и при помощи компаса. Однако это не мешало матросам выбирать каждому любое дерево и спорить между собою. Только Сильвер сохранял благоразумие и пожимал плечами, предлагая пиратам подождать до тех пор, покуда они не придут к месту.
Мы гребли тихо. Сильвер сказал, чтобы мы не утомлялись без надобности. Поэтому мы довольно долго плыли до устья второго ручья, где мы и высадились. Отсюда, повернув налево, мы начали подниматься по плоскогорию.
Первое время нам трудно было идти вследствие топкой, поросшей камышом, болотистой почвы, но мало-помалу грунт делался твёрже и каменистее и скоро мы дошли до самого приятного места на всём острове. Береговую, болотную растительность сменили душистый вереск и цветущие кустарники. Пряный запах коричневых деревьев мешался с ароматом сосен. Воздух был свеж и лёгок, несмотря на отвесные солнечные лучи. Такая здоровая атмосфера подействовала даже на пиратов; они рассыпались в одиночку, крича и прыгая точно школьники. Сильвер остался со мною. Он шёл с трудом по каменистому грунту, пыхтя и отдуваясь, так что я временами должен был поддерживать его, подставляя ему плечо.
Так прошли мы около полумили и уже приближались к месту, как вдруг один из матросов, шедший крайним слева, начал кричать от ужаса.
Все кинулись к нему.
— Не может быть, чтоб он уже нашёл клад, — проговорил на бегу, старый Морган, пробегая мимо нас.
И действительно, оказалось нечто совсем другое… Под довольно большою сосной лежал на земле человеческий скелет, прикрытый обрывками какого-то рубища, но зато весь обвитый ползучими растениями. Все мы на несколько минут застыли от ужаса.
— Это моряк, — сказал Джордж Мерри, который первый наклонился к скелету, чтоб осмотреть остатки одежды. — Ведь это настоящее матросское сукно.
— Очень возможно, — согласился Сильвер. — Надеюсь, здесь не откуда взяться монаху… Но как странно лежат эти кости. Что-то неестественно…
Действительно, положение костей было в высшей степени оригинально. Скелет лежал совершенно прямолинейно, за исключением некоторых частей, потревоженных или птицами, или медленною работой ползучих растений. Но его ноги были сведены вместе и слегка приподняты, как бы для того, чтоб обозначить известное направление, а руки, вытянутые над головой, как у человека, собирающегося плавать, обращены были прямо в противоположную сторону. В общем, скелет напоминал стрелку, какие ставят на ландкартах для обозначения направления. Сильверу, должно быть, показалось то же, что и мне, потому что он сказал:
— Кажется, я догадываюсь, что это значит. Это компас. Вот вершина Острова Скелета, выступающая на горизонте точно сломанный зуб. Поставьте-ка компас, мы сейчас увидим. Компас поставили по линии трупа и стрелка сейчас же показала E—Ѕ—E.
— Я так и думал. Вот где клад. Вот и полярная звезда, указывающая путь. Чёрт возьми, просто даже холодно делается, как вспомню Флинта… Это так на него похоже. Узнаю его. Помните, как он убил тогда шестерых человек? Ну, вот одного из них он взял да и положил в виде компаса. Человек был большого роста… волосы рыжие… Я уверен, что это Оллердайс. Помнишь Оллердайса, Морган?
— Как не помнить! Он остался мне должен 18 шиллингов и, уезжая на берег, взял мой кортик.
— Кортик! — заметил кто-то. — Он должен быть где-нибудь тут. Флинт не мог его взять. Не унесли же его вороны.
— Правда, — сказал Сильвер.
— А между тем кортика нигде нет, — сказал Джордж Мерри, поискав около скелета. — Ни одной монеты нет, ни даже табакерки. Странно.
— Странно и есть, — сказал задумчиво Сильвер. — А что товарищи, если бы Флинт был жив, как бы мы себя чувствовали, а? Что бы с нами было?
— Ну, что об этом говорить! Флинта нет в живых — и ладно, — сказал Морган. — Я сам его видел на смертном одре. Билли водил меня к нему.
— Умер-то умер, — сказал человек с простреленною головой, — но ведь не все мертвецы мирно спят в гробу. Грешным людям и по смерти иногда не бывает покоя: они бродят по земле… А уж он ли не нагрешил в своей жизни!
— Будет болтать! — перебил Сильвер. — Оставьте Флинта в покое, давайте лучше отрывать его клад. Вперёд!
Мы снова двинулись в путь. Но теперь пираты уже не пели и не прыгали, несмотря на прекрасный день. Тесно прижавшись друг к другу, они говорили шёпотом и удерживали дыхание. Старый пират даже мёртвый наводил на них ужас.
Дойдя до плоскогорья, все уселись на землю, чтобы дать Сильверу и больным отдохнуть, а отчасти для того, чтобы несколько оправиться от волнения. Плоскогорье было слегка наклонено к западу и с него открывался обширный вид направо и налево. Впереди, через деревья, мы увидали мыс Лесной, окружённый пенистыми бурунами. Сзади перед нами расстилалась южная бухта, Остров Скелета, а ещё дальше, за низким песчаным взморьем, широкая полоса океана. Прямо над нами высился Далёкий Вид, местами поросший соснами, местами чернеющий пропастями. Издалека до нас долетал смутный гул волн, а вблизи в ушах стояло немолчное жужжание насекомых. На море не белелось ни паруса, и весь пейзаж имел крайне пустынный характер.
Усаживаясь, Сильвер поспешил ориентироваться при помощи компаса.
— Вот целых три „больших дерева“, — сказал он. — Гребень Далёкого Вида — это, по всей вероятности, шпора, выдающаяся вон там. Долго ли после этого отыскать то, что нам нужно… Не пообедать ли нам?
— Право, мне не до еды! — проворчал Морган. — Этот Флинт отнял у меня всякий аппетит.
— В сущности, мы должны радоваться, что он умер — заметил Сильвер.
— А какой он был гадкий! Помнишь, какое у него в последнее время было сизое лицо?
— От рома, — объяснил Морган.
С тех пор, как пираты увидали скелет, они под влиянием мрачных воспоминаний стали говорить тихо, почти шёпотом, словно боясь, чтобы звук их речей не нарушил тишины соседних лесов.
Вдруг за деревьями, которые возвышались напротив нас, раздался чей-то неприятный, резкий, дребезжащий голос, запевший обычную пиратскую песню:
Было нас, матросиков, пятнадцать человек,
Пятнадцать матросов, морских волков…
В жизнь свою не был я свидетелем такого испуга, какой овладел моими спутниками при звуках этого голоса. Бледные, дрожащие повскакали они со своих мест, растерянно хватаясь друг за друга. Морган кинулся ничком на землю. Все молчали.
— Это Флинт! — пролепетал упавшим голосом Джордж Мерри.
Песня оборвалась, точно певцу зажал кто-нибудь вдруг рот рукою.
.jpg)
— Ну, довольно! — сказал Сильвер, едва шевеля побледневшими губами. — Что тут думать! Кто же может здесь петь, как не живой человек? Я не знаю, чей это голос, но, наверное, это какой-нибудь озорник.
Он постепенно успокаивался сам, а с ним и остальные, как вдруг голос послышался опять. На этот раз голос не пел, а словно звал кого-то, и слабое эхо разносилось по долинам Далёкого Вида.
— Дарби-Мэк-Гро! — дребезжалъ голос, — Дарби-Мэк-Гро!
Это имя было повторено несколько раз подряд, потом раздалась еще более крикливая нота:
— Стакан рому, Дарби-Мэк-Гро!
Пираты стояли как пригвождённые к месту, от ужаса вытаращив глаза. Голос умолк, а они долго после того стояли неподвижные и безмолвные.
— Довольно, — сказал один из них. — Идёмте!
— Это были его последние слова, — проговорил наставительным тоном Морган. — Он именно это говорил перед смертью.
Дик стучал зубами и судорожно сжимал в руках Библию, которую вынул из кармана.
Даже Сильвер, и тот дрожал всеми членами, но не желал признать себя побеждённым.
— Никто на всём острове не имеет понятия о Дарби-Мэк-Гро, — сказал он, как бы успокаивая сам себя, — никто кроме нас.
Сделав над собою нечеловеческое усилие, он продолжал:
— Товарищи, я пришёл сюда за кладом и не поверну назад ни от человека, ни от чёрта. Я не боялся Флинта, когда он был жив, — не стану бояться его и мёртвого. Не забывайте, что в четверти мили от нас лежит семьсот тысяч фунтов стерлингов. Рыцарям ли фортуны удирать от такого сокровища? И ради чего? — Ради пьяницы, который давным-давно умер!
Но это не возвратило пиратам храбрости. Напротив, непочтительный жаргон Сильвера даже как будто ещё больше напугал их.
— Не говори так, Джон Сильвер, — отвечал Джордж Мерри. — Не оскорбляй покойника!
Прочие были так напуганы, что не могли даже говорить. Они с удовольствием убежали бы, если бы смели. В страхе они жались к Сильверу, словно его бесстрашие было для них последним прибежищем.
Последнему удалось, наконец, совершенно победить свою слабость. Он заговорил ещё смелее.
— Покойника? Так вы думаете, что это его призрак?.. Знаете, что я вам скажу? Слышно было эхо, а между тем известно, что призрак не имеет тени. Какими же судьбами будет у него эхо? Как хотите, это очень странно.
На мой взгляд, довод был недостаточно убедителен, но, к моему удивлению, он подействовал на разбойников. Странные вообще были у них головы.
— Правда! — вскричал, успокоившись, Джордж Мерри. — Славная голова у вас на плечах, Джон Сильвер… Смелее, товарищи, нечего падать духом. Всё это вздор. Правда, голос был очень похож на голос Флинта, но не так звучен и повелителен. Он скорее похож…
— На голос Бена Гунна, я сам только что хотел сказать! — перебил Сильвер.
— Именно!… Точно Бен Гунн! — вскричал Морган, приподнимаясь на коленах.
— Час от часу не легче! — уныло проговорил Дик, — ведь и Бен Гунн, я думаю, не может быть здесь живым?
На это замечание прочие пираты только плечами пожали.
— Очень кому нужен Бен Гунн! — сказал Мерри. — Живой он или мёртвый, не всё ли нам равно?
Мужество возвращалось к ним с каждою минутой. Вскоре они по-прежнему стали болтать, хотя по временам умолкали и прислушивались. Не слыша больше ничего, они снова пустились в путь; впереди пошёл Джордж Мерри с компасом в руке. Он сказал правду: Бен Гунн ни для кого не был страшен — ни мертвый, ни живой. Только Дик продолжал держать в руках Библию и бросал кругом себя растерянные взгляды. Но он не находил сочувствия в товарищах, а Сильвер даже прямо подсмеивался над ним.
— Я ведь тебе говорил, зачем ты испортил свою Библию, — издевался он. — Неужели ты думаешь, что привидение её испугается? Нет, теперь она ничего не значит.
Дик был неутешен. Вскоре я заметил, что он насилу стоит на ногах. Усилившись от жары, усталости и испуга, предсказанная доктором Лайвей лихорадка видимо овладевала несчастным матросом, не смотря на то, что идти нам было очень недурно под тенистыми соснами, перемешанными с кустами азалий и коричневых деревьев. Мы постепенно подходили всё ближе и ближе к Далёкому Виду. Слева всё шире и шире развёртывался вид на западную бухту, где я накануне утром кувыркался в своей утлой пироге.
Дойдя до первого из больших деревьев, справились с компасом.
Оказалось не то. Со вторым было тоже самое. Третье дерево гордо возвышалось шагах в двухстах. То был великолепный лесной великан, широко раскинувший свои тёмно-зелёные ветви.
Но разбойников привлекала не громадность дерева, а предполагаемый под ним клад. Мысль о деньгах скоро рассеяла в них последние остатки страха. Я видел как разгорались их глаза по мере приближения к цели, как всё легче и увереннее становилась их походка. Даже Сильвер как-то веселее подпрыгивал на своём костыле, ворча на камни, затруднявшие ему ходьбу. Ноздри его раздувались; он ругался как язычник всякий раз, когда какая-нибудь муха садилась ему на широкое лицо или на потный лоб. По временам он сердито дёргал за верёвку, которою я был обвязан, и, оборачиваясь назад, кидал на меня уничтожающий взгляд. Сам ли он не находил нужным скрывать своих мыслей, или они помимо его желания отражались у него на лице, но только я читал их как по писанному. Приближаясь к золоту, он видимо терял из памяти и предостережения доктора, и мои обещания. Должно быть, он надеялся овладеть кладом, отыскать Испаньолу, сесть на неё, предварительно перерезав всех честных людей на острове, и уплыть в море с грузом золота и злодейств.
Мне сделалось жутко. Под гнётом тревоги я едва поспевал идти за жадными искателями золота и каждую минуту спотыкался, причём Сильвер всякий раз дёргал меня за верёвку и свирепо на меня оборачивался. Дик шёл сзади всех, трясясь в лихорадке и еле волоча ноги. Вид больного матроса увеличивал моё уныние и сверх того мне невольно мерещилась давнишняя драма на этом самом плоскогорье, когда свирепый пират убил шестерых матросов. Мне даже как будто чудились их жалобные крики. Но вот мы дошли до опушки рощи.
— Ну, товарищи, бегом! — крикнул Джордж Мерри.
Все, кто мог бежать, побежали. Через какие-нибудь десять шагов они неожиданно остановились. Послышался дружный, но сдержанный крик. Сильвер кинулся к ним, отчаянно стукая по земле костылём. И вот мы остановились.
У наших ног чернела широкая яма, выкопанная довольно давно, потому что на дне её и по бокам уже пробивалась зелёная травка. В яме лежала рукоятка заступа и несколько досок от разломанных ящиков.
Было ясно как день, что мы опоздали. Кто-то раньше нас побывал тут, раскопал яму и выбрал из неё всё.