1. Великий Князь, Наследник и Цесаревич (1818—1855)
І. Детство • II. План воспитания • III. Отрочество • IV. Юность • V. Помолвка и женитьба • VI. Государственная и военная деятельность Цесаревича
2. Император (1855—1881)
I. Война • II. Мир • III. Коронация • IV. Сближение с Франциею • V. Внешняя политика на Западе и на Востоке • VI. Присоединение Амура и Уссури и покорение Кавказа • VII. Освобождение крестьян • VIII. Тысячелетие России • IX. Польская смута • X. Мятеж в Царстве Польском и в Западном крае • XI. Дипломатический поход на Россию • XII. Государственные преобразования • XIII. Дела внутренние • XIV. Внешняя политика • XV. Соглашение трех Императоров • XVI. Завоевание Средней Азии • XVII. Преобразование армии и флота • XVIII. Финансы и народное хозяйство • XIX. Церковь, просвещение, благотворительность • XX. Восточный кризис • XXI. Вторая Восточная война • XXII. Сан-Стефанский мир и Берлинский конгресс • XXIII. Внешние сношения после войны • XXIV. Крамола • XXV. Последний год царствования • XXVI. Кончина
III.
Коронация.
1856.
Заключение мира имело ближайшим последствием разоружение. Расформированы резервные части; армия поставлена на мирную ногу. Распуская государственное ополчение, Император горячо благодарил ратников: „Вы покинули дома и семейства свои, чтобы делить с испытанными в боях войсками труды и лишения, являя вместе с ними пример терпения, мужества, готовности жертвовать всем за нас, за любезную нам и вам Россию. Многие из среды вашей запечатлели сей обет своей кровью, вкусив славную смерть в рядах защитников Севастополя. Вы показали свету, какое могущество духа живет в народе русском. Ныне положен конец войне, и мы можем, благодаря вас, именем отечества, за вашу верную службу, сказать вам: Идите с миром, ратники земли русской, возвращайтесь к домам, к семействам вашим, к прежним вашим занятиям и обязанностям, продолжая быть для сословий, из коих вы были призваны, примером того порядка и повиновения, которыми вы отличались постоянно в рядах государственного подвижного ополчения“. Государь жаловал всем, „от генерала до ратника“, отличительный знак ополчения — крест с надписью: „За веру, Царя и отечество“, в память действительной службы во время войны. По высочайшему повелению министр внутренних дел просил предводителей дворянства пригласить дворян-владельцев населенных имений принять меры к устройству и призрению отставных и бессрочноотпускных нижних чинов, которые пожелают водвориться снова в родных деревнях и селах. Не забыты в изъявлении царской признательности и сестры милосердия, впервые совершившие свой высокий человеколюбивый подвиг на театре войны. Государь так отозвался о них в рескрипте на имя Великой Княгини Елены Павловны: „По вашей мысли учреждена моим Незабвенным Родителем Крестовоздвиженская община сестер милосердия, оказавшая, под вашим руководством, столь редкое самоотвержение и столь много существенных заслуг к облегчению страданий больных и раненых воинов“. Заслуженная похвала воздана была и личной благотворительной деятельности Великой Княгини: „Высоки и прекрасны ваши дела: вами не одна отерта слеза, не одна исцелена рана храброго воина, не одно утешено и успокоено осиротевшее семейство. В вашем собственном сердце и в благословениях, которые вознесутся за вас к престолу Всевышнего, вы найдете себе лучшую награду; но на мне лежит душевный долг, который ныне исполняю, изъявляя вам мою искреннейшую благодарность за ваши достохвальные и незабвенные труды. Зная мой добрый и преданный мне народ, я уверен, что все и каждый разделяют со мной мои чувствования и повторяют в своих сердцах эти слова благодарности за дело пользы, добра и любви христианской“.
В конце марта Государь съездил в Москву для присутствования при военном торжестве: столетнем юбилее лейб-гренадерского полка и даровал ему по этому случаю новое знамя; он возвратился в Петербург за неделю до дня своего рождения. К этому дню — 17-го апреля — готовились важные перемены в составе высшего управления Империи. В первые дни царствования, подобно генерал-адмиралу, вступили в действительное заведование своими частями Великие Князья: генерал-инспектор по инженерной части Николай Николаевич и генерал-фельдцейхмейстер Михаил Николаевич; осенью 1855 года уволены: генерал-адъютант Бибиков от обязанностей министра внутренних дел, а граф Клейнмихель — главноначальствующего путями сообщений и публичными зданиями и заменены: первый — С. С. Ланским, а второй — К. В. Чевкиным. Теперь уволены по прошению: председатель Государственного Совета и Комитета Министров князь Чернышев, военный министр князь Долгоруков и сорок лет пребывавший во главе дипломатического ведомства граф Нессельроде. Особой благосклонностью отличался рескрипт к последнему. Ему ставилось в заслугу что в два предшедшие царствования он являлся выразителем политики, целью которой было соблюдение трактатов и поддержание спокойствия в Европе, а за время последней войны, успокаивая враждебные умы насчет приписываемых России видов властолюбия, способствовал благополучно совершившемуся делу примирения. „Желая упрочить мир дружественными сношениями с иностранными державами, — писал Государь, — я остаюсь уверенным, что, сохраняя вам звание государственного канцлера, буду иметь в вас, по вашей опытности, полезнейшего сотрудника для достижения предположенной мною цели“.
На освободившиеся места назначены: военным министром — генерал-адъютант Н. О. Сухозанет и министром иностранных дел — бывший посланник при австрийском Дворе и представитель России на венских совещаниях 1855 года князь А. М. Горчаков. Первое в Империи место — председателя Государственного Совета и Комитета Министров — получил, по возвращении с парижского конгресса, граф Орлов, а его заменил в должности шефа жандармов и главного начальника ІІІ Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии бывший военный министр князь Долгоруков.
При наступавшем повороте в направлении нашей внешней политики особенную важность придавал Император выбору лица для занятия посольского поста в Париже. Место это он предложил одному из заслуженнейших сотрудников своего отца, министру государственных имуществ графу П. Д. Киселеву. „Я здесь прошу не о согласии, а о пожертвовании с вашей стороны“, — говорил он ему. Киселев принял назначение и был замещен во главе созданного им министерства В. А. Шереметевым. По кончине князя Паскевича наместником Царства Польского и главнокомандующим Западной армией утвержден ведавший эти должности во время предсмертной болезни фельдмаршала князь М. Д. Горчаков, а исправляющим должность наместника кавказского и командующим отдельным кавказским корпусом, вместо уволенного по прошению Н. Н. Муравьева, назначен генерал-лейтенант князь А. И. Барятинский. Так мало-помалу обновился состав правительства в лице большинства его членов.
17-го апреля издан Высочайший манифест: „Вступив на прародительский всероссийский престол и нераздельные с ним престолы Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, посреди тяжких для нас и отечества нашего испытаний, мы положили в сердце своем дотоле не приступать к совершению коронования нашего, пока не смолкнет гром брани, потрясавший пределы государства, пока не перестанет литься кровь доблестных христолюбивых наших воинов, ознаменовавших себя подвигами необыкновенного мужества и самоотвержения. Ныне, когда благодатный мир возвращает России благодатное спокойствие, вознамерились мы, по примеру благочестивых Государей, предков наших, возложить на себя корону и принять установленное миропомазание, приобщив сему священному действию и любезнейшую супругу нашу, Государыню Императрицу Марию Александровну. Возвещая о таковом намерении нашем, долженствующем, при помощи Божией, совершиться в августе месяце в первопрестольном граде Москве, призываем всех ваших верных подданных соединить усердные мольбы их с нашими теплыми молитвами: да изливается на нас и на царство наше благодать Господня; да поможет нам Всемогущий, с возложением венца царского, возложить на себя торжественный пред целым светом обет — жить единственно для счастия подвластных нам народов; и да направит Он к тому, наитием Всесвятого Животворящего Духа Своего, все помышления, все деяния наши“.
Время, остававшееся до коронации, Государь употребил на поездки, представлявшиеся ему неотложными, в разные области Империи и за границу, для свидания с королем прусским.
Уже 9-го марта Император, в сопровождении всех трех братьев, выехал в Финляндию и на следующий день, чрез Фридрихсгам, прибыл в Гельсингфорс. По приеме должностных лиц края, дворянства, духовенства, Его Величество посетил православный храм и лютеранский собор, а затем отправился в Александровский университет, где в большой аудитории собраны были все студенты, к которым Государь и обратился с такими словами: „Блаженной памяти незабвенный родитель наш, желая доказать своему Великому Княжеству Финляндскому ту важность, которую он приписывал воспитанию юношества здешнего края, назначил меня канцлером этого университета для того, чтобы Я служил прочной связью между ним и этим университетом. Ныне, волей Всемогущего, вступив на престол моих предков, я, в доказательство любви моей к этому университету, назначил канцлером его старшего сына моего и наследника престола, чтобы он также, в свою очередь, был залогом связи между мною и вами, как я был до этого между вами и моим отцом. Я уверен, что вы оцените это, и что финляндская молодежь станет так вести себя, что в состоянии будет служить примером для всякой другой молодежи. Будьте уверены в неизменности моих благосклонных чувств к вам, а я — полагаюсь на вас“. Оглушительным „ура!“ отвечали студенты на речь Императора и затем пропели народный гимн. На другой день Государь, прибыв в заседание Сената, занял в нем председательское кресло и изложил свои намерения относительно государственного устройства, нравственного и материального усовершенствования Финляндии. Второй день заключился балом у генерал-губернатора Берга, а на третий — Император, посетив бал, данный в честь его городским обществом, ночью оставил Гельсингфорс. Тот же восторженный прием со стороны населения оказан был ему в Або и во всех местах его обратного следования: в Тамерфорсе, Тавастгусте, Вильманстранде и Выборге. Всюду появление его возбуждало восторг и надежды финляндцев, выразившиеся в надписи, начертанной на триумфальной арке в Або:
«Collectasque fugat nubes, solemque reducit».
В начале мая Александр Николаевич, через Москву и Брест-Литовск, отправился в Варшаву. В поездке этой сопровождали его министр статс-секретарь Царства Польского Туркул, скончавшийся в дороге, и министр иностранных дел князь А. М. Горчаков. В Варшаву съехались царские гости: Великая Княгиня Ольга Николаевна с супругом, наследным принцем виртембергским, и великий герцог саксен-веймарский; прибывшие приветствовать Его Величество от имени императора австрийского — фельдмаршал-лейтенант князь Лихтенштейн и от короля прусского — генерал-адъютант граф Гребен; нарочные посланцы, привезшие ответы своих государей на известительную грамоту о воцарении: от королевы великобританской — лорд Грей и от короля бельгийцев — князь де Линь. Туда же съехались в большом числе со всех концов Царства Польского губернские и уездные предводители дворянства, дворяне-помещики, придворные, кавалерственные и знатные дамы. Принимая 11-го мая дворянских предводителей, сенаторов и высшее католическое духовенство, Государь произнес по-французски следующую знаменательную речь:
„Господа, я прибыл к вам с забвением прошлого, одушевленный наилучшими намерениями для края. От вас зависит помочь мне в их осуществлении. Но прежде всего я должен вам сказать, что взаимное наше положение необходимо выяснить. Я заключаю вас в сердце своем, так же как финляндцев и прочих моих русских подданных; но хочу, чтобы сохранен был порядок, установленный моим отцом. Итак, господа, прежде всего оставьте мечтания („Point de rêveries!“ — слова эти Государь повторил дважды). Тех, кто захотел бы оставаться при них, я сумею сдержать, сумею воспрепятствовать их мечтам выступить из пределов воображения. Счастье Польши зависит от полного слияния ее с народами моей Империи. То, что сделано моим отцом, хорошо сделано, и я поддержу его дело. В последнюю восточную войну ваши сражались наравне с прочими, и князь Михаил Горчаков, бывший тому свидетелем, воздает им справедливость, утверждая, что они мужественно пролили кровь свою в защиту отечества. Финляндия и Польша одинаково мне дороги, как и все прочие части моей Империи. Но вам нужно знать, для блага самих поляков, что Польша должна пребывать навсегда в соединении с великой семьей русских Императоров. Верьте, господа, что меня одушевляют лучшие намерения. Но ваше дело — облегчить мне мою задачу, и я снова повторяю: Господа, оставьте мечтания! оставьте мечтания! Что же касается до вас, господа сенаторы, то следуйте указаниям находящегося здесь наместника моего, князя Горчакова; а вы, господа епископы, не теряйте никогда из виду, что основание доброй нравственности есть религия и что на вашей обязанности лежит внушить полякам, что счастье их зависит единственно от полного их слияния со святой Русью“.
Польское общество было представлено Императору на балу, данном наместником 12-го мая в королевском замке. За этим балом следовали два других: 14-го — от польского дворянства и 15-го — от варшавского городского общества. Дворянский бал отличался необычайным блеском, пышностью, многолюдством и оживлением. Бал открылся польским: в первой паре шел Государь с графиней Потоцкой, во второй — генерал граф Красинский вел великую княгиню Ольгу Николаевну. На другой день, 15-го мая, Его Величество пожелал лично выразить свое удовольствие комитету, занимавшемуся устройством праздника, и объявить ему о даровании польским эмигрантам права возвратиться на родину. „Я очень рад, господа, — сказал Государь, — объявить вам, что мне было весьма приятно находиться в вашей среде. Вчерашний бал был прекрасен. Благодарю вас за него. Я уверен, что вам повторили слова, с которыми я обратился к представителям дворянства, при их приеме пять дней тому назад. Будьте же, господа, действительно соединены с Россией и оставьте всякие мечты о независимости, которые нельзя ни осуществить, ни удержать. Сегодня повторяю вам опять: я убежден, что благо Польши, что спасение ее требует, чтобы она соединилась навсегда, полным слиянием, с славной семьей русских Императоров, чтобы она обратилась в неотъемлемую часть великой всероссийской семьи. Сохраняя Польше ее права и учреждения в том виде, в каком даровал их ей мой отец, я твердо решился делать добро и благоприятствовать процветанию края. Я хочу обеспечить ему все, что может быть ему полезно и что обещано или даровано моим отцом; я ничего не изменю. Сделанное моим отцом — хорошо сделано; царствование мое будет продолжением его царствования; но от вас зависит, господа, сделать эту мою задачу выполнимой; вы должны помочь мне в моем деле. На вас ляжет ответственность, если мои намерения встретят химерическое сопротивление. Чтобы доказать вам, что я помышляю об облегчениях, предупреждаю вас, что я только что подписал акт об амнистии; я дозволяю возвращение в Польшу всем эмигрантам, которые будут о том просить. Они могут быть уверены, что их оставят в покое. Им возвратят их прежние права и не будут производить над ними следствия. Я сделал лишь одно исключение, изъяв старых, неисправимых и тех, которые в последние годы не переставали составлять заговоры или сражаться против нас. Все возвратившиеся эмигранты могут даже, по истечении трех лет раскаяния и доброго поведения, стать полезными, возвратясь на государственную службу. Но прежде всего, господа, поступайте так, чтобы предположенное добро было возможно и чтобы я не был вынужден обуздывать и наказывать. Ибо если, по несчастию, это станет необходимым, то на это хватить у меня решимости и силы: не вынуждайте же меня к тому никогда“. Один из предводителей дворянства, граф Езерский, хотел было возражать, но Государь прервал его: „Поняли ли вы меня? Лучше награждать, чем наказывать. Мне приятнее расточать похвалу, как я делаю это сегодня, возбуждать надежды и вызывать благодарность. Но знайте также, господа, и будьте в том уверены, что если это окажется нужным, то я сумею обуздать и наказать, и вы увидите, что я накажу строго. Прощайте, господа“.
Проведя в Варшаве шесть дней, Император Александр с сестрой и зятем, а также с великим герцогом саксен-веймарским отправился в Берлин. По пути присоединился к ним Великий Князь Михаил Николаевич. Их встретил в Фюрстенвальде король Фридрих-Вильгельм IV с тремя братьями, и все вместе к вечеру 17-го мая прибыли в замок Сан-Суси, где уже находилась вдовствующая Императрица Александра Феодоровна. Поводом к посещению прусского Двора было желание Государя лично благодарить дядю за дружественное расположение Пруссии к России во время последней Восточной войны. Не зная о тяготении прусской дипломатии к нашим противникам в первый период этой войны, он, в самый день своего воцарения, писал королю Фридриху-Вильгельму: „Я глубоко убежден, что пока оба наши государства останутся в дружбе, вся Европа может еще быть спасена от всеобщего разрушения; если же нет, то горе ей! ибо это последняя узда для революционной гидры“. В другом письме, которым Государь поздравлял короля с наступлением нового 1856 года, находятся следующие строки: „Останемся навсегда друзьями и испросим благословение Всевышнего на наш двойственный союз. Будьте уверены, дорогой дядя, что я вечно останусь вам признателен за столь блестящее положение, которое вы сумели сохранить для Пруссии во все продолжение этого кризиса и которое было нам столь полезно. Да вознаградит вас за это Бог!“
Четыре дня, проведенные Императором Александром при прусском Дворе, прошли обычным порядком. При первой встрече в Фюрстенвальде монархи обнялись и затем обменялись рапортами о состоянии русской и прусской армий; 18-го мая происходил парад потсдамскому гарнизону; 19-го — гарнизону берлинскому, а 21-го — ученье 3-му уланскому Императора всероссийского полку, которому король пожаловал вензель августейшего шефа на эполеты. Пока Государь проводил свободное от смотров и учений время в кругу королевской семьи, сопровождавший его князь А. М. Горчаков совещался с первым министром, бароном Мантейфелем, давшим в честь его обед. Перед отъездом Императора глава прусского кабинета получил следующую Высочайшую грамоту: „Ревностное служение ваше верному нашему союзнику и другу, его величеству королю прусскому, приобрели вам право на искреннее наше уважение. В ознаменование оного и особенного нашего к вам благоволения за постоянную заботливость вашу об упрочении дружественных сношений между Россией и Пруссией пожаловали мы вас кавалером ордена св. Андрея Первозванного“. Александр Николаевич, простясь с августейшей матерью, отправившейся на воды в Вильдбад, отбыл из Потсдама в ночь с 21-го на 22-е мая.
Обратный путь Его Величества лежал на Митаву, Ревель и Ригу. Восторженный прием в трех этих городах был подготовлен императорскими грамотами, подтверждавшими права и преимущества дворянства эстляндского, лифляндского курляндского и эзельского, „елико они сообразны с общими государства нашего законами и учреждениями“. Такие же грамоты были пожалованы впоследствии и городам: Ревелю, Риге, Дерпту и Пернову. Во всех трех губернских городах Государь удостоил принять балы, данные от дворянства, а в Риге и от горожан. Хоровые и музыкальные общества устраивали в честь его серенады и факельные шествия. Громкое „ура!“ не смолкало на пути его. 29-го мая Император сел в Ревеле на пароход „Грозящий“ и на другой день высадился в Петербурге, встреченный радостными кликами столичного населения.
Как и в царствование Николая I, Двор провел июнь в Царском Селе, июль и половину августа — в Петергофе, за исключением шести дней — от 13-го по 19-е июля, — когда Государь с Императрицей съездили в Гапсаль, чтобы навестить пользовавшихся там морскими купаньями детей своих. 14-го августа вся царская семья выехала по железной дороге в Москву и остановилась в Петровском дворце; 17-го состоялся торжественный въезд в первопрестольную столицу.
При звоне колоколов и громе орудий, посреди громадного стечения народа Государь въехал в Москву верхом, окруженный всеми Великими Князьями, в числе которых находились два его старших сына — Цесаревич Николай и Великий Князь Александр Александровичи. У въезда в столицу встретил Государя Московский военный генерал-губернатор; в Земляном городе — городская дума и магистрат; в Белом городе — московское дворянство с губернским предводителем во главе; у Воскресенских ворот — Московский гражданский губернатор и чины присутственных мест; у Спасских ворот — Московский комендант с его штабом; у Успенского собора — Правительствующий Сенат. Их Величества и Их Высочества, сойдя с коней и выйдя из экипажей у часовни Иверской Божией Матери, приложились к чудотворной иконе. На паперти Успенского собора вышли к ним навстречу Св. Синод и высшее духовенство, с крестом и св. водой. Государь и Императрицы, войдя в собор, прикладывались к мощам московских чудотворцев, а оттуда, в предшествии высокопреосвященного Филарета, митрополита московского, прошли в соборы Архангельский и Благовещенский и наконец через Красное Крыльцо вступили в Кремлевский дворец, на пороге которого верховный маршал князь С. М. Голицын поднес, по древнему русскому обычаю, хлеб-соль.
Разукрашенная Москва имела вид крайне оживленный, радостный, праздничный. В нее стеклись с разных концов России представители всех сословий: предводители дворянства, губернские и уездные; городские головы; депутаты подвластных России азиатских народов; волостные старшины государственных крестьян. Вся гвардия была из Западной армии направлена к Москве и расположена частью в городе, частью лагерем в его окрестностях. Двор, генералитет, высшие государственные учреждения — Сенат, Синод и Государственный Совет — в полном составе прибыли туда же для присутствования на всенародном торжестве. Родственные Дворы прислали своими представителями принцев крови: прусский — племянника короля, сына принца прусского Фридриха-Вильгельма; гессенский — принца Людвига; баденский — принца Вильгельма. Великие державы снарядили чрезвычайные посольства: императора французов представлял граф Морни, императора австрийского — князь Эстергази, королеву великобританскую — лорд Гренвиль.
В продолжение трех дней герольды, сопровождаемые трубачами и литаврщиками, разъезжали по столице, громогласно возвещая о предстоявшем торжестве коронования, назначенном на 26-е августа. Оно совершилось в этот достопамятный день в Большом Успенском соборе, по чину венчания на царство русских государей, установленному со времен царя Иоанна IV.
Священнодействовал митрополит Московский Филарет, в сослужении митрополитов: С.-Петербургского — Никанора и Литовского — Иосифа, восьми архиепископов и епископов и двух протопресвитеров. При входе в собор маститый иерарх приветствовал Императора краткой речью: „Благочестивейший Великий Государь! Преимущественно велико твое настоящее пришествие. Да будет достойно его сретение. Тебя сопровождает Россия; тебя сретает церковь. Молитвой любви и надежды напутствует тебя Россия. С молитвой любви и надежды приемлет тебя церковь. Столько молитв не проникнут ли в небо? Но кто достоин здесь благословить вход твой? Первопрестольник сей церкви, за пять веков доныне предрекший славу Царей на месте сем, Святитель Петр, да станет пред нами и чрез его небесное благословение, благословение пренебесное да снидет на тебя и с тобою на Россию“.
Государь занял место на приготовленном для него посреди собора престоле великого князя Иоанна III; царствующая Императрица — на престоле царя Михаила Феодоровича; вдовствующая — на престоле царя Алексея Михайловича. Громким, хотя и дрожащим от волнения голосом прочитал Александр Николаевич исповедание православной веры; когда митрополит, пред возложением порфиры и короны, читал установленные молитвы, Государь низко наклонил голову, которую высокопреосвященный Филарет накрыл концом своего омофора. Возложив на себя венец царей, Император прикоснулся им головы коленопреклоненной супруги. Затем сам стал на колени и произнес во всеуслышание молитву, в которой испрашивал благословение Всевышнего на предстоявший ему царственный подвиг, моля о ниспослании ему „духа владычня, духа премудрости и ведения, духа совета и крепости“. Крупные слезы катились по лицу до глубины души растроганного Монарха. Государь встал — и все находившиеся в храме опустились на колени, благоговейно внемля благодарственной молитве, прочитанной митрополитом Филаретом. Раздалось торжественное „Тебе Бога хвалим!“.
Началось шествие из Успенского собора в соборы Архангельский и Благовещенский. Государь шел с Императрицей под балдахином, в порфире и короне, держа в одной руке скипетр, в другой — державу, и прежде чем вступить в Кремлевский дворец, с Красного Крыльца поклонился народу.
Высочайший обеденный стол происходил в Грановитой Палате. Государь восседал на троне посреди обеих Императриц. Приглашенные — высшее духовенство и особы первых двух классов — заняли места за столом, лицом к Их Величествам. Митрополит Филарет благословил трапезу. При пушечной пальбе пили здоровье Императора, Императриц, всего царского дома, духовных особ и всех верноподданных. Архиереи обедали в мантиях и клобуках. Среди них выделялся архиепископ Кесарийский Василий, во время обеда не перестававший плакать, чем и обратил на себя внимание Государя, приказавшего спросить: отчего он плачет? „Плачу от радости, — отвечал греческий иерарх, — видя торжество русского Царя; плачу от горести, потому что мы, православные жители Малой Азии, страдаем под игом агарян“.
Вечером Кремль и вся Москва озарились бесчисленным множеством огней. Иллюминация повторилась и в следующие два дня. На ярко освещенных улицах и площадях народ московский ликовал до поздней ночи.
В день священного коронования Император Александр подписал манифест, начинавшийся такими словами: „В сей торжественный день, когда, испросив благословение Всевышнего, мы возложили на себя венец наших предков, первой нашей мыслью было, как всегда, благоденствие любезной нам России. Повторяя при священном обряде коронования обет, произнесенный нами в самый час вступления нашего на прародительский престол: иметь постоянной, единой целью трудов и попечений наших утверждение, возвышение сего благоденствия, в настоящем и будущем времени, мы не могли, с тем вместе, не обратиться к воспоминанию о событиях недавно минувших лет, ознаменованных тягостными испытаниями, но и примерами высокой доблести и новыми доказательствами беспредельной, нелицемерной преданности верных подданных наших, всех состояний, к Престолу и Отечеству — доказательствами, на кои незабвенный родитель наш взирал как на отраду, Небесным Промыслом ему ниспосылаемую. Сие воспоминание сохранится на веки в сердце нашем и конечно перейдет к отдаленнейшему потомству. Но мы желаем возбужденные ими в нас чувства, еще раз, при нынешнем торжестве, изъявить всенародно установлением некоторых особых знаков отличия и особо обращаемым к каждому из сословий в государстве выражением нашего благоволения и признательности“.
Наподобие медали, пожалованной защитникам Севастополя, учреждалась в память минувшей войны светлая бронзовая медаль с вензелевым изображением Императоров Николая І и Александра II и надписью: „На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки“.
Щедрою рукою излил Император царские милости на ближайших к своему престолу слуг. Ветеран наполеоновских войн, бывший много лет вождем наших военных сил на Кавказе, генерал-адъютант князь М. С. Воронцов произведен в генерал-фельдмаршалы. В княжеское Российской Империи достоинство возведен председатель Государственного Совета граф А. Ф. Орлов, в графское — обер-камергер Рибопьер, обер-гофмейстер Олсуфьев, генерал-адъютант Сумароков, а генерал-губернатор Финляндии Берг — в графское достоинство Великого Княжества Финляндского.
Доброе сердце Александра Николаевича, полное жалости и сострадания к несчастным и обездоленным, сказалось в целом ряде милостей, льгот и всякого рода облегчений, коих коронационный манифест перечисляет более тридцати категорий, не считая тех, что дарованы жителям Царства Польского и Финляндии. Отметим здесь главнейшие: повсеместная народная перепись во всей Империи для исправления податей и других сборов; обещание в продолжение текущего 1856 года и следующих трех лет не производить рекрутского набора, „если Бог благословит продолжением твердого мира и никакие чрезвычайные обстоятельства не сделают набора необходимым“; выдача обществам и помещикам зачетных рекрутских квитанций за всех убылых ратников государственного ополчения; сложение и исключение со счетов разных недоимок и взысканий по уплате податей и казенным начетам или растратам; прощение и освобождение содержащихся под стражей несостоятельных должников. Сверх того, облегчена участь осужденных по всем родам преступлений: одни прощены, другим сокращены сроки наказания; освобождены от полицейского надзора лица, оставленные в подозрении по судебным приговорам, а те, что состояли под следствием и судом за преступления, не влекущие лишения или ограничения прав состояния, — освобождены от следствия и суда. Преступники, приговоренные к наказанию плетьми с наложением клейма, освобождены от этого наказания. Облегчено положение лиц, присужденных к каторге или сосланных на поселение или житье, которые приобрели на то право безукоризненным поведением. Разрешено возвращение в отечество всем, удалившимся из России без установленных видов. Отменена высокая пошлина с заграничных паспортов.
Венцом царского милосердия было великодушное прощение государственных преступников, лишенных всех прав состояния и сосланных в Сибирь или сданных в солдаты по делу о тайных обществах 1825 года и по заговору Петрашевского в 1849 году. Им дозволено возвратиться с семействами из мест ссылки и жить где пожелают в пределах Империи, за исключением обеих столиц. Осужденным и детям их возвращены титулы и потомственное дворянское достоинство.
На другой день после коронации Их Величества принимали поздравления в Андреевской зале Кремлевского дворца.
В дни, следовавшие за коронацией, происходили беспрерывные блестящие празднества: два бала и маскарад в Кремлевском дворце, парадный спектакль в Большом театре, балы у послов французского и австрийского. К сожалению, дождь помешал полному успеху народного праздника на Ходынском поле и фейерверку.
Общий подъем духа, радостное возбуждение русского общества, повсеместное пламенное сочувствие благим начинаниям великодушного и милосердого Государя выразились в обеде, на который 3-го сентября собрались находившиеся в Москве деятели мысли и слова, ученые, писатели и художники.
Государь и семья его оставались в первопрестольной еще целый месяц; 19-го сентября они провели весь день в лавре св. Сергия; 23-го выехали из Москвы и 24-го прибыли в Царское Село. 2-го октября Их Величества торжественно вступили в С.-Петербург, но тотчас же возвратились в Царское Село и только к именинам Наследника, 6-го декабря, переехали на жительство в Зимний дворец.