1. Великий Князь, Наследник и Цесаревич (1818—1855)
І. Детство • II. План воспитания • III. Отрочество • IV. Юность • V. Помолвка и женитьба • VI. Государственная и военная деятельность Цесаревича
2. Император (1855—1881)
I. Война • II. Мир • III. Коронация • IV. Сближение с Франциею • V. Внешняя политика на Западе и на Востоке • VI. Присоединение Амура и Уссури и покорение Кавказа • VII. Освобождение крестьян • VIII. Тысячелетие России • IX. Польская смута • X. Мятеж в Царстве Польском и в Западном крае • XI. Дипломатический поход на Россию • XII. Государственные преобразования • XIII. Дела внутренние • XIV. Внешняя политика • XV. Соглашение трех Императоров • XVI. Завоевание Средней Азии • XVII. Преобразование армии и флота • XVIII. Финансы и народное хозяйство • XIX. Церковь, просвещение, благотворительность • XX. Восточный кризис • XXI. Вторая Восточная война • XXII. Сан-Стефанский мир и Берлинский конгресс • XXIII. Внешние сношения после войны • XXIV. Крамола • XXV. Последний год царствования • XXVI. Кончина
XIX.
Церковь, просвещение, благотворительность.
1855—1881.
Развитие просвещения в русском народе и утверждение его в вере и благочестии составляли предмет постоянных забот Императора Александра II, признававшего в том для России, как сам он выразился в достопамятном манифесте 19-го марта 1856 года, „вернейший залог порядка и счастья“.
Во все продолжение двадцатишестилетнего царствования, соблюдая заветы державных предков, Государь явил себя верным и преданным сыном православной церкви, ревнителем и защитником православия. Деятельными сотрудниками его в этом деле были отечественные иерархи и во главе их маститый первосвятитель московский, Филарет, а по смерти его, митрополит с.-петербургский Исидор, занимавший с 1859 года и до самого конца царствования место первенствующего члена Св. Синода. При вступлении Императора Александра II на Престол, временно исправлял обязанности синодального обер-прокурора тайный советник Карасевский; с 1856 по 1862 год должность эту занимал граф А. П. Толстой; с 1862 по 1865 — свиты Е.И. В. генерал-майор Ахматов; с 1865 по 1880 г. — граф Д. А. Толстой; наконец, в последний год царствования, обер-прокурором Св. Синода назначен К. П. Победоносцев.
В самый день священного коронования, 26-го августа 1856 года, в Москве, Св. Синод, в полном собрании своих членов, постановил увековечить это событие приступлением к переводу всех книг священного писания на русский язык, не для употребления церковно-служебного, для которого славянский текст этих книг должен был остаться неприкосновенным, а для пособия к лучшему уразумению слова Божия чадами русской церкви. Громадный труд, над которым члены Синода работали в продолжение двух десятилетий, приведен к окончанию в 1876 году, когда впервые издана на русском языке вся Библия, в полном ее объеме. Первое издание в 24000 экземпляров быстро разошлось в один год и в 1877 году предпринято второе издание, в том же размере. Государь в особом рескрипте выразил искреннюю признательность Синоду за совершение великого дела. „Молю Бога, — писал он, — да явит Он спасительную силу своего слова к преуспеянию православного русского народа в вере и благочестии, на коих зиждется истинное благо царств и народов“.
В царствование Александра II проповедь слова Божия язычникам, населяющим некоторые из отдаленнейших окраин, получила широкое развитие. Подготовленные в специальных миссионерских отделениях при духовных академиях и главнейших семинариях, основательно изучив инородческие языки и наречия, православные миссионеры действовали с успехом в самых разнообразных направлениях, просвещая светом евангельской истины не только идолопоклонников, но и мусульман. Миссионерские станы, учрежденные по всему Поволжью, трудились над обращением черемисов, чувашей, вотяков, мордвы, а также татар, калмыков и киргизов; в Сибири, в Тобольской губернии, действовали в северных ее пределах миссии Кондийская и Обдорская, в Томской губернии — Алтайская и Туруханская, в Иркутской губернии — Иркутская и Забайкальская; далее, к востоку, священники с походными церквами объезжали Якутскую область, проникая до самой Камчатки. Многолетней апостольской деятельностью в этих отдаленных краях прославился преосвященный Иннокентий, архиепископ камчатский и алеутский, распространивший проповедь Евангелия и на дикарей, поселенных по Амуру, на Курильских островах и в бывших русских владениях в Северной Америке. В то же время православные миссионеры действовали на Кавказе и в Закавказском крае, трудясь над восстановлением христианства в этих, некогда христианских, областях. Миссионерская деятельность распространялась и за пределы Империи. Духовная миссия в Пекине утверждала в вере отцов православных китайцев, потомков русских выходцев, когда-то переселенных из Албазина в столицу Небесной империи. Вновь учрежденная духовная миссия в Японии положила прочное начало обращению в православие японцев, и к концу царствования число обращенных в этой стране превышало уже 4000 человек. Наконец, православная архиерейская кафедра основана в Северной Америке с местопребыванием епископа в Сан-Франциско.
Обращение в православие из других христианских исповеданий, римско-католического и протестантского, до известной степени находилось в зависимости от хода политических событий в Царстве Польском и в Западном и Прибалтийском краях. Значительное число эстов и латышей приняли православную веру в начале шестидесятых годов, и после небольшого перерыва, движение это продолжалось до последних лет царствования. Наибольшее число белорусов-католиков возвратилось в лоно православной церкви в Северо-западном крае вскоре по усмирении в нем мятежа, преимущественно в 1866 году, когда в литовской епархии обратилось 25 тысяч, а в минской 20 тысяч душ. Девять лет спустя, а именно в 1875 году, более 250 тысяч униатов в губерниях Седлецкой, Люблинской и Сувалкской воссоединились с православной церковью.
Не насилуя совести, правительство Императора Александра вмешательство свое в дело утверждения православия на окраинах Империи ограничило рядом мер, направленных к возвышению значения православного духовенства, к поднятию уровня его нравственного развития и материального благосостояния. С этой целью как в Западном, так и в Прибалтийском крае, увеличены оклады содержания духовных лиц, причтам православных церквей дарованы земельные наделы из казенных земель, которые, например, в рижской епархии произведены в размере от 100 до 150 десятин на каждый приход. На министерство внутренних дел возложена забота о постройке православных церквей в Привислянском, Западном и Прибалтийском краях. Таковых построено, возобновлено или переделано: в Царстве Польском — 250, в девяти западных губерниях — 1337 и в трех прибалтийских — 55.
Православное духовенство вело также непрерывную и оживленную борьбу с расколом. Усилиями его сектанты присоединились к господствующей церкви, частью безусловно, частью на началах единоверия. В 1869 году в единоверие обратилось несколько видных представителей так называемой австрийской иерархии, для которых тогда же основан в Москве первый единоверческий монастырь.
Общее число обращенных в православие за все царствование было приблизительно следующее: из римско-католиков до 100 тысяч, из греко-униатов до 250 тысяч, из армян до 2 тысяч, из протестантов до 15 тысяч, из раскольников до 100 тысяч, из евреев до 15 тысяч, из магометан до 100 тысяч, из язычников до 80 тысяч, всего свыше 600 тысяч душ.
В заботливости своей о священно- и церковнослужителях отечественной церкви, Император Александр особое внимание обратил на крайнюю недостаточность их средств, едва обеспечивавших их существование. Вопрос этот был подвергнут подробному обсуждению в Совете Министров, после чего летом 1862 года состоялось Высочайшее повеление об образовании, из духовных и светских лиц, особого присутствия для изыскания способов к улучшению быта православного духовенства, а именно: 1) к расширению средств материального обеспечения приходского духовенства; 2) к увеличению личных его гражданских прав и преимуществ; 3) к открытию детям священно- и церковнослужителей путей для обеспечения своего существования на всех поприщах гражданской деятельности; 4) к открытию духовенству способов ближайшего участия в приходских и сельских училищах. В состав присутствия назначены, под председательством митрополита с.-петербургского, все наличные члены Св. Синода, а из светских лиц: министры внутренних дел и государственных имуществ, шеф жандармов, синодальный обер-прокурор и директор духовно-учебного управления при Св. Синоде, статс-секретарь князь Урусов. Принимая живое участие в трудах особого присутствия, Государь приказал все его постановления представлять на благоусмотрение Его Величества и при этом отозвался, что хотя предметы, порученные обсуждению присутствия, относятся исключительно к увеличению материальных средств духовенства и к расширению его прав и преимуществ в среде гражданского общества, а потому нисколько не касаются внутреннего устройства самой церкви, а тем менее ее святого учения, всегда неприкосновенного, но все же следует при развитии вышеуказанных оснований, строго и неуклонно держаться постановлений святой церкви, деяний вселенских и поместных соборов и правил св. отец. Сверх того, Император выразил желание, чтобы могущие быть предоставленными православному духовенству новые права и преимущества ни в чем не стесняли тех, которые присвоены духовенству других исповеданий в Империи, сохраняющих независимость, законом для них обеспеченную.
Особое присутствие, приступив к своим занятиям в начале 1863 г., постановило затребовать из епархий сведения о настоятельнейших улучшениях по местным условиям и по программе, составленной присутствием. Для начертания этой программы Государь назначил двухнедельный срок и затребованные сведения приказал доставить не позже 1-го июня 1863 г., а для изложения присутствием сущности подлежавших его обсуждению вопросов определил срок двухмесячный. „Я везде назначил сроки, — собственноручно надписал он на постановлении присутствия, — дабы дело подвигалось действительно, а не протягивалось, как оно у нас часто бывает, одним отписыванием“.
Первыми плодами трудов особого присутствия были Высочайше утвержденные и обнародованные в 1864 году, положения о приходских попечительствах и о церковно-приходских школах. Первое из этих узаконений призывало прихожан к участию в заведовании церковными делами прихода и к содействию в улучшении положения приходского духовенства; второе возлагало на сельское духовенство обучение крестьянских детей грамоте. Государь с любовью следил за развитием школ этого рода, приказав подавать себе ведомости о их состоянии, сначала за каждый месяц, а впоследствии дважды в год. Впрочем, за вторую половину царствования, после издания в 1864 году положения о народных училищах министерства народного просвещения, число церковно-приходских школ начало сокращаться. В 1878 году их насчитывалось в Империи 5974, с 172 тысячами учащихся.
Возложенную на него задачу по улучшению быта православного духовенства особое присутствие при Св. Синоде разрешило во всей совокупности лишь в 1869 году, когда удостоился Высочайшего утверждения ряд выработанных им законоположений: 1) о пересмотре состава приходов и церковных причтов; 2) об условиях определения на священно- и церковно-служительские места; 3) о перемещении и увольнении священнослужителей и 4) о правах духовенства по службе. Они были дополнены Высочайшим повелением об освобождении лиц духовного звания от прежних сословных стеснений и о предоставлении им права перехода в иные сословия.
Другое больное место ведомства православного исповедания было неудовлетворительное состояние духовно-учебных заведений. В 1860 году учрежден при Св. Синоде комитет для обсуждения мер к их преобразованию, но приступить к таковому оказалось возможным лишь после того, как по докладу синодального обер-прокурора, Государь повелел отпускать на улучшение духовно-учебных заведений из государственного казначейства 1500000 рублей, постепенно, начиная с 1867 года. „С благоговейной признательностью, — писал граф Д. А. Толстой во всеподданнейшем своем отчете, — и с пламенной молитвой к Богу о благоденствии и спасении Вашего Величества, принял Св. Синод и за ним все русское православное духовенство Высочайшую милость“. Открытый весной 1866 года новый комитет из четырех духовных и четырех светских лиц, под председательством митрополита киевского Арсения, быстро совершил возложенное на него дело преобразования духовно-учебных заведений. В 1867 году Высочайше утверждены уставы и штаты православных семинарий и духовных училищ, а два года спустя — и устав духовных академий. Тогда же при Св. Синоде учрежден постоянный духовно-учебный комитет для высшего руководства делом воспитания и образования православного духовенства. Ежегодный расход на содержание учебных заведений духовного ведомства возрос с 2-х миллионов в 1855 году, до 5 миллионов рублей в 1880 году. Сверх того, заведения эти уже не предназначались исключительно для молодых людей духовного звания, и свободный доступ в них открыт для лиц всех прочих сословий.
В управлении русскою церковью существенных изменений не последовало, но открыто шесть новых епархий, из коих одна, алеутская и аляскинская, вне пределов Империи, и значительно умножено число викариатств. Во внешних сношениях своих Св. Синод поддерживал духовное общение с православными восточными патриархами по важнейшим вопросам, касающихся всей церкви Христовой, как, например, по вопросу об уклонении православных иерархов от участия в соборе, созванном в Риме папой Илией IX в 1869 году. С теми же патриархами вступил Св. Синод в переписку для установления правил, на которых могло бы состояться принятие в лоно православной церкви некоторых протестантских церквей, искавших сближения с ней, как, например, церковь епископальная в Великобритании и в Америке. Внимательно следили русские иерархи и за старокатолическим движением, проявившимся в Германии и вообще в Западной Европе вскоре по провозглашении Ватиканским собором догмата о непогрешимости римского первосвященника. В православных русских заграничных церквах на Западе разрешено совершать богослужение на иностранных языках. Но особое попечение имела русская церковь о поддержании духовной связи с единоверцами нашими на Востоке. С этой целью, тотчас по заключении парижского мира, учреждена русская духовная миссия в Иерусалиме, во главе которой поставлен епископ. Вокруг нее создалось во св. граде обширное русское подворье, приютившее многочисленных стекающихся туда русских паломников. Щедрые милостынные дачи производились разным восточным монастырям, представители которых допускались в Россию для сбора подаяний; обители и церкви наделялись церковной утварью, облачениями, богослужебными книгами; молодые единоверцы, предназначавшие себя к пастырской деятельности, в значительном числе принимались в русские духовно-учебные заведения и воспитывались в них на казенный счет. Св. Синод разрешал сбор во всех церквах Империи на самые разнообразные нужды восточных христиан. Такие сборы производились: в 1860 году в пользу христиан Сирии, пострадавших от мусульманских насилий, в 1868 году — в пользу восставших критян, в 1875 — босняков и герцеговинцев, в 1876 — черногорцев и сербов.
Война 1877—78 годов, предпринятая с целью освобождения из под мусульманского ига единоверных и единокровных нам народов Балканского полуострова, вызвала в русском православном духовенстве пламенное сочувствие. Призывая свою паству к посильным пожертвованиям на великое и святое дело, пастыри сами подавали ей в том пример. Еще до объявления войны, Св. Синод установил особый сбор в пользу общества попечения о раненых и больных воинах и пригласил женские обители и общины приискать и подготовить, из среды подвизающихся в них, сестер милосердия для отправки в военные лазареты. Когда же война была объявлена, Синод пожертвовал в распоряжение Красного Креста 100000 рублей, а члены Синода в отдельности отказались в его пользу от получаемого ими по сему званию жалованья. Обильные приношения стали поступать из всех епархий, от духовенства высшего и низшего. Монастыри устраивали госпитали для раненых и приюты для выздоравливающих, церковно-приходские попечительства оказывали денежные пособия семьям убитых или нуждающихся воинов.
Все эти заслуги пастырей русской церкви перечислены в Высочайшей грамоте на имя Св. Синода, коей Император Александр выразил свою признательность, как Синоду, так и архиереям, главным священникам, настоятелям и настоятельницам монастырей и всему православному русскому духовенству. Не за одни материальные жертвы благодарил их Государь. „Повсюду, на обширном пространстве Империи, — свидетельствовал он, — приходские священники в храмах и вне оных, с неутомимой ревностью трудились на пользу великого дела, разъясняя пасомым значение священной брани, подъятой нами во имя любви и правды, ободряя и укрепляя народный дух при неизбежных тяготах военного времени, призывая и собственным примером располагая прихожан к посильным приношениям. И православный русский народ, искони приобыкший внимать живому слову и благому примеру пастырей церкви и унаследовавший доблести, воодушевившись одним святым чувством всецелой готовности на всякие жертвы за Веру, Престол и Отечество, выразил оную в многочисленных и разнообразных пожертвованиях на военные потребности и нужды армии и в изумивших мир подвигах мужества и терпения тех сынов своих, которым выпал священный жребий стать в ряды борцов за Веру и за спасение наших присных по ней. На полях брани духовенство явилось участником славных деяний победоносного нашего воинства; священнослужителя военного ведомства, наряду со своей духовной паствой, совершали редкие подвиги неустрашимости и самоотвержения, среди опасностей ревностно исполняли свои пастырские обязанности, преподавали утешение веры пострадавшим за Веру и Отечество, словом и примером ободряли и воодушевляли воинов“.
„Бог мира“, так заключалась Высочайшая грамота, „даровавший нам силу и крепость благоуспешно совершить подвиг брани, да ниспошлет дорогому нашему отечеству мирное развитие и преуспеяние, в духе веры и благочестия, искони возвещаемых и утверждаемых святой православной церковью“.
Год спустя, в день исполнившегося двадцатипятилетия царствования Императора Александра II, Св. Синод, именем отечественной церкви, в свою очередь, принес к подножию Престола выражение ее благоговейной признательности Монарху. В синодальном приветствии перечислены все деяния Государя ко благу и славе св. церкви, свидетельствующие о его попечительности о ней. Помянуты: переложение книг священного писания на русский язык; открытие новых епархий и викариатств; многочисленные присоединения от римско-католичества к православию в Литве и Белоруссии; восстановление и сооружение вновь значительного числа св. храмов в Западном крае; возникновение и развитие многоразличных церковных учреждений, православных братств, церковно-приходских попечительств и т. п.; усиление миссионерских действий среди инородцев-нехристиан; учреждение православного миссионерского общества; насаждение православного христианства в Японии, уже представляющей юную ветвь церкви русской; основание православной церкви в Северной Америке; сооружение православных русских храмов в Париже, Женеве, Эмсе, Ницце и других местах за границей; наконец, все правительственные меры, направленные к улучшению быта православного духовенства и развитию духовного просвещения. „Посему, — заявлял Св. Синод, — отечественная церковь чтит и будет чтить в Вашем Императорском Величестве Царя, ее возвеличившего и служителям ее благодеявшего“.
Нижеследующие цифры, относящиеся к 1855 и к 1880 годам, указывают на сравнительное положение русской церкви при воцарении Императора Александра II и в последний год его царствования.
Число епархий: 55 и 59; личный состав духовенства: архиереев 69 и 90; монашествующих: мужеского пола — 5174 и 6688, женского пола — 2508 и 4381; послушников — 5274 и 3490, послушниц — 6606 и 12496; белого духовенства: протоиереев —1518 и 1599; священников — 40049 и 38162; диаконов — 15216 и 9424; причетников — 71716 и 41195; число монастырей: мужских — 464 и 390; женских — 129 и 170; число храмов: соборов — 574 и 656; церквей — 36059 и 40819; часовен и молитвенных домов — 11685 и 13264; духовно-учебных заведений и в них учащих и учащихся: академий — 4—66—340 и 4—134—803; семинарий — 47—674—13835 и 53—980—14003; духовных училищ: 201—1102—37180 и 185—1117—29322.
По метрическим книгам число исповедующих православную веру в России простиралось в 1855 году до 49079810 душ, а в 1880 году до 61796092.
Ревнуя о благе господствующей церкви, Император Александр не оставался равнодушным к духовным нуждам и иноверных своих подданных, в отношении коих руководящим его началом являлась безусловная веротерпимость.
Одним из первых дел царствования было восстановление конкордата, заключенного с римскою курией еще в 1847 году, но при Николае І не приводившегося в исполнение.
На основании этого договора для католиков Поволжья и Южного края образована новая римско-католическая епархия, названная тираспольской, с местопребыванием епископа в г. Саратове. Лишь когда с 1861 по 1864 год латинское духовенство приняло явное и страстное участие в смутах и мятеже в Царстве Польском и в Западном крае, правительство вынуждено было принять меры к его обузданию. Сокращению монастырей в Царстве предшествовало закрытие значительного числа таковых в северо-западных и юго-западных губерниях, где в 1868 году установлены особые правила для наблюдения за проповедями ксендзов. За всем тем, в этих местностях осталось 19 римско-католических обителей, мужских и женских. Конкордат с Римом расторгнут в 1866 году и вскоре после того упразднены католические епархии каменецкая и минская, а в 1868 году переведена в С.-Петербург кафедра могилевского архиепископа, митрополита всех римско-католических церквей в Империи. Но, вместе с тем, большая часть ксендзов, высланных за политическую неблагонадежность из Западного края, в начале семидесятых годов возвращены на родину, а некоторые из них вновь определены к духовным должностям. Русский язык постепенно вводился в дополнительное богослужение, не только католиков, но и протестантов, и в 1869 году последовало Высочайшее повеление, чтобы иноверцы, которые родным языком своим считают язык русский, в том или другом его наречии, не были лишены права пользоваться им в делах своей религии.
В Прибалтийском крае строгие меры были приняты лишь против небольшого числа протестантских пасторов, произносивших проповеди чисто политического свойства; но самое управление лютеранской церковью в Империи всегда пользовалось правительственным покровительством и в пределах губерний Эстляндской, Лифляндской и Курляндской отменен даже закон об обязательном крещении в православную веру детей от смешанных браков иноверцев с православными.
Так же точно выселение крымских татар и кавказских горцев в Турцию вызвано было чисто политическими соображениями, и мусульманское духовенство не было стесняемо в свободном отправлении обрядов своей веры. Значительные облегчения дарованы евреям. Из 150 законодательных актов царствования, касающихся их, до 70 разрешают им льготы и прекращают существовавшие до того стеснения по следующим разнообразным предметам: 1) местожительства с припиской; 2) владения недвижимым имуществом; 3) торговли и промышленности; 4) занятия земледелием; 5) отбывания рекрутской повинности; 6) образования; 7) прав по службе.
Наконец, царское милосердие распространилось и на отщепенцев православия, русских раскольников, которым дарованы немалые льготы и преимущества. 18-го октября 1858 года последовало Высочайшее повеление о применении к раскольникам мер терпимости и снисходительности, а также о допущении их к участию в общих правах и льготах, как в религиозном, так и в гражданском отношениях. В силу этого закона, детям их дозволено обучаться в общих школах без обязательного присутствия на уроках Закона Божия; основанным раскольниками богадельням дарованы новые уставы и тем обеспечено их законное существование; беглые раскольничьи попы освобождены от преследования и розысков; разрешено исправление их молитвенных зданий и совершение в них богослужений по их обряду; заграничным раскольникам, за исключением сект, признанных безусловно вредными, дозволен въезд в Империю, а русским раскольникам — выезд за границу. Сверх того, смягчены меры, стеснявшие торговую и общественную деятельность раскольников, которым разрешено: записываться в гильдии на общем основании; вступать на общественную службу и занимать должности по выборам; получать почетные награды и знаки отличия. Наконец, для ограждения раскольников в пользовании имущественными правами по наследству и всеми видами льгот по семейному положению, введена метрическая запись раскольников гражданскими властями.
Распространение образования в России было предметом непрерывных забот и попечений Императора Александра II.
Гром брани не умолк еще в Крыму и за Кавказом когда Государь, по представлению министра народного просвещения, А. С. Норова, отменил меру, принятую в 1849 году, под впечатлением революционных событий в Западной Европе, и ограничившую тремястами число студентов в каждом университете. Во внимание к общему стремлению русского юношества к высшему образованию, которое, как сказано в докладе министра, доставит ему возможность быть полезными верноподданными Государю и слугами отечеству, и к той степени доверия, которое заслужили университеты, а также настоятельной надобности большого распространения высшего образования, Всемилостивейше дозволено принимать во все университеты студентов в неограниченном числе. Год спустя, отменена другая стеснительная мера: Высочайше разрешено освободить молодых людей, окончивших курс в высших учебных заведениях, от обязанности начинать государственную службу в губернских установлениях и повелено принимать их на службу в министерства и главные управления, не требуя, чтобы они предварительно отслужили три года в провинции.
Незадолго до заключения парижского мира, Император Александр потребовал от министра народного просвещения подробного изложения его мыслей относительно положения учебного дела в России и мер, предположенных к его улучшению. Во всеподданнейшем своем докладе А. С. Норов коренным основанием всего воспитания и образования отечественного признавал — святые истины православной веры. Он указывал на неудовлетворительное состояние преподавания Закона Божия в учебных заведениях и настаивал на необходимости назначить в них законоучителей, которые, не ограничиваясь формальной стороной дела, умели бы, по достопамятному выражению Императора Николая, собственным примером и способом изложения „разогревать сердца юношей“. Относительно порядка преподавания в гимназиях министр находил, что его нужно привести в соответствие с высшими нравственными потребностями общества, а также и с вещественными пользами его, при неуклонном соблюдении священных оснований веры и народности, а потому, не отвергая важного значения реальных наук, он считал усиленный перевес их в воспитании вредной крайностью и полагал, в видах умственного развития и нравственно-эстетических требований, возвратить преподаванию классических языков в гимназиях значительную часть его прежней силы. С этой целью, министр предлагал в гимназиях согласовать требования строгого классического образования с доставлением юношеству и необходимых сведений в науках реальных, но лишь поскольку они нужны в жизни; для реального же образования учредить особые специальные училища. Норов обращал внимание Государя на то обстоятельство, что принятая в России система народного образования имела доселе в виду лишь одну половину населения — мужской пол, и что существующие женские учебные заведения, подчиненные особому ведомству, предназначены для одного лишь сословия — дочерей дворян и чиновников. Между тем, лица среднего сословия в губернских и уездных городах лишены средств дать дочерям своим необходимое образование, соответственно скромному их быту. „От этого, — рассуждал министр, — без сомнения, зависит как развитие в массах народных истинных понятий об обязанностях каждого, так и всевозможные улучшения семейных нравов и вообще всей гражданственности, на которые женщина имеет столь могущественное влияние. Поэтому учреждение открытых школ для девиц в губернских и уездных городах и даже в больших селениях было бы величайшим благодеянием для отечества и, так сказать, довершило бы великую и стройную систему народного образования, обнимая собой всеобщие и специальные нужды всех состояний и обоих полов“. Далее министр просил о дозволении командировать за границу молодых ученых для усовершенствования их в избранном предмете и основательного подготовления к профессорскому званию; напоминал Императору, что сам он признал полезным основание в Сибири университета, приспособленного к потребностям страны; наконец, настаивал на необходимости сосредоточить в министерстве народного просвещения руководство всеми воспитательными и образовательными учреждениями в Империи. „Движимое высшими государственными соображениями, — писал он по этому поводу, — правительство наше всегда заботилось о сосредоточении разнородных стихий и частей государства в один плотный крепкий состав, в котором должны слиться многие резкие, оттягивающие разности нравственных и общественных убеждений и интересов, все местные и провинциальные патриотизмы и влечения. Этой великой цели невозможно достигнуть иначе, как постепенно, и притом мерами не административными, а нравственными, сближая умы, племена и сословия единством внутренних начал, которые зависят от одного общего плана воспитания и от одной системы управления в сфере народного образования. К сожалению, должно сказать, что этому великому, всеобъемлющему и необходимому единству препятствуют многоразличные раздробления и отчуждения друг от друга наших воспитательных учреждений, подчинение их разным ведомствам, по особенным административным своим назначениям, лишенным даже возможности полагать первоначальные основания тесному сочетанию и обобщению нравственных и умственных начал в государстве. Почти каждое из министерств имеет в кругу своем учебные заведения на особых основаниях, руководствующиеся правилами, не сообразованными с духом и постановлениями общего воспитания и образования в Империи, коего органом предназначено быть министерству народного просвещения. Поводом к этому разъединению духовных сил народа в важнейшем деле, какое только может занимать правительство — в воспитании, полагается обыкновенно потребность каждого из упомянутых ведомств в специальных деятелях. Убежденный в глубине души моей сознанием необходимости общего плана воспитания для государства, опираясь на очевидные свидетельства опыта, подтверждающие эту вековую истину всех образованных стран в мире, осмеливаюсь сказать, что достижение специализма путем разъединения воспитательных учреждений есть мера, несогласная с истинными началами государственной пользы, и даже несоответствующая видам и цели, для которой предпринимается“. В заключение министр предлагал во внимание к тому, что наблюдение за специальным обучением может быть вполне удовлетворительным только в той правительственной сфере, где каждая наука имеет своих представителей, беспрерывно следящих за ее успехами, где сосредоточены все учебные, нравственные и педагогические средства воспитания, — передать учебные заведения всех ведомств, за исключением одних военно-учебных заведений, в заведование министерства народного просвещения, как той „нравственной силы, которая, по своему назначению, обязана пещись более всего о гармонии и единстве начал в высоком деле общего всенародного воспитания и образования“.
Только с этою заключительною частью доклада Норова не вполне согласился Государь, приказав представить о том дополнительные соображения; все же прочие предположения министра он одобрил и предоставил ему немедленно же приступить к их осуществлению.
Первою законодательною мерою, поднесенной Норовым к Высочайшему утверждению, был проект преобразования главного правления училищ. „Согласен в главных основаниях, — надписал на нем Государь, — но желаю, чтобы главное правление училищ было, сколь возможно, согласовано с учреждением совета о военно-учебных заведениях, и потому начальнику главного моего штаба по сим заведениям, быть членом сего управления, так точно, как министр народного просвещения есть член совета о военно-учебных заведениях. Равно желаю, чтобы ученый комитет был также образован, применяясь к таковому же, существующему по военно-учебным заведениям. По соглашении с генерал-адъютантом Ростовцовым, буду ожидать окончательное ваше представление по сим предметам“.
Во исполнение Высочайшей воли, Норов имел с Ростовцовым несколько совещаний, результатом коих был поднесенный ими сообща к подписанию Императора следующий указ Правительствующему Сенату от 5-го мая 1856 года: „Признавая одной из самых важных государственных наших забот образование народное, как залог будущего благоденствия нашей возлюбленной России, мы желаем, чтобы учебные заведения ведомства министерства народного просвещения находились под ближайшим нашим наблюдением и попечением. В этих видах, оставляя управление министерства народного просвещения и подведомственные ему учреждения в настоящем устройстве, мы признаем нужным о всех важнейших распоряжениях иметь постоянные сведения и для того повелеваем: 1) Журналы главного правления училищ, по всем делам, относящимся до изменения внутреннего устройства учебных заведений и внутреннего их управления, равно как и до изменений по части учебной и воспитательной вообще, представлять непосредственно на наше воззрение, в подлиннике. 2) В тех случаях, когда по мнениям главного правления училищ и министра народного просвещения возникнет разногласие, министру всеподданнейше повергать на наше решение особым докладом и мнение свое, и мнение главного правления училищ“. Указ заключался определением отношений главного правления училищ к высшим государственным установлениям, порядка делопроизводства в нем и восстановления при нем ученого комитета.
На учебное ведомство не замедлило распространиться преобразовательное движение, охватившее с первых дней царствования Александра II, все правительственные сферы. По самому существу своему, вопрос о народном образовании выдвинулся на первый план. Во всех отраслях воспитательного и образовательного дела выяснилась потребность не частных улучшений, а общего обновления. Редакционные комиссии, трудившиеся над составлением положений об устройстве быта крестьян, выходящих из крепостной зависимости, возбудили вопрос о начальных народных училищах; ученый комитет при министерстве народного просвещения приступил к составлению плана общеобразовательных учебных заведений; советы университетов принялись, по приглашению министерства, за пересмотр университетского устава. Такому же пересмотру подвергся в особом комитете и цензурный устав. Руководство всей этой сложной и кипучей деятельностью скоро оказалось не по силам маститого ветерана 1812 года, А. С. Норова. Ценя и уважая его, как человека благороднейшего образа мыслей, Государь не считал возможным оставить его долее на занимаемом ответственном посту, и в Пасху 1858 года назначил министром народного просвещения попечителя московского учебного округа, Е. П. Ковалевского.
На долю нового министра выпала нелегкая задача защищать дело просвещения против предубеждений и нападок некоторых из нерасположенных к нему деятелей прошлого царствования, все еще влиятельных в высших государственных установлениях, и вообще несочувственно относившихся к предпринятым преобразованиям. Задача эта усложнялась брожением в значительной части русского общества задорным и враждебным направлением литературы, волнениями в среде учащейся молодежи. Наконец, немаловажное затруднение представляло и оскудение казны, недостаток денежных средств для задуманных улучшений.
Еще в 1856 году отклонено было ходатайство министра народного просвещения об усилении сметы его министерства кредитом в 300000 рублей на самые неотложные надобности. На докладе о том Норова Государь надписал: „На счет отпуска 300000 руб. сер., не отвергая пользы сего пособия, нахожу, однако, в теперешнее время невозможным; иметь это в виду, когда финансовые наши обстоятельства, с Божьей помощью, придут в лучшее состояние“. В августе 1858 года Ковалевский, изложив во всеподданнейшем докладе бедственное положение учебных заведений его ведомства, напомнил Императору о его резолюции и просил, по случаю предстоявшего умножения государственных доходов от увеличения откупных сборов, уделить хотя некоторую сумму на улучшение положения низших и средних училищ. По соглашению с министром финансов, сумма эта определена в 720000 рублей ежегодно, из которых 3121/2 тысячи предполагалось на усиление штатов 76-ти гимназий, а 3301/2 тысячи — 385 уездных и дворянских училищ, 17 тысяч на учебные заведения Дерптского округа, 30 тысяч на пособия приходским училищам и 30 тысяч на строительные надобности. Утверждая эти предположения в день своего рождения, 17-го апреля 1859 года, Государь сделал на записке министра народного просвещения следующую надпись: „Весьма рад, что благое это дело можно наконец привести в исполнение“.
Из органических реформ за время управления Е. П. Ковалевского министерством народного просвещения, совершены две: упразднен главный педагогический институт и взамен его учреждены педагогические курсы при университетах для подготовки преподавателей средних и низших учебных заведений; а также издано, в виде опыта на три года, положение о женских училищах министерства народного просвещения. Последние решено учреждать в столицах, губернских и уездных городах для девиц всех сословий, по мере возможности, преимущественно на средства, жертвуемые дворянскими собраниями, городскими обществами и частными благотворителями. Училища эти разделялись на два разряда: первого — с шестилетним курсом, и второго — с трехлетним, и были приняты под покровительство Императрицы Марии Александровны. Женским училищам первого разряда присвоено наименование Мариинских.
В 1860 году совершенно новый тип школ возник по общественному почину. То были воскресные школы, в которых лица всех сословий обучали грамоте по воскресеньям и праздникам простолюдинов, преимущественно ремесленников и мастеровых. Первые такие школы были открыты при шести домах петербургских уездных училищ. Они быстро размножились по всему пространству Империи, где их устраивали при учебных заведениях, низших и средних. Признавая благодетельное влияние этих школ на нравственное улучшение ремесленного сословия и считая их существенно полезными для образования рабочего населения, министр народного просвещения испросил Высочайшее соизволение на помещение воскресных школ в зданиях военного ведомства, и с этого дня их стали устраивать при казармах полков, расположенных в Петербурге, в Москве и в провинциальных городах, причем офицеры в большом числе являлись в них преподавателями, вместе со студентами, гимназистами, литераторами, лицами всех званий и состояний, обоего пола.
Между тем, стало выясняться, что в воскресных школах, под предлогом грамотности, проповедуются народу разрушительные учения, неверие и материализм в области духовной, крайний социализм в области государственной. Об этом шеф жандармов, князь Долгоруков, представил Государю записку, в которой настаивал на необходимости закрыть воскресные школы. Защитником их выступил Ковалевский. Император Александр приказал обсудить этот вопрос в Совете министров, который решил, не прибегая к крайней мере закрытия школ, учредить за ними бдительный надзор и не допускать уклонения их от прямого назначения. Согласно этому решению, состоялось в начале 1861 года объявленное министром народного просвещения Высочайшее повеление, в котором изъяснено, что Его Величество, обратив внимание на быстрое распространение воскресных школ и считая весьма важным дело народного образования в оных, одобрил циркулярное предложение министра попечителями округов о надзоре за воскресными школами и повелел: копию с этого циркуляра препроводить к министру внутренних дел для предложения начальникам губерний о содействии с их стороны учебному ведомству в наблюдении за воскресными школами; от имени Его Величества подтвердить попечителям о неослабном наблюдении за воскресными школами, согласно сделанным министром народного просвещения указаниям, и сообщить митрополитам в обеих столицах и обер-прокурору Св. Синода для распоряжения по прочим губерниям, о назначении епархиальным начальством в каждую школу священника, который, сверх обязанности преподавания Закона Божия, наблюдал бы вместе с училищным начальством и при его содействии, чтобы в школе не допускалось ничего противного правилам православной веры и началам нравственности.
К сожалению, не в одних воскресных школах сказывалось крайнее противорелигиозное и противогосударственное направление. Проявилось оно и в большей части произведений современной литературы, в статьях газет и журналов, с начала царствования высвободившихся из под строгой опеки цензуры и мало-помалу начавших подвергать обсуждению и критике не только насущные государственные и общественные вопросы, но и действия и распоряжения правительства. Постепенно направление это, из обличительного, переходило в отрицательное, посягавшее на самые основы государства и общества: веру, семью, собственность, порядок. Крайности эти печалили и озабочивали Государя. Он признавал пользу гласности, содействие ее к разоблачению злоупотреблений должностных лиц, но, внимательно следя за статьями, появлявшимися в повременных изданиях, из которых представлялись ему ежемесячные извлечения, он возмущался и скорбел, когда газеты и журналы переступали за пределы всякой пристойности. Сдержать и обуздать эти излишества он считал обязанностью государственной власти и в этом смысле приказал приступить к пересмотру цензурного устава. Но дело затягивалось, и возмутительные выходки органов печати умножались с каждым днем. Впредь до преобразования главного управления цензуры, по совету министра иностранных дел, князя Горчакова, в конце 1858 года образован был негласный комитет, нечто вроде французского „bureau de presse“, на который возложено было вступать в личные сношения с писателями и мерами вразумления и убеждения наставлять их на путь истинный. Членами этого комитета Император Александр назначил: ближайшее к себе лицо, личного своего друга, генерал-адъютанта графа А. В. Адлерберга, товарища министра народного просвещения Н. А. Муханова и начальника штаба корпуса жандармов А. Е. Тимашева. К ним придан, в качестве члена, заведующего перепиской и делопроизводством комитета, бывший цензор, профессор С.-Петербургского университета и академик Никитенко, принимая которого, Государь так изложил ему свой взгляд на задачу комитета: „Желательно, чтобы вы действовали влиянием вашим на литературу таким образом, чтобы она, согласно с правительством, действовала для блага общего, а не в противном смысле… Есть стремления, которые несогласны с видами правительства. Надо их останавливать. Но я не хочу никаких стеснительных мер. Очень желал бы, чтобы важные вопросы рассматривались и обсуживались научным образом. Наука у нас еще слаба. Но легкие статьи должны быть умеренны, особенно касающиеся политики… Не надо думать, что дело ваше легко. Я знаю, что комитет не пользуется расположением и доверием публики. Опять повторяю, что мое желание не употреблять никаких стеснительных мер, и если комитет понимает меня — при этих словах Император выразительно взглянул на стоявшего вблизи графа А. В. Адлерберга — то, несмотря на трудность, может все-таки что-нибудь сделать“.
Негласный комитет просуществовал, однако, не более года. Сами члены его, признавая усилия свои бесполезными, ходатайствовали о слиянии его с главным управлением цензуры, которое в 1859 году выделено в отдельное ведомство под главным начальством статс-секретаря барона Корфа, а в начале 1862 года включено в состав министерства внутренних дел.
Между тем, отрицательное направление литературы, как нельзя более вредно отражалось на незрелых умах учащейся молодежи, воспитанников средних и высших учебных заведений. Последствием был целый ряд беспорядков, произведенных студентами университетов в столицах и других университетских городах. Студенты обнаруживали дух своеволия и непокорства, явного неуважения к правительству и неповиновения властям. Происходили постоянные стычки их в стенах университета с академическим начальством, вне их — с полицией. Буйство студентов и вызывающий образ действий увеличивались с каждым днем. Все меры, принимаемые для водворения порядка в университетах, оказывались бессильными. Студентам строго было воспрещено изъявлять на лекциях профессорам одобрение или неодобрение: оглушительными рукоплесканиями встречали они популярных наставников передового направления, шиканьем и свистом — профессоров, слывших отсталыми. Также точно запрещены были всякие сборища и сходки: таковые собирались в университетах и вне его едва ли не каждый день, несмотря на нередкие исключения главных зачинщиков из университетов и высылку их в отдаленные местности под надзор полиции. В правительственных советах неоднократно обсуждался вопрос о средствах к прекращению всех этих беспорядков. Высказывались различные мнения. Одни — граф С. Г. Строганов — предлагали открыть доступ к высшему образованию одному только дворянству и имущим классам; другие — барон М. А. Корф — выражали мнение, что следует объявить преподавание в университете совершенно свободным, отменив так называемые учебные классы, приемные и переходные экзамены студентов, допуская на лекции всех желающих их слушать и к испытаниям на ученые степени — молодых людей, независимо от числа лет, проведенных в университете. Одновременно Корф советовал уничтожить студенческую корпорацию, подчинив студентов установленным правилам лишь когда они находятся в здании университета, а вне его, чтобы каждый разбирался и судился единственно по гражданскому своему званию, без всякого участия в том университета. Министр Ковалевский и большинство членов главного правления училищ не соглашались с этими взглядами и полагали ограничиться установлением особых строгих экзаменов для приема в университет всех желающих поступить в оный, не исключая и молодых людей, окончивших курс в гимназиях, для которых, впрочем, вместо полного, вводилось сокращенное испытание. Последнее мнение было поднесено на воззрение Императора и Высочайше утверждено.
Но волнения среди студентов не только не утихали, а принимали все значительнейшие размеры и простирались уже на большую часть университетов. К весне 1861 года они настолько усилились, что вызвали гнев Государя. Он сказал Ковалевскому, что такие беспорядки не могут быть терпимы и что он не остановится перед крайней мерой: закрытием некоторых из университетов. Министр возразил, что такое распоряжение возбудит еще большее неудовольствие в обществе. „Так придумайте же сами, что делать, — сказал Государь; — но предупреждаю вас, что долее терпеть такие беспорядки нельзя, и я решился на строгие меры“. Вопрос об этих мерах обсуждался в Совете министров. Там Ковалевский развивал свой план, главная мысль которого была такая: никакие репрессивные меры, никакие строгости не приведут к добру, а нужно усилить финансовые средства университетов и дать им возможность развиваться в научном отношении, соответственно потребностям времени и успехам знания в Западной Европе. Записку министра Государь поручил рассмотреть особой комиссии из генерал-адъютантов графа С. Г. Строганова, князя В. А. Долгорукова и статс-секретаря графа Панина. Тогда Ковалевский подал в отставку. Преемником ему в звании министра народного просвещения назначен адмирал граф Путятин.
Тотчас по вступлении в должность, граф Путятин, по соглашению с тремя членами Высочайше учрежденной комиссии, проектировал ряд преобразований, имевших целью усилить надзор за студентами и положить конец беспорядкам, беспрерывно возникавшим в университетах. Предположенные им меры, удостоившиеся Высочайшего утверждения, были следующие : министру народного просвещения предоставлялось иметь в виду, при рассмотрении проектированного уже устава гимназий, восстановление в них классического образования; приемные экзамены желающих поступить в университет должны были впредь производиться в гимназиях вместе с выпускными экзаменами гимназистов высшего класса; предписывалось строго исполнять правила о полном подчинении учащихся университетскому начальству в стенах университета и воспрещались всякие сходки студентов без разрешения начальства и объяснения с ним через депутатов или сборищем; установлялись правила относительно точного посещения студентами лекций с соблюдением порядка и тишины и с воспрещением каких-либо с их стороны выражений одобрения или порицания профессорам; на университетское начальство возлагалась обязанность строго наблюдать за исполнением студентами установленных правил, а виновных в их нарушении, несмотря на сделанные им напоминания, предписывалось увольнять из университета, не подвергая их каким-либо другим взысканиям, если поступки их не подлежат суду по законам; вольнослушатели могли быть допускаемы на лекции по усмотрению начальства университета, с правом для профессоров удалять тех из них, которые окажутся виновными в нарушении порядка; имел быть подвергнут пересмотру вопрос о восстановлении переходных экзаменов студентов на первых двух курсах; студенты не могли быть впредь принимаемы в университет ранее достижения 17-летнего возраста; форменная одежда отменялась и не дозволялось ношения каких-либо знаков отдельной народности, товариществ или обществ; положено от ежегодного денежного взноса освободить только тех из действительно бедных студентов, которые до поступления в университет признаны на экзамене достойнейшими, не более двух для каждой губернии, принадлежащей к университетскому округу, не допуская других исключений ни под каким предлогом; пособия и стипендии имели быть назначаемы только отличившимся бедным студентам; деньги, взыскиваемые со студентов за право слушания лекций, обращались на увеличение содержания профессоров и доцентов, а также на пособия и стипендии беднейшим отличившимся студентам; постановлялось выбор ректоров и проректоров производить впредь на точном основании устава 1835 года и пересмотреть инструкцию ректорам и деканам факультетов; окончившим полный университетский курс и получившим аттестат сохранялись установленные законом права при поступлении на государственную службу; изыскивались способы к увеличению содержания университетским преподавателям. Независимо от этих мер, киевскому генерал-губернатору предоставлено было право увольнять из университета Св. Владимира всех неблагонадежных студентов, а с генерал-губернатором виленским решено войти в сношения о возможности и удобстве открытия в Северо-западном крае высших учебных заведений, юридического и медицинского, с преподаванием на русском языке. Наконец, Государь одобрил мнение комиссии о том, что полезно было бы помещать в ученом или литературном отделе „Журнала министерства народного просвещения“ статьи, заключающие в себе опровержения превратных толкований, которые дозволяют себе редакторы некоторых из повременных изданий.
Мероприятия, предположенные графом Путятиным, при всей их строгости, были только паллиативом и не могли исцелить зло в корне, а неразумное применение их к делу еще более усугубило брожение в среде учащейся молодежи, и осенью 1861 года вызвало в большей части университетов беспорядки, укрощать которые пришлось уже вооруженной силой. Император Александр не замедлил придти к убеждению, что действительного улучшения в состоянии наших рассадников просвещения можно ожидать лишь от коренного изменения всей системы народного образования, высшего, среднего и низшего. Осуществление этой задачи он возложил на статс-секретаря А. В. Головнина, в конце декабря 1861 года призванного занять пост министра народного просвещения.
Преобразовательную деятельность свою новому министру пришлось начинать при условиях, в высшей степени неблагоприятных. Внезапный переход от многолетнего послабления к крайней строгости не только не обуздал и не смирил учащуюся молодежь, а еще более раздражил ее. Волнение среди студентов и воспитанников прочих учебных заведений, высших и средних, росло, поддерживаемое более или менее явным подстрекательством так называемых передовых органов печати, продолжавших проповедовать самые разрушительные противорелигиозные и противоправительственные учения. На сторону студентов склонялась и значительная часть учебного персонала, профессоров университетов и преподавателей гимназий, придерживавшихся того же так называемого, передового образа мыслей. Расследование по делу о распространении подпольных воззваний к бунту и о пожарах, с необычайной силой вспыхнувших в столицах и разных городах и местностях Империи, выяснило вредное направление преподавания в воскресных школах, а также сношения некоторых из выдающихся литературных деятелей с кружком русских выходцев, сплотившихся в Лондоне вокруг издателей „Полярной звезды“ и „Колокола“, а также с вожаками зарождавшегося революционного движения в Царстве Польском и в Западном крае. Воскресные школы и народные читальни были по Высочайшему повелению повсеместно закрыты, впредь до общего пересмотра правил об этих учреждениях, а несколько сотрудников передовых журналов и их единомышленников арестованы и преданы суду Правительствующего Сената.
Образ действий статс-секретаря Головнина, с первых же дней вступления его в управление учебным ведомством, был примирительный. Петербургский университет оставался закрытым, но преподавателям его и бывшим студентам новый министр выхлопотал немаловажные льготы: первые не уволены за штат, как предполагалось прежде; вторым разрешено держать выпускные экзамены на ученые степени. Постепенно открыты факультеты: восточных языков и физико-математический. Испрошено Высочайшее разрешение на командировку за границу молодых русских ученых, подготовляющих себя к профессорской деятельности, а также на приглашение ученых иностранных к занятию преподавательских должностей в русских университетах и гимназиях. Одна за другой учреждались новые гимназии; в старых вводились параллельные классы. В тот самый день, когда состоялось Высочайшее повеление о закрытии воскресных школ, Государь утвердил обсужденное в Совете министров представление министра народного просвещения о преобразовании Ришельевского лицея в Одессе в Новороссийский университет.
Но главною заботою Головнина было коренное преобразование вверенной ему части, над которым, под ближайшим его руководством, трудились особые комиссии. В 1863 году обнародовано новое учреждение министерства народного просвещения и общий устав Императорских российских университетов; в 1864 году — устав гимназий и прогимназий и положение о начальных народных училищах.
Назначая Головнина министром, Император Александр сам указал ему на необходимость преобразовать министерство народного просвещения на началах, сходных с теми, что были положены в основу преобразования морского министерства, а именно: усиление власти местных учреждений в губерниях, и через то рассредоточение управления; правильное распределение дел между разными учреждениями центрального ведомства; сокращение и упрощение делопроизводства; уменьшение личного состава служащих в связи с увеличением их окладов. Соответственно этим требованиям некоторые из прав, принадлежавших министру, присвоены попечителям учебных округов и директору департамента народного просвещения; главное правление училищ преобразовано в совет министра; ученый комитет получил большую самостоятельность, поставлен к министру в ближайшее и непосредственное отношение и, с тем вместе, деятельность его ограничена учено-учебными предметами; в департаменте народного просвещения начальники отделений и столоначальники заменены делопроизводителями разных классов; личный состав чиновников центрального управления сокращен до 47 лиц, оклады содержания коих увеличены в значительном размере без всякого отягощения сметы новыми кредитами.
Над составлением общего университетского устава давно уже трудились разные учреждения министерства народного просвещения. В 1858 году работа эта была возложена на совет Петербургского университета, проект которого передан был на обсуждение университетов Московского, Харьковского и Киевского. Все эти материалы сосредоточены в декабре 1861 года, в особой комиссии, учрежденной при министерстве под председательством действительного тайного советника фон Брадке, и составленный ею проект университетского устава разослан в 1862 году, для рассмотрения во все советы университетские и разным лицам духовным и гражданским, а также переведен на языки английский, французский и немецкий и доставлен многим иностранным ученым и педагогам. Полученные отовсюду замечания были приняты во внимание при переработке устава в ученом комитете министерства, откуда проект поступил на обсуждение особого совещания из следующих лиц: генерал-адъютанта графа Строганова, статс-секретаря барона Корфа, обер-гофмейстера барона Мейендорфа, шефа жандармов, и министров внутренних дел и народного просвещения. По докладу Государю в Совете министров заключения совещания, университетский устав, с внесенными в него изменениями, был рассмотрен в Государственном Совете, и 18-го июня 1864 года удостоился Высочайшего утверждения.
В представлении в Государственный Совет министр народного просвещения перечислил следующие причины упадка наших университетов: недостаток в хороших профессорах, причиненный, с одной стороны, закрытием профессорского института в Дерпте, воспрещением вызывать для занятия кафедр иностранных ученых и затруднениями при отправлении молодых русских ученых за границу для усовершенствования в науке, а с другой — крайней скудостью окладов профессорского содержания; излишняя разнообразность обязательных для студентов предметов научных, которая влекла за собой необходимость жертвовать основательностью знания и вводила большую снисходительность при испытаниях; недостаточная подготовка поступавших в университет юношей, в особенности по древним и новейшим языкам; равнодушие ученых сословий к интересам университетов и науки вообще, вызванное отчасти устранением ученых коллегий от суждения и распоряжения по делам, связанным с университетской жизнью, отчасти равнодушием общества к интересам науки, отчасти материальной нуждой профессоров, наконец, не всегда удовлетворительным составом профессорских коллегий; скудость учебных пособий университетов, не дозволявшая им идти в уровень с подобными же учреждениями Западной Европы. „Вследствие всего вышеизложенного“, заключал статс-секретарь Головнин, „ныне оказывается, что ученая деятельность университетов незначительна; многие кафедры, за отсутствием системы постоянного приготовления профессоров, остаются вакантными, другие замещаются лицами, не имеющими требуемых по уставу ученых степеней и самая академическая жизнь студентов, будучи неверно поставлена в отношении к университету, заключает в себе элементы беспорядков, обнаружившиеся, к сожалению, еще в недавнее время прискорбными событиями почти во всех университетах“.
Новый устав имел целью устранить все эти недостатки. Управление университетом вверял он коллегии профессоров, причем дела, касающиеся ученой деятельности, ведали: общие по университету — совет, состоявший из всех профессоров, под председательством ректора, а частные по каждому факультету — собрание профессоров факультета, под председательством декана; хозяйственными делами и теми, что касались студентов, заведовало правление, состоявшее из ректора и всех деканов; наблюдение за порядком возлагалось на проректора или инспектора, а нарушители порядка предавались университетскому суду, состоявшему из профессоров. Все должности были выборные, по избранию профессоров, и только утверждение в них предоставлялось министру. Совет и правление университета лишь некоторые важнейшие дела представляли на утверждение попечителя, который одни дела решал собственной властью, другие передавал на решение министра народного просвещения. Попечителю предоставлено было, между прочим, и право приостанавливать всякое решение совета, несогласное с уставом.
Преподаватели в университете разделялись на профессоров ординарных и экстраординарных, доцентов, приват-доцентов и лекторов. Никто не мог быть профессором, не имея степени доктора по разряду наук, соответствующих кафедре, доцентом — не имея степени магистра. Избирал преподавателей совет университета, а утверждал в должности профессоров — министр, прочих — попечитель округа. Министру предоставлено право и по собственному усмотрению назначать на вакантные кафедры лиц, отличных ученостью и даром преподавания и имеющих требуемые ученые степени. Содержание профессоров значительно увеличено и доведено: ординарному профессору до 3000 рублей, экстраординарному до 2500 рублей и штатному доценту до 1500 рублей.
В студенты университета принимались все молодые люди, с успехом окончившие курс в гимназиях или других средних учебных заведениях с гимназическим курсом. Экзамены приемные и переходные с одного курса на другой уничтожены; остался только выпускной экзамен на ученую степень. Студенты при приеме в университет обязывались подпиской повиноваться учебному начальству и соблюдать установленные им правила, за нарушение коих они подвергались взысканиям, а посторонним лицам воспрещался вход в университет. Плата за слушание лекций определена с каждого студента: в столичных университетах в 50 рублей, а в прочих в 40 рублей ежегодно; но недостаточным студентам разрешено давать отсрочки, уменьшать плату на половину и даже вовсе освобождать их от нее. За лицами, окончившими образование в университете, сохранены права на утверждение при поступлении на государственную службу, доктора в VIII классе, магистра в IX, кандидата в X, и действительного студента в ХII.
Все эти и многие другие реформы, введенные новым уставом, полагал министр, должны были вызвать в положении университетов перемену к лучшему. Увеличение числа кафедр — рассуждал он — доставит возможность профессорам читать предметы свои основательнее и в то же время расширит, сообразно современному состоянию науки, круг ученой деятельности университета. Разделение факультетов на отделения, ограничивая близкими один к другому предметами круг занятий студентов, дозволит им более основательно изучить те науки, которым они себя посвятили. Увеличение средств университетов на библиотеки, кабинеты, лаборатории, вообще на учебные пособия, доставит возможность профессорам преподавать, а студентам изучать науку сообразно ее современному состоянию. Учреждение звания приват-доцентов даст постоянное, естественное средство к замещению профессорских вакансий, создав в самом университете питомники профессоров и возбуждением соревнования между ними и приват-доцентами поддержит ученую деятельность как тех, так и других. Возвышение окладов содержания привлечет к должности профессора и удержит в ней способнейших и достойных лиц. Требование от поступающих в университет гимназического аттестата изменит к лучшему состав аудиторий, наполнив их молодыми людьми, достаточно подготовленными к слушанию университетского курса. Все эти меры, совокупным действием своим, будут споспешествовать главной цели министерства народного просвещения при реформе университетов, т.е. развитию и усилению их научной деятельности. В то же время, составленные каждым университетом и утвержденные попечителем учебного округа, правила о порядке в университете и о наказаниях по приговорам университетского суда восстановят спокойствие в университетской жизни. Наконец, большая степень участия всех профессоров в делах университета возбудит в них и большее участие к его интересам и свяжет их общей нравственной ответственностью за благоденствие университета, а предоставление каждому университету начертания для себя правил по разным предметам академической жизни, придерживаясь указаний министерства только в главных основаниях, доставить возможность каждому университету развиваться самобытно и своеобразно, смотря по местным потребностям.
Реформа университетов была связана с значительным увеличением ассигнованных на их содержание средств. Вместо 988000 рублей, предназначено к отпуску из государственного казначейства на этот предмет 1872000 рублей ежегодно, т. е. почти вдвое более против прежнего.
Новый устав введен во всех русских университетах, за исключением Дерптского. Одновременно с его обнародованием снова открыт в полном составе С.-Петербургский университет.
Подобно университетскому уставу, устав гимназий и прогимназий несколько лет разрабатывался в ученом комитете министерства народного просвещения; первоначальные проекты рассылались на рассмотрение попечителей округов и других педагогов, печатались во всеобщее сведение, снова изменялись сообразно доставленным на них замечаниям. Окончательный же проект обсужден и отчасти видоизменен в Государственном Совете и Высочайше утвержден 19-го ноября 1864 года.
Гимназии, как заведения, имеющие целью доставить воспитывающемуся в них юношеству общее образование и, вместе с тем, служить приготовительными заведениями для поступления в университет и другие высшие специальные училища, по различию предметов, содействующих общему образованию, и по различию целей гимназического обучения, разделялись на классические и реальные. В учебный курс классических гимназий вводились оба древние языка — латинский и греческий; Закон Божий; русский язык с церковно-славянским и словесность; история, география и чистописание преподавались в одинаковом объеме в гимназиях, как классических, так и реальных, но в последних в увеличенном объеме, сравнительно с гимназиями классическими, преподавались математика, естественная история с присоединением к ней химии, физика, космография, языки немецкий и французский, рисование и черчение; в классических гимназиях обязательно было обучение лишь одному из новейших языков; в реальных — вовсе не преподавались языки латинский и греческий. Окончившие курс в классических гимназиях получали право на поступление в университет без экзамена; свидетельство об окончании курса в реальных гимназиях принималось лишь в соображение при поступлении в высшие специальные училища на основании уставов этих училищ. Учреждение гимназий и прогимназий с классическим или реальным курсом представлялось усмотрению министра народного просвещения, смотря по местным потребностям и учебным средствам, в таком числе, какое укажет опыт.
Таковы были главные изменения, внесенные новым уставом в устройство общеобразовательных средних учебных заведений. Прочие касались преимущественно возвышения окладов содержания должностных лиц и преподавателей. Преобразованию, на началах нового устава, подлежали 80 гимназий и 4 прогимназии. Головнин желал одну половину обратить в классические, другую в реальные; но это оказалось невозможным, потому что, с одной стороны, еще не ощущалось потребности в столь значительном числе реальных заведений, из которых нельзя было поступить в университет, а с другой — по недостатку в учителях греческого языка не скоро предвиделась возможность ввести во все классические гимназии преподавание двух древних языков. Поэтому министерство предположило преобразование совершить постепенно, в продолжение пяти лет, начиная с 1865 года, так, чтобы к 1870 году 20 гимназий и 1 прогимназия обращены были в реальные, 20 гимназий и 1 прогимназия — в классические с двумя древними языками и 40 гимназий и 2 прогимназии — также в классические, но с одним только латинским языком. Введение новых штатов увеличило расход на содержание гимназий и прогимназий с 1045000 рублей до 1808000 рублей, что потребовало дополнительного ассигнования к смете министерства народного просвещения 765000 рублей ежегодно.
Вопрос о распространении начального образования в народе, об обучении крестьян грамоте, естественно истекал из перемены, происшедшей в их быту со времени освобождения их из крепостной зависимости. Вот почему он привлек на себя внимание редакционных комиссий, трудившихся над составлением Положений, обнародованных 19-го февраля 1861 года. Комиссии считали необходимым повсеместное учреждение народных училищ по селам и деревням, но находили, что крестьяне не имеют средств, чтобы нести значительные издержки по их содержанию и потому правительству следовало бы взять на себя почин в этом важном деле и принять хотя часть расходов по его осуществлению. По мнению комиссий, сельские училища должны были быть подчинены министерству народного просвещения лишь в учебном отношении, заведование же хозяйственной в них частью надлежало предоставить сельским обществам, при участии и под руководством местного дворянства. Соображения свои редакционные комиссии внесли одновременно с проектами положений в Главный комитет по крестьянскому делу, который в феврале 1861 года, по Высочайшему повелению, передал их на заключение министерства народного просвещения. Вскоре после того, вновь назначенный на должность министра граф Путятин высказался в Комитете министров в том смысле, что следует поручить особому комитету из членов от министерств: народного просвещения, государственных имуществ, уделов, внутренних дел, финансов, а также от православного духовного ведомства, начертать общий план устройства приходских, начальных, сельских и других элементарных школ и училищ. Утверждая состоявшееся в этом смысле положение Комитета министров, Государь для составления помянутого проекта назначил срок не позже 1-го ноября 1861 года, после чего проект имел поступить на рассмотрение Главного комитета по устройству сельского состояния.
Высочайшая воля была исполнена и общий план составлен особым комитетом. Согласно этому плану, все народные училища в Империи должны были, в учебном отношении, зависеть от министерства народного просвещения, хозяйственная же часть в каждом училище оставлялась в заведовании того общества, на счет которого училище содержится. Управление всеми народными училищами предполагалось поручить в каждой губернии особому директору, по назначению министерства народного просвещения, к обязанностям которого относилось определение и увольнение учителей народных училищ. План особого комитета Император Александр повелел препроводить прежде всего на заключение Св. Синода, после чего он был внесен в Главный комитет по устройству сельского состояния. Между тем, на рассмотрение последнего поступил и другой проект устройства народных училищ, составленный в ученом комитете министерства народного просвещения, во время управления этим ведомством Ковалевского, и ставивший эти училища в полную зависимость помянутого министерства в отношениях, не только учебном, но и хозяйственном.
В таком положении находилось это дело, когда в декабре 1862 года статс-секретарь Головнин вступил в управление министерством народного просвещения. Государь приказал передать ему оба проекта на заключение. Новый министр нашел, что по важности значения вопроса о народном образовании, необходимо и тот и другой проекты, предварительно обсуждения в Государственном Совете, разослать для рассмотрения по всему учебному ведомству и разным лицам по выбору министра, а также сообщить их, в переводе на английский, французский и немецкий языки, известнейшим иностранным педагогам. Выслушав доклад Головнина, Государь согласился с ним и в заседании Совета министров 18-го января 1862 года, следующим образом разрешил возбужденный в нем вопрос, в чьем ведении должны находиться народные училища: „Учрежденные школы и впредь учреждаемые духовенством народные училища, оставить в заведовании духовенства, с тем, чтобы министерство народного просвещения оказывало содействие преуспеянию оных, по мере возможности, и оставить на обязанности министерства народного просвещения учреждать по всей Империи, по сношению с подлежащими ведомствами, народные училища, которые и должны оставаться в ведении сего министерства, причем министерству следует пользоваться содействием духовенства во всех случаях, когда министерство народного просвещения признает сие нужным и когда духовенство найдет возможным оказать ему содействие“.
По получении отзывов от лиц, коим были разосланы прежние проекты, ученый комитет при министерстве народного просвещения приступил к составлению предварительных правил, которые имели послужить основанием для положения о начальных училищах Империи в том числе, в силу особого Высочайшего повеления, и о воскресных школах. Правила эти были, по приказанию Государя, обсуждены в особом совещании, под председательством генерал-адъютанта графа Строганова, из министров: государственных имуществ, внутренних дел и народного просвещения, и обер-прокурора Св. Синода.
В этом собрании статс-секретарь Головнин подробно и обстоятельно высказал свой взгляд, не только на педагогическую сторону дела, но и на тесно связанные с ним вопросы общегосударственного значения. В ряду их первое место занимал вопрос: в каком отношении должны находиться между собой различные правительственные ведомства по заведованию делами народных школ и в каком отношении должны состоять частные общества и лица по этим делам к ведомствам правительственным? Министр признавал невозможным для правительства взять в свои руки обширное дело начального народного образования и задачей его считал: прекратит существующий ныне антагонизм по делам учебным, как между отдельными правительственными ведомствами, так и между училищами казенными и частными, и направить усилия всех различных органов, действующих ныне в пользу народного просвещения, к одной общей цели. В этих видах, Головнин предлагал учредить в каждом уезде попечительный уездный совет из членов от министерств: народного просвещения и внутренних дел, от духовного ведомства и из представителей тех ведомств, которые содержат у себя школы, поручив ему заведование начальным народным образованием в пределах уезда. На обязанности совета лежало бы разрешение открывать школы обществам и частным лицам, снабжать их учебными пособиями, приискивать, в случае надобности, учителей и наблюдать за преподаванием. Непосредственное же управление училищами следовало бы, по мнению министра, предоставить тем общинам или частным лицам, на средства которых содержатся училища. Вообще же обязанности министерства народного просвещения по отношению к народным школам должны заключаться, кроме наблюдения за ходом в них учебной части, в составлении хороших учебников и в учреждении некоторого числа образцовых народных училищ, где учение совершалось бы сообразно с требованиями здравой педагогики. Духовенство, независимо от учреждения новых школ, по мере средств своих должно бы доставлять училищам законоучителей и наблюдать за преподаванием в них Закона Божия. Министерству внутренних дел надлежит содействовать обществам, городским и сельским, в изыскании материальных средств для содержания училищ, и наблюдать за тем, чтобы в числе преподавателей и содержателей школ не явились лица неблагонадежные, которые могли бы употребить школу орудием вредных или преступных замыслов. По вопросу о том, следует ли подчинить все народные училища одному общему уставу или допустить для разных училищ местные отступления, министр признавал полезнее, ввиду различия местных условий, допустить согласованное с ними разнообразие, как в учебном, так и в административном и хозяйственном отношениях. Он даже склонялся в пользу допущения начального преподавания на местных наречиях, не только в краях, населенных инородцами, но и в Белоруссии и Малороссии, с тем, чтобы ученики народных школ постепенно переходили к употреблению русского языка. Не считая возможным введение у нас ни прусской системы строго обязательного обучения грамоте, ни системы французской, вменяющей каждой общине в обязанность содержать на свой счет начальную народную школу, Головнин предлагал привлекать к делу народного образования общества и частных лиц посредством пособий и поощрительных мер со стороны правительства, а потому находил необходимым облегчить условия элементарного обучения грамоте и основным приемам арифметики для всех лиц без различия, желающих посвятить себя этому делу, поощряя частных учредителей школ и оставляя притом самые школы в полном их распоряжении по части хозяйственной. Относительно вопроса, должно ли быть обучение в начальных школах даровое или за плату, министр полагал целесообразным взимать с обучающихся в них хотя бы самую незначительную плату, во внимание к укоренившемуся в русском народе взгляду, что даровое обучение не может быть хорошим.
Особое совещание согласилось со всеми доводами министра, за исключением одного, постановив, что во всех начальных народных училищах преподавание должно происходить непременно на русском языке. В одобренном их проекте полагалось: поощрения и пособия со стороны правительства, по мере средств оного, назначать училищам, учреждаемым обществами, частными лицами и духовенством, при наблюдении за всеми помянутыми училищами со стороны правительства и оставляя за последним учреждение казенных школ в тех только случаях, когда это будет признано нужным; для такого наблюдения и раздачи пособий, учредить губернские и уездные училищные советы, в которых соединить участие всех ведомств и православного духовенства в заведовании начальными народными школами; подчинить этим советам, как школы министерства народного просвещения, так и министерств государственных имуществ и внутренних дел, удельного, горного и духовного ведомств, и все вообще воскресные школы. Особый сверхсметный кредит на пособия народным училищам исчислен на первый год в 100000 рублей, на второй в 200000, на третий и последующие в 300000. По изъявлении на это согласия министром финансов, составлен окончательный проект положения о народных начальных училищах, доложенный Государю в Совете министров и с Высочайшего соизволения в июле 1863 года внесенный на рассмотрение в Государственный Совет.
Между тем, некоторые из губернских дворянских собраний, а именно Нижегородское и С.-Петербургское, по поводу введения в действие положений о земских учреждениях, выразили мысль, что народные школы следовало бы подчинить этим учреждениям. С мнением их согласился главноуправляющий II отделением Собственной Его Величества канцелярии барон Корф, на заключение которого министр народного просвещения, еще ранее представления в Государственный Совет, передал проект положения о начальных народных училищах. Барон Корф находил, что предположенные училищные советы, как губернские, так и уездные, будут лишь подобием и повторением существующих уже у нас многочисленных и разнородных местных комитетов и комиссий, общий характер которых составляет бюрократическое направление, т. е. форма, лишенная, в большей части случаев, жизни; что в членах училищных советов невозможно, по самому их положению, предполагать такого знакомства с местными потребностями, как в представителях земства, и еще менее может быть речь о сравнении между теми и другими в отношении к средствам для устройства и поддержания народных училищ; что члены предположенных советов превосходили бы представителей земства лишь в отношении к педагогическим познаниям и опытности, но что недостаток этот легко устранить приглашением в заседания земских собраний, по делам народного образования, на правах членов, лиц учебного и духовного ведомств. По всем этим соображениям, барон Корф, признавал что земские учреждения представили бы более ручательств в успехе данного дела, нежели предположенные училищные советы. Тот же взгляд развивал и защищал в Государственном Совете один из предшественников Головнина, Ковалевский. Настаивая на предоставлении земским учреждениям попечения о народном образовании, бывший министр народного просвещения обусловливал мнение это необходимостью для русского общества принять деятельное участие в этом деле, как для воспособления правительству в финансовом отношении, так и для того, чтобы развить в нем самом начала хозяйственного самоуправления и возбудить энергию к общественным делам, уснувшую от беспрерывно и везде продолжавшейся над ним опеки, породившей в нем апатию и привычку все валить на правительство. Если общество — рассуждал Ковалевский — будет призвано принять ближайшее участие в учреждении народных школ, то естественно ему же, в лице его представителей, земских учреждений, следует предоставить и наблюдение за ними, тем более, что на такое наблюдение у самого правительства не хватит средств, не столько по недостатку агентов, сколько по существу дела.
Государственный Совет в измененном, по его указаниям, проекте согласовал отчасти мнения составителей проекта с воззрениями барона Корфа и Е. П. Ковалевского. В положении, представленном на Высочайшее утверждение, оставлены училищные советы, но состав их изменен. Уездный совет составлялся из членов от министерств: народного просвещения и внутренних дел, от православного духовного ведомства, из двух членов от уездного земского собрания и по одному от тех ведомств, которые содержат от себя начальные народные училища. Председателя уездный совет избирал сам, из своей среды, на два года. Совет губернский состоял под председательством местного епархиального архиерея, из начальника губернии, директора училищ и двух членов от губернского земского собрания. Постановления его сообщались для сведения попечителю учебного округа, а жалобы на его решения приносились Правительствующему Сенату по 1-му департаменту.
„Во всегдашнем попечении о благе любезных наших верноподданных, — как сказано было в указе Правительствующему Сенату, — признавая хорошее устройство первоначальных училищ весьма важным способом к религиозно-нравственному образованию народа“ — Государь 14-го июля 1864 года утвердил положение о начальных народных училищах, провозглашавшее целью их — утверждение в народе религиозных и нравственных понятий и распространение первоначальных полезных знаний. Действие положения распространялось на школы всех ведомств, в том числе и духовного, на те, что заведовались и содержались обществами и частными лицами, а равно и на воскресные школы. Предметами учебного курса начальных училищ определялись: Закон Божий (краткий катехизис и священная история); чтение по книгам гражданской и церковной печати; письмо; первые четыре действия арифметики и церковное пение, там, где обучение ему будет возможно. Преподавание в начальных народных училищах имело совершаться повсеместно на русском языке.
Положение 1864 года введено в губерниях, составляющих учебные округа: С.-Петербургский, за исключением губерний Витебской и Могилевской, Московский, Казанский, Харьковский и Одесский, а также в губерниях Черниговской и Полтавской, приписанных к Киевскому учебному округу. Не распространялось оно на шесть губерний Северо-Западного и три губернии Юго-Западного края, потому что волнения, возбужденные в них польским восстанием, вынудили правительство принять еще ранее в этих местностях чрезвычайные меры по народному образованию. При первых известиях о проникновении мятежа в Литву и Белоруссию в конце 1862 и в начале 1863 годов, Западный комитет приступил к обсуждению этого важного предмета. Он полагал, что надежнейшей опорой и пособником правительству в крае должно служить православное духовенство, которое — рассуждал он — находится в самых близких, самых частых сношениях с народом, а посредством обучения и устройства школ, оно может приобрести огромное влияние на народ, и именно то влияние, которое всегда нужно в интересах порядка и благоустройства, в настоящее же время особенно необходимо для борьбы с пропагандой, для поддержания православия и распространения истинных начал христианского учения, наконец, „для усиления русского элемента, для поддержания и усиления преданности к Государю и любви к России“. В этих видах комитет полагал поручить министру народного просвещения начертать, по соглашению с обер-прокурором Св. Синода и с министрами внутренних дел и государственных имуществ, правила об устройстве сельских школ в западных губерниях, не исключая и белорусских, составленные преимущественно с целью предоставления наивозможно большего участия в этом деле правительству и православному духовенству и наивозможно меньшего — помещикам и латинскому духовенству. Утверждая положение Западного комитета, Император Александр сделал на нем надпись: „Желаю, чтоб правила эти были составлены без всякого промедления“. Воля Государя была исполнена, и временные правила для народных школ в шести северо-западных губерниях Высочайше утверждены 23-го марта 1863 года. Для заведования народными школами в этих местностях учреждались особые дирекции в губернских городах и при них училищные советы из представителей разных ведомств, на обязанность которых возложено было наблюдение за преподаванием в народных школах, попечение об открытии новых училищ, разрешение открывать их городским и сельским обществам, снабжение их учебными пособиями, назначение или утверждение учителей и учительниц, представление их к наградам и пособиям, с правом также, в случае нужды, представлять попечителю округа и подлежащему начальству о закрытии училища. Вместе с тем, постановлено было, чтобы преподавание в училищах производилось на русском языке, за исключением лишь Закона Божия, который детям римско-католического исповедания имел преподаваться на местном их наречии.
По назначении в мае 1863 года М. Н. Муравьева главным начальником Северо-Западного края, он взял в свои руки и энергично повел там дело народного образования. Уже к 1-му января 1864 года открыто 389 новых народных училищ, при денежном пособии от казны, для чего генерал-губернатору отпущены значительные кредиты из государственного казначейства. По его представлению, прогимназия в Молодечно преобразована в учительскую семинарию для образования русских и православных народных учителей, сокращено число гимназий с учреждением вместо них низших училищ, мужских и женских, разумеется, при полном исключении польского языка из преподавания и с повсеместной заменой его языком русским.
Между тем, главный начальник Юго-Западного края, со своей стороны, изыскивал способы к обрусению этого края путем образования. Учрежденный генерал-губернатором Анненковым с этой целью в Киеве особый комитет пришел к заключению, что правительство должно оказать помощь сельским и городским обществам в деле устройства церковно-приходских школ для обучения грамоте и Закону Божию, полагая по одной школе на каждый приход, с оставлением их в заведовании епархиального начальства. Народные же училища, устраиваемые министерством народного просвещения и состоящие в его ведении, не должны были быть, по мнению комитета, простыми начальными школами, подобными приходским, а являться образцовыми в учебном отношении и стать для народа высшими училищами, в которых, сверх Закона Божия и объяснительного чтения, преподавались бы арифметика, в применении ее к быту поселян, сведения из географии и истории России, в особенности Западного края, и наконец, некоторые практические сведения по естествоведению и сельскому хозяйству. Таких высших народных училищ предполагалось устроить сначала по два, а затем довести их число до 10 на каждый уезд трех юго-западных губерний. Сверх того, комитет указывал на необходимость устройства низших народных училищ, мужских и женских, в городах, а равно учительских семинарий.
Министр народного просвещения не уважил, однако, доводов Киевского комитета, и в составленном в его совете, а в марте 1866 года внесенном в Комитет министров проекте правил предложил распространить на Юго-Западный край правила о народных училищах, введенные за три года до того в Северо-Западном крае, в силу коих церковно-приходские школы, наравне со всеми прочими начальными народными училищами, подчинялись дирекции ведомства министерства народного просвещения и состоящему при ней училищному совету, в котором православное духовное ведомство имело быть представлено одним только членом. Против такого предположения энергично высказался в Комитете министров обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой.
„Деятельность православного духовенства в Юго-Западном крае на поприще народного образования, — писал он в особом мнении, — не приводит к мысли о необходимости слияния церковно-приходских школ с народными, содержимыми министерством народного просвещения. Заслуги духовенства в этом отношении неоспоримы. Оно приступило к повсеместному открытию школ без всяких пособий от казны, по большей части жертвуя для сего из собственных скудных средств, которыми и поныне ограничивается, не получая никакого на этот предмет пособия из Государственного казначейства. Несмотря на это, его бескорыстными и неутомимыми в продолжение многих лет трудами учреждены и поддерживаются до 3869 приходских школ в трех юго-западных губерниях, тогда как министерство народного просвещения имеет в сем крае всего 51 школу, и все эти школы содержатся на счет казны. Доверие и сочувствие сельского населения к школам, заведенным духовенством, выразившееся особенно в последние годы, служит достаточным ручательством добросовестного ведения духовенством дела народного обучения. Столь благотворная деятельность духовенства не может не заслуживать полного одобрения и поощрения со стороны правительства и ни в каком случае не должна быть стесняема“. Граф Толстой находил, что в Юго-Западном крае православное духовенство одно всегда служило и служит единственным охранителем православно-народного духа и самым надежным оплотом против всяких чуждых влияний, там, где высшие сословия составляют, за немногими исключениями, поляки, а среднего сословия вовсе нет, и его место занимают евреи. „Нет основания опасаться, — доказывал он, — что при существовании приходских школ влияние духовенства на народ достигнет крайних и вредных пределов. Пример многих государств Европы, в которых первоначальное образование народа лежит исключительно на духовенстве, без всяких вредных от сего последствий, может служить достаточным тому подтверждением. Тем менее приложима к православной церкви идея клерикализма: она находит себе удобную почву только в римско-католических государствах при ультрамонтанских воззрениях и стремлениях латинского духовенства присвоить себе влияние на дела светские и государственные, что вовсе не в духе православного духовенства. Это последнее скорее можно упрекнуть в недостатке деятельности в своей собственной сфере, и посему, когда, к счастью, деятельность эта пробудилась, то следует не стеснять, а поощрять и поддерживать ее. Православная церковь, охраняя и поддерживая чисто народные русские начала, в том же духе воспитывает и своих пастырей. Коренные начала, содержимые нашей церковью, неизменны, и ее служители посему всегда будут иметь неоспоримое преимущество перед всякими другими учителями народа, которые иногда могут увлекаться собственными воззрениями, не всегда полезными для правительства и государства. Ввиду этой пользы, приносимой пастырями церкви народному образованию, не усматривается основания к ограничению духовенства в отношении к церковно-приходским школам… Посему осуществление мысли о слиянии приходских школ с народными на самом деле будет равняться отторжению приходских школ из ведения духовенства. Новая организация народных школ на предположенных началах ставит духовенство в полную зависимость от училищных советов, в коих одинокое положение члена от епархиального ведомства будет лишено всякого самостоятельного значения, а самые советы подчинены непосредственно и исключительно попечителю учебного округа, который по делам этих училищ, превышающим его власть, входит с представлениями к министру народного просвещения. Ничтожное, вследствие такого устройства школ, участие духовенства в народном образовании, постоянный контроль над ним постороннего ведомства неизбежно дадут духовенству повод думать о недоверии к нему правительства, ослабят его рвение к этому великому делу и поколеблют его нравственное значение в глазах простого народа. Поводом к предполагаемому слиянию выставляется опасение, что существующее раздвоение в устройстве училищ будет ослаблять их нравственное влияние и парализовать их деятельность. Такое ослабление влияния школ возможно лишь при различии религиозно-нравственного их направления, которое может быть и при единстве их устройства. Для достижения единства недостаточно одного соединения разнородных, часто противоречащих элементов. Единство управления не составляет еще единства направления, а этого-то последнего и следует достигнуть; оно может последовать и без предположенного слияния в управлении, если лица учебного ведомства будут вести обучение народа в строго православном духе, как это постоянно делают духовные пастыри. Отдельное существование церковно-приходских школ нисколько не препятствует деятельности министерства народного просвещения; напротив того, совместное существование оных, как в ведомстве его министерства, так и в православно-духовном, возбудит лишь полезное между ними соревнование“. По всем этим соображениям обер-прокурор Св. Синода не признавал целесообразным ни введения в Юго-Западном крае предположенных министерством народного просвещения временных правил, ни распространения на него общего положения о народных училищах, по поводу которого, заметил граф Толстой, уже и в настоящее время возникают пререкания между представителями разных ведомств, как явствует из переписки в делах Св. Синода, так и из прений в некоторых земских собраниях. Со своей стороны, он считал необходимым оставить в Юго-Западном крае церковно-приходские школы, заведенные духовенством, в его заведовании, и если министр народного просвещения будет настаивать на введении в этом крае временных правил, то действие их не распространять на церковно-приходские школы.
В „особом“ мнении граф Толстой выходил далеко за пределы обсуждавшегося в Комитете министров частного вопроса, который, под пером его, разрастался в общий государственный вопрос: об отношениях церкви к государству и об участии ее в направлении и руководстве народным образованием во всей Империи. Заявлено оно было в заседании Комитета министров 5-го апреля 1866 года, т. е. на другой день после покушения Каракозова на жизнь Государя Императора. Под живым впечатлением этого события и обнаруженного дознанием печального настроения умов в среде учащейся молодежи, в значительном большинстве зараженной учениями неверия, грубого материализма и самого крайнего революционного анархизма, мысли, высказанные графом Толстым, вызвали Императора Александра на глубокие размышления. Он решился поручить ему восстановить то единство в направлении между православным духовенством и учебным ведомством, пользу и необходимость которого во имя высших потребностей государства граф так убедительно доказывал, и назначил его министром народного просвещения с сохранением звания синодального обер-прокурора. На журнале Комитета министров Государь 15-го апреля собственноручно написал: „Разделяю вполне особое мнение обер-прокурора Святейшего Синода, и так как он теперь назначен, вместе с тем, министром народного просвещения, то предоставляю ему впоследствии, если признает нужным, войти в Комитет с особым своим соображением по этому предмету“.
Обе эти должности граф Д. А. Толстой занимал почти до самого конца царствования и, в продолжение шестнадцати лет неизменно пользуясь расположением и полным доверием Государя, произвел существенные и многочисленные преобразования и перемены во всех отраслях учебного дела. В министерство графа Толстого университетский устав 1863 года оставался в своей силе, и только одна статья в нем подверглась изменению — та, что установляла, что по истечении 25 лет службы профессор сохраняет свою кафедру, не иначе как если в пользу оставления ее за ним еще на пять лет выскажутся две трети голосов в Совете университета. По представлению министра Высочайше повелено баллотировку эту производить впредь простым большинством. Но сознавая многие и важные неудобства, проистекающие от широкой автономии, предоставленной уставом профессорской коллегии, граф Толстой в 1875 году испросил Высочайшее соизволение на учреждение при министерстве народного просвещения, под председательством статс-секретаря Делянова, комиссии для пересмотра университетского устава. Комиссия окончила возложенный на нее труд и выработала проект нового устава, который получил законодательное утверждение лишь в царствование Императора Александра III.
Периодически повторявшиеся беспорядки среди студентов вызвали необходимость усилить за ними надзор, и правилами 1867 года для всех высших учебных заведений, рассмотренными в Комитете министров и удостоившимися Высочайшего утверждения, вменено полиции в обязанность извещать учебное начальство о проступках учащихся, совершаемых ими вне заведений, и вообще о всех действиях, навлекающих сомнение в их нравственной и политической благонадежности, а начальству учебных заведений — исполнять то же по отношению к полиции. Тогда же безусловно воспрещено устройство студентами концертов, спектаклей, чтений и других публичных собраний в пользу недостаточных товарищей, а деньги, выручаемые с таких собраний, устраиваемых посторонними лицами, предписано доставлять не непосредственно студентам, а учебному начальству для распределения пособий действительно нуждающимся и достойным помощи студентам. В видах единства действий и распоряжений установлено также, чтобы высшие учебные заведения сообщали друг другу действующие в них дисциплинарные и другие правила.
В начале 1869 года Император Александр, по случаю исполнившегося полустолетия со дня основания С.-Петербургского университета, учредил в нем 100 стипендий, названных Императорскими, и в милостивой грамоте на имя университета выразил надежду, „что ученое его сословие, проникнутое сознанием своих высоких обязанностей, будет по-прежнему утверждать в многочисленных своих слушателях знания, основанные на истине и добре, а пользующиеся его научным руководством со временем сами окажут услуги отечественному просвещению, государственной и общественной деятельности и, подобно достойнейшим из их предшественников, сослужат свою службу России“. Но волнения среди студентов не прекращались. В марте того же 1869 года они распространились почти на все высшие учебные заведения в Петербурге и в других городах, что вынудило правительство усугубить строгие меры к их обузданию. Меры эти были проектированы в особой комиссии из членов от разных ведомств, под председательством товарища министра народного просвещения, и затем рассмотрены в особом комитете из министров: военного, государственных имуществ, финансов, путей сообщения, народного просвещения, и шефа жандармов, которые, соглашаясь с комиссией в том, что главные начала ныне действующих дисциплинарных правил вообще соответствуют своей цели, нашли, что следует только привести их в большее однообразие, а равно и принять некоторые меры как для устранения наплыва в высшие учебные заведения людей, подающих мало надежды на успешное занятие науками, так и для предупреждения, по возможности, нарушения порядка со стороны тех, кои уже приняты в высшие учебные заведения.
Между тем шло своим чередом преобразование высших учебных заведений. В 1867 году с целью образования учителей для гимназий и других средних учебных заведений основан в С.-Петербурге Императорский историко-филологический институт. В 1869 году польская Варшавская главная школа обращена в русский университет, а политехнический и земледельческо-лесной институт в Новой Александрии — в институт сельского хозяйства и лесоводства с преподаванием на русском языке. В 1874 году Нежинский лицей князя Безбородко преобразован в историко-филологический институт, а Демидовский лицей в Ярославле — в лицей юридический. В 1875 году для приготовления учителей древних языков основана в Лейпциге русская филологическая семинария.
В 1875 году, назначая генерал-адъютанта Казнакова генерал-губернатором Западной Сибири, Государь повелел ему: „подняв уровень всеобщего образования, дать возможность сибирским уроженцам подготовлять из среды своей людей сведущих и образованных, в числе, по меньшей мере, достаточном для удовлетворения нужд местного населения, и, по ближайшему и всестороннему обсуждению этого предмета, повергнуть через министерство народного просвещения на Высочайшее воззрение соображения об учреждении общего для всей Сибири университета“. Сначала предполагалось университет учредить в Омске, но ввиду ходатайств, поступивших от частных жертвователей, а также от разных сибирских обществ и учреждений, окончательно решено основать этот рассадник просвещения в городе Томске, о чем и состоялось Высочайшее повеление 16-го мая 1878 года.
Ряд мероприятий по устройству высшего образования в России в царствование Императора Александра II завершился учреждением в 1876 году в С.-Петербурге Археологического института, назначением коего было приготовлять специалистов по русской старине для занятия мест в архивах, правительственных и частных.
Особенное внимание графа Толстого привлекало состояние средних учебных заведений. Устав 1864 года, разделивший гимназии и прогимназии на классические и реальные, хотя и восстановил в первых преподавание обоих древних языков, но новый министр находил эту реформу недостаточной и, будучи сам рьяным сторонником строго классической системы образования, считал необходимым ввести ее у нас во всей полноте и неприкосновенности. С этой целью он предполагал преподавание латинского и греческого языков не только ввести, но и усилить во всех гимназиях и прогимназиях без исключения, с предоставлением права поступать в университет без экзамена только ученикам, окончившим в них полный курс. Бывшие реальные гимназии имели быть преобразованы в реальные училища, ученики коих, по окончании курса, не принимались бы в университеты. На этом главном основании предпринят пересмотр устава гимназий и прогимназий, сначала в ученом комитете и в совете министра народного просвещения, потом в особой, Высочайше учрежденной комиссии, под председательством генерал-адъютанта графа Строганова, из членов Государственного Совета, Валуева и Тройницкого, министра народного просвещения, членов его совета, Постельса и Штейнмана, и директора 3-й С.-Петербургской гимназии Лемониуса. На докладе графа Толстого, что комиссия эта пришла к единогласному заключению по всем предложенным на ее рассмотрение вопросам, Государь надписал: „Весьма рад“. Но, сознавая важность предположенного преобразования, долженствовавшего в корне изменить всю систему среднего образования в России, Его Величество повелел учредить особое присутствие для рассмотрения как предположенных комиссией изменений и дополнений в гимназическом уставе 1864 года, так и выработанных в министерстве народного просвещения положений о реальных и городских училищах и учительских институтах. Председателем особого присутствия назначен был граф С. Г. Строганов, а членами: Наследник Цесаревич, принц П. Г. Ольденбургский, генерал-адъютант Чевкин, граф Литке и граф Путятин, статс-секретари: граф Панин, Валуев, Головнин, князь Урусов, Грот и Тройницкий и министры: военный, финансов и народного просвещения. Впоследствии присоединен к ним В. П. Титов. Присутствию предоставлялось рассмотреть проект графа Толстого на правах департамента Государственного Совета и заключение свое внести в общее его собрание.
Вопрос о сравнительных достоинствах классической и реальной системы среднего образования давно разделял педагогический мир на два лагеря, которые вели между собой ожесточенную полемику в печати. Существенное это разногласие отразилось и на совещаниях особого присутствия, в среде которого возникли оживленные прения между сторонниками строго классического преподавания в гимназиях и его противниками по главному вопросу: должны ли, наряду с классическими, существовать гимназии и реальные, дающие так же право поступления без экзамена в университет? Министр народного просвещения заявил, что признает только одно общее образование — классическое, отвергает возможность всякого дуализма и не допускает, чтобы науки естественные могли иметь общеобразовательное значение. На этом основании он считает общеобразовательными средними учебными заведениями исключительно только классические гимназии с двумя древними языками, упраздняет реальные гимназии, как устроенные на ошибочном основании, и взамен их учреждает реальные училища нескольких родов, полагая ввести в них параллельно общее образование и специальные курсы.
Против такого мнения министра высказались шесть членов особого присутствия: графы Литке и Панин, Чевкин, Милютин, Головнин и Грот. Допуская, со своей стороны, общеобразовательное значение древних языков, они не допускали, однако, чтобы такое значение признавалось исключительно за этими языками и находили, что считать общеобразовательными заведениями только одни классические гимназии значило бы идти совершенно в разлад с самыми положительными указаниями современной педагогической теории и практики. Во всех государствах Западной Европы — утверждали они — в настоящее время признаются два пути общего образования: классический, основывающийся на изучении древних языков и математики, и реальный — на изучении естественных наук, математики и отечественного и новых языков. Согласно этому, существуют и два рода общеобразовательных заведений — классические гимназии и реальные училища — в Пруссии, в Саксонии, в Виртемберге, в Баварии, в Бельгии, в Швеции и Норвегии, наконец, в Англии. Ввиду этих примеров, заимствованных из самых классических государств Европы, предложение графа Толстого об упразднении в России реальных гимназий и о введении одного рода общеобразовательных заведений, классических гимназий, является совершенным анахронизмом; чтобы признать ошибочными педагогические основы русских реальных гимназий по уставу 1864 года и вообще не считать естественные науки общеобразовательными, нужно доказать предварительно, что ошибается вся Европа, как раз придерживающаяся противоположного мнения.
Доводы эти, основанные, главным образом, на примере западноевропейских государств, граф Панин дополнил соображениями, почерпнутыми из особенностей русской жизни. С жаром восстал он против утверждения графа Толстого, что наука в настоящем ее развитии имеет основанием образование древних народов и что в этом образовании их находим и мы начало духовного развития в России и полезные поучения по всем почти предметам наук и, между прочим, важные источники для нашего канонического права и для изучения византийской юриспруденции и византийской истории, имеющих особенную для нас важность. Конечно, возражал граф Панин, Европа восприняла свое образование от наук, зародившихся в Греции и в Риме, но христианство положило грань между древним и новым миром, видоизменило воззрения на все вопросы как гражданской, так и частной жизни, и сверх того, наука во всех своих разветвлениях получила в новом мире развитие, совершенно не известное древним. Православная вера, исповедуемая в России, тем отличается от прочих христианских исповеданий, что у нас догматы и церковные обряды окончательно утверждены церковью и не подлежат обсуждению и исследованию светских людей, а потому изучение древних языков, со включением еврейского и сирийского, в видах ознакомления с предметами религиозными, необходимо для духовных училищ, а отнюдь не для мирян, так как все потребное для их назидания имеется на русском и славянском языках, изучение же в подлиннике книг Священного Писания должно быть непременно герменевтическим и производиться под руководством духовных лиц, без чего книги эти могут подавать лишь повод к опасным заблуждениям. Признавая высокое совершенство поэзии древних и пользу ее влияния на современные умы, граф Панин сомневался, однако, чтобы понимание ее было доступно на гимназическом уровне ее изучения. Философия греческая, по мнению графа, хотя и являет в себе замечательные проблески человеческого ума, но отличается отвлеченностью и неопределенностью, во многом расходится с христианским мировоззрением, а потому изучение ее в гимназиях не только не нужно, но и опасно, если преподаванию ее не будут намечены должные пределы. Древние историки оставили, за исключением одного, только отрывки; к тому же все они отличаются отсутствием критики и познаний, приобретенных во времена позднейшие, и для изучения древней истории, в ее совокупности, приходится прибегать к исследованиям историков новейших. Наконец, в изучении юриспруденции хотя и нельзя обойтись без римского права и его источников, но для применения этого права к русской жизни необходимо еще чаще обращаться к тому развитию, которое римское право получило в законодательстве современных народов; византийское же право имеет значение только для нашего права духовного. О математических науках и естествоведении граф Панин отозвался, что известно, какое развитие получили они в настоящее время и как они важны для преуспеяния промышленности и благосостояния каждого государства.
С не меньшею силою восставали шесть членов и против рассуждения графа Толстого, что вопрос между древними языками и всяким другим способом обучения есть вопрос между нравственным и материалистическим направлением обучения и воспитания, а следовательно, и всего общества, и что надлежащее понимание учениками преподанного им из всех наук, кроме древних языков и математики, особенно из естествоведения, почти уходит из-под учительского контроля, почему здесь и возможно, с одной стороны, развитие крайнего самомнения, а с другой — образование самых превратных воззрений. Известно, что науки сами по себе — доказывали они — не имеют способности делать человека нравственным или материалистом, внушать ему скромность или самомнение. Благодетельное или вредное влияние обучения зависит от способа его, от достоинств и недостатков учителя. Плохой учитель древних языков весьма легко может поселить в ученике отвращение ко всякому серьезному учению, а отличный преподаватель естественных наук воспользуется ими, чтобы развить в детях внимательность, наблюдательность, способность сравнивать и соображать. В подтверждение шесть членов приводили мнение, высказанное по этому предмету начальником медико-хирургической академии: „При правильном способе преподавания реальных наук молодой ум развивается стройно и основательно, в постоянной работе синтеза и анализа, в наведениях и выводах, восходящих с непоколебимой, как законы природы, логической постепенностью от простого к более важному и трудному предмету понимания. Реальные науки, воспитывая человека в понимании вечных, неизменных законов природы, при неистощимой изменяемости проявления их сил, служат простейшим и самым многосторонним средством для нравственного воспитания человека. Из методической научной проверки каждого неверно выведенного умозаключения, из неизбежной необходимости поправить его вырабатывается правдивость и стойкость; из постоянного сопоставления ограниченности, несовершенств и непрочности собственных сил с беспредельностью, совершенством и вечностью сил, управляющих и возобновляющих вселенную, слагается в молодой душе почва для религиозного верования“. По поводу этого мнения граф Панин заключил, „что науки в надлежащем их развитии, конечно, способны к отвращению умов от опасных заблуждений, но только тогда, когда познания соединены с твердыми убеждениями в истинах веры и гражданских обязанностей; что средствами более действительными к предупреждению зла следует признать наблюдение, чтобы преподаватели сами не распространяли подобных заблуждений, а удерживали от них молодых людей; что, сверх того, составление хороших учебников и самый объем преподавания могут более всего содействовать к тому, независимо от религиозного и нравственного образования“.
Шесть членов напоминали, что материалистическое учение никогда не достигало такого распространения и таких крайних пределов совершенного отрицания религии и всех вечных нравственных основ семейной, общественной и государственной жизни, как в течение прошлого столетия, особенно во время французской революции; школа же в то время была одна — классическая. Точно так же и в продолжение нынешнего столетия религиозные и нравственные основания общественного и государственного строя подвергались самым сильным колебаниям в Италии, Испании и Франции, то есть именно в тех государствах, где не было вовсе реальных училищ. Могла ли бы, спрашивали они, известная часть нашей молодежи до такой степени увлечься самыми наивными материалистическими идеями, совершенно противоречащими точным выводам естественных наук, если бы у нас существовали такие же правильно устроенные реальные школы, как в Пруссии? Вооруженная такими познаниями молодежь наша не придала бы никакого значения тем фантастическим теориям, которые в виде вывода из естественных наук проникли к нам в некоторых плохих компиляциях по естествоведению.
Исходя из этих соображений, меньшинство особого присутствия полагало, что учрежденные у нас по уставу 1864 года реальные гимназии не только не должны быть упразднены, но что их следует поставить на ту степень правильного устройства, на которой находятся в настоящее время прусские реальные училища первого разряда. Оно осуждало намерение графа Толстого приноровить проектированные им реальные училища к специальным потребностям какой-либо промышленной деятельности, противополагая ему ту педагогическую истину, подтвержденную опытом образованнейших государств Европы, что школы, преследующие одновременно цели формальные, т. е. развитие способностей, и цели практические или утилитарные, т. е. сообщение специальных технических знаний, не в состоянии достигнуть ни тех, ни других. Шесть членов находили предположенные новые реальные училища с учебной программой, отстаиваемой графом Толстым, неудовлетворительными во всех отношениях и выражали мнение, что следует сохранить существующие реальные гимназии, устроив их наравне с классическими гимназиями с восьмилетним курсом и приготовительным классом, с более основательным преподаванием математики, естествоведения, отечественного и новых языков, с введением в них преподавания и латинского языка для тех из учеников, которые пожелают ему обучаться, открыв таковым свободный доступ на физико-математический и медицинский факультеты университетов и в медико-хирургическую академию.
Единогласному мнению своему шесть членов дали такое заключение: „Если смотреть без предубеждения, то общеобразовательные реальные училища оказываются крайней настоятельной необходимостью и имеют за себя самую сильную опору не в умозрении некоторых ученых и педагогов, а в самых точных и положительных указаниях опыта. С другой стороны, обращаясь к тому, с какой осмотрительностью необходимо для России следовать примерам Западной Европы, нельзя не придти еще к следующим соображениям. Западная Европа имеет повсюду распространенное элементарное образование, огромное количество гимназий, реальных училищ, низших промышленных школ, учительских институтов для приготовления преподавателей. При такой-то постановке образования и при существующем уже замещении различных поприщ образованными деятелями прусское правительство не только не отвергает пользы общего реального образования и не берет на себя решать спор между классическим и реальным образованием, но обращается к своим университетам с вопросом: следует ли допустить к слушанию университетских лекций учеников реальных училищ, и на основании ответов шести университетов из девяти и представлений различных прусских обществ допускает их, хотя и с ограничением. Таково ли положение нашего отечества? Наше элементарное образование еще находится в проекте, учительские институты — в проекте, профессиональных школ — совершенно нет, реальных гимназий — только девять, классических — по одной на 380 тысяч душ мужского населения. При этом на двух из главнейших практических поприщ, учительском и медицинском, замечается крайний недостаток в деятелях. Имеем ли мы право при таких данных в настоящую минуту отвергнуть один из двух путей общего образования, признаваемых всей Западной Европой, и избрать исключительно другой, труднейший? А вместе с тем, при характере наших университетов, имеющих только наружную форму германских университетов, а внутренний строй — вполне схожий с французскими специальными школами, можем ли мы заявлять те же исключительные требования относительно подготовления в наших общеобразовательных заведениях к факультетским занятиям? Не говоря уже о том, что наши высшие специальные заведения требуют окончивших общее образование до 600 человек (все военно-учебные заведения здесь в расчет не принимаются), а все гражданские гимназии, за выпуском прямо на службу и вступлением в университеты и медико-хирургическую академию, дают в это число только до 150 человек, и что количество это, вследствие введения во все гимназии еще греческого языка, едва ли увеличится — нужно припомнить, что физико-математический факультет представляет единственный рассадник учителей математических и естественных наук для всех существующих заведений среднего курса, а медицинский факультет, в последнее время столь уменьшившийся вследствие огромного отвлечения слушателей на юридический факультет, служит единственным источником медицинской помощи для целой России, исключая военного ведомства. Можем ли мы ввиду таких насущных потребностей, еще не удовлетворенных, затруднять получение высшего образования вследствие только спора между приверженцами классицизма и реализма — спора, который не берут на себя решать и государства, богатые по образованию, и право на решение которого у нас связано с предварительным распространением и упрочением тех образовательных учреждений по всем категориям, какие видим в западных странах, с таким избытком уже пользующихся ими, и, однако же, не отвергающих тот путь, от которого мы, при нашей скудости во всех степенях образования, так легко хотим отказаться“.
В силу всех этих соображений шесть членов полагали: „1) Ввиду быстрого развития, которое получили в последнее время науки естественные, и дознанной уже общеобразовательной силы их, а также для удовлетворения, в благоразумных размерах, видимо возрастающей потребности общества в знаниях по этим наукам, необходимо предоставить математике и естествоведению должное место в общей системе образования в государстве. 2) Посему мысль, положенная в основание устава 1864 года, что для среднего общего образования существуют два способа: классический и реальный, должна и впредь служить основанием наших законоположений для средних учебных заведений. 3) Вследствие этого, денежные средства, предоставленные министру народного просвещения на среднее общее образование, должны, по справедливости и по настоятельной государственной потребности, быть равномерно употреблены на учебные заведения, в которых главным способом развития служат древние языки, и на те заведения, где для сего употребляются науки естественные и математика. 4) Следуя этой основной мысли, из всего числа нынешних гимназий: с двумя древними языками, с одним латинским языком и реальных, должно бы иметь половинное число классических и другую половину преобразовать постепенно в реальные, с восьмилетним курсом и приготовительным классом. 5) В сии последние гимназии ввести факультативное изучение латинского языка, с тем чтобы окончившие в них курс и изучавшие латинский язык были допускаемы, на общем основании, в физико-математический и медицинский факультеты университетов. 6) Затем, уже вовсе не учреждать предлагаемых проектом министерства народного просвещения реальных училищ с различными профессиональными типами и поручить министру народного просвещения представить, согласно с вышеизложенными соображениями, проект соответствующих изменений в уставе о гимназиях 1864 года и проект самого распределения уроков в реальных гимназиях“.
Заменявший министра финансов, товарищ его, Грейг, соглашаясь с проектом преобразования всех гимназий в классические, предъявил возражения против предположенного министром народного просвещения устройства реальных училищ, настаивая на необходимости исключить из их программы все предметы специальные и прикладные и самые специальные названия училищ опустить. Все прочие восемь членов присутствия присоединились к мнению графа Толстого. В защиту этого мнения приведены были следующие доводы.
Не отрицая общеобразовательного значения учебных заведений и других родов, восемь членов признавали приготовительными к университетам школами одни только гимназии, то есть такие заведения, в которых все учение сосредоточивается главнейшим образом на обоих древних языках, а затем на математике. Они находили, что следует отдать этим предметам предпочтение над всеми прочими, потому что, как по самому свойству своему, так и по выработанной вполне методе их преподавания, помянутые предметы представляют незаменимое средство к развитию способностей; что такого взгляда на среднее образование всегда держалось русское законодательство и что самый устав 1864 года исходил из него. По мнению восьми членов, в сохранении или отмене установленного уже для реальных училищ ограничения относительно поступления учеников их в университеты — заключается, в сущности, весь вопрос о дальнейших судьбах народного образования в России. Соглашаясь с заключением министра народного просвещения, они полагали основой общенародного университетского образования сохранить исключительно систему классическую и внести в гимназический устав проектированные графом Толстым изменения, приняв к ближайшему обсуждению и составленный им проект устава о реальных училищах.
Бывший министр народного просвещения Головнин предъявил еще несколько возражений по частным вопросам: об учреждении восьмого класса в гимназиях, о назначении инспекторов, о прибавке жалованья преподавателям, но прочие четырнадцать членов не согласились с ним и одобрили предложения графа Толстого.
При рассмотрении дела в общем собрании Государственного Совета — и там проявилось то же разногласие, что и в особом присутствии, по главному вопросу: должны ли давать доступ без экзамена в университеты одни только классические гимназии или же, наряду с ними, также и реальные училища? В пользу первого мнения высказалось 19 членов, в пользу второго — 29. С обеих сторон приведены были, за и против, те же доводы. Большинство усвоило заключение шести членов особого присутствия, меньшинство вполне разделило взгляды министра народного просвещения. В таком виде журнал заседания общего собрания 15-го мая 1871 года представлен был на Высочайшее утверждение. Питая к графу Толстому неограниченное доверие и вполне полагаясь на него, Император Александр повелел: исполнить по мнению 19-ти членов.
Согласно такой Высочайшей воле, в гимназический устав внесены следующие изменения и дополнения: при всех гимназиях и прогимназиях учреждены приготовительные классы для детей от 8 до 10 лет; курс седьмого класса гимназии продолжен на два года, а впоследствии образован последний, восьмой, класс; исключены из гимназического курса естественная история и космография, сокращено число уроков по Закону Божию, русскому и новейшим языкам, географии и истории и взамен увеличено число учебных часов, посвященных преподаванию математики и в особенности латинского и греческого языков, уроки которых доведены до 84 часов в неделю; воспитание и обучение в гимназиях и прогимназиях поставлены в ближайшую связь привлечением директоров и инспекторов к преподавательской деятельности, а учителей — к воспитательной; улучшено материальное положение учителей увеличением их содержания; пансионы при гимназиях устроены не для одних низших четырех классов, как то было по прежнему уставу, а для всех классов вообще, без ограничения их комплекта 80 учениками; облегчены условия для приобретения сословиями, обществами и частными лицами права избрания почетных попечителей гимназий и прогимназий с предоставлением этого права и земствам, и восстановлены права, коими почетные попечители пользовались по уставу 1828 года; уничтожено разделение гимназий и прогимназий на классические и реальные, с тем чтобы название гимназии и прогимназии присвоено было впредь исключительно средним учебным заведениям с полным классическим курсом. На все эти преобразования потребовался дополнительный ежегодный кредит в 94600 рублей. Утверждая мнение Государственного Совета, Император Александр повелел: не допускать впредь окончивших курс в реальных училищах ни в один из факультетов университетов; не превращать существующие классические гимназии в реальные училища; составить, на основании принятых изменений и дополнений, и поднести на Высочайшее утверждение новый устав, в котором классические гимназии и прогимназии именовать просто гимназиями и прогимназиями и из которого исключить все, относящееся до реальных гимназий; а реальные гимназии оставить на прежнем основании, впредь до обсуждения Государственным Советом внесенного министром народного просвещения проекта устава о реальных училищах. Новый устав о гимназиях и прогимназиях получил Высочайшее утверждение 30-го июля 1871 года и введен в действие с начала учебного 1871—72 года.
Так введена в России остающаяся в силе и поныне классическая система среднего образования, в основание которой положено исключительно изучение латинского и греческого языков. Граф Толстой считал ее существенно отвечающей потребностям русского просвещения и был глубоко убежден в ее плодотворности для возвышения умственного и нравственного уровня русской молодежи. Повсеместное введение ее представляло, однако, немало трудностей. Главное затруднение истекало из недостатка в основательно подготовленных преподавателях обоих древних языков, преимущественно греческого. Для устранения его, независимо от учреждения историко-филологических институтов и филологической семинарии в Лейпциге, усиленно привлекались в Россию иностранные преподаватели классических языков, в особенности из чехов. Выступившие в печати горячими сторонниками и защитниками классической реформы, издатели „Московских Ведомостей“, Катков и Леонтьев, еще в 1869 году основали в Москве образцовое частное учебное заведение с пансионом, обнимающее курс гимназический и университетский, которому по их ходатайству Всемилостивейше присвоено, в память почившего царского первенца, название „Лицея Цесаревича Николая“ и дарованы обширные права, между прочим для служащих в нем лиц — права государственной службы.
В 1872 году Государь утвердил устав реальных училищ ведомства министерства народного просвещения. Подобно гимназическому, и этот устав первоначально выработан в министерстве народного просвещения и затем рассмотрен и исправлен комиссией, в председательстве графа С. Г. Строганова, на следующих главных основаниях: реальные училища, имеющие целью доставлять учащемуся в них юношеству общее образование, приспособленное к практическим потребностям и к приобретению технических познаний, преобразуются из бывших реальных гимназий или учреждаются вновь с различными учебными курсами, сообразно с потребностями преобладающей местной промышленности, так чтобы одни из этих училищ были агрономическими, другие коммерческими, или техническими с преобладанием механики, техническими с преобладанием химии, горнозаводскими и технолого-агрономическими. Курс реальных училищ продолжается от четырех до семи лет и заключает в себе предметы общеобразовательные: математику, отечественный и новейшие языки, историю и географию, а также и предметы специальные; он рассчитан так, чтобы в реальные училища возможен был переход из училищ уездных или имеющих их заменить училищ городских, а также, чтобы они служили, по возможности, подготовлением к поступлению в высшие специальные училища. Реальные училища, учреждаемые от правительства взамен реальных гимназий, должны служить образцами, по которым могли бы быть учреждаемы подобные же училища как промышленными классами местных населений, так и вообще земствами, с пособием от казны или без оного. Наконец, окончившим в них полный курс учения предоставляется право поступать в высшие специальные училища только по поверочному испытанию, а при поступлении в гражданскую службу они сравниваются в правах с воспитанниками прочих средних учебных заведений.
Внимание графа Толстого было обращено и на содействие, путем образования, делу обрусения западных окраин Империи. В 1865 году, еще в министерство Головнина, по настоянию генерал-губернатора Муравьева в Северо-Западном крае упразднено несколько дворянских училищ и учреждены взамен: прогимназия в гор. Гомеле, 20 двухклассных уездных училищ и 21 одноклассное для обучения детей женского пола. Вполне разделяя взгляд Муравьева, что гораздо полезнее учреждать в этом крае училища для народа, чем для детей высших сословий, граф Толстой, вскоре по вступлении в управление министерством народного просвещения, дал этому взгляду еще более широкое применение и в 1868 году, упразднив две гимназии в Свенцянах и Новогрудке и прогимназию в Тельшах, заменил их в этих трех городах двухклассными уездными училищами; Виленскую прогимназию преобразовал в гимназию; изъял Слуцкую гимназию из управления виленского реформатского синода и назначил постоянные ежегодные пособия по 700 рублей двухклассным и по 385 рублей одноклассным частным женским училищам в 31 городе Северо-Западного края.
В 1869 году училищная часть в юго-западных губерниях была преобразована на тех же основаниях, что и в Северо-Западном крае: при управлении киевского учебного округа назначено шесть инспекторов народных училищ; для приготовления учителей в народные училища учреждена учительская семинария наподобие Молодеченской; упразднено пять сословных дворянских училищ, одно уездное и один женский пансион и взамен их учреждены: 32 двухклассных мужских и столько же женских училищ — во всех городах края, женская гимназия в Киеве и три женских прогимназии — в гор. Немирове и в местечках Белая Церковь и Златополь. Сверх того, решено в одном из селений каждой из трех юго-западных губерний основать по одному двухклассному училищу по примеру таких же городских, но с двухгодичным курсом в каждом классе, с целью распространения более основательного образования в среде крестьянского населения и, в частности, для облегчения обществам возможности находить способных людей для должностей сельских учителей, волостных писарей, старшин, сельских старост и т. п. С той же целью основано 126 училищ одноклассных. Наконец, в распоряжение попечителя киевского учебного округа ассигновано по 30000 рублей ежегодно для производства из этой суммы пособий школам, основанным в деревнях и селах православным духовенством. Основой всех этих преобразований служила мысль министра, что в Западном крае правительству, „сколько по нравственным, столько же и по политическим соображениям, надобно не отвлекать от народа лучшие силы, ставя крестьян, путем гимназического образования, в несвойственное их рождению положение, а развивать эти силы путем приходских и ремесленных школ и сохранять их народу для его же нужд, и что исключительным талантам всегда найдется место в существующих гимназиях“.
В конце 1861 года учебные заведения Царства Польского были изъяты из ведения министерства народного просвещения и для управления ими образована в Варшаве самостоятельная правительственная комиссия. В период с 1864 по 1866 год вся учебная часть в Царстве преобразована на началах, выработанных Н. А. Милютиным, но с сохранением еще польского языка в преподавании, не только в низших, но и в средних учебных заведениях Привислянского края. В начале 1866 года изданы отдельные уставы гимназий, как мужских, так и женских, и педагогических курсов для польского и для русского населения. Но в мае следующего 1867 года упразднена польская правительственная комиссия и восстановлен Варшавский учебный округ, подчиненный, на общем основании, министерству народного просвещения. В 1865 году из 55 средних учебных заведений этого округа — в 20-ти преподавание велось уже по всем предметам учебного курса на русском языке; из остальных же 35-ти — в 33-х происходило на польском и в 2-х на немецком языке, за исключением, однако, русского языка и словесности, а также истории и географии России, которые во всех этих 35 заведениях читались лицами русского происхождения, на русском языке. В феврале 1868 года состоялось Высочайшее повеление: во всех польских учебных заведениях вести на русском языке преподавание физико-математических и исторических предметов, а в двух немецких — всеобщей истории и географии. В мае 1870 года Высочайше повелено производить на русском языке преподавание всех предметов учебного курса в гимназиях и прогимназиях Варшавского учебного округа, в частных же учебных заведениях того же округа ограничить пока русское преподавание предметами физико-математическими и историческими, с тем чтобы, однако, со временем ввести русский язык и в преподавание всех прочих предметов, предупредив о том содержателей помянутых заведений. Месяц спустя вместо прежней главной школы открыт в Варшаве русский Императорский университет и преобразован в русский — земледельческий институт в Новой Александрии. В 1871 году введено обязательное обучение русскому языку во все без исключения начальные училища Варшавского округа; в 1872 году применен к классическим гимназиям этого округа общий гимназический устав; в 1875 году отменено наименование начальных училищ в Царстве Польском по вероисповеданиям, за исключением лишь училищ еврейских.
Заботясь о распространении русского языка и в Прибалтийском крае, граф Толстой принял несколько мер, направленных к достижению этой цели. Так, в 1867 году испрошено им Высочайшее соизволение: на основание в Риге русской мужской гимназии с наименованием ее Александровской; на учреждение при каждом из 4-х низших классов гимназий дерптского учебного округа параллельных классов русского языка; на определение учителя русского языка в дерптскую учительскую семинарию; на пересмотр и исправление программ по русскому языку в дерптском округе; на введение в одной из гимназий оного, в виде опыта, преподавания всеобщей истории на русском языке; на преобразование дерптского русского одноклассного начального училища в двухклассное; на сравнение содержания законоучителей православного исповедания с таковым лиц, преподающих Закон Божий вероисповедания лютеранского. В 1868 году учреждена в Риге женская русская гимназия, названная Ломоносовской. В 1869 году, ввиду усиленной деятельности лютеранского духовенства и дворянства в пользу протестантских народных школ, 369 православным сельским училищам Прибалтийского края Всемилостивейше назначено в пособие 20000 рублей. В 1873 году все эти училища подчинены министерству народного просвещения и для заведования ими учреждены в дерптском округе должности инспекторов народных училищ. Для образования преподавателей русского языка в гимназиях этого округа основано шесть стипендий в С.-Петербургском историко-филологическом институте.
Преобразования, предпринятые графом Толстым в составе средних учебных заведений, не ограничивались заведениями мужскими, но распространялись и на женские. Положение о последних 1860 года пересмотрено, и в 1870 году издано новое, на следующих основаниях. Женские училища ведомства министерства народного просвещения 1-го разряда переименованы в женские гимназии, а 2-го разряда — в женские прогимназии. За ними сохранен характер учебных заведений открытых, предназначенных для девиц всех сословий, и содержание их по-прежнему предоставлено преимущественно местным земствам, сословиям и обществам, при пособии от казны. Срок учебного времени в женских гимназиях продолжен с шести до семи лет, в прогимназиях оставлен трехлетний, но, сверх того, при гимназиях учрежден еще дополнительный педагогический курс, продолжающийся один год. В общем учебном курсе сделаны изменения применительно к практическим потребностям женского образования. В каждой губернии, начальнику ее предоставлено учреждать особые комитеты для изыскания средств к поддержанию существующих и к открытию новых женских гимназий и прогимназий. Существенные изменения внесены в организацию управления этими заведениями. Учителям, учительницам и окончившим в них курс предоставлены значительные права. Преобразование женских училищ вызвало дополнительный расход в 150000 рублей в год, ассигнованных в распоряжение министерства народного просвещения из средств государственного казначейства.
Новое положение о женских гимназиях и прогимназиях введено во всех учебных округах, за исключением дерптского, виленского и киевского. В первом из них женские училища оставлены без изменения; в двух последних образованы, по особым условиям края, чисто правительственные женские гимназии и прогимназии.
В тесной связи с вопросом о женском образовании находился выдвинутый временем вопрос о допущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения. Он обсуждался в Совете министров, в Высочайшем присутствии, и 14-го января 1871 года получил следующее разрешение:
„Государь Император, признав необходимым положительно определить круг полезной для государства и общества служебной деятельности лиц женского пола, Высочайше повелеть соизволил: 1) Всеми мерами содействовать распространению и преуспеянию правильно устроенных отдельных для женщин курсов акушерских наук и привлечению на оные как можно более слушательниц для того, чтобы дать возможность наибольшему числу женщин приискать себе акушерские занятия во всех частях государства, столь скудно еще наделенных представительницами этой необходимой отрасли. 2) Ввиду пользы, приносимой госпитальной деятельностью сестер милосердия, разрешить женщинам занятия фельдшерские и по оспопрививанию, а также аптекарские в женских лечебных заведениях. 3) Поощрять женщин на поприще воспитательном, где они ныне уже занимают должности учительниц в начальных школах и низших классах женских гимназий, а буде признается возможным, то предоставить учебному ведомству расширить еще круг их деятельности на этом поприще. 4) Допускать женщин: а) по телеграфному ведомству к занятию мест сигналистов и телеграфистов лишь в определенной министерством внутренних дел пропорции общего числа этих должностей, и б) по счетной части в женских заведениях ведомства IV отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии по непосредственному усмотрению Его Высочества, главноуправляющего сим отделением. 5) Затем, воспретить прием женщин, даже по найму, на канцелярские и другие должности во всех правительственных и общественных учреждениях, где места предоставляются по назначению от начальства и по выборам. 6) О сем объявить всем министрам и главноуправляющим отдельными частями к должному исполнению, производящиеся же по сему предмету дела в высших государственных учреждениях считать конченными“.
Соответственно реформе высших и средних учебных заведений, при графе Толстом преобразованы в 1872 году и низшие; 402 бывших уездных училища переименованы в городские, так как назначением их было доставить начальное умственное и религиозно-нравственное образование детям жителей городов всех сословий и вместе с тем сообщить, насколько возможно, такие прикладные познания, которые соответствуют нуждам местного городского населения. Городские училища разделены на четыре разряда, по числу одного, двух, трех и четырех классов. Учебный курс их обнимал: Закон Божий, русский и славянский языки, арифметику, практическую геометрию и черчение, отечественную историю и географию, сведения из естественной истории и физики, пение и гимнастику. Одновременно в семи учебных округах, за исключением дерптского, варшавского и киевского, основано семь закрытых учительских институтов для подготовления в них учителей в городские училища. На городские училища положено отпускать ежегодно 1009500 рублей, а на учительские институты 202000 рублей. Преобразование это, по отзыву графа Толстого, „завершило приведение нашей училищной системы в правильное и прочное положение, на благо истинного просвещения русского общества“.
Оставались еще сельские народные школы, в применении к коим положение 1864 года скоро оказалось не удовлетворяющим своему назначению. Министр народного просвещения нашел их, при личном обозрении учебных округов, в крайне незначительном числе и в самом печальном состоянии. Главными тому причинами он считал несоответственный состав училищных советов как губернских, так и уездных, недостаточную долю участия, отведенную в них представителям учебного ведомства, изъятие их из непосредственного подчинения попечителям учебных округов и самому министерству. Чтобы хоть несколько исправить этот существенный недостаток, в 1869 году учреждены в 34-х губерниях, управляемых на общем основании, должности инспекторов народных училищ, по одному на каждую губернию. Но число это министр признавал все еще недостаточным, а потому в выработанном новом проекте положения о начальных народных училищах предположил для надзора и наблюдения за ними назначить в каждой губернии по одному директору народных училищ, отделив эту должность от должности директора гимназии, и по два к нему помощника, получивших звание инспекторов. Новый проект вносил в прежнее положение многие существенные перемены. Состав училищных советов изменен в том смысле, что, согласно обращенному Государем призыву к дворянству: „стать на страже народной школы“, председателем губернского училищного совета имел быть впредь, вместо епархиального архиерея, губернский предводитель дворянства, а уездного — уездный предводитель. Советы эти, в коих непременными членами назначены директора и инспекторы народных училищ, непосредственно подчинены как в учебном, так и в хозяйственно-распорядительном отношениях попечителям учебных округов и через них — министерству народного просвещения. Относительно самых школ граф Толстой выражал мнение, „что для успехов народного образования выгоднее устраивать меньшее число училищ, но хороших и обеспеченных в материальном отношении, чем разводить множество плохих училищ, приносящих мало пользы и даже нередко вредных в том отношении, что они подрывают в обществе доверие к образованию“. На содержание 34 директоров, 68 инспекторов народных училищ и канцелярий 34 губернских и 358 уездных училищных советов определено отпускать ежегодно по 404000 рублей. В 1876 году число инспекторов увеличено на 74, и ассигновано на этот предмет еще по 148000 рублей в год.
В царствование Императора Александра II ученым учреждениям постоянно оказывалось деятельное покровительство; преобразованы штаты и увеличено содержание: академии наук, публичной библиотеки, Николаевской Пулковской обсерватории, переведенного в Москву Румянцевского музея; щедрые вспомоществования дарованы археографической комиссии и многим ученым обществам, как прежде существовавшим, так и возникшим вновь; некоторые из них приняты под покровительство членов Императорской фамилии. С Высочайшего соизволения состоялись ученые съезды и международные конгрессы в столицах и других городах: естествоиспытателей, археологов, статистиков, ориенталистов и т. п.
С 1866 по 1879 год сумма расходов министерства народного просвещения возросла вследствие, главным образом, размножения учебных заведений всех разрядов и наименований с 6769000 рублей до 16407000 рублей. Из этой последней суммы расходы административные составляли 762000 рублей; содержание университетов — 2484000 рублей; гимназий и прогимназий — 5275000 рублей; реальных училищ — 1558000 рублей; уездных училищ — 1245400 рублей; приходских и начальных училищ — 229000 рублей; народных училищ — 1507000 рублей; специальных училищ — 1537500 рублей; строительные расходы — 320000 рублей; приготовление профессоров, учителей и командировки — 117000 рублей; пособия заведениям и стипендии — 597000 рублей; ученые учреждения — 602000 рублей; разные расходы — 59000 рублей.
Какое важное значение придавал Император Александр II делу народного просвещения, видно из многочисленных собственноручных отметок его на докладе комиссии, рассматривавшей последний отчет графа Толстого по вверенному ему министерству за 1879 год и заключившей свой доклад следующими словами: „От нравственного и умственного направления грядущего потомства зависит будущее благоденствие России, и для достижения сей высокой цели правительство должно употреблять все возможные усилия и средства“. „Да!“ — надписал Государь на подлинном журнале комиссии против этого заключения.
24-го апреля 1880 года граф Д. А. Толстой уволен от должности министра, и управляющим министерством народного просвещения назначен статс-секретарь А. А. Сабуров.
Не одна русская наука имела в Императоре Александре II просвещенного покровителя. Царственные щедроты его простирались и на русское искусство во всех его видах и отраслях. В его царствование Императорский Эрмитаж обогатился новыми ценными приобретениями; Императорская академия художеств, во главе которой стояли сначала старшая сестра Государя, Великая Княгиня Мария Николаевна, потом второй сын его, Великий Князь Владимир Александрович, образовала и поощряла ряд даровитых художников, живописцев, ваятелей и зодчих. Прикладное искусство, широко распространившееся на Западе после первой Лондонской всемирной выставки 1851 года и учреждения Кенсингтонского музея, получило и в России специальные органы для содействия развитию русской художественной производительности: рисовальные училища и при них музеи, оба в С.-Петербурге, из коих одно учреждение возникло при обществе поощрения художеств, другое — создано на средства, пожертвованные бароном А. Л. Штиглицем. Широкое распространение получило музыкальное образование в России с учреждением русского музыкального общества, состоявшего под покровительством Великой Княгини Елены Павловны, а по смерти ее — Великого Князя Константина Николаевича. Освобожденная от цензурных стеснений, одушевленная общим подъемом народного духа, русская литература расцвела в художественных произведениях великих писателей, Тургенева, Достоевского, Льва Толстого, не считая цикла писателей даровитых и своеобразных, хотя и второстепенных, романистов и поэтов. Из числа их некоторые, как князь Вяземский, граф Алексей Толстой, Тютчев, были ласково приняты в Царской семье и образовали близкий кружок Императрицы Марии Александровны; другие получили за свои литературные труды и заслуги значительные пенсии, переходившие на их вдов и сирот.
Русская повременная печать, можно сказать, народилась при Александре II и очень быстро развилась. До 1855 года политический отдел имели только четыре ежедневные газеты: Ведомости „С.-Петербургские“ и „Московские“, „Северная Пчела“ и „Русский Инвалид“. Вскоре по воцарении Государь разрешил основание новых политико-литературных органов, предоставив как им, так и прежде существовавшим изданиям помещать самостоятельные политические известия и исследования по вопросам юридическим и государственным, в том числе и по насущному крестьянскому вопросу. Уже в 1862 году появились временные правила о цензуре, значительно облегчившие условия, в которые была поставлена повременная печать. С обнародованием в 1865 году закона о печати дарованные ей льготы еще более расширены: допущено для столиц издание без предварительной цензуры газет, журналов, самостоятельных сочинений и переводов; облегчено открытие типографий, литографий и т. п. заведений, а также книжных лавок, библиотек и кабинетов для чтения; дозволена продажа в разнос на улицах и площадях всякого рода произведений печати и газет отдельными номерами; разрешено, с соблюдением лишь самых элементарных условий государственного порядка, обсуждение в печати отдельных законов, обнародованных правительственных распоряжений и даже всей совокупности отечественного законодательства. В 1863 году всех повременных изданий в России выходило и имело право выходить в свет 195; в 1880 году число их возросло до 531, то есть увеличилось в два с половиной раза.
В заключение остается упомянуть о ведомстве, состоявшем под непосредственным покровительством Монарха и в котором попечение о воспитании юношества тесно связано с делом благотворительности. Ведомство это носит имя Августейшей своей основательницы, Императрицы Марии, супруги Императора Павла, и в царствование Александра II оно включено в состав IV отделения Собственной Его Величества канцелярии. Во главе его почти за весь этот двадцатишестилетний период стоял известный своей благотворительной деятельностью двоюродный брат Государя, принц Петр Георгиевич Ольденбургский. При жизни Августейшей вдовы Императора Николая I державный сын оставил за нею главное попечительство над этим ведомством, после же кончины Императрицы Александры Феодоровны забота эта перешла на царствующую Императрицу. „Проводив тело незабвенной матери нашей до последнего жилища, — писал Государь в рескрипте на имя Августейшей Супруги, — мы желаем, чтобы оплакивающие ее воспитательные и благотворительные заведения, тридцать два года процветавшие под кротким и мудрым ее попечительством, не оставались долее без покровительницы, и для сего поручаем их Вашему Величеству, со всеми правами, принадлежавшими блаженной памяти Императрице Александре Феодоровне. Мы твердо уверены, что непосредственное ваше покровительство будет для означенных учреждений надежнейшим залогом к дальнейшему их преуспеянию на пользу России и что в попечении о постоянно возрастающей семье воспитывающихся и призреваемых вы найдете новую пищу для христианской вашей деятельности и высокую для материнского сердца отраду. Любезнейшая же родительница наша из горней обители благословит заботы Вашего Величества о заведениях, кои она столь много и нежно любила“.
Положение о главном управлении учреждений Императрицы Марии издано в 1860 году, одновременно с назначением главноуправляющим принца Ольденбургского; в 1862 году обнародован устав училищ для приходящих девиц, названных женскими гимназиями, и преобразованы патриотические школы; в 1864 и 1869 годах установлен новый порядок управления детскими приютами; в 1873— 74 годах главный Совет женских учебных заведений слит с бывшими Опекунскими Советами, петербургским и московским, в один общий Опекунский Совет; в 1880 году, по кончине Государыни Марии Александровны, главное попечительство над ведомством учреждений Императрицы Марии Высочайше вверено Цесаревне Марии Феодоровне.
Как быстро и широко разрастался круг деятельности ведомства учреждений Императрицы Марии, видно из сличения числа подведомственных ему заведений, воспитательных и благотворительных, в начале царствования и в конце его. В 1853 году заведений этих числилось: женских учебных заведений: 1-го разряда — 22; 2-го — 14; 3-го — 7 и 4-го — 3; институтов, училищ, больниц и благотворительных заведений в заведовании с.-петербургского и московского Опекунских Советов — 34; больниц и богаделен в заведовании с.-петербургского попечительного совета заведений общественного призрения — 9; школ с.-петербургского женского Патриотического общества — 15; детских приютов: в С.-Петербурге — 19, в Москве — 9, в губернских и уездных городах — 53; школ московского благотворительного общества — 14; Императорский Александровский лицей; 2 коммерческие училища — в С.-Петербурге и в Москве; Александровская мануфактура; 3 банка — в Туле, Томске и Иркутске; 4 попечительства о бедных с их отделениями — в Москве, Пензе, Киеве и Симбирске; 4 дома трудолюбия, особому управлению вверенные; 2 больницы в С.-Петербурге, 2 больницы в Москве и 5 богаделен в разных городах; Общество садоводства с находящимися при нем училищем и собственной Ее Величества дачей, и 4 частных благотворительных учреждения.
В 1878 году числилось по списку: 1) Благотворительные заведения: В С.-Петербурге — воспитательный дом с учительской семинарией, сельскими школами, училищами: женскими, нянь и фельдшериц, и с детскими приютами в округах, дома и родовспомогательное заведение с Мариинским гинекологическим отделением, повивальным институтом и школой для сельских повивальных бабок; в Москве — воспитательный дом с малолетним отделением, учительской семинарией и сельскими школами и родовспомогательное заведение с теми же при нем заведениями, что и Петербургское; больницы: в С.-Петербурге — 12 и две лечебницы, в Москве — 6 и три лечебницы; домов призрения и богаделен: в С.-Петербурге — 7, в Москве — 14, в губерниях — 9; убежищ и семейных приютов в Москве — 8; детских приютов: в С.-Петербурге — 23, не считая приютов в округах воспитательного дома, в Москве — 12, в губерниях—78; благотворительных обществ: в С.-Петербурге — 4, в Москве — 4, в губерниях — 2. 2) Воспитательно-учебные заведения: мужские: в С.-Петербурге — Императорский Александровский лицей, в Гатчине — Николаевский сиротский институт и сиротский дом в Симферополе; женские: институты — в С.-Петербурге — 9, в Москве — 3, в губерниях — 16; гимназии — в С.-Петербурге — 11, в Москве — 5, в губерниях — 15; в С.-Петербурге: женских школ патриотического общества — 14, низших женских школ — 5; в Москве: школ попечительства о бедных — 3, школ благотворительного общества — 15; в губерниях: низших женских школ — 11; заведений для детей обоего пола: в С.-Петербурге — 5, в Москве — 13, не считая сельских школ воспитательного дома, в губерниях — 3. Специальные учебные заведения: мужские: в С.-Петербурге: коммерческое училище, учительская семинария и фельдшерская школа; в Москве: училища — техническое и коммерческое, учительская семинария, фельдшерская школа и школа садоводства; женские: в С.-Петербурге — 9, в Москве — 4; училище для глухонемых в С.-Петербурге. 3) Разные учреждения: общества: садоводства и политехническое, банки: тульский и иркутский со сберегательной кассой при последнем; с.-петербургская карточная фабрика и при ней школа. Всего 459 учреждений против 208, существовавших в 1855 году.
Таким образом, в царствование Императора Александра II по ведомству учреждений Императрицы Марии основано: 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 33 гимназии, 175 низших училищ, 1 высшее мужское учебное заведение и 5 частных благотворительных обществ. В 1879 году воспитательные дома приняли под свой кров 21072 незаконных и 542 законных младенцев (более, против 1854 года, — первых на 3981, последних — на 474); в 1880 году состояло в призрении этих домов питомцев 62251 и законных детей 518 (более, против 1854 года, — первых на 12299, последних — на 315). Сравнительно с 1854 годом находилось в 1880 году: в 22 больницах кроватей — 6727, более на 2943; в них лечилось 69161 человек, более на 31552; больничные амбулатории посетило 121226 лиц, более на 67841; в 38 богадельнях призревалось 5731 лицо, более на 2364, в том числе бесплатно 3406; в 113 детских приютах нашли убежище 12463 ребенка обоего пола, более на 4487, в том числе 3559 в ночлежных сиротских отделениях на полном содержании от заведений; в 30 институтах воспитывалось 7566 девиц, более на 2066, в том числе 2485 на бесплатных вакансиях; в 31 женской гимназии, включая педагогические курсы и прогимназию, обучались 11786 учениц, в том числе 342 пансионерки; в 225 низших училищах состояло 10885 учащихся детей обоего пола, более на 8022; в 5 мужских учебных заведениях обучалось 2275 учеников, более на 1104, в том числе 812 на бесплатных вакансиях. За время с 1855 по 1880 год воспитывалось в институтах 37694 девицы, обучалось в женских гимназиях 41400, в мужских учебных заведениях получили образование 8807 юношей.