1. Великий Князь, Наследник и Цесаревич (1818—1855)
І. Детство • II. План воспитания • III. Отрочество • IV. Юность • V. Помолвка и женитьба • VI. Государственная и военная деятельность Цесаревича
2. Император (1855—1881)
I. Война • II. Мир • III. Коронация • IV. Сближение с Франциею • V. Внешняя политика на Западе и на Востоке • VI. Присоединение Амура и Уссури и покорение Кавказа • VII. Освобождение крестьян • VIII. Тысячелетие России • IX. Польская смута • X. Мятеж в Царстве Польском и в Западном крае • XI. Дипломатический поход на Россию • XII. Государственные преобразования • XIII. Дела внутренние • XIV. Внешняя политика • XV. Соглашение трех Императоров • XVI. Завоевание Средней Азии • XVII. Преобразование армии и флота • XVIII. Финансы и народное хозяйство • XIX. Церковь, просвещение, благотворительность • XX. Восточный кризис • XXI. Вторая Восточная война • XXII. Сан-Стефанский мир и Берлинский конгресс • XXIII. Внешние сношения после войны • XXIV. Крамола • XXV. Последний год царствования • XXVI. Кончина
XIII.
Дела внутренние.
1866—1871.
4-го апреля 1866 года, в четвертом часу дня, Император Александр, после обычной прогулки в Летнем саду, садился в коляску, когда неизвестный человек выстрелил в него из пистолета. В эту минуту, стоявший в толпе крестьянин, Осип Комиссаров, ударил убийцу по руке и пуля пролетела мимо. Преступник задержан на месте и, по приказанию Его Величества, отведен в III Отделение. Государь сам, от Летнего сада, отправился прямо в Казанский собор, принести благодарение Богу за избавление от угрожавшей ему опасности. Когда Император возвратился в Зимний Дворец, то там уже ожидали его все члены Государственного Совета для принесения поздравления. Обняв Императрицу и Августейших детей, Император, со всей семьей, вторично поехал в Казанский собор, где перед чудотворной иконой Богоматери, отслужен был благодарственный молебен. Между тем, весть о чудесном спасении Монарха быстро разнеслась по городу. В Зимнем Дворце собрались министры, высшие придворные и гражданские чины, генералитет, офицеры гвардии, армии и флота, спешившие на перерыв принести Государю выражение верноподданнических чувств. Все были допущены к нему. Густая толпа народа заливала дворцовую площадь, оглашая воздух кликами „ура“! Государь несколько раз выходил к ней на дворцовый балкон. Вечером во всех церквах столицы происходили молебствия.
На другой день в 11 часов утра Император принял поздравления Правительствующего Сената, явившегося в Зимний Дворец в полном составе, с министром юстиции во главе. „Благодарю вас, господа, — сказал он сенаторам, — благодарю за верноподданнические чувства. Они радуют меня. Я всегда был в них уверен, жалею только, что вам довелось выражать ваши по такому грустному событию. Личность преступника еще не разъяснена, но очевидно, что он не тот, за кого себя выдает. Всего прискорбнее, что он русский“.
В час дня состоялся прием Императором во дворце петербургского дворянства, к которому присоединились, находившиеся в столице, дворяне других губерний, представители городских обществ и прочих сословий. Когда из Золотой гостиной Государь вступил в Белую залу под руку с Императрицей, в сопровождении Цесаревича и прочих сыновей, его встретило громкое, единодушное „Ура!“, не умолкавшее несколько минут. Их Величества были видимо тронуты. На глазах их блестели слезы. Их окружили со всех сторон. Наконец водворилась тишина и петербургский губернский предводитель дворянства, граф Орлов-Давыдов, обратился к Императору со следующим приветствием: „Ваше Императорское Величество, при сем горестном, но вместе с тем утешительном случае, мы, предводители, депутаты и дворяне с.-петербургские, предстоя пред вами, Государь, не говорим от имени дворян всей России потому только, что каждое дворянское собрание дорожит правом выразить само свое чувство. Но от имени наших доверителей — дворян столицы и Петербургской губернии, мы ныне выражаем пред Вашим Величеством нашу скорбь, что рука преступника или сумасшедшего, посягнула на Вашу Высочайшую, церковью освященную и нам дражайшую особу, и вместе с тем возносим Богу благодарственные моления за то, что он защитил Россию от бедствий, спасая вашу жизнь. Государь, позвольте нам в настоящую минуту вспомнить, что в этом самом дворце, в третий день вашего царствования, вы, принимая с.-петербургских депутатов, им сказали, что надеетесь видеть всегда русское дворянство в начале и во главе всякого доблестного и полезного подвига. При помощи Божьей, эта благодатная надежда оправдается, к многолетнему утешению вашего чадолюбивого сердца“. Император отвечал: „Господа дворяне и господа члены других сословий, благодарю вас от всей души за выражение ваших чувств при этом грустном случае. Так и в прошлом году, в это же время, все сословия выражали мне свое сочувствие. Если, кроме веры в Бога, что поддерживает меня в моем трудном служении, то это именно та преданность и те чувства, которые мне постоянно выражаются, с таким единодушием, во всех трудных случаях, как от вас, господа дворяне, так и от всех других сословий. Еще раз благодарю вас всех, от всего сердца. Надеюсь, что вы, господа дворяне, радушно примете в свою среду вновь возведенного мной в дворянское достоинство дворянина, вчерашнего крестьянина, который спас мне жизнь. Я думаю, что этим он вполне заслужил честь быть русским дворянином“.
6-го апреля принесли поздравления Его Величеству от имени своих государей и правительств пребывавшие в Петербурге представители иностранных держав.
Со всех концов Империи, в продолжение нескольких месяцев, поступали выражения чувств радости русских людей о спасении драгоценной жизни Царя. Сословия и общества посылали депутации в Петербург, отправляли телеграммы, писали адресы; в движении этом участвовали все звания и состояния, учреждения, учебные и воспитательные заведения, общины, даже частные лица; многие знаменовали всенародный восторг делами благотворения. Единодушный порыв верноподданных, глубоко проник в сердце Венценосца, как явствует из письма его к высокопреосвященному Филарету, митрополиту московскому: „Приняв с благоговением присланную мне вами икону святителя Алексея, искренно благодарю вас и все московское духовенство за выраженные чувства верноподданнической преданности. Призванный на царство всемогущим Промыслом, я возлагаю все мои надежды на Вседержителя Бога, в Его же деснице цари и народы, и глубоко верую, что благое Провидение охранит дни мои, доколе они будут нужны для дорогой мне России. Как ни тягостна моему сердцу мысль о покушении на мою жизнь, всецело отданную любимому отечеству, но она исчезает пред благой Божественной волей, отвратившей от меня опасность, а единодушное сочувствие ко мне всех сословий верного моего народа, со всех концов обширной Империи, доставляет мне ежеминутные, трогательные доказательства несокрушимой связи между мной и всем преданным мне народом. Эта священная связь да останется навеки неизменным залогом силы, целости и единства нашего общего, великого отечества. Призываю святую церковь молиться о благоденствии и славе России“.
Злодей, стрелявший в Государя оказался исключенным за участие в беспорядках из числа студентов, сперва казанского, а потом и московского университетов, дворянином Саратовской губернии, Дмитрием Каракозовым. Обнаружение причин, вызвавших преступление и раскрытие его соучастников, возложено на особую следственную комиссию, председателем которой назначен граф М. Н. Муравьев. Оказалось, что Каракозов принадлежал к руководимому его двоюродным братом Ишутиным, московскому тайному кружку, состоявшему преимущественно из учащейся молодежи, вольнослушателей университета, студентов Петровской земледельческой академии и воспитанников других учебных заведений; что кружок этот имел конечной целью совершение насильственным путем государственного переворота; что средством к тому должно было служить ему сближение с народом, обучение его грамоте, учреждение мастерских, артелей и других подобных ассоциаций, для распространения среди простолюдинов социалистических учений. Обнаружены также сношения членов московского кружка с петербургскими единомышленниками, с ссыльными поляками и русскими выходцами за границей. Каракозов и его сообщники преданы верховному уголовному суду, который, признав Каракозова виновным в покушении на цареубийство, Ишутина — зачинщиком этого преступного замысла и большинство других подсудимых — соучастниками в образовании тайного общества с целью произвести насильственный переворот в государстве, — приговорил: Каракозова и Ишутина к смертной казни, через повешенье, остальных — к лишению всех прав состояния и к ссылке — одних в каторжные работы, других — на поселение в Сибирь. Казнь над Каракозовым совершена 3-го сентября, на Смоленском поле; Ишутину Государь даровал жизнь, а прочим осужденным в значительной мере сократил сроки наказания.
Следствие обнаружило сверх того неудовлетворительное состояние большей части учебных заведений, высших и средних, неблагонадежность преподавателей, дух непокорства и своеволия студентов и даже гимназистов, увлекавшихся учением безверия и материализма с одной стороны, самого крайнего социализма — с другой, открыто проповедуемых в журналах, так называемого, передового направления. Издание двух главных органов этого направления, Современника и Русского Слова, прекращено по Высочайшему повелению, а во главе министерства народного просвещения поставлен, вместо уволенного Головнина, незадолго до того назначенный обер-прокурором Святейшего Синода, граф Д. А. Толстой. Тогда же князь Суворов оставил пост с.-петербургского генерал-губернатора, должность коего упразднена, а заведование полицией поручено, с званием обер-полицмейстера, бывшему генерал-полицмейстеру в Царстве Польском и деятельнейшему сотруднику графа Берга по усмирению мятежа, генералу Трепову. Наконец, вместо старца князя Долгорукова, шефом жандармов назначен молодой и энергичный генерал-губернатор Прибалтийского края, граф П. А. Шувалов.
Печальные явления, раскрытые следствием, вызвали следующий рескрипт Императора на имя председателя Комитета Министров, князя Гагарина: „Единодушные изъявления верноподданнической преданности и доверия ко мне вверенного Божьим Промыслом управлению моему народа служит мне залогом чувств, в коих я нахожу лучшую награду за мои труды для блага России. Чем утешительнее для меня сие сознание, тем более признаю я моей обязанностью охранять русский народ от тех зародышей вредных лжеучений, которые, со временем, могли бы поколебать общественное благоустройство, если бы развитию их не было поставлено преград. Событие, вызвавшее со всех концов России доходящие до меня верноподданнические заявления, вместе с тем, послужило поводом к более ясному обнаружению тех путей, которыми проводились и распространялись эти пагубные лжеучения. Исследования, производимые учрежденной по моему повелению особой следственной комиссией, уже указывают на корень зла. Таким образом, Провидению угодно было раскрыть перед глазами России, каких последствий надлежит ожидать от стремлений и умствований, дерзновенно посягающих на все, для нее искони священное, на религиозные верования, на основы семейной жизни, на право собственности, на покорность закону и на уважение к установленным властям. Мое внимание уже обращено на воспитание юношества. Мной даны указания на тот конец, чтобы оно было направляемо в духе истин религии, уважения к правам собственности и соблюдения коренных начал общественного порядка и чтобы в учебных заведениях всех ведомств не было допускаемо ни явное, ни тайное проповедание тех разрушительных понятий, которые одинаково враждебны всем условиям нравственного и материального благосостояния народа. Но преподавание, соответствующее истинным потребностям юношества, не принесло бы всей ожидаемой от него пользы, если бы в частной, семейной жизни, проводились учения, несогласные с правилами христианского благочестия и с верноподданническими обязанностями. Посему я имею твердую надежду, что видам моим по этому важному предмету будет оказано ревностное содействие в кругу домашнего воспитания. Не менее важно для истинных польз государства в его совокупности и, в частности, для каждого из моих подданных, полная неприкосновенность права собственности во всех его видах, определенных общими законами и Положениями 19-го февраля 1861 года. Независимо от законности сего права, одного из самых коренных оснований всех благоустроенных обществ, оно состоит в неразрывной связи с развитием частного и народного богатства, тесно между собой соединенных. Возбудить сомнения в сем отношении могут одни только враги общественного порядка. К утверждению и охранению сих начал должны стремиться все лица, облеченные правами и несущие обязанности государственной службы. В правильном государственном строе первый долг всех, призванных на служение мне и отечеству, состоит в точном и деятельном исполнении своих обязанностей, без всякого от видов правительства уклонения. Превышение и бездействие власти одинаково вредны. Одним лишь неуклонным исполнением сих обязанностей может быть обеспечено единство в действиях правительства, которое необходимо для осуществления его видов и достижения его целей. Мне известно, что некоторые из лиц, состоящих на государственной службе, принимали участие в разглашении превратных слухов или суждений о действиях или намерениях правительства, и даже в распространении тех противных общественному порядку учений, которых развитие допускаемо быть не должно. Самое звание служащих дает, в таких случаях, более веса их словам и, тем самым, способствует к искажению видов правительства. Подобные беспорядки не могут быть терпимы. Все начальствующие должны наблюдать за действиями своих подчиненных и требовать от них того прямого, точного и неуклонного исполнения предуказанных им обязанностей, без которого невозможен стройный ход управления и которым они сами должны подавать пример уважения к власти. Наконец, для решительного успеха мер, принимаемых против пагубных учений, которые развились в общественной среде и стремятся поколебать в ней самые коренные основы веры, нравственности и общественного порядка, всем начальникам отдельных правительственных частей надлежит иметь в виду содействие тех других, здравых, охранительных и добронадежных сил, которыми Россия всегда была обильна и доселе, благодаря Бога, преизобилует. Эти силы заключаются во всех сословиях, которым дороги права собственности, права обеспеченного и огражденного законом землевладения, права общественные, на законе основанные и законом определенные, начала общественного порядка и общественной безопасности, начала государственного единства и прочного благоустройства, начала нравственности и священные истины веры. Надлежит пользоваться этими силами и сохранять в виду их важные свойства при назначении должностных лиц по всем отраслям государственного управления. Таким образом обеспечится от злонамеренных нареканий, во всех слоях народа, надлежащее доверие к правительственным властям. В этих видах, согласно всегдашним моим желаниям и неоднократно выраженной мною воле, надлежит по всем частям управления оказывать полное внимание охранению прав собственности и ходатайствам, относящимся до польз и нужд разных местностей и разных частей населения. Надлежит прекратить повторяющиеся попытки к возбуждению вражды между разными сословиями и, в особенности, к возбуждению вражды против дворянства и, вообще, против землевладельцев, в которых враги общественного порядка естественно усматривают своих прямых противников. Твердое и неуклонное соблюдение этих общих начал положит предел тем преступным стремлениям, которые ныне с достаточной ясностью обнаружились и должны подлежать справедливой каре закона. Поручаю вам сообщить настоящий рескрипт мой, для надлежащего руководства, всем министрам и главноначальствующим отдельными частями“.
Царский рескрипт указывая всем состоящим на государственной службе на строгое и точное исполнение лежащих на них обязанностей, ни мало не видоизменил, однако, направления правительственной деятельности. Судебные уставы вводились в округах петербургском и московском, а между тем, издавались дополнительные к ним законы: Положение о нотариальной части и согласованное с уставами, новое издание Уложения о наказаниях. Посетив вновь отстроенное здание судебных мест в Петербурге, Государь обратился к сопровождавшим его при осмотре, чинам судебного ведомства со следующими словами: „Я надеюсь, господа, что вы оправдаете оказанное вам доверие и будете исполнять новые ваши обязанности добросовестно, по долгу чести и верноподданнической присяги, что, впрочем, одно и то же“. На единодушный возглас присутствовавших, что они употребят все силы, дабы оправдать доверие Монарха, Его Величество прибавил: „И так, в добрый час, начинайте благое дело“. Открытие кассационных департаментов Правительствующего Сената последовало 16-го апреля, а на другой день, в день рождения Государя — открытие петербургских судебной палаты и окружного суда.
Отпраздновав в семейном кругу двадцатипятилетие своей свадьбы, Государь и Императрица в конце мая переехали на жительство в подмосковное село Ильинское, где провели целый месяц. Появление Императора в первопрестольной столице, в первый раз по чудесном избавлении от руки убийцы, вызвало те же проявления бурного восторга населения, что и в Петербурге. Москвичей озабочивало в то время предстоявшее прекращение издательской деятельности Каткова в Московских Ведомостях. Пылкий публицист, от избытка патриотизма переступивший в полемике против некоторых из правительственных ведомств, главным образом, против министерства народного просвещения, за пределы благопристойности, получил от министра внутренних дел предостережение, которое отказался напечатать в своей газете и объявил, что предпочитает вовсе прекратить ее издание. Пользуясь пребыванием Государя в Москве, Катков написал ему письмо, в котором — как он предупреждал графа А. В. Адлерберга, взявшегося передать письмо по назначению, — он „ни на что не жалуется и ничего не просит“. Оканчивалось письмо просьбой, чтобы Государь в издателях Московских Ведомостей признал своих. Последствием была аудиенция, данная Каткову 20-го июня в Петровском дворце. Император принял его в кабинете, наедине. „Я тебя знаю, — сказал он ему, — верю тебе, считаю тебя своим“. Государь казался растроганным, слезы катились из глаз Каткова. „Сохрани тот священный огонь, — продолжал Император, — который есть в тебе. Я подаю руку тем, кого знаю и уважаю. Тебе не о чем беспокоиться. Я внимательно слежу за Московскими Ведомостями, постоянно их читаю. В тебе вполне уверен. Понимаешь ли силу того, что говорю тебе? Нет ли у тебя чего на душе, чтобы передать мне?“ Взволнованный Катков отвечал несколькими несвязными словами благодарности. Перейдя к вопросу о сепаратизме, в обсуждении которого издатель Московских Ведомостей проявлял крайнюю подозрительность к некоторым правительственным лицам, „не надо как бы колоть и раздражать происхождением, — заметил Государь, — все могут быть верными подданными и хорошими гражданами. Надо говорить об этом, но следует сохранять меру. Покушения этого рода есть, я знаю, и с тобой согласен. Величием и единством Империи я, конечно, дорожу не менее тебя… А я на тебя посердился. Предостережение все-таки надо было напечатать“. При прощании Император снова крепко пожал руку Каткова, прибавив: „Помни: я в тебе вполне уверен“. Министру внутренних дел сообщена Высочайшая воля, чтобы Московские Ведомости были освобождены от наложенного на них взыскания, и несколько дней спустя, газета эта снова стала выходить под редакцией Каткова.
К 1-му июля Двор по обыкновению переселился в Петергоф. В тамошнем дворце Государь принял 27-го числа в торжественной аудиенции, посольство Северо-Американских Соединенных Штатов, приплывшее в Кронштадт на броненосной эскадре адмирала Фаррагута. Стоявший во главе посольства, помощник государственного секретаря по морскому департаменту Фокс, вручил Его Величеству постановление конгресса республики с выражением радости американского народа по случаю избавления русского Царя от грозившей ему опасности.
После обычного лагерного сбора и маневров в Красном Селе, Государь в конце августа съездил вторично в Москву на одну неделю, с 18-го по 25-е, для присутствования при упражнениях войск, расположенных в подмосковных лагерях, и ко дню своих именин возвратился в Царское Село. В числе наград, дарованных в этот день, были алмазные знаки ордена Св. Андрея, пожалованные графу Муравьеву; награда не застала уже его в живых. Михаил Николаевич скончался в Лужском своем поместье 31-го августа. Император Александр отдал последний долг усопшему, верному слуге, и сам присутствовал, вместе со всеми Великими Князьями, при погребении его в Александро-Невской лавре.
Наступило время великого семейного и, вместе с тем, всенародного торжества. 17-го июня Наследник Цесаревич Александр Александрович помолвлен в Копенгагене с дочерью короля датского, принцессой Дагмарой; 14-го сентября высоконареченная невеста высадилась в Кронштадте, где встретили ее Император, Императрица, Августейший жених и все члены царской семьи. Оттуда Ее Высочество проследовала в Царское Село, а 17-го состоялся торжественный въезд ее в столицу. Св. миропомазание, с наречением Великой Княжной Марией Феодоровной и обручение происходили 13-го октября, а 28-го того же месяца Высочайший манифест огласил по всей России радостную весть о вступлении в брак Наследника Престола: „Вручая судьбу новобрачных всемилосердному Промыслу Божию, мы возвещаем о сем отрадном, для родительского сердца нашего, событии всем верным нашим подданным и призываем их вознести вместе с нами свои теплые и всегда искренние молитвы к престолу Всевышнего: да осенит он эту любезную нам чету Его всещедрой благодатью и да благословит союз Их Императорских Высочеств многолетним, полным и безмятежным счастьем, к утешению нашему, любезнейшей супруги нашей Государыни Императрицы Марии Александровны, всего нашего Императорского дома, и ко благу любимой нами России“. Другим манифестом Император Александр „преклонил заботу к участи скорбящих и бедствующих членов, вверенной ему святым Промыслом, великой семьи народной“, и „всегда признавая возможность миловать и прощать, когда милосердием не ослабляется сила закона“, даровал целый ряд облегчений осужденным преступникам, смягчив и сократив сроки их наказаний, а с неисправных плательщиков сложил целый ряд недоимок и взысканий. В день бракосочетания Наследник Цесаревич назначен членом Государственного Совета.
Законодательная деятельность в продолжение 1865 года несколько умерилась. По министерству государственных имуществ завершено устройство хозяйственного быта государственных крестьян, с утверждением за ними их прежних наделов и с выдачей на них владенных записей; министерство внутренних дел трудилось над составлением Городового Положения, к концу года внесенного им на рассмотрение Государственного Совета. Между тем, осенью, вследствие перемены, происшедшей во главе управления Северо-Западным краем, где генерал-адъютанта фон-Кауфмана заменил в должности виленского генерал-губернатора генерал-адъютант граф Баранов, а также в виду предстоявшего увольнения от места главного директора правительственной комиссии внутренних дел в Царстве Польском князя Черкасского, не пожелавшего после удаления Николая Милютина от дел, вследствие постигшей его тяжкой болезни, продолжать службу в Варшаве, — в обществе и в печати, русской и заграничной распространились слухи о перемене в направлении правительства, вызвавшие следующее правительственное сообщение, которое появилось сначала в органе князя Горчакова, Journal de Saint-Petersbourg, а затем перепечатано и в Северной Почте: „Отозвание генерала Кауфмана не обусловливает никакой перемены в политической системе, принятой относительно Западных губерний Империи, или в Царстве Польском. Первые должны вновь сделаться тем, чем сделала их история, областями существенно русскими, где народный православный элемент, образующий громадное большинство населения, должен приобрести принадлежащее ему преобладание. Что касается до Царства Польского, то императорское правительство будет смело продолжать исполнение обязанности, возложенной на него волей Государя и состоящей в освобождении польского общества от пороков, которые растлевают его, и слишком часто делали его гнездом беспорядка, анархии и революции, жертвой всех враждебных влияний извне, и подвергают опасности его будущность, препятствуя слиянию его интересов с интересами России. В течение своего славного царствования, наш возлюбленный Монарх явил слишком много доказательств своей твердости и настойчивости в стремлении, помимо всех препятствий, к тому, что, по его искреннему убеждению, справедливо, мудро и обусловлено национальными интересами России, чтобы могло возникнуть какое-либо сомнение на счет его намерений. Принятый им путь не есть результат теоретической системы, могущий изменяться, смотря по впечатлениям минуты. Он был настоятельно предписан долговременным и горестным опытом. Ни Государь, ни народ русский, не могут забыть обязанностей, возлагаемых такими уроками“.
В Варшаве, после удаления с политического поприща Николая Милютина и отъезда большей части его друзей и сотрудников, руководство делами сосредоточилось в руках наместника графа Берга, возведенного в звание генерал-фельдмаршала. Но сила обстоятельств побуждала правительство не сходить с пути, на который оно вступило по усмирении мятежа. Мало-помалу совершилось слияние отдельных частей управления в Царстве с ведомствами Империи. Финансовые дела перешли в заведование министерства финансов, в котором по делам Царства Польского образован особый отдел. Почтовая часть отошла в ведение вновь образованного министерства почт и телеграфов,. Одновременно вводились законы, выработанные еще при Милютине: указ об устройстве холмской греко-униатской епархии и новое положение о губернском и уездном управлении, разделившее Царство, вместо прежних пяти, на десять губерний.
К концу 1866 года, Земские Учреждения введены повсеместно в 33-х губерниях, управляемых на общем основании; но в виду поступавших в министерство внутренних дел жалоб на чрезмерное обложение земскими сборами промышленных и торговых предприятий, состоялось Высочайшее повеление, ограничившее более тесными пределами пользование этим правом. Земским собраниям предоставлено впредь облагать по своему усмотрению лишь недвижимые имущества в городах и уездах; со свидетельств же на право торговли и промыслов, с билетов на торговые и промышленные заведения и с патентов на винокуренные заводы и заведения для продажи питей, дозволено взимать земские сборы лишь с ценности самых помещений, не включая в оценку ни стоимости находящихся в них предметов или изделий, ни торговых или промышленных оборотов, при том так, чтобы процентный сбор с гильдейских свидетельств винокуренных заводов и заведений для продажи питей не превышал 25%, а с прочих торговых и промышленных предприятий, — 10% налогов, платимых ими в казну. Распоряжение это возбудило неудовольствие земств. Петербургское губернское земское собрание, которое уже в первую сессию свою в декабре 1865 года, высказалось в пользу расширения дарованных земству прав и созыва центрального земского собрания для обсуждения хозяйственных польз и нужд, общих всему государству, не только вступило в пререкание с губернатором, но и постановило, по представлению губернской земской управы, принести жалобу в Сенат на министра внутренних дел, который оставил без последствий 12 из 26 ходатайств земства. Обстоятельство это, а равно бурный ход прений в заседаниях, привели к строгой правительственной мере. „В виду того, — как сказано в Высочайшем повелении, — что петербургское губернское земское собрание, с самого открытия своих заседаний, действует несогласно с законами, и, вместо того чтобы, подобно земским собраниям других губерний, пользоваться Высочайше дарованными ему правами для действительного попечения о вверенных ему местных земско-хозяйственных интересах, непрерывно обнаруживает стремление, неточным изъяснением дел и неправильным толкованием законов, возбуждать чувства недоверия и неуважения к правительству“, повелено: закрыть и распустить петербургское губернское земское собрание; закрыть в Петербургской губернии губернскую и уездные земские управы; приостановить в ней действие Положения о Земских Учреждениях. Принятая в январе 1867 года мера эта была уже отменена в июле того же года, после того, как 13-го июня издан закон, расширявший права председателей, как земских, так и городских, и всех сословных собраний, возлагавший на них ответственность за соблюдение порядка в заседаниях, ограничивавший гласность совещаний и решений, и признававший недействительными, а следовательно, не подлежащими ни исполнению, ни дальнейшему производству, постановления собраний, противные законам.
В первую годовщину покушения на жизнь Государя 4-го апреля 1867 года произошло торжественное освящение часовни, сооруженной в память чудесного избавления, у ворот Летнего сада, в присутствии Их Величеств и всех членов Царской семьи. При возглашении многолетия, Государь обнял тут же находившегося Комиссарова.
Проведя в Петербурге день своего рождения, Император Александр 20-го апреля сопровождаемый Цесаревичем и Цесаревной, отправился в Москву. Пребывание в первопрестольной столице продолжалось две недели и было посвящено посещению супругой Наследника Престола московских святынь и исторических памятников, представлению Ее Высочеству властей и знатных лиц обоего пола, устроенным в честь ее блестящим балам и народным гуляньям, осмотру открытой под почетным председательством Великого Князя Владимира Александровича, всероссийской этнографической выставки; заключилось оно поездкой Государя, Цесаревны и Цесаревича в Троице-Сергиеву лавру. 2-го мая Его Величество и Их Высочества возвратились в Царское Село. Там 14-го мая принял Император депутацию от славянских гостей, приехавших в Россию для ознакомления с московской этнографической выставкой. В состав депутации вошли двадцать шесть человек, сербов из княжества, австрийских и лужицких, болгар, чехов, русских галичан, словаков и хорватов, но сопровождали их в Царское Село все славяне, находившиеся в Петербурге. Выслушав приветствие серба Шафарика, Государь ответил на него следующими словами: „Благодарю вас за ваши добрые желания. Мы сербов всегда считали за своих родных братьев и я надеюсь, что Бог готовит вам в скором времени лучшую будущность. Дай Бог, чтобы все желания ваши скоро исполнились“. Проходя через залу где находились прочие славяне, но входившие в состав депутации, Его Величество милостиво ответил на их почтительный поклон, сказав: „Здравствуйте, господа! Я рад видеть вас, славянских братьев, на родной славянской земле. Надеюсь, вы останетесь довольны приемом как здесь, так и особенно в Москве! До свидания!“
Два дня спустя Император Александр, сопутствуемый двумя старшими сыновьями, Цесаревичем и Великим Князем Владимиром Александровичем, с многочисленной свитой, в состав которой входил вице-канцлер князь Горчаков, выехал из Царского Села за границу, для посещения парижской всемирной выставки, обозреть которую Наполеон III приглашал всех европейских государей. В Вержболове состоялось следующее, объявленное министру внутренних дел шефом жандармов, Высочайшее повеление: Все дела политического свойства, касающиеся последнего польского мятежа и беспорядков, имевших отношение к оному, не оконченные еще производством, как в следственных комиссиях, так и в судебных местах, если лица, прикосновенные к этим делам не обвиняются, кроме того, в особых уголовных преступлениях, как-то: в убийстве, поджоге и т.п. — прекратить, освободив всех обвиняемых от следствия и суда; новые дела, которые могут возникнуть по обвинениям в принадлежности к бывшему мятежу или политическим беспорядкам, бывшим в связи с мятежом, не вчинать и подвергавшихся подобным обвинениям, если они не обвиняются, кроме того в особых уголовных преступлениях, оставить без преследования; уроженцам Царства Польского, высланным по случаю политических беспорядков в разные места Империи в административном порядке, если они местным начальством в поведении одобрены, дозволить возвратиться на родину, а уроженцам Западных губерний разрешить, если пожелают, переселиться в Царство Польское, не распространяя, впрочем, обоих этих разрешений на лиц духовного звания, возвращение которых предоставить усмотрению наместника Царства.
Проведя один день в Потсдаме, Государь продолжал следование в Париж вместе с королем прусским, которого сопровождал канцлер Северо-Германского союза, граф Бисмарк. Их Величества прибыли во французскую столицу 20-го мая и были встречены на вокзале северной железной дороги императором французов. Русскому Императору отведено помещение в Елисейском дворце, то самое, которое занимал Александр I в пребывание свое в Париже в 1814-м и 1815-м годах. Блестящие празднества устроены были в честь Августейших гостей: обед и бал в Тюильри, парадный спектакль в Опере, посещение выставки, скачки в Лоншане, наконец, большой смотр французских войск на Лоншанском поле. При возвращении 25-го мая с этого военного торжества, в Булонском лесу, в коляску, в которой ехали Императоры Александр и Наполеон и оба Великие Князя, поляк Березовский выстрелил из пистолета в Государя и, к счастью, дал промах. Пуля, пролетев мимо, ранила лошадь ехавшего возле императорского экипажа французского шталмейстера.
Весть о вторичном покушении на священную особу Монарха с быстротой молнии разнеслась по всей России, как и в предшедшем году, вызывая повсюду общее чувство негодования к злодею, радости и благодарности к Богу за спасение драгоценной жизни Царя. Император Александр еще несколько дней остался в Париже, осматривая достопримечательности знаменитого города, посещая прославленные историческими воспоминаниями окрестности его. 30-го мая Его Величество выехал из французской столицы, остановился на несколько часов в Баден-Бадене, чтобы навестить королеву прусскую Августу, в Штутгарте посетил сестру свою, королеву виртембергскую Ольгу Николаевну, а в Дармштадте — семью Императрицы, и, проведя два дня в Потсдаме, 6-го июня прибыл в Варшаву.
То было первое посещение Монархом польской столицы после печальных смут, коих она была позорищем в течение семи лет. В 1867 году продолжалось без перерыва административное слияние Царства Польского с Империей: упразднены правительственные комиссии, финансовая и народного просвещения, и образован Варшавский учебный округ, подчиненный на общем оснований министерству народного просвещения; перешли в заведование подлежащих ведомств в Империи пути сообщения, коннозаводство и контрольная часть; наконец, упразднены также Государственный Совет и Совет управления Царства Польского; но вместе с тем, обнародована дарованная в Вержболове амнистия участникам мятежа. Выстрел Березовского ни мало не изменил великодушных намерений Государя в отношении к польским его подданным. В Варшаве он подписал два указа на имя наместника: первым прекращены разыскания имуществ, принадлежащих преступникам, принимавшим участие в мятеже и подлежавших конфискации, а также всякие действия относительно конфискации тех из имуществ подобного рода, которые, хотя и обнаружены, но не поступили еще окончательно в казну; вторым — даровано вспомоществование оставшимся за штатом чиновникам упраздненных учреждений.
На варшавском вокзале встретила Августейшего супруга Императрица Мария Александровна с младшими детьми, Великими Князьями Сергием и Павлом и Великой Княжной Марией, а президент города поднес Его Величеству хлеб-соль. Государь и Императрица в открытой коляске проехали в Бельведерский дворец. Там, на дворцовом дворе, ожидала их депутация в 500 человек от крестьян, в числе более 5000 стекшихся в Варшаву со всех концов Царства Польского ко дню царского приезда. Принимая от них хлеб-соль, Император произнес: „Я очень рад вас видеть довольными, так как я сделал все, что мог для вашего благосостояния“. Из дворца Их Величества отправились в православный собор, где был отслужен благодарственный молебен, а затем — на Мокотовское поле, на котором произведен Высочайший смотр собранным в Варшаве войскам. На другой день Его Величество принимал высших военных и гражданских чинов, губернаторов, председателей губернских по крестьянским делам присутствий; на третий — в Лазенковском дворце был обеденный стол для русских должностных лиц, начальников отдельных воинских частей и полковых командиров; на четвертый — Их Величества почтили своим присутствием бал, данный и их честь в русском общественном собрании; на пятый — 10-го июня — Государь, проводив отправлявшуюся в Ливадию Императрицу с Августейшими детьми до Скерневид, сам выехал из Варшавы и имел ночлег в Белостоке.
12-го июня, ровно в полночь, императорский поезд прибыл в Вильно. Император Александр проследовал по ярко иллюминованным улицам города во дворец, где на следующее утро принимал властей и депутацию из 500 крестьян Северо-Западного края. Посетив православный Свято-Духов монастырь, Его Величество остановился и у римско-католического собора, на паперти которого ждало его духовенство в облачении; потом помолился в часовне, воздвигнутой в память жертв последнего мятежа, а затем произвел смотр войскам, после которого приступил к подробному осмотру возобновленных в Вильне древних православных храмов. Обзор начался с церквей Пятницкой и Николаевской и заключился кафедральным Св. Николая и Предтеченским митрополичьим соборами. Кроме того, Император посетил сиротский дом младенца Иисуса и Мариинский девичий монастырь. Вечером во дворце был большой обед для высших чинов духовных, военных и гражданских, к которому из местных дворян приглашен был один только граф Тышкевич, отставной конногвардеец, ветеран наполеоновских войн. 13-го июня Государь удостоил особого приема членов виленского губернского по крестьянским делам присутствия, председателей мировых съездов и всех вообще находившихся в Вильне деятелей крестьянского дела. „Благодарю вас, господа, — сказал он им, — за вашу полезную службу; продолжайте ее с прежним усердием; уверен, что вы будете действовать с полным беспристрастием“. Его Величество вышел и к крестьянам, наполнявшим дворцовый двор, и спросил, нет ли между ними принявших православие? По вызове вновь обращенных из толпы, Его Величество произнес, обращаясь к ним: „Очень рад вас видеть православными. Уверен, что вы перешли в древнюю веру края с убеждением и искренно; знайте, что раз принявшим православие, я ни под каким видом не позволю и не допущу возвратиться в католичество. Слышите ли? Повторяю: рад вас видеть православными“. После учения войскам, Государь посетил публичную библиотеку, навестил престарелого митрополита литовского, высокопреосвященного Иосифа, заехал в духовную семинарию, в женскую гимназию, военный госпиталь и, отобедав по дворце, в кругу начальников отдельных частей войск, вечером отбыл из Вильны.
Дальнейший путь Императора лежал чрез Динабург, на Ригу. В Прибалтийском крае уже несколько лет умы были возбуждены ярой полемикой местных немецких и иностранных газет, с русской печатью по вопросу о национальности. В 1864 году правительству пришлось принять меры к обузданию лифляндского суперинтендента епископа Вальтера, при открытии местного ландтага произнесшего слово, которым он приглашал дворян и крестьян оставаться верными германизму. Но вскоре после того были приняты строгие меры против обнаружившегося движения посреди латышей к переходу в православие; сочувствовавший и содействовавший этому движению, православный архиепископ рижский Платон переведен на другую кафедру и в пределах Балтийского края отменен закон об обязательном крещении в православную веру детей, рожденных от смешанных браков православных с лютеранами.
Государь прибыл в Ригу вечером 14-го числа. На платформе вокзала выстроились члены общества стрелков и поднесли хлеб-соль Его Величеству представители общин староверческой и еврейской. На плацу, перед станцией, стояли городская конная стража, пожарная команда и певческие общества. Вся Рига сияла огнями. При пушечной пальбе и колокольном звоне, Император проехал в замок, а за ним во след направились туда и певческие общества, немецкое и русское, и при свете факелов и фонарей исполнили несколько хоров.
На другой день утром представлялись Государю в замке военные и гражданские чины, духовенство, дворянство, представители города и купечества, а также эстляндские дворяне и депутация от города Ревеля. Его Величество обратился к ним со следующей речью, на русском языке: „Вы знаете, господа, с каким удовольствием я посещаю каждый раз ваш край. Я умею ценить ваши верноподданнические чувства, еще недавно столь сильно обнаруженные по поводу вторичного избавления меня Всевышним от руки убийцы. Я знаю, что это чувство искренне в вас и наследственно. То же самое я могу сказать и о моем к вам доверии. Оно также во мне наследственно, и я ручаюсь вам, что передам его моим детям. Но я желаю, господа, чтобы вы не забывали, что принадлежите к единой русской семье и образуете нераздельную часть России, за которую отцы ваши и братья, и многие из вас самих, проливали кровь. Вот почему я надеюсь найти со стороны вашей, в мирное время, содействие мне и моему представителю в среде вашей, генерал-губернатору (Государь указал на генерал-адъютанта Альбединского), на коего вполне полагаюсь, к приведению в исполнение тех мер и реформ, которые я считаю необходимыми и полезными для вашего края. Я уверен, господа, что в этом отношении я не ошибусь в моем к вам доверии, и что вы оправдаете его на деле. Мне остается еще благодарить вас за ваш радушный прием, которым я глубоко тронут“. После посещения православного собора в цитадели и парада войскам, Император поехал в сад стрелкового общества, где собственноручно раздавал призы, а на память своего посещения посадил дерево. День завершился балом от дворянства. За ужином, в ответ на тост за здоровье Его Величества, Император провозгласил тост за лифляндское дворянство, но по возвращении в Петербург, утвердил решение Комитета Министров о восстановлении обязательной силы, состоявшегося еще в 1850 году, Высочайшего повеления, коим местным властям вменялось в обязанность все деловые сношения и переписку вести на русском языке.
Пробыв два дня в Риге, Император Александр возвратился в Царское Село 18-го июня. На Александровскую станцию собрались встретить его все, находившиеся в столице члены царственной семьи, министры, высшие придворные, военные и гражданские чины, и генералы, штаб и обер-офицеры всех частей войск, расположенных в С.-Петербурге и его окрестностях, одни пешие, другие верхами для составления почетного конвоя, наконец, несметная толпа народа. Очевидец так описывает эту встречу Царя, вторично спасенного Небесным Промыслом от грозившей ему смертельной опасности: „Ровно в 5 часов 30 минут раздался свисток локомотива, мчавшего императорский поезд, и в ту же минуту воздух огласился дружным, продолжительным „ура!“ народной толпы, собравшейся за станцией у дороги. Стоявший там же оркестр военной музыки заиграл „Боже, Царя храни!“ Толпа на площади так и замерла в ожидании, которое продолжалось, однако, одно мгновение. Двери станции распахнулись и Государь Император в синей венгерке лейб-гусарского полка и в красной фуражке, показался на пороге. Забывши всякий этикет, руководимые только одним одушевлявшим их чувством, все офицеры, составлявшие первые ряды толпы, бросились на встречу Государю: громовое, неумолкаемое „ура!“ потрясло воздух. Публика махала шляпами, платками, простолюдины бросали вверх шапки. Его Величество милостиво остановился перед заграждавшей ему путь толпой и изволил сказать несколько приветливых слов окружавшим его военным. Приветствие Государя было до того милостиво, что не помня о соблюдении установленной формы, офицеры, по единодушному движению, сняли свои кепи и каски и стали махать ими. Сопровождаемый Великими Князьями, на лицах которых было написано глубокое радостное волнение, Государь прошел ряды офицеров и, войдя в самую средину толпы, направился к своей коляске, в которой и поместился с Великим Князем Константином Николаевичем. Несколько минут коляска не могла тронуться с места от натиска восторженной толпы. Наконец, народ расступился и экипаж двинулся. Государь Император ехал стоя, держась одной рукой за обод козел, а другой милостиво приветствуя народ. Конные офицеры сплошной толпой помчались за коляской. С площадки станции далеко видна была усеянная сплошь народом дорога, по которой мчался экипаж Государя; вся окрестность гремела криками „ура!“ Прибыв в Царскосельский дворец, Его Величество прежде всего отправился в дворцовую церковь, где был отслужен благодарственный молебен“.
19-го июня в Зимнем дворце Император Александр принимал поздравления дипломатического корпуса, а 20-го к вечеру посетил Красносельский лагерь. К царской ставке собрались все генералы, штаб и обер-офицеры расположенных в лагере войск, а также послы испанский и великобританский, прусский посланник и военные агенты австрийский и прусский. Для встречи Государя офицеры стали по полкам, по обеим сторонам дороги, от царской ставки вдоль царскосельского шоссе; хоры музыки всех частей войск были поставлены против царской ставки, а нижние чины и песенники полков стояли на передних линейках, впереди своих палаток. Густая толпа народа покрывала все пространство впереди лагеря. Близ самой ставки Государя собралось много дам. Когда показался императорский экипаж, в котором сидел Государь с королем Эллинов, музыка заиграла гимн и войска приветствовали Державного Вождя громкими перекатами „ура!“, раздававшимся на всем девятиверстном пространстве лагерного расположения. Главнокомандующий войсками гвардии, Великий Князь Николай Николаевич, подал Императору почетный рапорт, а затем, окруженный начальниками дивизий, командирами бригад и полков, поднес Его Величеству дар от войск — золотой образ-складень, с изображением св. апостола Андрея Первозванного и с надписью: 25-го мая 1867 года. При этом Его Высочество сказал: „Ваше Величество, вся ваша верная гвардия, от генерала до солдата, и воспитанники военно-учебных заведений, подносят вам этот складень с изъявлением величайшего их счастья и радости видеть вас, Государь, опять в своей среде. Все мы просим, чтобы складень этот был неразлучно с вами, во всех ваших путешествиях“. Император снял фуражку, перекрестился, приложился к образу и растроганным голосом отвечал: „Благодарю вас за все; благодарю за этот образ, с которым никогда не расстанусь“. Прижав к груди и расцеловав брата, Его Величество прибавил, обратясь к генералам и офицерам: „Благодарю вас всех, господа, от всей души“. После Высочайшего объезда лагеря, началась заря с церемонией и войска стали на молитву. Конец вечера Его Величество провел в Красносельском театре. Не менее торжественно и задушевно встречен Государь моряками, когда, несколько дней спустя, Его Величество посетил Кронштадтский рейд, в сопровождении наследного принца итальянского Гумберта.
26-го июня в Царскосельском дворце, состоялось, в присутствии Государя, обручение короля Эллинов Георга I со старшей дочерью Великого Князя Константина Николаевича, Великой Княжной Ольгой Константиновной; с 6-го по 11-e июля — ряд учений и смотров войск Красносельского лагеря, а 18-го Государь выехал из Петербурга и через Москву, Тулу, Орел, Харьков, Полтаву, Кременчуг, Елисаветград и Николаев, прибыл в Ливадию, где остался с Императрицей и младшими детьми до конца сентября. Бракосочетание короля Георга с Великой Княжной Ольгой совершилось в отсутствие Императора, 15-го сентября.
5-го августа русская церковь праздновала пятидесятилетие служения в архиерейском сане митрополита московского Филарета. Государь почтил маститого архипастыря милостивым рескриптом, в котором, перечислив великие заслуги его церкви и отечеству, предоставил ему право, по киевскому обычаю, предношения креста при священнослужении, а также ношения креста на митре и двух панагий на персях. Владыка не долго пережил это торжество, беспримерное в наших церковных летописях. 19-го ноября 1867 года не стало Филарета. Преемником его на московской митрополичьей кафедре назначен известный своей миссионерской деятельностью в отдаленной Сибири, архиепископ камчатский и алеутский, Иннокентий.
1867 год завершился рядом законодательных мер по преобразованию административной и судебной частей на Кавказе и в Закавказском крае. 9-го декабря Высочайше утверждены и обнародованы положения: о главном управлении наместника кавказского, о карантинно-таможенной части, и правила о порядке определения к должностям и увольнения от оных, а указом Правительствующему Сенату повелено новые судебные уставы привести в действие в округе тифлисской судебной палаты с 1-го января 1868 года.
Неурожай 1867 года вызвал во многих местностях России голод, для устранения которого обычные административные меры оказались недостаточными. Бедствие грозило принять обширные размеры, а между тем, почти всюду запасные хлебные магазины оказались истощенными. Для обеспечения положения нуждающихся и для обсеменения яровых полей решено обратиться к частной благотворительности и открыть по всей империи подписку для сбора в пользу голодающих добровольных денежных пожертвований; а для сосредоточения и правильного распределения их, учреждена временная комиссия, во главе которой стал Наследник Престола. „Поручая Вашему Императорскому Высочеству, — писали ему Государь и Императрица в рескрипте за общей их подписью, — почетное председательство в оной, нам отрадно видеть в искренности и теплоте принимаемого вами сердечного в этом деле участия, залог успешного достижения предполагаемой благотворительной цели“.
В связи с этою мерою находится, состоявшееся 9-го марта, увольнение статс-секретаря Валуева от должности министра внутренних дел; причем, однако, Государь изъявил ему душевную признательность за семилетнее управление этим ведомством и, в частности, за „неусыпные старания к введению и правильному действию законодательных и административных преобразований“, выразив надежду, что „после некоторого времени необходимого отдыха для поправления здоровья“, Валуев снова посвятит себя деятельному участию в делах государственных. Министром внутренних дел назначен бывший начальник штаба корпуса жандармов, генерал-адъютант Тимашев. Почтовое и телеграфное ведомство включены снова в состав министерства внутренних дел. Тогда же, уволенного Замятнина, во главе министерства юстиции заменил статс-секретарь граф Пален.
17-го апреля 1868 года Императору Александру исполнилось пятьдесят лет. Годовщина эта отпразднована в тесном семейном кругу, но несколько дней спустя л.-гв. гусарский полк торжественно чествовал полвека, истекшие со времени назначения Его Величества шефом полка. 22-го апреля войскам гвардии объявлен рескрипт на имя главнокомандующего, Великого Князя Николая Николаевича: „Пятьдесят лет прошло с тех пор, как по воле, блаженные памяти Императора Александра I, я зачислен в ряды доблестной гвардии. Постоянно будучи свидетелем ее усердной службы и непоколебимой преданности Престолу и Отечеству и желая ознаменовать нынешний день знаком моего к ней благоволения, я жалую по 300 тысяч рублей ежегодно, для выдачи пособий в размере полугодовых окладов жалованья всем, штаб и обер-офицерам, которые несут в войсках гвардий действительную службу. Оказывая этот новый знак попечения моего о благосостоянии офицеров моей гвардии, во внимание к большим издержкам, требуемым от них по особым условиям их службы, я уверен, что они и на будущее время также как и доселе, будут своей примерной и безукоризненной службой поддерживать честь и славу русской гвардии“. В этот день Государь, прибыв в Царское Село, принял поздравление от полка и поднесенную ему лейб-гусарами художественную группу, изображавшую гусаров, в четыре минувшие и в настоящее царствования, и объявил, что жалует полку новый штандарт. Юбилейное торжество, отложенное на несколько дней по нездоровью Императрицы, происходило 27-го апреля. К этому дню стеклись в Царское Село многие из прежде служивших в лейб-гусарском полку офицеров. Накануне вся гусарская семья приглашена была во дворец, где произошла церемония прибивки вновь пожалованного штандарта к древку. Император вбил первый гвоздь; следующие гвозди по его указанию вбили: великий герцог саксен-веймарский, Наследник Цесаревич, наследный принц саксен-веймарский, Великий Князь Николай Николаевич старший, принц Александр Гессенский, военный министр, Великие Князья Сергий Александрович и Николай Николаевич младший, прежние командиры полка, нынешний командир и все наличные офицеры, наконец, по четыре нижних чина с эскадрона. Обратясь к прежним офицерам полка, Государь ласково спросил: „Не хотят ли и старые лейб-гусары вбить по гвоздику?“ — что и было ими исполнено.
27-го апреля полк в парадной форме выстроился на площади перед дворцом, развернутым фронтом, с флангами, загнутыми под углом к дворцу. Старый штандарт, по отдании ему чести, отнесен в царскосельский главный караул, с тем, чтобы по окончании церемонии, отнести его на хранение в Софийский собор, а новый штандарт торжественно вынесен из дворца и поставлен для освящения к аналою в открытую церковную палатку, раскинутую у главного дворцового подъезда. С появлением к полку Государя, Его Величество встреченный громким, долго не умолкавшим „ура!“ сам принял над ним начальство. Императрица и Цесаревна показались на балконе дворца в белых лейб-гусарских ментиках и были приветствованы теми же кликами. Началось благодарственное молебствие. Протопресвитер Бажанов окропил святой водой штандарт, который держал коленопреклоненный полковой командир граф Воронцов-Дашков, поддерживаемый одной рукой самим Императором. По окончании молебна полк прошел церемониальным маршем перед Императрицей. Во главе его ехал Августейший шеф; перед первым дивизионом — Цесаревич, перед 2-м — бывший командир полка генерал-адъютант Альбединский; граф Воронцов-Дашков ехал перед 4-м эскадроном, а эскадронные командиры — перед взводами. После церемониального марша полк сомкнулся в колонну и Государь, окружив себя офицерами, поздравил полк с получением нового штандарта и, вызвав песенников, приказал ехать в казармы на обед. Обед нижних чинов происходил в экзерциргаузе, в два с половиной часа, в присутствии Императора и всей Царской семьи. С чаркой в руке Александр Николаевич обратился к полку и провозгласил: „Пятидесятилетний шеф пьет здоровье молодецкого лейб-гусарского полка и благодарит его за лихую и молодецкую службу“. В пять часов во дворце был обед на 450 приглашенных, после которого Государь сам раздавал гусарам свои фотографические портреты в гусарской форме. Вечером был парадный спектакль в китайском театре, а по окончании его, ужин в полковом манеже, который удостоили своим присутствием Император, Цесаревна и все Великие Князья. Оставляя манеж, Его Величество снова обратился к присутствовавшим с милостивыми словами благодарности и поцеловал полкового командира. В этот день как служащим, так и служившим в полку, пожалованы обильные и щедрые награды.
6-го мая в Царском Селе совершилось радостное событие: Государыня Цесаревна разрешилась от бремени сыном, нареченным Николаем. Государь был восприемником от купели своего первородного внука вместе с датской королевой Луизой, наследным принцем датским и Великой Княгиней Еленой Павловной. Высоконоворожденного несла в день крестин на подушке гофмейстерина княгиня Куракина, а покрывало поддерживали генерал-фельдмаршал князь Барятинский и государственный канцлер князь Горчаков. В этот день Император Александр дал широкий простор своему милосердию, облегчив участь государственных преступников, а также лиц, подвергшихся административным взысканиям за соучастие в политических смутах: приговоренным к каторжным работам даровалось освобождение от работ и они водворялись на поселение в Восточной Сибири; находившимся в Сибири на поселении предоставлены права государственных поселян, с разрешением жить в городах для занятия ремеслами и промышленностью; сосланным в Сибирь на житье, с лишением всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, предоставлено право приписки к городам и сельским обществам, но дозволено также просить о переводе на жительство в отдаленные губернии Империи; всем находившимся в Сибири иностранным подданным даровано прощение, но с высылкой из пределов России, без права возвращения; наконец, молодым людям ранее 20-летнего возраста, приговоренным к какому-либо наказанию за участие в польском мятеже, по суду или в административном порядке, за исключением лиц, присужденных к каторге, также даровано прощение, с разрешением проживать — уроженцам Царства Польского — на их родине, а происходящим из Западного края — в губерниях Империи, по назначению министра внутренних дел.
14-го июля подписав указ о поземельном устройстве и общественном управлении лично свободных поселян Бессарабской области (цараны), на началах Положений 19-го февраля 1861 года, Государь отбыл за границу, куда за две недели до того, выехала уже Императрица с тремя младшими детьми. Их Величества выдержали курс лечения водами в Киссингене, потом провели целый месяц в замках Югенгейме и Гейлигенберге близ Дармштадта. Отвезя Императрицу в Фридрихстафен, летнее местопребывание королевы виртембергской Ольги Николаевны, Государь навестил в Бадене прусскую королеву Августу, а в Потсдаме короля Вильгельма и через Варшаву и Вильну 23-го сентября возвратился в Царское Село.
В продолжение 1868 года, в Царстве Польском приняты две меры к дальнейшему слиянию края с Империей: упразднена правительственная комиссия внутренних дел, с подчинением всех губерний Царства министерству внутренних дел, на общем основании, и предоставлено обывателям всех частей Империи, всех состояний и вероисповеданий, свободно переселяться для водворения в десяти польских губерниях. Во главе управления Северо-Западным краем графа Баранова заменил генерал-адъютант Потапов, одним из первых распоряжений которого было снятие военного положения в некоторых уездах губерний Могилевской, Минской и Витебской, „с тем, чтобы о сем было объявлено на местах в счастливый для России день 17-го апреля“. К осени военное положение снято и с прочих местностей трех означенных губерний, а равно и в губернии Виленской.
Тогда же завершила круг своей благотворной деятельности Высочайше учрежденная под почетным председательством Государя Наследника, комиссия для сбора пожертвований и распределения пособий пострадавшим от неурожая. Из отчета, представленного Цесаревичем Императору, по возвращении Его Величества из заграничного путешествия, видно, что распоряжениями комиссии обеспечено было обсеменение полей; доставлены пособия деньгами и хлебом в 23 губерниях и сверх того, значительное воспособление оказано жителям Финляндии; наконец, миллион рублей, заимообразно отпущенный в распоряжение комиссии, к 1-му сентября возвращен в государственное казначейство. „Столь благие результаты, — писал Государь Наследнику, — я по справедливости отношу к участию, которое Ваше Императорское Высочество не переставали принимать в деле, особым доверием моим на вас возложенном, и к тому искреннему усердию, которое руководит постоянно вашими действиями и побуждениями, когда надлежит содействовать к облегчению участи нуждающихся. Мне отрадно ныне выразить Вашему Императорскому Высочеству за столь полезные и достохвальные труды ваши, перед лицом всей России, мою душевную признательность, а с тем вместе и уверенность, что вы и впредь всегда будете неуклонно трудиться на пользу и благо нашего любезного Отечества“.
27-го октября состоялось Высочайшее повеление, открыть с 1869 года при главном управлении по делам печати, издание единственной для всех министерств и главных управлений, официальной газеты, под наименованием Правительственного Вестника, и затем, отняв всякий официальный характер у газет, служивших официальными органами некоторых министерств и главных управлений, подчинить их на будущее время действию общих законов о печати.
Законодательная деятельность в 1869 году была преимущественно направлена на окраины. 10-го марта подписал Государь указ Сенату о поземельном и административном устройстве государственных крестьян в казенных имениях губерний Эстляндской, Лифляндской и Курляндской на началах, одинаковых с теми, что применены к устройству их быта в Империи. В Северо-Западном крае генерал-губернатор Потапов циркулярным распоряжением приостановил выкупную операцию, но все возбужденные им вопросы о пересмотре выкупных актов в пользу землевладельцев были решены Главным Комитетом по устройству сельского состояния на точном основании изданных в 1863 и 1864 годах законов, и генерал-губернатору предоставлено принять все необходимые меры к скорейшему окончанию составления и приведения в исполнение выкупных актов Такое положение Комитета удостоилось Высочайшего утверждения, и старания Потапова видоизменить направление правительственной политики в этом крае, привели лишь к увольнению значительного числа мировых посредников, назначенных его тремя непосредственными предшественниками, да сверх того, двух из самых выдававшихся русских деятелей в крае: виленского губернатора, контр-адмирала Шестакова и попечителя виленского округа Батюшкова. В Юго-Западном крае, по смерти Безака, киевским, подольским и волынским генерал-губернатором назначен генерал-адъютант князь Дондуков-Корсаков. В Царстве Польском дела холмской греко-униатской епархии переданы департаменту иностранных исповеданий министерства внутренних дел; для заведования казенными сборами в десяти губерниях Царства учреждены казенные палаты; малонаселенные города обращены в сельские посады; вместо польской Главной Школы основан в Варшаве русский университет и русский же институт сельского хозяйства и лесоводства — в Новой Александрии; наконец, цензурное ведомство подчинено главному управлению по делам печати.
В Пасху произошла перемена во главе министерства путей сообщения: Мельников уволен по расстроенному здоровью при милостивом рескрипте и преемником ему назначен генерал-майор свиты Его Величества, граф В. А. Бобринский.
После кратковременного пребывания в селе Ильинском и в Москве с 11-го по 25-е июня Государь провел первую половину июля в Петербурге, а 17-го числа, с Императрицей и детьми, отправился в Крым. По дороге Их Величества посетили в поместье Деревенька (Курской губернии) фельдмаршала князя Барятинского. По нездоровью Государя отменены были предположенные смотры в Батурине и Киеве, и Их Величества безостановочно проследовали, чрез Киев и Одессу, в Ливадию, куда прибыли 2-го августа, и где 8-го посетил их признанный русским Двором в достоинстве князя Румынии, принц Карл Гогенцоллернский. Возвращение Императора Александра в столицу состоялось 11-го октября.
24-го ноября произведена в Высочайшем присутствии закладка памятника Екатерине II, на площади пред Александринским театром, а 26-го торжественно отпразднована столетняя годовщина, основанного великой Государыней, Военного Ордена св. великомученика и победоносца Георгия. К этому дню съехались в Петербург многочисленные георгиевские кавалеры, а старейший из них, король Вильгельм прусский, получивший 4-ю степень ордена в 1814 году за сражение при Бар-сюр-Об, прислал своим представителем брата, принца Альбрехта.
Выйдя к собранным в Белой зале Зимнего дворца георгиевским кавалерам, Император Александр, возложивший на себя в этот день в качестве гроссмейстера ордена ленту св. Георгия, приветствовал их следующей прочувствованною речью:
„Поздравляю вас, господа, со столетней годовщиной учреждения георгиевского ордена. При этом я уверен, что каждый из нас с благодарностью вспомнит о великой учредительнице нашего славного Военного Ордена, умевшей ценить службу Престолу и Отечеству и достойных достойно награждать. Не забудем также и прежних георгиевских кавалеров, которых уже нет на этом свете, и из которых многие положили жизнь свою за дорогое нам Отечество и во славу нашего оружия. Доблести прежних поколений, к счастью, с ними не исчезли, а передались вполне и нынешнему поколению, как то свидетельствуют военные отличия, которые вас украшают. Вся армия наша и флот наш вами гордятся, вместе со мной. Я рад, что мне суждено было праздновать эту знаменательную годовщину вместе с вами, и счастлив, что могу лично благодарить вас за вашу верную, усердную и славную боевую службу, как на суше, так и на море. Тех, которые получили за их заслуги георгиевские кресты при Императорах Александре Павловиче и при покойном Родителе, благодарю их именем и не забуду навсегда подвиги награжденных этим орденом уже при мне, как в тяжкую годину защиты Севастополя, так и за кавказскую войну, и в последнее время в Туркестане. Сожалею, что не все кавалеры могли явиться к сегодняшнему нашему военному семейному празднику, начиная с фельдмаршала князя Барятинского; но я не забываю, что ему я обязан покорением Кавказа. Я рад, что могу перед вами всеми благодарить брата моего, Великого Князя Михаила Николаевича, за окончательное умиротворение всего Кавказского края и главного помощника и того, и другого, — графа Евдокимова. Благодарю также брата моего Великого Князя Константина Николаевича, при котором началось усмирение польского мятежа, и фельдмаршала графа Берга за окончательное его усмирение. Не могу также не обратиться с особым спасибо к нашим морякам, которые, после Синопа, доказали под Севастополем, что они и на суше такие же молодцы, как и на море. Повинуясь воле учредительницы Военного нашего Ордена, положительно ей выраженной в манифесте по случаю его основания, я, как гроссмейстер ордена, возложил на себя сегодня 1-ю степень сего ордена; но мне в особенности дорог крест 4-й степени, который я ношу, и день, в который я удостоился его получить, принадлежит к счастливейшим воспоминаниям моей жизни, и я уверен, что каждый из вас сохраняет в памяти своей то же чувство. Еще раз благодарю от души вас всех за молодецкую службу. Да сохранит вас Бог! Дай Бог, чтобы не нужно было нам вновь вступать в бой, но если то нам суждено, то я уверен, что армия и флот сумеют по-прежнему поддержать славу нашего оружия и честь русского имени“.
В Георгиевской зале отслужено митрополитом Исидором молебствие св. великомученику и победоносцу Георгию, завершившееся окроплением святой водой знамен и штандартов. После молебна Государь присутствовал на обеде нижних чинов, украшенных знаком отличия Военного Ордена, и вслед за тем получил следующую телеграмму из Берлина: „Его Величеству Императору Всероссийскому. Приношу вам мое поздравление с сегодняшним прекрасным праздником, за которым я слежу мысленно с часу на час. Полковник Вердер только что сообщил мне о великой чести, коей вы его удостоили, и я благодарю вас за это из глубины сердечной. Вильгельм“. Одновременно с получением в Петербурге вышеприведенной депеши, королю в Берлине, была доставлена телеграмма русского Императора, отправленная еще до начала парада: „Благодарю вас от всего сердца за дружеское письмо ваше, присланное с Альбрехтом, и в минуту отправления на военное торжество, позвольте предложить вам, от имени всех кавалеров св. Георгия, первую степень этого ордена, принадлежащую вам по праву. Мы все будем гордиться, видя вас украшенным ею. Желаю, чтобы вы усмотрели в ней новое доказательство соединяющей нас дружбы, зиждущейся на воспоминаниях вечно памятной эпохи, когда обе наши армии сражались за святое дело. Я позволил себе дать крест четвертей степени вашему адъютанту Вердеру. Александр“. Поздно вечером получен был в Петербурге по телеграфу ответ короля: „Глубоко тронутый, со слезами на глазах, обнимаю вас, благодаря за честь, на которую не смел рассчитывать. Но вдвойне осчастливлен я способом, коим вы мне о ней сообщаете. Без сомнения, я вижу в ней новое доказательство вашей дружбы и память о великой эпохе, когда наши обе армии сражались за одно святое дело. Во имя этой самой дружбы и того же воспоминания, осмеливаюсь просить вас принять мой орден „pour le mérite“. Армия моя будет гордиться, видя вас носящим этот орден. Да хранит вас Бог. Вильгельм“. Вместе с этой телеграммой была получена из Берлина и другая, на имя принца Альбрехта: „Нет, какова оказанная мне честь! Я счастлив в высшей степени, но совершенно потрясен! Я уплачиваю долг, поднося Императору „pour le mérite“. Если у тебя с собой два креста, то предложи ему один из них. Вильгельм“.
Обе телеграммы были доставлены в Зимний дворец в то время, когда Государь, со своими Августейшими гостями и членами Императорской фамилии, находился на парадном спектакле в Большом театре. По возвращении во дворец, принц Альбрехт зашел к себе, чтобы переодеться, как вдруг быстро вошел к нему в спальню Император и с радостным взором сообщил ответ короля. Лишь по уходе Его Величества, принц ознакомился с присланной ему депешей. Он тотчас же облекся в полную парадную форму и, явясь к Государю, вручил ему собственный свой крест „pour le mérite“.
В тот же день произошел обмен телеграмм между Государем Александром Николаевичем и императором Францем-Иосифом, получившим георгиевский крест 4-й степени в 1849 году, за взятие крепости Рааба, находившейся во власти венгерских мятежников. Император австрийский телеграфировал Государю: „Только по возвращении моем в Вену получил я извещение о предстоящем торжестве в честь ордена св. Георгия. А потому, не имея возможности участвовать в нем так, как бы желал, хочу, по крайней мере, заявить по этому случаю мое живое сочувствие и выразить, что я сердечно разделяю те чувства, которые день этот должен пробуждать в среде доблестной русской армии. Я мысленно буду находиться среди кавалеров, украшенных этим орденом, который я всегда считаю за честь носить, и который служит мне драгоценным воспоминанием дружбы. Франц-Иосиф“. Государь отвечал австрийскому монарху: „Именем всех кавалеров св. Георгия приношу вам мое поздравление с днем столетней годовщины учреждения этого ордена. Выражения вашей любезной телеграммы меня глубоко тронули, также как и воспоминания о незабвенной эпохе, со времени которой наш Военный Орден имеет честь считать вас в числе своих кавалеров. Александр“.
На другой день, 27-го ноября, на Александровской площади перед Зимним дворцом, происходил парад войскам, а на третий — все георгиевские кавалеры были приглашены к Высочайшему столу в Гербовой и Георгиевской залах.
Зима 1869—1870 годов прошла без выдающихся перемен, как в законодательстве, так и в личном правительственном составе. С осени учреждена была для пересмотра действовавших постановлений о цензуре и печати и для приведения их в надлежащую систему, ясность и полноту, комиссия, под председательством статс-секретаря князя Урусова, которому сам Государь преподал следующее наставление: „Правила о цензуре и печати, изданные на основании указа 6-го апреля 1865 года, были установлены при переходном тогда состоянии судебной части, впредь до дальнейших указаний опыта. Ныне, по введении в действие в значительной части Империи судебных уставов 1864 года, опыт показал, что временные правила 6-го апреля 1865 года во многих случаях возбуждали недоразумения и не всегда могли служить достаточно положительным руководством при судебном преследовании. Предоставляя отечественной печати возможные облегчения и удобства, закон должен вместе с сим вооружить, как административную, так и судебную власть надлежащей силой для отвращения вредного влияния, могущего произойти от необузданности и неумеренности печатного слова“. Комиссия учреждалась „для пересмотра“, и Высочайший рескрипт заключался выражением уверенности Императора, что председатель и члены комиссии, проникнутые чувством долга и сознанием важности оказываемого им Монаршего доверия, исполнят возложенное на них поручение „с твердостью и добросовестностью, не подчиняясь никаким увлечениям“. Плодом трудов комиссии был закон 1872 года, предоставивший Комитету министров право разрешать окончательно вопрос об изъятии из обращения изданий, вышедших в свет без предварительной цензуры и признанных вредными по своему направлению.
В начале 1870 года министр внутренних дел, внес, по Высочайшему повелению, в Комитет министров проект об административной реформе, с тем, чтобы Комитет определил, какие из содержащихся в нем начал должны быть положены в основание дальнейшей разработки этого вопроса. Генерал-адъютант Тимашев предлагал усилить губернаторскую власть, с предоставлением губернаторам права приостанавливать решения всех губернских учреждений, за исключением судебных и контрольных; заменить губернские правления советами при губернаторах; поставить полицию в независимые отношения от органов судебной власти; учредить сельскую конную стражу. Большинство прочих министров не согласилось с мнением министра внутренних дел, проекту которого не было дано дальнейшего хода.
17-го апреля в день рождения Государя состоялось вызванное болезненным состоянием графа В. Ф. Адлерберга, замещение его в должности министра Императорского Двора и уделов, сыном его, ближайшим к Императору лицом, личным его другом и доверенным советником, графом Александром Владимировичем.
В конце апреля Государь уехал за границу. Врачи предписали ему лечение водами в Эмсе, где он провел целый месяц, в обществе своего друга и дяди, короля Вильгельма прусского; затем он посетил родственные Дворы, Дармштадтский, Штутгартский и Веймарский, и через Дрезден, прибыл в Варшаву. Там происходило в его присутствии открытие памятника фельдмаршалу князю Паскевичу, — торжество, в котором принял участие и австрийский император, прислав своим представителем эрцгерцога Альбрехта. 25-го июня Император Александр возвратился в Петергоф.
16-го июня в Веймаре Государь подписал указ Сенату, коим обнародовано Городовое Положение, выработанное особой комиссией при министерстве внутренних дел, и представлявшее право самоуправления всем русским городам, на всесословном выборном начале.
Вспыхнувшая вскоре после того война между Германией и Францией не дозволила Императору Александру сопровождать Императрицу в Ливадию; за исключением пяти дней, проведенных в Москве, в конце августа с 21-го по 26-е, Его Величество всю осень оставался в Царском Селе. Там были приняты два важных решения, косвенно вызванные событиями на театре войны, разгромом французских войск и распадением империи Бонапартов. То были циркуляр русского государственного канцлера, коим Россия объявила, что не считает себя связанной постановлениями парижского договора 1856 года об ограничении державных прав ее на Черном море, и Высочайше утвержденный доклад военного министра об устройстве запасных частей армии и о распространении прямого участия в воинской повинности на все сословия государства.
Обе эти меры были встречены всеобщим сочувствием, выразившимся в ряде всеподданнейших адресов от дворянских и земских собраний, городских и сельских обществ. Особенной задушевностью отличался адрес представителей Новороссийского края: „Прозревая будущее, Ваше Величество не остановились, в 1856 году, перед пожертвованиями и горестью вашего вселюбящего сердца, чтобы даровать верноподданному вам народу блага мира и путем его вести Россию к великим историческим ее судьбам. И теперь, тем же словом мира, но с сердцем, исполненным уже не горести, а лишь светлого сознания правды, Ваше Величество приуготовляете возвращение своему народу его естественного достояния, восстановляя верховные права ваши на Черном море. Там, где десятки миллионов теснятся дружно у монаршего Престола, взирая на него с любовью и преданностью, там слово Монарха есть, вместе с тем, и голос единого великого народа! Такова могучесть, Августейший Государь, слов ваших, предвозвещающих самостоятельность русского флага на Черном море, безопасность развития на берегах его отечественного судостроения, охрану торговли, промышленности, имуществ на Юге России! И если все русские сердца восторженно откликнулись, Государь, на ваше торжественное о сем слово, то Новороссийский край и Бессарабия встречают это великое событие с чувством сугубой радости: прилегая к Черному морю, край этот, щедро одаренный богатствами природы, наиболее ощущал утрату права, ныне восстановляемого. С усиленной деятельностью и вяще оживленным духом, он будет продолжать развивать свои обильные средства и, как всегда, воедино с остальной Россией, по мановению своего Венценосного Вождя, готов будет принести их на алтарь Отечества!“ За все адресы выражена Монаршая благодарность.
20-го декабря Государь утвердил, по представлению военного министра, общие основания для комиссии, коей било поручено составление нового положения о личной воинской повинности. Главнейшие из них следующие: защита отечества составляет священную обязанность каждого русского подданного; ежегодному набору подлежат все молодые люди, достигшие 21-летнего возраста; поступление на службу решается жребием; временные освобождения или отсрочки от призыва разрешаются лишь в самых ограниченных размерах, замещения же или откуп от военной службы вовсе не допускаются; срок службы в армии и во флоте полагается семилетний; окончившие семилетний срок действительной службы перечисляются в запас на восьмилетний срок; молодые люди, удовлетворяющие известным требованиям общего, специального или технического образования, допускаются на службу вольноопределяющимися на сокращенные сроки; все, не поступившие на действительную службу в армию или во флот и способные к оружию могут быть, в случае войны, призваны в состав государственного ополчения.