Гамлет (Шекспир; Кронеберг)/ПСС 1902 (ВТ)/Действие III
| ← Действие II | Гамлет | Действие IV → |
Оригинал: англ. The Tragedy of Hamlet, Prince of Denmark. — Источник:  Полное собрание сочинений Шекспира / под ред. С. А. Венгерова — СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1902. — Т. 3. — С. 79—144. — (Библиотека великих писателей). • См. также переводы других авторов |
- Википроекты
И вам никак не удалось дознаться,
Зачем он роль безумного играет?
Зачем покой его так дико нарушает
Безумия опасный ураган?
Он говорит, что ум его расстроен,
Но чем — про то, увы, не говорит.
Он испытать себя не допустил:
Он нас хитро безумством отдалял,
Когда мы у него старались вырвать
Признанье в истине.
А как
Он принял вас?
Как светский человек.
Но в обращении был он очень связан.
Скуп на вопросы, на ответы щедр.
К забавам вы его не приглашали?
Нечаянно мы встретили актеров,
Идя к нему. Сказали это принцу —
И он как будто с радостью нас слушал.
Они здесь при дворе, и в этот вечер
Он приказал им, кажется, играть.
Да, правда; мне он поручил просить вас
Послушать и взглянуть на представленье.
От всей души. Я очень рад, что Гамлет
Склонился к этому — и я прошу вас
Еще сильней возвысить и возжечь в нем
Желание таких увеселений.
Мы постараемся.
Оставь и ты нас, милая Гертруда:
Мы тайно Гамлета сюда призвали,
Чтоб здесь он встретился, как бы случайно,
С Офелией. Ее отец и я,
Мы станем здесь — законные шпионы,
Невидимо увидим их свиданье
И из его поступков заключим,
Тоской любви он болен или нет.
Я удалюсь. Что до меня, так я желаю,
Офелия, чтоб ваша красота
Была одна счастливою причиной
Безумства Гамлета: тогда могу я
Надеяться, что ваша добродетель
Его на путь обычный возвратит.
Я то же, государыня, желаю.
Офелия, будь здесь. Мы, государь,
Займем места свои.
(Офелии). Вот книга, дочь!
Читай для вида: этим ты прикроешь
Уединение. Нас должно порицать
За то, что мы — случается частенько —
Святым лицом и маскою смиренной
И черта проведем.
О, слишком правда!
Как тяжело упали мне на совесть
Его слова! Лицо красы продажной
Не отвратительней в сравнении с краской,
Его покрывшею поддельной красотой,
Чем грех мой тяжкий с лживыми словами!
О, бремя тяжкое!
Я слышу — он идет.
Укроемся. (Полоний и король уходят)
Быть, или не быть? вот в чем вопрос!
Что благороднее: сносить ли гром и стрелы
Враждующей судьбы или восстать
На море бед и кончить их борьбою?
Окончить жизнь — уснуть,
Не более! И знать, что этот сон
Окончит грусть и тысячи ударов —
Удел живых. Такой конец достоин
Желаний жарких. Умереть? уснуть?
Но если сон виденья посетят?
Что за мечты на смертный сон слетят,
Когда стряхнем мы суету земную?
Вот что дальнейший заграждает путь!
Вот отчего беда так долговечна!
Кто снес бы бич и посмеянье века,
Бессилье прав, тиранов притесненье,
Обиды гордого, забытую любовь,
Презренных душ презрение к заслугам,
Когда бы мог нас подарить покоем
Один удар? Кто нес бы бремя жизни,
Кто гнулся бы под тяжестью трудов?
Да, только страх чего-то после смерти —
Страна безвестная, откуда путник
Не возвращался к нам, смущает волю.
Фальгиера (Jean-Alexandre-Joseph Falguiere, 1831-1900) |
И мы скорей снесем земное горе,
Чем убежим к безвестности за гробом.
Так всех нас совесть обращает в трусов,
Так блекнет в нас румянец сильной воли,
Когда начнем мы размышлять: слабеет
Живой полет отважных предприятий
И робкий путь склоняет прочь от цели…
Офелия! о, нимфа! помяни
Мои грехи в твоей святой молитве!
Как провели вы эти дни, мой принц?
Здоровы ль вы?
Благодарю покорно.
Уже давно желала я отдать вам
Кой-что, мой принц, что вы мне в память дали.
Возьмите же теперь.
Я не возьму:
Я никогда и ничего вам не дарил.
Любезный принц, вам слишком хорошо
Известно, что дарили вы с словами,
Которых смысл цену вещей удвоил.
Букет исчез — возьмите ж их назад.
Для сердца благородного не дорог
Подарок от того, кто нас не любит.
Возьмите, принц!
Гамлет. А-а! Ты честная девушка?
Офелия. Принц!
Гамлет. И хороша собой?
Офелия. Что вы хотите сказать, принц?
Гамлет. То, что если ты добродетельна и хороша, так добродетель твоя не должна иметь дела с красотою.
Офелия. Можно ли красоте сыскать собеседницу лучше добродетели?
Гамлет. Да, конечно, красота скорее превратит добродетель в распутство, чем добродетель сделает красоту себе подобною. Прежде это был парадокс; теперь это аксиома. Я любил когда-то.
Офелия. Да, принц, — и вы заставили меня этому верить.
Гамлет. А не должно было верить. Добродетель не привьешь к нам так, чтобы в нас не осталось и следа старых грехов. Я не любил тебя.
Офелия. Тем более я была обманута.
Гамлет. Ступай в монастырь. Зачем рождать на свет грешников? Я сам, пополам с грехом, человек добродетельный, однако могу обвинять себя в таких вещах, что лучше бы мне на свет не родиться. Я горд, я мстителен, честолюбив. К моим услугам столько грехов, что я не могу и уместить их в уме, не могу дать им образа в воображении, не имею времени их исполнить. К чему таким тварям, как я, ползать между небом и землею? Мы обманщики все до одного. Не верь никому из нас. Иди лучше в монастырь. Где твой отец?
Офелия. Дома, принц.
Гамлет. Замкни же за ним дверь, чтоб он играл роль шута только у себя дома. Прощай.
Офелия. Милосердый боже, помоги ему!
Гамлет. Когда ты выйдешь замуж, вот тебе в приданое мое проклятие; будь чиста, как лед, бела, как снег, — ты все-таки не уйдешь от клеветы. Ступай в монастырь. Прощай! Или, если ты хочешь непременно выйти замуж, выбери дурака: умные люди знают слишком хорошо, каких чудовищ вы из них делаете. В монастырь — и скорее! Прощай.
Офелия. Исцелите его, силы небесные!
Гамлет. Слышал я и о вашей живописи, слышал довольно. Бог дает вам лицо, вы делаете другое. Вы таскаетесь, пляшете и поете; созданиям божьим даете имена в насмешку; притворяетесь, будто все это от незнания, а оно просто легкомысленность. Подите! Ни слова! Это свело меня с ума. Я говорю — у нас не будет больше браков. Которые уже женились — пусть живут все, кроме одного; остальные останутся тем, что они теперь. В монастырь! (Уходит)
Какой высокий омрачился дух!
Язык ученого, глаз царедворца,
Героя меч, цвет и надежда царства,
Ума и нравов образец — все, все погибло!
А мне, ничтожнейшей, мне суждено,
Весь нектар клятв его вкусивши, видеть,
Как пала мощь высокого ума,
Как свежей юности краса погибла,
Цветок весны под бурею увядший.
О, горе мне! Что видела я прежде,
И что теперь я вижу пред собою!
Любовь? О, нет: он не любовью болен!
Его слова хотя немного дики,
Но не безумны. У него на сердце
Запало семя; грусть его взрастит,
Оно взойдет — и плод опасен будет.
Затем я вот что наскоро решил:
Он в Англию немедленно поедет
Потребовать уплату должной дани.
Быть может, море, новая страна
Отгонят от души его тот призрак,
Вокруг которого так постоянно
Летает мысль его, что он лишился
Почти сознанья самого себя.
Да, это будет для него полезно;
| ЗНАМЕНИТЫЙ НЕМЕЦКИЙ АКТЕР БАРНАЙ (BARNAY, р. 1842) В РОЛИ ГАМЛЕТА |
Но я еще уверен, что источник
Его тоски — несчастная любовь.
Ну, что, Офелия? тебе не нужно
Рассказывать, что Гамлет говорил:
Мы все подслушали. Распорядитесь,
Как вашему величеству угодно;
Но если вы сочтете сообразным,
Пусть государыня по окончаньи пьесы
Попросит Гамлета наедине
Открыть ей грусть свою. Пусть откровенно
С ним говорит; а я, когда угодно,
Здесь стану так, чтоб слышать разговор.
Когда и ей он сердца не откроет,
Пусть едет в Англию иль пусть простится
С своей свободою, когда тюрьму
За лучшее сочтете вы лекарство.
Быть так: безумству знатного не должно
Блуждать без стражи. (Уходят)
Гамлет. Пожалуйста, произнеси эту речь, как я показал тебе, — легко и развязно. Если ты будешь кричать, как многие из наших актеров, так это будет мне так же приятно, как если бы стихи мои распевал разносчик. Не пили слишком усердно воздуха руками — так, будь умереннее. Среди потопа, бури и, так сказать, водоворота твоей страсти должен ты сохранить умеренность, которая смягчит их резкость. О, мне всегда ужасно досадно, если какой-нибудь дюжий длинноволосый молодец разрывает страсть в клочки, чтобы греметь в ушах райка, который не смыслит ничего, кроме неизъяснимой немой пантомимы и крика. Такого актера я в состоянии бы высечь за его крик и натяжку. Пожалуйста, избегай этого.
1-ый актер. Ваше высочество, можете на нас положиться.
Гамлет. Не будь, однако же, и слишком вял. Твоим учителем пусть будет собственное суждение. Мимика и слова должны соответствовать друг другу; особенно обращай внимание на то, чтобы не переступать за границу естественного. Все, что изысканно, противоречит намерению театра, цель которого была, есть и будет — отражать в себе природу: добро, зло, время и люди должны видеть себя в нем, как в зеркале. Если представить их слишком сильно или слишком слабо, конечно, профана заставишь иногда смеяться, но знатоку будет досадно; а для вас суждение знатока должно перевешивать мнение всех остальных. Я видел актеров, которых превозносили до небес, — и что же? В словах и походке они не походили ни на христиан, ни на жидов, ни вообще на людей; выступали и орали так, что я подумал: должно быть какой-нибудь поденщик природы наделал людей, да неудачно — так ужасно подражали они человечеству.
1-ый актер. У нас это редко встретится, надеюсь.
Гамлет. Уничтожьте вовсе. Да и шуты пусть не говорят, чего не написано в роли: чтобы заставить смеяться толпу глупцов, они хохочут иногда сами в то время, когда зрителям должно обдумать важный момент пьесы; это стыдно и доказывает жалкое честолюбие шута. Идите, приготовьтесь!
Гамлет. Ну, что? Угодно ли королю послушать эту пьесу?
Полоний. Да — и королеве тоже, и притом сейчас же.
Гамлет. Велите актерам поспешить. (Полоний уходит.) Не угодно ли вам обоим помочь им?
Розенкранц и Гильденштерн. Охотно, принц. (Уходят).
Гамлет. Эй, Горацио!
Я здесь, любезный принц, к услугам вашим.
Горацио, ты — лучший из людей,
С которыми случалось мне сдружиться.
Принц…
Нет, поверь мне, я тебе не льщу.
Чего мне ждать от бедняка, как ты?
Твой светлый ум — вот все твое богатство:
Ты им питаешься и им одет.
Зачем же льстить тебе? Язык медовый
Пусть лижет прах с презренного богатства,
И пусть колен покорные суставы
Сгибаются, где их награда ждет.
Послушай: с той поры, как это сердце
Властителем своих избраний стало
И научилось различать людей,
Оно тебя избрало перед всеми.
Страдая, ты, казалось, не страдал;
Ты брал удары и дары судьбы,
Благодаря за то и за другое.
И ты благословен: рассудок с кровью
В тебе так смешаны, что ты не служишь
Для счастья дудкою, не издаешь,
По прихоти его, различных звуков.
Дай мужа мне, которого бы страсть
Не сделала рабом — и я укрою
Его в души моей святейших недрах,
Как я укрыл тебя. Довольно — к делу!
Пред королем сыграют нынче пьесу:
Одна из сцен похожа на кончину
Отца, как я рассказывал тебе.
Прошу, когда дойдет до этой сцены,
Всей силою души смотри на дядю,
И если скрытый грех при этой сцене
Не скажется, то дух, что нам являлся,
Был не отец, а наважденье ада,
И подозрения мои чернее
Брони вулкановой. Смотри ж на дядю,
Следи за ним, а я вопьюсь глазами
Ему в лицо; потом свои сужденья
Сравним — и вывод будет верен.
Извольте, принц: когда во время пьесы,
Укравши что-нибудь, он ускользнет,
Так я плачу за воровство.
Идут.
Я должен праздным быть. Ступай на место.
Король. Как поживаешь, друг наш Гамлет?
Гамлет. О, превосходно! Живу пищею хамелеона: ем воздух, нашпигованный обещаниями. Каплуна вы этим не откормите.
Король. Я не понимаю твоего ответа, Гамлет. Это не мои слова.
Гамлет. И не мои уже. (Полонию). Вы играли когда-то в университете, говорили вы?
Полоний. Играл, ваше высочество, и слыл за хорошего актера.
Гамлет. Кого же вы играли?
Полоний. Юлия Цезаря. Меня убили в Капитолии и убийцей был — Брут.
Гамлет. Он поступил, как шут, убивши капитолийского гуся. Что, актеры готовы?
Розенкранц. Готовы, принц. Ждут вашего приказа.
Королева. Поди сюда, любезный Гамлет; сядь подле меня.
Гамлет. Нет, матушка, здесь есть магнит посильнее.
Полоний (королю). Ого! слышите?
Гамлет. Позволено мне прилечь к вам? (Садится у ног Офелии).
Офелия. Нет, принц.
Гамлет. Я хотел сказать: приклонить голову к вашим коленам.
Офелия. Да, принц.
Гамлет. А вы вообразили, что я бог знает что задумал?
Офелия. Я ничего не думала.
Гамлет. Прекрасная мысль — лежать у ног девушки.
Офелия. Что такое, принц?
Гамлет. Ничего.
Офелия. Вы веселы.
Гамлет. Кто? я?
Офелия. Да, принц.
Гамлет. Я готов всегда быть вашим шутом. Что нам и делать, если не веселиться? Посмотрите, как весело смотрит матушка, а ведь и двух часов нет, как скончался отец мой.
Офелия. Нет, принц, уже четыре месяца.
Гамлет. Так давно уже? Так пусть же сам сатана ходит в трауре; я же надену соболью мантию. Боже, уже два месяца, как умер и еще не забыт! Так можно надеяться, что память великого человека переживет его целым полугодом. Но, клянусь, он должен строить церкви, если не хочет, чтобы его забыли, как прошлогодний снег.
(Звуки труб. Начинается пантомима. Входят король и королева. Они обнимаются, изъявляя знаки любви. Она становится на колени, делает знаки уверения; он подымает ее, склонив голову на ее грудь, потом ложится на скамью из цветов и засыпает. Королева его оставляет. Тотчас после того входит человек, снимает с него корону, целует ее, вливает яд в ухо короля и уходит. Королева возвращается, видит короля мертвым и делает патетические жесты. Отравитель возвращается с двумя или тремя немыми и как будто огорчен вместе с нею. Труп уносят. Отравитель предлагает королеве свою руку и подарки. Сначала она кажется недовольною и несогласною, но, наконец, принимает их. Они уходят).
Офелия. Что это значит, принц? Гамлет. Здесь скрывается преступление?
Офелия. Вероятно, эта пантомима показывает содержание пьесы?
Гамлет. А вот мы узнаем от этого молодца. Актеры ничего не могут сохранить втайне — все выболтают.
Офелия. Скажет он нам, что значит это представление?
Гамлет. Да, как и всякое представление, которое вы ему представите. Не постыдитесь только представить, а он не постыдится сказать вам, что это значит.
Офелия. Нехорошо, принц, нехорошо. Я лучше буду слушать пьесу.
Для нас и представленья,
В покорном унижении,
Мы просим снисхожденья. (Уходит).
Гамлет. И только? Что ж это: пролог или надпись кольца?
Офелия. Оно кратко.
Гамлет. Как любовь женщины.
Уж тридцать раз промчались кони Феба
Вкруг моря и земли по тверди неба,
И тридцать лет заемный блеск луны
То меркнул, то светил с небесной вышины,
С тех пор, как сердце в нас Амур воспламенил
И руки гименей на брак соединил.
Пусть солнце и луна свершают снова
Свой горний путь; еще свежо и ново
Пылает в нас любовь. Но ты забыл
Веселье прошлое; ты так уныл,
Что страшно мне. Спокойся, милый друг,
Не разделяй души моей недуг.
Любовь и страх жены неизмеримы:
Они ничто, иль нет пределов им.
Ты знаешь, друг, как мною ты любим!
Любовь и страх во мне неукротимы:
Любовь великую страшит все глубоко;
Ее величие и в малом велико.
Нас скоро, милая, разлучит время:
Я стар, мне не по силам жизни бремя.
Ты будешь жить, мой незабвенный друг,
Средь мира светлого; другой супруг,
Быть может…
О, молчи! Измена злая —
А не любовь — была б любовь такая.
Супругой вновь быть может только та,
Кто кровью первого обагрена.
Гамлет (в сторону). Пилюля хороша.
Что новый брак? и что к нему ведет?
Не пыл любви, а выгоды расчет.
И вновь упасть в объятия другого
Не все ль равно, что свесть в могилу снова
Того, кто умер уже раз?
Ты мне от сердца говоришь — я верю.
Но как легко намеренье забыть!
Оно всегда есть раб воспоминанья,
Родится сильным и слабеет вдруг:
Так крепко держится зеленый плод,
Когда ж созреет — с дерева падет.
Естественно, что всякий забывает
О том, что должен самому себе.
На что решились мы в минуту страсти,
Со страстью и умрет. Порыв восторга
Или тоски умчит с собою замысл.
Где громко изливается восторг,
Там и тоска льет слезы не в тиши,
Грустит восторг, и радуется горе.
Изменчив свет; не мудрено, что в нем
За счастием летает и любовь.
Не разрешен вопрос: любовь ли счастье,
Иль счастие ведет с собой любовь?
Падет великий человек — любимцы
Его бегут, разбогатеет бедный —
Его враги вдруг сделались друзьями.
Так, кажется, любовь бежит за счастьем.
Когда друзья не нужны — много их;
А обратись к кому-нибудь в нужде —
Он вдруг в врага преобразится.
Окончу тем, с чего начал: судьба
И воля в нас всегда с собою в ссоре,
Все замыслы уничтожает жребий;
Мы думаем, а исполняет он.
Ты не желаешь быть женой другого,
Но эта мысль умрет со мною вместе.
О, не питай меня земля, и свет небесный
Мне не свети; ночь, не давай покоя,
И день — утех; пусть все мои надежды
Умчит порыв отчаянья, а цепи
И пост пусть будут жребием моим!
Пусть все, что потемняет в сердце радость,
Иссушит цвет любимейших желаний!
И здесь, и там со мною будь страданье,
Когда, вдова, я стану вновь невестой!
Гамлет (Офелии). Что ж, если она нарушит клятву?
Довольно клятв! Оставь меня теперь!
Я утомлен и отдохнуть желаю:
Пусть сон отгонит от меня заботы.
Спи, милый друг! Благословенье мира
Да ниспошлет на нас господь. (Уходит).
Гамлет. Как вам нравится пьеса, матушка?
Королева. Мне кажется, королева наобещала слишком много.
Гамлет. О, да, ведь она сдержит слово!
Король. Ты знаешь содержание? Нет ли чего-нибудь непозволительного?
Гамлет. Нет, нет, они только шутят: отравляют, шутя. Ничего непозволительного.
Король. А как называется пьеса?
Гамлет. Мышеловка. Как это? Метафорически. Это представление убийства, совершенного в Вене. Гонзаго имя герцога, жена его Баптиста. Вы сейчас увидите: это злодейское дело. Но что до того? До вашего величества и до нас оно не касается. Совесть у нас чиста, а шапка горит только на воре.
Гамлет. Это Луциан, племянник короля.
Офелия. Вы берете на себя обязанность хора, принц.
Гамлет. И мог бы быть посредником между вами и вашим любовником, если бы вам вздумалось сыграть такую комедию.
Офелия. Вы остры, принц, вы остры.
Гамлет. Да, вам пришлось бы постонать, пока притупится моя острота.
Офелия. Час от часу хуже.
Гамлет. Так же, как вы выбираете себе мужей. Начинай убийца. Оставь свою негодную мимику и начинай!
И ворон, каркая, ко мщению зовет!
Мой яд готов, рука верна — и мысли черны!
Безлюдно здесь — и час благоприятен.
Ты, острый сок полуночной травы,
Проклятием Гекаты утонченный,
Пусть силою твоих волшебных чар
Мгновенно в нем исчезнет жизни дар.
Гамлет. Он отравляет его в саду, чтобы завладеть его царством. Имя его Гонзаго. История налицо: она превосходно описана по-итальянски. Вы сейчас увидите, как убийца вкрадется в любовь супруги Гонзаго.
Офелия. Король встает.
Гамлет. Как? испуган ложною тревогой?
Королева. Что с тобою, друг мой?
Полоний. Прекратите представление.
Король. Посветите мне! Идем!
Полоний. Огня! огня! огня!
А, раненый олень лежит,
А лань здоровая смеется.
Один заснул, другой не спит —
И так на свете все ведется!
Что? разве эта штука с лесом перьев на голове и парой бантов на башмаках не доставили бы мне места в труппе актеров, если бы остальное счастье мое меня и покинуло?
Горацио. Да, на половинном жаловании.
Гамлет. Нет, на полном.
Ты знаешь, милый мой Дамон:
Юпитер украшал престол —
И кто ж теперь воссел на трон?
Всесовершеннейший… попугай.
Горацио. Вы могли бы поставить рифму.
Гамлет. О, любезный Горацио, я тысячи прозакладую за слова духа. Заметил ты?
Горацио. И очень хорошо.
Гамлет. Когда говорили об отравлении?
Горацио. Я пристально наблюдал за ним.
Гамлет. Ха-ха-ха! Музыку! Ей, флейтщики!
О, если наш театр не нравится ему,
Так, значит, он — не нравится ему.
Музыку!
Гильденштерн. Принц, позвольте сказать вам пару слов.
Гамлет. Целую историю.
Гильденштерн. Его величество…
Гамлет. Ну, что с ним?
Гильденштерн. Он удалился в свою комнату и очень нездоров.
Гамлет. От вина?
Гильденштерн. Нет, от желчи.
Гамлет. Вам следовало бы показать больше здравого смысла и известить об этом доктора, потому что если я пропишу ему лекарство, так желчь его разольется, может быть, еще больше.
Гильденштерн. Принц, приведите в порядок ваши речи и не отдаляйтесь так от предмета моего поручения.
Гамлет. Я стал ручным — говорите.
Гильденштерн. Королева, матушка ваша, в глубочайшей скорби сердца, послала меня к вам.Гамлет. Добро пожаловать.
Гильденштерн. Нет, принц, эта вежливость не у места. Если вам угодно дать мне здравый ответ, я исполню приказание вашей матушки, если же нет, так извините: я удаляюсь — и дело мое кончено.
Гамлет. Я не могу.
Гильденштерн. Что, принц?
Гамлет. Дать вам здравый ответ: мой ум болен. Ответ, какой в моей власти, — к вашим услугам или, лучше сказать, к услугам матушки. Итак, без околичностей к делу. Матушка, говорите вы…
Розенкранц. Говорит вот что: ваше поведение удивило, изумило ее.
Гамлет. О, дивный сын, который может изумлять так мать свою! Но разве за этим родительским изумлением ничего не следует? Говорите.
Розенкранц. Она желает поговорить с вами в своей комнате, прежде чем вы ляжете спать.
Гамлет. Я повинуюсь, хоть будь она десять раз моею матерью. Есть у вас до меня еще какое-нибудь дело?
Розенкранц. Когда-то вы меня любили, принц.
Гамлет. И теперь еще, клянусь этой парой воровских крючков!
Розенкранц. Принц, что причиною вашего расстройства? Поистине, вы налагаете цепи на вашу свободу, скрывая грусть свою от друга.
Гамлет. Мне нельзя возвыситься.
Розенкранц. Как может это быть, когда сам король назначил вас наследником датского престола?
Гамлет. Да; однако же «покуда травка подростет…» Впрочем, пословица эта устарела.
Гамлет. А, флейты! Подайте мне одну из них. (Берет флейту. Гильденштерну). На пару слов! (Отводит Гильденштерна в сторону). Зачем ухаживаете вы за мною, как будто хотите заманить меня в сети?
Гильденштерн. О, принц, если преданность моя слишком смела, это значит, что я люблю вас слишком глубоко.
Гамлет. Я плохо вас понимаю. Не угодно ли сыграть что-нибудь на флейте?
Гильденштерн. Я не умею, принц.
Гамлет. Прошу вас.
Гильденштерн. Поверьте, я не умею.
Гамлет. Сделайте одолжение.
Гильденштерн. Но я не знаю, как взяться за нее, принц.
Гамлет. Это так же легко, как лгать. Пусть пальцы и клапаны управляют отверстиями; дайте инструменту дыхание из ваших уст — и он заговорит красноречивейшею музыкою. Смотрите, вот как надо это делать.
Гильденштерн. Я не владею искусством извлекать гармонию.
Гамлет. Видишь ли, какую ничтожную вещь ты из меня делаешь? Ты хочешь играть на мне, ты хочешь проникнуть в тайны моего сердца, ты хочешь испытать меня от низшей до высочайшей ноты. Вот в этом маленьком инструменте много гармонии, прекрасный голос — и ты не можешь заставить говорить его. Черт возьми, думаешь ты, что на мне легче играть, чем на флейте? Назови меня каким угодно инструментом — ты можешь меня расстроить, но не играть на мне.
Гамлет. Здравствуйте.
Полоний. Королева желает говорить с вами, принц, и притом — сейчас.
Гамлет. Видите это облако? точно верблюд.
Полоний. Клянусь святой обедней, совершенный верблюд.
Гамлет. Мне кажется, оно похоже на хорька.
Полоний. Спина точь-в-точь как у хорька.
Гамлет. Или как у кита?
Полоний. Совершенный кит.
Гамлет. Так я иду к матушке сию минуту. (Тихо). Они дурачат меня так, что мое терпение лопается. (Полонию). Иду сию минуту.
Полоний. Я сейчас доложу. (Уходит).
Гамлет. Легко сказать: сию минуту! Оставьте меня, друзья.
Вот час духов! Гробы стоят отверсты,
И самый ад на мир заразой дышит.
Теперь отведать бы горячей крови,
Теперь удар бы нанести, чтоб дрогнул
Веселый день… Но к матери пора!
О, сердце, не забудь твою природу!
Пусть в эту грудь не вступит дух Нерона!
Будь человечески жесток, о Гамлет!
Кинжалы на словах, но не на деле!
Полицемерьте же, язык и сердце!
Как ни язвили бы мои слова,
Исполнить их, душа, не соглашайся.
Я дольше не могу его терпеть;
Его безумие грозит бедою.
Готовьтесь в путь: вам выдадут сей час же
Приказ в Британию уехать с принцем
Я как монарх не должен допускать
Беду так близко, а она грозит
В его безумии ежеминутно.
Мы изготовимся. То страх священный,
Благоразумный — сохранить для жизни
Так много, много душ, живущих вами.
Простой и честный человек обязан
Стоять за жизнь всей силою души;
Тем больше тот, от сохраненья сил
Которого зависит счастье многих.
Монарх не может умереть один:
В свое паденье увлекает он
Все близкое, как горный водопад.
Он — колесо гигантского размера,
Стоящее на высоте горы,
И тысячи вещей прикреплены
К его огромным и могучим спицам;
Падет оно — ужасное паденье
Разделят с ним все вещи мелочные.
Еще монарх ни разу не вздыхал,
Чтобы народ с ним вместе не страдал.
Прошу, готовьтесь в путь. На этот страх
Должны мы наложить оковы.
Его свобода слишком велика.
Мы поспешим. (Уходят).
Он к матери идет, мой государь.
Я стану за ковром, чтобы услышать
Их разговор. Поверьте, королева
Его порядком побранит; но должно,
Как вы сказали, — а сказали вы умно, —
Чтоб кто-нибудь, свидетель посторонний,
Их разговор подслушал тихомолком
Затем, что мать пристрастна от природы.
Прощайте, государь. Я к вам зайду
И расскажу, что удалось узнать.
Благодарю, мой дорогой Полоний.
Смрад моего греха доходит к небу;
На мне лежит древнейшее проклятье —
Убийство брата. Не могу молиться,
Хотя влечет меня к молитве воля.
Сильнейший грех сражает силу слова,
И я, как человек с двояким долгом,
Стою в сомнении — с чего начать?
А дело позабыл. Будь кровью брата
Насквозь проникнута моя рука,
Что ж? разве нет дождя на небесах,
Чтоб убелить ее, как снег весенний?
Зачем же есть святое милосердье,
Как не затем, чтобы прощать грехи?
И разве нет двойной в молитве силы —
Паденье грешника остановить
И падшим милость испросить? Взгляну горе:
Мой грех свершен. Но как молиться мне?
«Прости мне гнусное убийство?» Нет,
Тому не быть! Я все еще владею
Всем, что меня к убийству повлекло:
Короной, честолюбием, женой.
Простят ли там, где грех еще живет?
В испорченном житье на этом свете
Горсть золота в преступника руке
Искупит казнь; постыдною ценою
Закона власть нередко подкупали.
Но там не так! Обман там не поможет;
Деянья там в их настоящем виде,
И сами мы должны разоблачать
Своих грехов преступную природу.
Итак, что остается мне? Подумать,
Раскаянье, что может совершить?
Что невозможно для него? Но если
Нет сил к раскаянью — оно бессильно.
О, горе мне! О, грудь, чернее смерти!
Душа в борьбе за светлую свободу
Еще тесней закована в цепях.
Спасите, ангелы! Колени, гнитесь!
Стальная грудь, смягчись, как грудь ребенка!
Быть может, вновь все будет хорошо.
Теперь легко я мог бы совершить:
Он молится. Теперь я совершу —
И дух его пойдет на небеса,
И я отмщен? Что ж это будет значить:
Злодей убил родителя, а я,
Я, сын его, единственный на свете,
На небеса злодея отправляю!
Нет, то была б награда, а не месть.
В беспечном сне отца он умертвил,
В весне грехов цветущего, как май.
Что сталось с ним, то ведает создатель;
Но думаю, судьба его тяжка.
Отмщу ли я, убив его в молитве,
Готового в далекую дорогу?
Нет, меч в ножны! ты будешь обнажен
Ужаснее: когда он будет пьян,
Во сне, в игре, в забавах сладострастных,
С ругательством в устах, среди занятий,
В которых нет святыни и следа —
Тогда рази, чтобы пятами к небу
Он в тартар полетел с душою черной
И проклятой, как ад. Мать ждет меня.
Живи еще, но ты уже мертвец. (Уходит).
Слова летят, но мысль моя лежит;
Без мысли слово к небу не взлетит.
Сейчас придет. Вы будьте с ним построже;
Скажите, что его поступков дерзость
Нельзя терпеть, что вашим заступленьем
Утишен гнев обиженного дяди.
Я спрячусь здесь. Прошу вас, не щадите.
Ручаюсь вам; о мне не беспокойтесь.
Я слышу он идет — уйдите.
Ну, матушка, скажите, что угодно?
Отец твой, Гамлет, оскорблен тобою.
Увы, отец мой вами оскорблен.
Ну, полно, сын, ты отвечаешь дерзко.
И, полно, матушка: вы говорите зло.
Что это значит, Гамлет?
Что такое?
Иль ты забыл меня?
О, нет, клянусь вам богом!
Царица вы, вы — деверя супруга,
И — если бы не так — моя вы мать.
Так пусть с тобой другие говорят.
Постой, садись: ты с места не сойдешь,
Пока я зеркала тебе не покажу,
В котором ты свою увидишь душу.
Что хочешь делать ты? Убить меня?
Эй, помогите!
Помогите! эй!
Как! мышь? (Обнажает шпагу).
Мертва, мертва, держу червонец!
О, я убит! (Падает и умирает)
О, горе! Что ты сделал?
Не знаю. Что? король?
Какой кровавый, необдуманный поступок!
Кровавый? Да, почти такой же гнусный,
Как короля-супруга умертвить
И вслед за тем с его венчаться братом.
Как короля убить?
Да, так сказал я.
Ты, жалкий, суетливый шут, прощай.
Тебя я высшим счел: возьми свой жребий!
Ты видишь, поспевать везде — опасно.
Да не ломай так рук, потише! Сядь!
Пусть лучше я твое сломаю сердце.
А я сломлю его, когда оно не вовсе
Преступным навыком закалено,
Когда для чувств оно еще доступно.
В чем преступилась я, что ты дерзаешь
Так грозно порицать?
Ты запятнала
Стыдливый цвет душевной чистоты:
Ты назвала изменой добродетель;
С чела любви ты розы сорвала,
И вместо их невинной красоты,
Цветет болезнь; в твоих устах, о матерь,
Обет при брачном алтаре стал ложен,
Как клятва игрока! О, твой поступок
Исторг весь дух из брачного обряда,
В пустых словах излил всю сладость веры!
Горит чело небес, земли твердыня
При мрачной думе о твоих делах
Грустна, как в день перед судом последним.
О, горе мне! Какой поступок, Гамлет,
Так громко говорит, гремит так грозно?
Взгляни сюда: вот два изображенья,
Портреты двух родных по телу братьев.
Взгляни на этот — что за красота!
Чело Юпитера и кудри Аполлона,
И Марса взор, на страх врагам горящий:
В нем гордый вид посланника богов,
Когда на гор заоблачные выси
Слетает он с небес; в его чертах
Видна печаль всех жителей Олимпа,
Чтоб мир признал, что он был человек:
То был твой муж. Теперь взгляни сюда!
Вот твой супруг: он, как сожженный колос,
Похитил жизнь у брата своего.
Есть очи у тебя? Могла ты бросить
Прекрасный луг нагорной вышины,
Чтобы гнилым питать себя болотом?
Есть очи у тебя? Нет, ты не можешь
Назвать любовь: в твои лета не пышет
Огонь в крови, она уже покорно
Ждет выводов ума. Но чей рассудок
Мог привести от этого к тому?
Ты чувств не лишена; иначе, как
Могла бы страсть в твое закрасться тело?
Но это чувственность — она больна!
Тут не ошибся бы и сумасшедший.
Безумство чувственности не подавит
Так глубоко, чтоб в ней не оставалась
Хоть капля выбора: довольно капли,
Чтоб здесь избрать. Какой же черный демон
Толкнул тебя, играя в эти жмурки?
Глаза без рук, рука без глаз и слуха,
Здоровых уст малейшая частица
Не промахнулася бы так жестоко!
Где ж твой румянец, стыд? Когда ты можешь,
Лукавый ад, гореть в костях матроны,
Так пусть, как воск, растопится стыдливость
Горячей юности в твоем огне!
Не восклицай: «О, стыд!» — когда взыграет
Младая кровь: и самый снег холодный
Горит, а разум волю соблазняет.
Умолкни, Гамлет! В глубь моей души
Ты обратил мой взор: я вижу пятна,
Их черный цвет впитался так глубоко,
Что их не смыть водами океана.
Ужель возможно жить на гнусном ложе,
Дыша грехом, сгнивать в его объятьях,
Любить и льстить в гнезде кровосмешенья?
О, замолчи! Слова твои, как нож,
Мне режут слух. Умолкни, милый Гамлет!
Убийца и злодей! раб, недостойный
И сотой части прежнего супруга!
Король-паяц, укравший диадему
И тайно спрятавший ее в карман!
Остановись!
Король из тряпок и лоскутьев…
Спаси меня, закрой меня крылами,
Сонм небожителей святых!
Чего ты хочешь, образ благородный?
О, горе мне! Что с ним? Он обезумел!
Ты не с укором ли явился к сыну,
За то, что он не внял минуте страсти
И грозного веленья не свершил?
Скажи!
Не позабудь! Мое явленье
Угасший замысел должно воспламенить.
Взгляни: над матерью витает ужас.
Стань между ней и тяжкою борьбою
Ее души: воображенье в слабых
Всего сильней. Заговори с ней, Гамлет!
Что с вами, матушка!
О, что с тобою.
Что ты глаза вонзил в пустое место
И говоришь с пространством бестелесным?
В твоих очах душа сверкает дико;
Как спящий стан на звук тревоги бранной.
Встают власы на голове твоей!
О, милый сын, залей огонь недуга
Росой терпения! Куда глядишь ты?
На него.
Смотри, как тускло взор его горит!
И камни поняли бы горький смысл
Его лица, его обиды тяжкой.
О, не гляди! Твой жалкий, грустный образ
Смягчит мое суровое решенье
И я его не совершу. Быть может,
Слеза, не кровь, моею местью будет.
Скажи, кому ты это говоришь?
Ты ничего не видишь там, скажи?
Нет, ничего; но все, что там, я вижу.
И ничего не слышала?
Ни слова!
Взгляни, смотри, как тихо он уходит!
Отец мой, точно как живой. Смотри:
Вон, вон идет он; вот выходит в дверь.
То лишь мечта фантазии твоей.
Душа сильна в созданьях бестелесных,
Когда рассудок горем омрачен.
Ты говоришь: «Рассудок омрачен».
Мой пульс, как твой, играет в стройном такте;
Его мелодия здорова, как в твоем;
Мои слова не бред души безумной.
Угодно ли — я повторю их снова;
Безумие ж отпрянуло бы прочь.
Спасением души я заклинаю:
Не умягчай душевных ран, о матерь,
Бальзамом лести — будто говорит
Мое безумство, а не твой проступок.
Ты лишь слегка покроешь злую язву,
А яд невидимо вопьется внутрь.
Поведай господу твои грехи;
Покайся в том, что совершила ты,
И отврати грядущее молитвой:
Не удобряй негодную траву,
Чтоб не росла она в избытке силы;
А мне — прости мою ты добродетель!
В наш злой, развратный век и добродетель
Должна просить прощенья у порока —
Да, ползать и молить, чтоб он позволил ей
Творить ему добро.
О, Гамлет, Гамлет,
Ты надвое мне сердце растерзал!
Отбрось его худую половину,
Живи чиста с его чистейшей частью.
Прощай — усни, но не на ложе дяди!
Пусть нет в тебе добра, — по крайней мере,
Набрось личину добрых дел. Привычка —
Чудовище: она, как черный дьявол,
Познанье зла в душе уничтожает;
Но здесь она есть ангел благодатный:
Свершенью добрых благородных дел
Она дает удобную одежду,
Которую носить совсем легко.
Будь в эту ночь воздержанной; потом
Воздержность будет для тебя все легче.
Привычка может изменить природу
И чудной силой навсегда смирить
Иль истребить врага. Прощай еще раз.
И если ты благословенья жаждешь,
Благослови меня!
(Полонию) Тебя, старик,
Тебя мне жаль! Судьбе угодно было,
Чтоб я тобой, а ты был мной наказан:
Она меня бичом твоим избрала.
За эту смерть ответ я дать сумею.
Я приберу его. Покойной ночи.
Я был жесток, но это от любви.
Зло сделано — но худшее нас ждет.
Еще два слова.
Что должна я делать?
Отнюдь не то, что я тебе сказал.
Пусть этот царь тебя на ложе неги
Заманит вновь, зовет своею милой
И треплет по щеке. За поцелуй нечистый,
За ласку проклятой руки — ты скажешь,
Что я притворствую, что я не сумасшедший.
Да, расскажи: оно не помешает.
Тебе ль, прекрасной, непорочной, умной,
Такие вещи скрыть от крокодила,
От жабы, от змеи? И кто их скрыл бы?
Нет, нет! Уму и тайне вопреки,
Открой силок — пусть птицы разлетятся,
А там сама, как обезьяна в басне,
Попробуй испытать его устройство —
Он голову тебе свернет.
Поверь, когда слова — дыханье жизни,
То я мертва и нет во мне дыханья,
Чтоб тайну рассказать твою.
Я должен
Уехать в Англию: известно вам?
Я позабыла. Да — так решено.
Приказ готов, подписан, запечатан
И школьным поручен моим друзьям.
Я доверяю им, как двум ехиднам.
Они должны дорогу мне очистить,
Герольдами вести меня к измене —
Так пусть ведут. Забавно будет видеть,
Как инженер взлетит с своим снарядом.
Под их подкоп, когда я не обчелся,
Я подведу другой, аршином глубже,
И он взорвет их до луны. О, как отрадно
Столкнуть две силы на одном пути!
Теперь пора с собой взять эту ношу:
Я в ближний отнесу его покой.
Прощайте, матушка, покойной ночи.
Как стал он важен, молчалив и тих,
Глупец, всю жизнь болтавший без умолку!
Пойдем, ведь, надобно ж с тобой покончить.
Покойной ночи, матушка — прощайте!