Ночь прошла совершенно спокойно въ отношеніи противника, но конечно отдыхать не пришлось: установленіе связи съ непосредственнымъ начальствомъ, съ Зарайскимъ полкомъ, а главное забота объ эвакуаціи раненыхъ своего отряда и Зарайцевъ, которыхъ кажется было всего около 150 человѣкъ.
Ночью пришло приказаніе Начальника 3 В.-С. Стр. Дивизіи г. м. Кашталинскаго оставаться на предстоящій день на занимаемыхъ наканунѣ позиціяхъ и обороняться во что бы то ни стало. Тонъ приказанія былъ таковъ, что не допускалъ и помысла объ отступленіи. Къ 6 ч. утра отрядъ занималъ ту же позицію, на лѣвомъ (восточномъ) берегу долины Павшугоу—Тасигоу: обѣ роты по гребню; лѣвый флангъ ихъ въ этотъ день не соприкасался съ правымъ флангомъ войскъ г. Столица, такъ какъ между расположеніемъ 12-го Стр. полка и нашимъ оставался небольшой интервалъ. Не стояла болѣе на позиціи и конно-горная батарея пограничной стражи; я предполагалъ сперва, что она перемѣнила позицію, въ виду возможности открытія ея мѣсторасположенія противникомъ наканунѣ, но потомъ убѣдился, что батарея участія въ бою не принимала, а между тѣмъ ея содѣйствіе намъ въ этотъ день было бы очень полезно. Всѣ казаки отряда стали въ резервѣ, потому что къ нашему правому флангу уступомъ назадъ протянулся Зарайскій полкъ, и не было надобности занимать сопку, на которой наканунѣ была расположена сотня Черноярова. Я приказалъ Желтухину, командовавшему казаками, стать возможно укрыто, внѣ выстрѣловъ, такъ какъ былъ увѣренъ, что японцы въ этотъ день вытащатъ наконецъ артиллерію, т. е. исправятъ свою ошибку предшествующаго дня, и конечно будутъ искать наши резервы, стрѣляя на пораженіе площадей.
Отрядъ составилъ крайній правый флангъ всего боеваго участка г. Столицы, которому насъ подчинили на этотъ день; указанія, полученныя отъ него, всетаки уже намекали на возможность отступленія: такъ, намъ ставилась задача упорно удерживать свою позицію лишь до отступленія 12-го полка, которое и прикрывать; кромѣ того было сообщено, что „вѣроятно придется удерживаться до 5 час. дня“.
Теперь это вполнѣ понятно, такъ какъ командующій арміей еще въ ночь на 13-е августа приказалъ г. Иванову начать отступленіе, вслѣдствіе тактической неудачи на лѣвомъ флангѣ (потеря на лѣвомъ флангѣ Анпинской позиціи высоты № 273 у д. Пегоу) 10-го корпуса, своимъ отходомъ обнажавшаго лѣвый флангъ 3-го Сибирскаго корпуса, но намъ было странно, непріятно слышать даже о возможности отступленія, ибо мы сражались уже трое сутокъ вполнѣ побѣдно. Г. Куропаткинъ въ своей резолюціи на докладѣ г. Иванова о необходимости отступленія говоритъ, что „такъ и было предположено“. Да, можетъ быть, по его стратегіи и тактикѣ „терпѣнія“, оставленіе побѣдно обороняемой Ляньдясанской позиціи составляетъ шедевръ военнаго искусства, равный отходу отъ Ляояна, но мы маленькіе люди, честно исполнившіе свой долгъ, не уступавшіе ни шагу противнику и даже его преслѣдовавшіе, отлично сознавали уже тогда, что командующій губитъ все дѣло, играя въ руку врагу и только развращая духъ нашей доблестной Арміи.
Нельзя не замѣтить, что 11, 12, 13 и 14 августа серьезный бой велся исключительно на Восточномъ фронтѣ Маньчжурской Арміи; спрашивается, отчего г. Куропаткинъ не желалъ лично руководить боемъ, а предоставилъ это занятіе генералу Бильдерлингъ, выказавшему себя неспособнымъ, допустивъ 10-й корпусъ слишкомъ быстро очистить весьма сильную позицію. Правда, въ нѣкоторой степени командующій самъ руководилъ дѣйствіями войскъ на Восточномъ Фронтѣ, отдавая непосредственно нѣкоторымъ начальникамъ свои распоряженія (я приведу позднѣе еще нѣкоторыя доказательства, описывая дѣйствія или вѣрнѣе наше бездѣйствіе 15 августа): такъ 35-я дивизія была прислана на подкрѣпленіе 3-го Сибирскаго Корпуса по его личному приказанію; отступленіе съ Ляньдясанской позиціи предписано лично имъ. Вѣрнѣе всего будетъ признать, что и здѣсь примѣнена обыкновенная система нашего полководца: кое что указывать и чаще всего по мелочамъ, а все-таки имѣть какое нибудь лицо, на которое можно было бы свалить отвѣтственность въ случаѣ неудачи[1]; въ данномъ случаѣ онъ отыгрывался на г. Бильдерлингѣ. Съ легкимъ сердцемъ доносилъ великій представитель стратегіи терпѣнія, послѣдователь Кутузова, объ оставленіи имъ Ляньдясанской и Анпинской позицій, а между тѣмъ именно въ этомъ отступленіи и заключалось начало нашего пораженія подъ Ляояномъ. На этомъ вопросѣ считаю необходимымъ остановиться подробно.
Японцы вели одновременно двѣ огромныя операціи: одну противъ Портъ-Артура, другую противъ Маньчжурской Арміи. Многіе стратеги считаютъ крупною ошибкою съ ихъ стороны одновременное преслѣдованіе двухъ цѣлей, ибо они не располагали сразу достаточными силами, чтобы, обложивъ первоклассную крѣпость, нанести рѣшительный ударъ врагу въ полѣ. Положительное рѣшеніе вопроса стратегіей состоитъ въ томъ, чтобы прежде всего сосредоточить всѣ силы для достиженія одной главнѣйшей цѣли, а въ данномъ случаѣ важнѣе всего было покончить съ Маньчжурской Арміей, такъ какъ, при условій полнаго господства на морѣ, достигнутаго японцами съ минуты неожиданной атаки на нашу Тихоокеанскую эскадру въ ночь съ 26-го на 27-е февраля, паденіе Артура было обезпечено, въ случаѣ пораженія русскихъ войскъ въ Маньчжуріи (такъ на самомъ дѣлѣ оно и случилось); наоборотъ даже взятіе Артура не могло дать японцамъ выигрыша кампаніи, если бы они потерпѣли неудачу въ полѣ; наконецъ успѣшное веденіе осады могло быть всегда остановлено рѣшительнымъ наступленіемъ Маньчжурской Арміи. Слѣдовательно наиболѣе раціональнымъ способомъ дѣйствій было бы: блокируя Артуръ съ моря, выставить противъ него заслонъ на Цзынчжоускомъ перешейкѣ, а всѣ остальныя силы двинуть противъ русской арміи; дѣйствія японцевъ конечно должны были бы быть въ высшей степени энергичны, такъ какъ выигрышъ времени больше всего обезпечивалъ успѣхъ: русская армія не успѣла бы сосредоточить достаточное количество силъ. Такъ учитъ стратегія, но можетъ быть японцы имѣли настолько точныя свѣдѣнія о состояніи крѣпости Портъ-Артурѣ и о мобилизаціи и сосредоточеніи нашихъ войскъ на театрѣ военныхъ дѣйствій, а также о качествѣ нашихъ военноначальниковъ, что могли съ большою вѣроятностью на успѣхъ поставить себѣ задачей достиженіе одновременно обѣихъ цѣлей (къ сожалѣнію расчетъ ихъ оказался вѣренъ, хотя, правда, исключительно благодаря послѣднему обстоятельству, т. е. неудовлетворительности качествъ нашихъ военно-начальниковъ; во всемъ остальномъ они ошиблись, а именно: къ минутѣ начала генеральнаго сраженія подъ Ляояномъ — мы оказались въ равныхъ, если не въ превосходныхъ силахъ; провозоспособность Китайской ж. д. и даже всей Сибирской магистрали превысила всѣ ожиданія; попытки разрушенія желѣзныхъ дорогъ, задуманныя весьма широко — начиная отъ моста черезъ Волгу — не увѣнчались успѣхомъ). Кромѣ того нельзя не считаться съ тѣмъ значеніемъ Артура, которое онъ имѣлъ для всей японской націи; японцы просто не смогли бы терпѣливо выжидать и только смотрѣть на него; вѣдь владѣніе русскими этимъ пунктомъ положительно не давало спать всѣмъ подданнымъ Микадо. Хотя наши враги принесли много лишнихъ жертвъ, благодаря своему желанію поспѣшно овладѣть этой твердыней, тѣмъ не менѣе ихъ энергія и самая поспѣшность атаки Артура являлись необходимостью удовлетворенія національной потребности, и казалось бы нашимъ стратегамъ слѣдовало это предвидѣть.
Какъ бы то ни было, японцы сами усложнили и затруднили себѣ задачу;[2] поэтому то вопросъ времени и получалъ для нихъ такое огромное значеніе; они должны были дорожить не только каждымъ днемъ, но даже часомъ времени, такъ какъ, зная базу русской арміи въ Ляоянѣ и слѣдовательно надѣясь нанести ей тамъ рѣшительное пораженіе, они должны были обезпечить себѣ надежное превосходство силъ, которое въ началѣ кампаніи конечно было на ихъ сторонѣ.
Японцы вели совершенно естественно операцію наступленія противъ Куропаткина по двумъ направленіямъ: 1) съ юга, потому что они прежде всего прикрывали такимъ направленіемъ осаду Артура и кромѣ того, захватывая желѣзную дорогу (любезно предоставляемую имъ въ самомъ образцовомъ порядкѣ, безъ разрушенія мостовъ, пути и станціонныхъ сооруженій, и даже съ постепеннымъ по мѣрѣ наступленія японцевъ развитіемъ подъѣздныхъ путей и самихъ станцій), получали въ пріобрѣтаемыхъ морскихъ портахъ самую удобную базу; 2) изъ Кореи, такъ какъ направленіе отъ Фынхуанченъ—Сюянь на Хайченъ—Ляоянъ выводило во флангъ операцій русской Маньчжурской Арміи, а направленіе Фынхуанченъ—Саймацзы — въ тылъ ея. Къ тому же японцамъ было необходимо покорить всю Корею отъ г. Сеула до р. Ялу, чтобы въ этой странѣ основать базу на случай неудачи въ Маньчжуріи, гдѣ они могли быть опрокинуты въ море.
Если я говорилъ въ началѣ 1-й части, что отказъ Оямы отъ наступленія черезъ Саймацзы къ Мукдену, чѣмъ онъ могъ заставить Куропаткина очистить Ляоянъ безъ генеральнаго сраженія, былъ вызванъ также тѣмъ обстоятельствомъ, что Куропаткинъ подготовилъ ему для наступленію[3] къ Ляояну пути сообщенія, то съ другой стороны надо полагать, что Оямѣ было также выгодно нанести рѣшительный ударъ русской арміи именно у Ляояна, такъ какъ этимъ достигался значительный выигрышъ времени, на что вѣроятно и расчитывалъ японскій стратегъ. Тѣмъ не менѣе операція наступленія всѣхъ 3-хъ японскихъ армій велась крайне медленно, ибо разстояніе отъ Тюренчена до Тунсинпу протяженіемъ всего въ 200 верстъ пройдено почти въ 4 мѣсяца (18 апрѣля — 11 августа), а разстояніе отъ Бицыво—Догушань до Айшаньчжаня протяженіемъ въ 250—200 верстъ пройдено въ 3½ мѣсяца (1 мая — 15 августа). Я не могу конечно знать всѣхъ причинъ, заставившихъ Ояму жертвовать столь драгоцѣннымъ для него элементомъ, какъ время, но уже только въ этомъ одномъ фактѣ ясно видно несовершенство проявленнаго въ эту войну нашимъ врагомъ военнаго искусства. Дѣйствительно: а) планъ войны былъ не только составленъ заблаговременно, но прорепетированъ за нѣсколько лѣтъ назадъ (японско—китайская война); б) подготовка арміи къ войнѣ во всѣхъ деталяхъ, т. е. въ отношеніи мобилизаціи, сосредоточенія, перевозки моремъ, снабженія и пополненія, конечно была блистательна; г) знаніе театра военныхъ дѣйствій баснословное, потому что армію велъ тотъ же генеральный штабъ, который уже провелъ ее одинъ разъ, и большинство котораго жило на театрѣ военныхъ дѣйствій въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ до войны; д) пути сообщенія были розработаны въ совершенствѣ противникомъ, т. е. русскими, и е) наконецъ противникъ же позаботился подготовить до нѣкоторой степени и продовольствіе. Ну, при такихъ условіяхъ, подвести къ полю рѣшительнаго сраженія 200—150 тысячную армію со скоростью полутора верстъ въ сутки не есть образецъ военнаго искусства.
Да не подумаютъ однако читатели, что такое медленное, не выдерживающее никакой критики наступленіе японскаго полководца было обусловлено тѣмъ сопротивленіемъ, которое ему оказывалъ его русскій коллега, стремившійся использовать всѣ тактически выгодныя позиціи Маньчжуріи[4]. Такое заблужденіе легко опровергнуть. Избранныхъ Куропаткинымъ на несчастіе русскаго оружія въ первомъ же столкновеніи съ врагомъ на сухомъ пути (на морскомъ мы уже давно пострадали) знаменитыхъ генерала Засулича и полковника Орановскаго Куроки однимъ боемъ отогналъ сразу на 150 верстъ; какъ только былъ убитъ Графъ Келлеръ, Восточный отрядъ тотчасъ вспомнилъ опытъ Засулича, тѣмъ болѣе что начальникомъ его штаба оставался тотъ же герой тюренченской паники Орановскій, и поспѣшно убрался на Ляньдясанскую позицію, поближе къ Ляояну;, если онъ не промахнулъ дальше, то конечно лишь благодаря принципу нашего противника: никогда не преслѣдовать, не развивать одержанный успѣхъ — словомъ строить побѣжденному золотой мостъ. Что касается Южнаго фронта Маньчжурской Арміи, то конечно не Вафангоу остановило японцевъ, ибо всѣ остальныя позиціи были отданы почти безъ боя; на югѣ, благодаря такимъ кавалерійскимъ офицерамъ, какъ Вороновъ и комп., лихорадка отъ одной мысли о появленіи японцевъ вибрировала чуть ли не съ 20-хъ чиселъ марта мѣсяца, когда еще не было въ Маньчжуріи ни одного японца (кромѣ конечно переодѣтыхъ китайцами шпіоновъ); передъ же самымъ генеральнымъ сраженіемъ — 13, 14, 15-го августа мы просто приглашали противника наступать, даря ему желѣзную дорогу съ оборудованными станціями и даже обильными запасами интендантскаго довольствія, вѣроятно заманивая къ Ляояну… и заманили.
Итакъ японцы потеряли массу времени и доползли до сцены „трагедіи Ляоянъ“ только къ 7-ми часамъ утра 11-го августа, когда начали обстрѣливать, или вѣрнѣе сами были обстрѣляны передовымъ отрядомъ 3-го Сибирскаго Корпуса у д. Тунсинпу; это было начало послѣдняго акта задуманной Оямой операціи наступленія на русскую армію, съ цѣлью нанесенія ей рѣшительнаго удара, т. е. завязка генеральнаго сраженія подъ Ляояномъ.
Интересно рѣшить вопросъ: былъ ли уже задуманъ японскимъ главнокомандующимъ, въ минуту завязки генеральнаго сраженія, планъ его выполненія, т. е. нанесенія рѣшительнаго пораженія врагу не только принужденіемъ очистить окрестности Ляояна, но и совершеннымъ разбитіемъ арміи. Конечно врядъ ли Ояма могъ предугадать, что участь сраженія будетъ рѣшена на правомъ берегу р. Тайцзы, въ окрестностяхъ Янтайскихъ копей, но всетаки полагаю, что на этотъ вопросъ можно отвѣтить утвердительно.
10-го августа, готовясь на слѣдующій день однимъ смѣлымъ порывомъ захватить котловину Тунсинпу и сбить правый флангъ Ляньдясанской позиціи, японцы вѣроятно предполагали, что участь великаго историческаго событія будетъ рѣшена на лѣвомъ берегу р. Тайцзы; они намѣревались опрокинуть Восточную группу Русской Маньчжурской арміи въ р. Тайцзы и отрѣзать пути отступленія Южной группы; когда же этотъ планъ не удался, вслѣдствіе пораженія Японской Гвардіи 11—13-го августа, при Тунсинпу и Тасигоу, но все же побѣдившія Русскія войска, очистивъ свои позиціи и отступая къ Ляояну, тѣмъ самымъ продолжали выказывать абсолютную пассивность и отказъ отъ маневрированія, то Ояма рѣшился на болѣе рискованную операцію — перенесеніе дѣйствій своимъ правымъ флангомъ на правый берегъ р. Тайцзы, чтобы устроить Русской арміи нѣчто въ родѣ Седана, для чего однако у него не хватило силъ, ибо своимъ доблестнымъ боемъ русскіе корпуса окончательно ихъ подорвали. Такое предположеніе основано на соблюденіи нашимъ противникомъ самыхъ простыхъ требованій военнаго искусства: 1) элементарное правило стратегіи состоитъ въ томъ, чтобы стремиться отрѣзать путь отступленія противнику, 2) полное игнорированіе русскимъ военно-начальникомъ своего важнѣйшаго лѣваго фланга; вѣдь Куропаткинъ обратилъ все свое вниманіе на укрѣпленіе и прочное занятіе позицій для обезпеченія южнаго и юго-восточнаго фронта своей базы Ляояна; безъ всякаго сомнѣнія японцамъ было извѣстно, что мы не позаботились достаточно приспособить позицію Сыквантунь —копи Янтай.
А если это такъ, то значеніе удерживанія за собою Анпинской и Ляндясанской позицій возможно продолжительное время имѣло первостепенное значеніе: японцы не могли приступить къ осуществленію задуманной ими операціи на правомъ берегу р. Тайцзы, пока имъ не удалось сбить насъ съ этихъ позицій. При условіи, что вплоть до 16 августа удары наносились исключительно на Восточный фронтъ Маньчжурской Арміи, Куропаткинъ имѣлъ полную возможность поддержать корпуса Бильдерлинга; мало того, побѣдное начало боевъ — я говорю про дѣйствія 3-го Сибирскаго корпуса 11—13 августа — давало возможность намъ перейти въ наступленіе, и конечно отъ этого общее положеніе дѣлъ могло только выиграть. Въ этомъ смыслѣ бои у Тунсинпу и Тасигоу получаютъ еще большее стратегическое значеніе. Но Куропаткинъ совершенно не отдавалъ себѣ отчета въ обстановкѣ и съ легкимъ сердцемъ послалъ приказъ очистить Ляндясанскую позицію, т. е. сыгралъ въ руку Оямѣ, предоставивъ ему полную возможность осуществить задуманный имъ рѣшительный ударъ на нашъ лѣвый флангъ и тылъ.
Продолжаю описаніе боя ввѣреннаго мнѣ отряда 14-го августа.
Съ 6 часовъ утра японцы открыли рѣдкій ружейный огонь съ дальнихъ дистанцій и вели его такимъ образомъ въ продолженіе двухъ-трехъ часовъ. Люди варили чай за гребнями и по очереди пили, закусывая сухарями. Все слѣдовательно шло благополучно, но въ самомъ началѣ перестрѣлки мнѣ донесли, что тяжело раненъ фельдфебель 10-й роты Сѣровъ. Это была большая потеря для отряда, ибо не всякій офицеръ могъ замѣнить героя. Къ сожалѣнію, рана оказалась весьма серьезной (въ животъ, и черезъ нѣсколько дней онъ скончался въ санитарномъ поѣздѣ). Около 8 часовъ утра японская артиллерія начала обстрѣливать расположеніе 12 стрѣлковаго полка и, какъ казалось намъ, довольно удачно, такъ что черезъ часъ времени нѣкоторыя сопки были очищены; японцы пристрѣливались чрезвычайно ловко. Я запретилъ совсѣмъ отвѣчать на ружейный огонь противника, отчасти потому что вообще считаю безполезной стрѣльбу на дистанцію болѣе 1500 шаговъ, да кромѣ того не хотѣлъ сразу обнаруживать противнику наше расположеніе; наконецъ слѣдовало беречь патроны для болѣе рѣшительныхъ минутъ боя.
Не помню, въ которомъ часу пришло предложеніе (а не приказаніе) г. Кашталинскаго, „попробовать перейти въ наступленіе и взять д. Тасигоу“. Въ это время положеніе 12-го полка было уже серьезно, и до двухъ баталіоновъ противника медленно, но шагъ за шагомъ, подвигались къ нашей позиціи. Зарайскій полкъ стоялъ своимъ правымъ флангомъ по крайней мѣрѣ на 1½ версты уступомъ назадъ. При такой обстановкѣ я не задумался отвѣтить на сдѣланное мнѣ предложеніе приблизительно слѣдующими словами: „если вчера ввѣренный мнѣ отрядъ, Зарайскій полкъ и отрядъ г. Столицы не взяли Тасигоу и отошли, то въ настоящую минуту въ моемъ распоряженіи имѣется всего 2 разстрѣлянныхъ, голодныхъ и босыхъ роты“. Тѣмъ не менѣе я тотчасъ послалъ командиру Зарайскаго полка п. Мартынову приглашеніе начать наступленіе. На это получилъ въ самомъ непродолжительномъ времени категорическій отказъ и еще товарищескую частную приписку о безполезности предлагаемой попытки, которая, по мнѣнію Мартынова, могла повести только къ напраснымъ потерямъ. Впрочемъ я заранѣе зналъ какой могъ послѣдовать отвѣтъ и предупредилъ объ этомъ отряднаго адъютанта сотника Васильковскаго. Исправлявшій должность начальника штаба г. Кашталинскаго подполковникъ Гиршфельдъ послѣ войны объяснилъ мнѣ мотивы сдѣланнаго мнѣ предложенія „взять Тасигоу“ слѣдующимъ образомъ: „явились серьезныя опасенія за положеніе отряда г. Столица, стоявшаго лѣвѣе, и поэтому рѣшились, для выручки его изъ критическаго положенія, пожертвовать ввѣреннымъ мнѣ отрядомъ, считая его способнымъ на самыя рѣшительныя и энергичныя дѣйствія“. Такъ какъ взять Тасигоу было мнѣ предложено, а выполнить это съ 2 ротами и 3 сотнями (разстрѣлянными) я не видѣлъ возможности, и, по данной обстановкѣ, выручать мнѣ было некого, то, какъ тогда, такъ и теперь, удовлетворенъ своимъ рѣшеніемъ — не дѣлать напрасной попытки, тѣмъ болѣе, что командиръ Зарайскаго полка рѣшительно отказалъ въ своемъ содѣйствіи. Прикрытіе же отхода отряда г. Столица было выполнено ввѣреннымъ мнѣ отрядомъ, какъ это видно изъ нижеслѣдующаго описанія, въ полной мѣрѣ, насколько того требовала обстановка.
Выше я нѣсколько разъ говорилъ, что съ утра 12 августа ожидалъ прибытія подкрѣпленія отряду въ составѣ 2 хъ ротъ 9-го В.-С. стр. полка подъ начальствомъ князя Амилахори, столь отличавшагося наканунѣ въ дѣлѣ Зарайцевъ; такъ какъ по прежнему подкрѣпленіе не прибывало, а ряды ротъ отряда сильно порѣдѣли, да къ тому же, по ходу боя въ 12-мъ полку, было уже замѣтно скорое очищеніе позиціи, то приходилось думать объ исполненіи возложенной на насъ серьезной задачи прикрытія отступленія нашихъ войскъ. Въ виду сего я напомнилъ г. Кашталинскому о необходимости прибытія наконецъ подкрѣпленія. Просьба была уважена, и, примѣрно черезъ часъ (около полудня), прибыли 2 роты Зарайцевъ, что было очень кстати, такъ какъ противникъ заставилъ часть 12 полка очистить свою позицію.
На нашемъ участкѣ японцы начали подготовлять атаку артиллерійскимъ огнемъ и, какъ то сразу прекративъ обстрѣливаніе участка 12 полка, направили огонь не менѣе 2-хъ батарей на насъ. Однако, подобно тому какъ и 12 августа, результаты дѣйствій японской артиллеріи были совершенно нолевые: всѣ снаряды дѣлали огромные перелеты и рвались далеко сзади насъ, за тыловыми по отношенію къ намъ гребнями. Странно, до чего капризное дѣло артиллерійская стрѣльба: очевидно по насъ стрѣляли тѣ же, или часть тѣхъ же батарей, которыя такъ быстро пристрѣлялись по позиціи 12 полка, а теперь онѣ никакъ не могли перейти на пораженіе по моимъ ротамъ и, выпустивъ не одну сотню снарядовъ, достигли лишь единственнаго результата, избавивъ меня отъ моего ординарца. Я остановлюсь на этомъ случаѣ, потому что онъ характеризуетъ въ нѣкоторой степени ненормальность моральнаго состоянія нѣкоторыхъ офицеровъ.
Какъ разъ передъ переносомъ огня съ участка 12 полка мы, сидя на высокой сопкѣ, слѣдили за попаданіями шрапнели по одной изъ сопокъ занятыхъ ротою, по которой японцы особенно удачно пристрѣлялись. Состоявшій при мнѣ ординарцемъ офицеръ[5] довольно хладнокровно высказывалъ свою оцѣнку искусной стрѣльбѣ непріятеля. Вдругъ надъ нашими головами загудѣло, и черезъ минуту сзади насъ послышался трескъ шимозы. Еще разъ… и то же самое… Офицеръ совершенно измѣнился въ лицѣ и жалобнымъ тономъ спросилъ: „да что же это такое?“ — „Это теперь по насъ“ — отвѣтили ему, — „ждите разрывовъ поближе, если они такъ же удачно пристрѣляются, какъ по 12 полку“. Я не имѣлъ болѣе времени слѣдить за ординарцемъ, такъ какъ былъ занятъ распоряженіями, но позднѣе, видя повтореніе перелетовъ, вспомнилъ, что они опасны для стоявшихъ въ резервѣ казаковъ, и тотчасъ отдалъ приказаніе: „поѣзжайте и передайте есаулу Желтухину, чтобы онъ немедленно перемѣнилъ мѣсто стоянки резерва; во всякомъ случаѣ, чтобы не держалъ казаковъ подъ огнемъ“. Подъесаулъ немедленно побѣжалъ внизъ и вѣроятно ускакалъ. Онъ не вернулся затѣмъ ко мнѣ почти до конца боя. Конечно нѣкоторое чувство не позволило ему пріѣхать вновь на мѣсто, гдѣ уже тогда начинали ревѣть снаряды и свистать пули, а черезъ нѣсколько минутъ началось настоящее дѣло.
Прибывшія роты зарайцевъ расположились: одна продолжила лѣвый флангъ моихъ ротъ, а другая на позиціи уступомъ назадъ слѣва, для прикрытія отхода отряда. Бой разгорался; роты уже были въ полномъ огнѣ, но несли, благодаря отличному укрытію, малыя потери. Я видѣлъ, какъ постепенно очищали свою позицію сосѣдніе участки, но все еще ожидалъ приказанія отступать.
Наконецъ пришла записка отъ г. Столица, и я приказалъ ротамъ 9-го полка послѣдовательно отходить назадъ къ перевалу; полурота Зарайцевъ должна была присоединиться къ уже готовой къ бою на второй позиціи ротѣ того же полка. Есаулу Желтухину было приказано спѣшить всѣхъ казаковъ еще дальше назадъ уступомъ, чтобы принять на себя отступающихъ Зарайцевъ, а, для прикрытія ихъ отхода, 10-я рота капитана Томашевскаго должна была занять 4-ю позицію.
Отдавъ всѣ распоряженія и не сомнѣваясь, что они будутъ выполнены въ точности, я считалъ своимъ долгомъ руководить лично выходомъ изъ боя тѣхъ трехъ ротъ, на которыя легла вся тяжесть боя послѣднихъ минутъ, на главной покидаемой позиціи. Вопросъ усложнялся тѣмъ обстоятельствомъ, что всѣ части должны были, спустившись сперва въ мертвое пространство, переходить затѣмъ черезъ перевалъ, на которомъ именно сосредоточивался перекрестный ружейный огонь противника. Я говорю перекрестный, потому что, съ отходомъ 12 полка, японцы уже нѣсколько охватили нашъ лѣвый флангъ, а такъ какъ Зарайцы тоже уже начали отступать (правѣе насъ), то и оттуда былъ направленъ на насъ продольный, или во всякомъ случаѣ косой огонь. Оставивъ свой командующій наблюдательный пунктъ, я спустился къ перевалу, приказалъ увести всѣхъ верховыхъ коней внѣ сферы огня и влѣзъ на небольшую кумирню у самой дороги. По степени обстрѣливанія этого пункта только ружейнымъ огнемъ (японцы продолжали усиленно обстрѣливать артиллеріей нашъ тылъ на такомъ разстояніи и въ такомъ направленіи, что не могли причинить къ счастію ни малѣйшаго вреда своими снарядами — преимущественно шимозами) я сперва думалъ, что вывести безъ огромныхъ потерь не придется ни одну роту, но всего въ нѣсколькихъ шагахъ замѣтилъ оврагъ — промоину, глубиною полторы сажени, по которой и слѣдовало выводить всѣхъ людей. Какъ разъ въ эту минуту начали подходить стрѣлки 10-й роты. Я указалъ направленіе и началъ слѣдить за начинавшимся боемъ Зарайцевъ со второй позиціи, когда увидѣлъ большую толпу въ полномъ безпорядкѣ отступавшихъ стрѣлковъ. Оказалось, что то были 3—4 роты 12 полка, взявшія невѣрное направленіе, такъ сказать, запутавшіяся въ сопкахъ и очутившіяся въ расположеніи моего отряда. Ихъ присутствіе могло сдѣлать положеніе критическимъ, такъ какъ онѣ запрудили и безъ того узкую щель, черезъ которую былъ единственный выходъ отряду. Въ виду сего я крикнулъ 10-й ротѣ: „Дѣти, бѣгомъ, проходите какъ можно скорѣе. У насъ не бѣгаютъ но, когда нужно, я приказываю бѣжать, чтобы очистить дорогу“. Стрѣлки засмѣялись, крикнули мнѣ: „Ваше Высокоблагородіе, сойдите внизъ, просимъ“, и, скорѣе бѣглымъ шагомъ, а не бѣгомъ, рота въ стройномъ порядкѣ исчезла въ оврагѣ. Я приказалъ 9-й ротѣ немедленно остановиться и выждать, пока не пройдутъ всѣ стрѣлки 12 полка, которыхъ мнѣ удалось вывести въ 20—30 минутъ времени. Когда прослѣдовала послѣднею 9-я рота, и я увѣрился въ твердости расположенія полутора ротъ Зарайцевъ на ихъ второй позиціи, то сошелъ съ кумирни, присоединился къ стоявшей у обрыва свитѣ и поздравилъ ихъ съ благополучнымъ ходомъ дѣла. Дѣйствительно японцы продолжали совершенно безрезультатную артиллерійскую стрѣльбу, а, вмѣсто того, чтобы удвоить энергію своего наступленія, или даже перейти въ атаку, продолжали обстрѣливать усиленнымъ ружейнымъ огнемъ покинутую нами позицію и перевалъ, который также былъ очищенъ. Охватъ нашего лѣваго фланга замеръ, и только около двухъ ротъ, съ разстоянія до 800 шаговъ вступили въ состязаніе съ Зарайцами, расположившимися на второй позиціи. Я пошелъ вслѣдъ за отступавшей 9-й ротой и вышелъ къ коноводамъ есаула Желтухина, которому приказалъ обстрѣливать японцевъ, угрожавшихъ атакой Зарайцамъ. Получивъ донесеніе отъ послѣднихъ, что противникъ не только не наступаетъ, но прекращаетъ огонь, я отдалъ приказаніе отходить и Зарайцамъ, приказалъ Желтухину дождаться ихъ отхода и затѣмъ, очистивъ позицію, либо пристроиться къ позиціи Томашевскаго (10-й роты 9-го полка), если японцы будутъ продолжать преслѣдованіе, либо слѣдовать за 10-й ротой, не теряя связи съ противникомъ. Впрочемъ уже на позиціи Желтухина было видно, что дѣло кончилось, и противникъ удовольствуется тѣмъ успѣхомъ, что мы очистили наши позиціи, которыя, кстати сказать, конечно можно было бы и не очищать, такъ какъ напоръ противника былъ въ этотъ день вообще сравнительно слабъ, а преслѣдованіе лишь обозначено.
Когда я прибылъ на позицію есаула Желтухина, то спросилъ его, не потерпѣли ли казаки отъ артиллерійскаго огня. Тутъ только вспомнилъ, что уже болѣе двухъ часовъ времени ко мнѣ не возвращался посланный съ приказаніемъ къ Желтухину офицеръ — ординарецъ. Желтухинъ сообщилъ мнѣ, что онъ видѣлъ его уже давно и получилъ отъ него мое приказаніе. Я понялъ въ чемъ дѣло и поэтому приказалъ такъ: „Есаулъ, немедленно пришлите мнѣ другого офицера ординарца, а этому передайте, что я его болѣе видѣть не желаю, такъ какъ онъ въ продолженіе двухъ часовъ не могъ вернуться ко мнѣ доложить объ исполненіи приказанія, и я отлично знаю почему“[6].
На позиціи 10-й роты Томашевскій доложилъ мнѣ, что въ цѣпи залегла всего полурота, такъ какъ повидимому противникъ прекратилъ бой и наступленіе. Я приказалъ ему подождать подхода казаковъ и отступать долиною Сянсанцзы-Вейдягоу, согласно полученнаго приказанія отъ Г. М. Столицы. Въ отношеніи получаемыхъ отъ этого генерала приказаній объ отступленіи, я былъ неоднократно поставленъ въ довольно странное положеніе: то приказывалось отходить, то — удерживаться на позиціи. Послѣднее приказаніе заключало въ себѣ именно приказаніе драться, но въ это время, согласно полученныхъ ранѣе распоряженій, ввѣренный мнѣ отрядъ уже очистилъ главную позицію, и только казаки и рота Томашевскаго прикрывали общее отступленіе. Однако на томъ конвертѣ, въ который было вложено приказаніе, спѣшно, карандашемъ было надписано: „отступайте“.
Такъ закончился бой за Ляньдясанскую позицію; мы его начали и мы же его закончили, прикрывъ отступленіе другихъ частей. Конечно отступать было тяжело, но состояніе духа отряда послѣ непрерывныхъ трехъ-дневныхъ успѣховъ было прекрасное. Не смотря на утомленіе боями и маршами, всѣ были бодры и веселы. Надо было позаботиться о пищѣ, и сама судьба пришла намъ на помощь. Отъѣзжая отъ позиціи казаковъ, мы встрѣтили стадо козловъ, гонимое китайцами намъ навстрѣчу, т. е. по направленію къ японцамъ. Я немедленно приказалъ гнать это стадо при нашей походной колоннѣ, когда отрядъ соберется, а пока поручилъ его своимъ вѣрнымъ вѣстовымъ. Козы пригодились намъ какъ нельзя болѣе кстати, и двое сутокъ весь отрядъ имѣлъ отличное мясо.
Харбинъ 1905 г.
Владивастокъ 1906 г.
Уральскъ 1907 г.
С. Петербургъ 1908 г.
Примѣчанія
[править]- ↑ На берегахъ р. Ялу—на Засулича, у Янзелина—на Графа Келлеръ? У Вафангоу и Дашичао—на Барона Штакельбергъ, у Ляньдясань, Анпина, Сыквантунь и Янтай—на Барона Бильдерлингъ, у Бенсиху—на Барона Штакельбергъ, у Сандепу—на Гриппенберга, наконецъ у Сандепу (второго—наступательнаго, предполагавшагося) и у Мукдена на Барона Каульбарсъ.
- ↑ Мнѣ возразятъ, что если бы японцы ограничились только выставленіемъ заслона противъ Артура, то Маньчжурская Армія произвела бы свое сосредоточеніе не у Ляояна, куда притягивалъ ее именно Артуръ, а гораздо сѣвернѣе, но я отсылаю читателей къ 1-й части моего труда (стр. 60), гдѣ уже высказалъ, что базированіе нашей арміи на Ляоянъ не могло помочь Артуру; здѣсь напомню только, что въ сущности у нашего полководца не было никакого плана кампаніи, а онъ пассивно выжидалъ, что будетъ дѣлать противникъ, и, въ зависимости отъ дѣйствительныхъ и кажущихся ему операцій японцевъ, пробовалъ, использовавъ тактически выгодныя позиціи, осуществлять какую то несбыточную идею сосредоточенія колоссальнаго превосходства силъ.
- ↑ Опечатка. Правильно «для наступленія». — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Да послужитъ смягчающимъ Куропаткину вину обстоятельствомъ то, что онъ покрылъ себя лаврами въ песчаныхъ степяхъ Аравійской пустыни, т. е. въ Средней Азіи, гдѣ дѣйствительно позицій немного; въ Маньчжуріи же позиція на каждой сопкѣ, и естественно увлечься ихъ использованіемъ… Однако капитанъ, позднѣе подполковникъ генеральнаго штаба Куропаткинъ воевалъ и на Балканахъ… но и тамъ, и тутъ онъ состоялъ при Скобелевѣ, исполнялъ порученія Скобелева, а здѣсь, въ Маньчжуріи, увы, Скобелева не было.
- ↑ Изъ числа патентованныхъ развѣдчиковъ, избранныхъ изъ драгунскихъ полковъ и получавшихъ усиленнаго размѣра суточныя деньги.
- ↑ Позднѣе офицеръ сознался мнѣ, что онъ можетъ выносить свистъ пуль, но совершенно не перевариваетъ звуковъ полета и разрыва артиллерійскихъ снарядовъ. Что дѣлать, были у насъ въ арміи и такіе офицеры!
