Каждая война выдвигаетъ впередъ военачальниковъ, обращающихъ на себя особенное вниманіе своимъ мужествомъ, отвагой, и личною храбростью. Ихъ имена скоро становятся популярными и они не только пріобрѣтаютъ любовь въ средѣ боевыхъ товарищей, но вызываютъ особенный интересъ и вниманіе во всемъ своемъ отечестве. Однимъ изъ такихъ любимцевъ безсомнѣнія, считается теперь генералъ Скобелевъ, о необычайной храбрости котораго существуютъ многочисленные разсказы, сдѣлавшіе имя его извѣстнымъ не только въ Россіи, но и во всемъ свѣтѣ. — Въ тяжелыя минуты, пережитыя русскимъ обществомъ, во время первыхъ неудачъ нашей арміи подъ Плевною, всякій былъ глубоко увѣренъ, что армія, выдвигающая изъ себя героевъ, подобныхъ гг. Скобелеву и Гурко, въ состояніи побороть всевозможныя препятствія, чтобы въ концѣ-концевъ, выйти побѣдителемъ; и эта увѣренность вскорѣ нашла дѣйствительное оправданіе. Блестящее занятіе Горнаго Дубняка и Телиша, отрѣзавшее Осману-пашѣ отступленіе по дорогѣ въ Софію, наступленіе Скобелева на турецкія позиціи съ южной стороны Плевно, геніально обдуманный планъ осады, — все это привело къ паденію сильныхъ турецкихъ позицій и сдачѣ одной изъ лучшихъ турецкихъ арміи, предводительствуемой храбрымъ Османомъ-пашею. Достигнутая
Генералъ-лейтенантъ
М. Д. СКОБЕЛЕВЪ 2-ой.
(Рисов. П. Ф. Борель, грав. Ю. Барановскій).
побѣда — была слѣдствіемъ цѣлаго ряда блестящихъ дѣлъ, въ которыхъ такъ часто учавствовалъ генералъ Скобелевъ.
Помѣщая здѣсь біографію этого симпатичнаго и талантливаго генерала, мы передаемъ далѣе и описаніе сраженій подъ Плевною, которыми Скобелевъ, покрылъ себя навсегда неувядаемымъ вѣнкомъ славы.
Милаилъ Дмитріевичъ Скобелевъ родился въ 1843 году, 17-го сентября. Свою военную карьеру онъ началъ съ первыхъ ея ступеней, поступивъ на восемнадцатомъ году отъ роду унтеръ-офицеромъ въ кавалергардскій полкъ, а два года спустя произведенъ былъ въ корнеты съ переводомъ лейбъ-гвардіи въ гродненскій гусарскій полкъ, который въ то время (начало 1863 года) находился въ Варшавѣ. Во время польскаго возстанія, молодой корнетъ Скобелевъ имѣлъ первый случай доказать на дѣлѣ свою личную храбрость и боевыя способности, которыя высоко уже въ то время цѣнили въ немъ товарищи и начальники. По окончаніи польскаго мятежа и по совершенномъ успокоеніи края, М. Д. Скобелевъ поступилъ въ николаевскую академію генеральнаго штаба и кончилъ въ ней курсъ съ отличіемъ, почему, по окончаніи курса академіи, былъ тотчасъ же причисленъ къ генеральному штабу и назначенъ на службу сперва въ туркестанскій край (1868 года), а потомъ на Кавказъ (1870 года), но тамъ оставался недолго. По возвращеніи съ Кавказа, М. Д. Скобелевъ былъ нѣкоторое время въ военно-ученомъ комитете главнаго штаба, а потомъ назначенъ адъютантомъ 22-й пѣхотной дивизіи. Начавшаяся въ скоромъ времени война съ коканцами вызвала его исключительно къ боевой деятельности. За дѣла и отличія подъ Хивою М. Д. получилъ всѣ высшія военныя боевыя награды: золотую саблю съ надписью «за храбрость», орденъ св. Георгія побѣдоносца 4-й и 3-й степеней и золотую шпагу, украшенную брильянтами, а также чины полковника и генералъ-майора, съ назначеніемъ въ свиту Его Величества. На тридцатомъ году отъ рожденія, въ чинѣ полковника и въ званіи флигель-адъютанта, М. Д. Скобелевъ былъ назначенъ военнымъ губернаторомъ Ферганской области и командующимъ въ ней войсками, но оставилъ эту почетную и важную должность, чтобъ отправиться на театръ военныхъ дѣйствій, въ действующую армію на Дунаѣ.
Однако прежде чѣмъ получить настоящее дѣло въ Болгаріи Михаилъ Дмитріевичъ принужденъ былъ пройдти довольно оригинальную школу. Начало войны совпало съ временнымъ затишьемъ въ Ташкентѣ; Скобелева вызвали въ дѣйствующую армію. За Скобелевымъ оставались всѣ права на такое положеніе въ арміи, которое другимъ слѣдовало бы по настоящему пріобрѣтать путемъ долгой службы. Его сверстники далеко отстали отъ него; старшіе лѣтами были снисканы меньшими милостями. Воевать въ Ташкентѣ было мало охотниковъ, но европейская война вызвала массу желающихъ отличиться. Скобелевъ очутился въ средѣ конкурентовъ, между которыми онъ былъ самымъ опаснымъ. Упустить случая было тяжело для каждаго. Чувство зависти обуяло конкурентовъ. Скобелевъ получилъ сначала скромное назначеніе начальника штаба кавалерійской дивизіи. Прошелъ было слухъ передъ переходомъ черезъ Дунай, что Скобелеву будетъ поручена за Дунаемъ отвѣтственная, серьезная, интересная экспедиція. Эта экспедиція обяснилась потомъ переходомъ чрезъ Балканы. Но слухъ этотъ не оправдался на дѣлѣ, такъ какъ, вмѣсто Скобелева, вызвали изъ Петербурга генерала Гурко, который прибылъ какъ разъ къ моменту нашего вступленія въ предѣлы Болгаріи. Скобелевъ не получилъ предполагаемаго назначенія, — дивизія его отца была расформирована, а его прикомандировали къ главной квартирѣ. При переходѣ черезъ Дунай Скобелевъ исполнялъ роль ординарца у Драгомирова. Прошло нѣсколько времени. Отрядъ генерала Гурко перешелъ Балканы, и съ нашей стороны попробовали было занять шипкинскій перевалъ, пустивъ съ сѣвера орловскій полкъ, въ ожиданіи пока Гурко появится съ юга; но орловскій полкъ потерпѣлъ неудачу. Тогда Скобелева послали въ новую атаку во главѣ орловскаго полка. Турки оставили передъ Скобелевымъ позицію на Шипкѣ, позорно разбѣжавшись по горнымъ тропинками. Послѣ второй неудачной атаки подъ Плевной, Скобелевъ получилъ новое назначеніе. Нужно было сдѣлать рекогносцировку на Ловчу, отнятую у насъ турками; поручили это дѣло молодому Скобелеву. Нужно было взять Ловчу, — Скобелевъ взялъ ее. Нужно было ударить на нервъ плевненскихъ позиций 30-го и 31-го Августа, — и эта задача была возложена на Скобелева, а когда онъ взялъ турецкіе редуты, его, какъ извѣстно, не поддержали, какъ теперь, впрочемъ, объяснилось, по совершенному неимѣнію резервовъ. Вотъ собственно, что сдѣлано Скобелевымъ въ нынѣшнюю войну. Трудно сказать какъ поступилъ-бы на мѣстѣ Скобелева другой, менѣе сильный человѣкъ, но въ немъ уязвленное самолюбіе вызывало только усиленную энергію. Нужно было уничтожить завистниковъ, показать всѣмъ и каждому, что онъ сильнѣе и выше ихъ. Сильный человѣкъ прибѣгаетъ всегда къ сильнымъ и открытымъ средствамъ, и вотъ Скобелевъ совершаетъ чудеса храбрости, отдается полному самоотверженію и въ какихъ нибудь два дня (30-го и 31-го Августа) пріобрѣтаетъ европейскую извѣстность, становится легендарною личностью въ устахъ русскаго солдата. «Бѣлымъ генераломъ» называетъ его русская печать; «русскимъ Мюратомъ» величаютъ его итальянцы; англичане, австрійцы — всѣ одновременно признаютъ въ Скобелевѣ героизмъ, умъ и талантъ. Слава Скобелева въ арміи все болѣе и болѣе выростаетъ. Всякій его шагъ разсказывается, перетолковывается и усиливаетъ произведенное уже имъ впечатлѣніе.
Личность Скобелева, по весьма распространенному мнѣнію, представляетъ рѣдкій типъ, замѣчательный по своимъ нравственнымъ силамъ и всему складу своей своеобразной натуры. Этотъ человѣкъ напоминаетъ героевъ тѣхъ романовъ, въ которыхъ они фигурируютъ въ роляхъ благородныхъ, симпатичныхъ, находчивыхъ рыцарей безъ страха и упрека. Для Скобелева опасностей не существуетъ. Будучи военнымъ человѣкомъ, онъ привязанъ къ военному дѣлу такъ же сильно, какъ привязывается малый ребенокъ къ любимой игрушкѣ. Свистъ пуль, гулъ гранаты на бранномъ полѣ, Скобелевъ выслушиваетъ такъ же невозмутимо, какъ мы слушаемъ обыкновенно болѣе знакомые намъ оперные мотивы. Онъ не любитъ нерасторопнаго казака, называя его бабою и наказываетъ его тѣмъ, что не беретъ съ собою въ бой, отправляя его въ обозъ во время сраженія. Это не человѣкъ сильныхъ ощущеній, потому что онъ ихъ не испытываетъ даже въ самые критическіе моменты боеваго положенія; его какъ будто забавляетъ безсиліе направленнаго противъ него огня, и онъ просто глумится надъ этими смѣшными людишками, которые покушаются на его жизнь, и надъ этими снарядами, начиненными порохомъ, будто-бы съ цѣлью его пораженія. Рѣдко бываютъ такіе храбрые люди. Такіе люди остаются обыкновенно хладнокровно-разсудительными даже въ самые критическіе моменты, потому что разсудокъ ихъ не порабощается впечатлѣніями минуты. Между тѣмъ, въ одномъ кружкѣ нашихъ офицеровъ существовало убѣжденіе, что Михаилъ Дмитріевичъ слишкомъ увлекающаяся натура, которая способна ввергнуть въ огонь и погубить свою часть. Это, конечно, несправедливо.
Генералъ Скобелевъ хорошо образованъ, какъ офицеръ генеральнаго штаба. Говорятъ, онъ имѣетъ отличную память, знаетъ прекрасно военную исторію; примѣры на каждый данный случай войны такъ и сыплются у него съ языка. Онъ умѣетъ извлекать руководство изъ этихъ знаній и примѣровъ. Разсказываютъ, что, при личномъ знакомствѣ, васъ подкупаетъ это обиліе знаній. Высокій, тонкій и красивый, съ симпатичнымъ лицомъ, русою бородою, съ изысканными манерами, онъ производитъ на войска и особенно на солдатъ самое хорошее впечатлѣніе. Солдаты любятъ его и ради него готовы на всевозможныя жертвы. Эта любовь происходитъ вслѣдствіе отношения Скобелева къ солдатамъ; никогда въ немъ не видно ни малѣйшей вспыльчивости, ни малѣйшаго возвышенія голоса, ни малѣйшей брани или рѣзкости; подойдетъ, посмотритъ человѣку въ глаза, спроситъ о чемъ нибудь, поговоритъ или научитъ какой нибудь сноровкѣ, обласкаетъ добрымъ словомъ и отходитъ далѣе, а солдатъ ободренъ, да и не онъ одинъ, а вмѣстѣ съ нимъ ободрено все отдѣленіе, слышавшее бесѣду генерала съ ихъ товарищемъ. Главное условіе его отношеній къ солдату — величайшая простота и искренность. Генералъ Скобелевъ, ежеминутно подставляя свой лобъ подъ пули, не скрываетъ отъ солдата, что и для него самого иногда «тоже боязно» — «да ничего не подѣлаешь, потому что позади еще хуже, еще страшнѣе, а впереди, дастъ Богъ, полегче будетъ.» И солдатъ, видя его постоянно въ огнѣ въ передовой цѣпи, пріучается любить и безусловно вѣритъ въ начальника, раздѣляющаго съ нимъ всѣ солдатскія нужды и невзгоды.
Онъ заботится о солдатѣ настолько, что безъ злобы не можетъ слышать разсужденій, которыя часты у другихъ, въ родѣ: теперь война, следовательно, солдатъ можетъ плохо ѣсть, быть плохо одѣтымъ. У него построены для солдатъ бани. Солдаты говорятъ: со Скобелевымъ драться можно — всегда сытъ будешь. Нигдѣ подъ Плевною не видно было такихъ удобныхъ, просторныхъ и теплыхъ землянокъ, какъ въ отрядѣ Скобелева, вокругъ себя онъ собралъ такихъ-же людей. Начальникъ штаба его, капитанъ Куропаткинъ, одинъ изъ дѣльнѣйшихъ офицеровъ генеральнаго штаба. Въ огнѣ, когда кругомъ тысячи падаютъ, онъ не теряется — умъ его такъ же ясенъ, распоряженія стольже цѣлесообразны. Заботливость его удивительна. Во всякомъ, даже маленькомъ дѣлѣ, какъ, напримѣръ, ночное прорытіе траншеи, онъ оріентируется отлично. Впередъ все обдумано, впередъ все предупреждено… Остальные у Скобелева — армейская молодежь, беззавѣтно вѣрующая въ него, беззавѣтно смѣлая. Объ участи ихъ генералъ сильно тревожится.
— Папенекъ и маменекъ, титулованныхъ родственниковъ — нѣтъ у нихъ, говорилъ однажды Скобелевъ. Самые счастливые выйдутъ изъ службы съ пенсіономъ въ 350 руб., попадутъ въ становые пристава. А вѣдь какая это смѣлая, честная и даровитая молодежъ!
Разсказываютъ, что кто видѣлъ Скобелева въ бою, тотъ не могъ не полюбить его; когда онъ въ дѣлѣ, онъ какъ-то воодушевляется и становится замѣчательно красивъ; его энергія уже сказывается въ томъ, что во время сраженія онъ не можетъ ѣздить иначе, какъ въ карьеръ. Его ординарцы говорятъ, что служить у него очень тяжело: каждый часъ ожидаешь смерти или раны, — но преданы ему, тѣмъ не менѣе, всею душою; онъ каждаго умѣетъ воодушевить и, если можно такъ выразиться, какъ бы индукціею возбуждаетъ въ другихъ энергію. Сначала кажется, что онъ нисколько не жалѣетъ солдатъ и посылаетъ войска въ самый ужасный огонь; но потомъ становится ясно, что онъ какимъ то удивительнымъ чутьемъ полководца произвелъ прекрасный военный маневръ. Скобелевъ умѣетъ сдѣлать эффектною важною[1] минуту боя и дать понять ее солдатамъ. Извѣстно, что полки наши, при походной формѣ, имѣютъ знамена въ чехлахъ и такъ идутъ въ бой. «Пѣсенники на правый флангъ»! кричитъ подскакивая къ полку Скобелевъ, передъ штурмомъ: «Чехлы со знаменъ долой! Это самая торжественная минута въ жизни полка — развернуть знамена!» Выходитъ эффектно, солдаты начинаютъ креститься; понимая, что готовится важная минута боя!
Въ концѣ біографіи Скобелева мы передадимъ всѣ тѣ разсказы, которые рисуютъ намъ личность Скобелева, какъ истиннаго героя, и объясняютъ необычайный интересъ, возбуждаемый имъ въ средѣ русскаго общества. Теперь-же разскажемъ о битвахъ подъ Плевною въ памятные дни 30-го и 31-го августа и сообщимъ отдѣльные выдающіеся моменты этихъ битвъ, въ которыхъ Скобелевъ является главнымъ дѣйствующимъ лицомъ.
Во время третьей атаки Плевны, Скобелевъ, находившійся на лѣвомъ флангѣ нашей арміи, взялъ 28-го и 29-го августа, двѣ возвышенности, господствующія надъ двумя редутами близь Плевны и къ востоку отъ нея, при чемъ онъ укрѣпилъ свои позиціи, расположивъ на нихъ два полка и 24 орудія. Такимъ образомъ, онъ сильно прикрылъ себя съ лѣваго фланга, противъ турецкаго редута Кришины. 30-го августа генералъ Зотовъ отдалъ приказаніе начать атаку въ три часа пополудни, чтобы взять съ боя оба редута, находящіеся съ восточной стороны Плевны; но, въ видахъ большой успѣшности атаки, наступленіе на означенные редуты и высоты, покрытыя лѣсомъ и виноградниками и хорошо укрѣпленныя непріятелемъ, начато было на лѣвомъ флангѣ уже въ восемь часовъ утра и продолжалось вплоть до 3 часовъ пополудни. До вторичнаго отраженія Крылова, Скобелевъ все медлилъ приступомъ. Ему будто хотѣлось все приготовить сначала обстоятельнѣе. Въ 4 часа онъ разставилъ 20 артиллерійскихъ пушекъ на кряжѣ холма, откуда видна вся Плевна. Не далѣе, какъ на тысячу ярдовъ разстоянія отъ редута, поднялись вдругъ такія массы дыму, послышался такой громъ орудій, что редуту, какъ видно было, не сдобровать: очевидно, что Скобелевъ, рискуя своей артиллеріей ради такой передовой позиціи, рѣшился сдѣлать отчаянную попытку, чтобы взять стоящій у него съ фронта редутъ.
Редутъ, атакованный Скобелевымъ, былъ двойнымъ редутомъ на спускѣ ловчинской дороги къ Плевнѣ. Подавшись съ войсками своими впередъ, Скобелевъ расположилъ ихъ по склонамъ въ удобномъ боевомъ порядкѣ. Едва только турки съ редута открыли огонь, онъ отвѣтилъ такою мѣткою пальбой, пушки его стали обдавать непріятельскій редутъ такимъ убійственнымъ градомъ пуль и картечи, что отъ усиленнаго дѣйствія многія изъ орудій его стали непригодными къ бою. Онъ очевидно рѣшился все поставить на карту, лишь-бы взять тотъ редутъ, и если Плевна устояла, то это не его вина. Три часа подрядъ онъ выдерживалъ этотъ огонь, и какъ разъ въ ту минуту, когда отраженъ былъ вторично приступъ Крылова и турецкая пальба немного ослабѣла, заглушаемая русскими залпами, онъ порѣшилъ, что пора идти на штурмъ.
Въ его распоряженіи было, на линіи, 4 полка и 4 стрѣлковыхъ батальона. Поддерживая съ своей стороны безпощадный огонь, Скобелевъ, подъ защитою его, расположилъ два полка — въ небольшой лощинѣ отлогаго ската, на которомъ былъ возведенъ редутъ; къ этимъ двумъ полкамъ онъ присоединилъ два стрѣлковыхъ батальона на разстояніи не далѣе, какъ 1,200 ярдовъ отъ вала. Затѣмъ, помѣстившись самъ на позиціи наиболѣе удобной для наблюденія, онъ прекратилъ огонь и далъ приказъ наступать. Во время приступа велѣно было дѣлать перерывы въ пальбѣ; солдаты двинулись впередъ, неся на себѣ свои орудія, при трубномъ звукѣ, съ развѣвающимся знаменемъ, и исчезли въ дыму и копоти. Изъ всѣхъ генераловъ одинъ только Скобелевъ былъ такъ близокъ къ дѣлу, что чувствовалъ, такъ сказать, какъ бился пульсъ битвы. Наступающая колона плохо была видна — клубы пыли и дыма застилали ее. Видя, что солдаты его падаютъ, рядъ за рядомъ, видя, что линія его дрогнула, онъ поколебался. Громовымъ голосомъ, онъ окликнулъ, подзывая на помощь, первый изъ попавшихся полковъ, и снова сталъ выжидать результатовъ. Съ невѣроятною силою эти новые полки ринулись на массу, не смотря на то, что турецкий редутъ, изрыгая дымъ и пламя, обдавалъ ихъ немилосерднымъ градомъ пуль, такъ что линія снова дрогнула. Среди всѣхъ этихъ ужасовъ одинъ Скобелевъ былъ невредимъ. Изъ спутниковъ его одни были убиты, другіе ранены; пострадалъ даже и маленькій киргизъ, его деньщикъ, получившій въ плечо цѣлый зарядъ. Видя смятеніе, видя робость въ рядахъ, онъ повелъ на склонъ четвертый — послѣдній — свой полкъ, либавскій. Съ помощью этихъ новыхъ силъ, онъ кое-какъ пробивался впередъ и почти достигъ уже хребта — но смертный ужасъ, разносимый бомбами, такъ былъ неотразимъ, люди гибли сотнями такъ безвозвратно, что успѣхъ и на этотъ разъ опять былъ сомнителенъ. Линія-же приходила все въ большій страхъ и смятенье. Каждая минута была дорога, коли уже пошло на то, чтобъ овладѣть редутомъ. У Скобелева оставалось теперь только два стрѣлковыхъ батальона, надежнѣйшія силы его отряда. Ставъ самъ во главѣ ихъ, онъ, верхомъ, пустился впередъ. Онъ собиралъ разбѣгавшихся, онъ настигалъ оробѣвшую, отступавшую массу, одобряя ее приказомъ и собственнымъ мужествомъ. Ему удалось собрать обратившуюся въ бѣгство толпу, и пройти съ нею впередъ торопливо и бойко.
Разсказываютъ, что если какая-либо часть начинала колебаться, онъ ее сейчасъ останавливалъ:
— Стой, равняйся, на караулъ! ружья на плечо, и затѣмъ: — За мною шагомъ маршъ!
Такой маневръ давалъ отличные результаты: колебавшееся солдаты, занятые минутно какъ-бы ученьемъ, забывались и наступали въ замѣчательномъ порядкѣ и стойкости.
Весь редутъ былъ сплошнымъ огненнымъ жерломъ, откуда неслись крики, вопли, стоны губимыхъ или несдававшихся вмѣстѣ съ грознымъ грохотомъ пушекъ и повсемѣстнымъ неумолкающимъ трескомъ ружейныхъ залповъ. Сабля Скобелева была переломлена на двое. Минуту спустя, именно, когда онъ хотѣлъ перескочить черезъ ровъ, конь его и онъ самъ упали; конь погибъ, Скобелевъ остался цѣлъ. Съ радостнымъ возгласомъ онъ вскочилъ на ноги; войска-же его съ дикимъ оглушительномъ крикомъ ринувшись черезъ ровъ, мимо шанцевъ и контршанцевъ, черезъ брустверъ, прорвалась въ редутъ, какъ ураганъ. Штыки скоро управились съ тѣмъ, что оставалось отъ турокъ. Радостный окликъ извѣстилъ, что редутъ былъ взятъ, и что наконецъ одинъ изъ оплотовъ Плевны достался въ руки нашихъ войскъ. Насмотрѣвшись, на пальбу турокъ изъ за валовъ и окоповъ, нельзя было не прійдти къ убѣжденію, что такаго огня не перебить ни стрѣлами, ни кровью, чему и служитъ подтвержденіемъ крыловскій промахъ. Скобелевъ доказалъ противное — но цѣною какихъ жестокихъ жертвъ! На пространствѣ въ нѣсколько сотъ ярдовъ легло три тысячи человѣкъ: кто на откосѣ холма, кто на валу, кто во рву — четвертая доля всѣхъ совокупныхъ силъ. Скобелева можно чуть-ли не винить за атаку подобныхъ позиций; онъ же былъ того мнѣнія, что если вообще должна быть предпринята атака, то она должна быть проведена именно такимъ образомъ, и что, каковъ бы тамъ ни былъ уронъ, лучше понести потерю и выиграть дѣло, чѣмъ умалить уронъ на половину съ вѣрнымъ ручательствомъ за пораженіе. Скобелевъ, повидимому, единственный изъ русскихъ генераловъ, съ пользою изучившій американскую войну. Онъ ее знаетъ наизусть, и люди, досконально знакомые съ великою гражданскою войной, удостовѣряютъ, что въ этой атакѣ Скобелевъ держался плана американскихъ вождей того и другаго лагеря, при всякомъ новомъ приступѣ на непріятельскую позицію, ведшихъ на штурмъ все свѣжія силы, не поджидая, чтобы первыя колоны были отражены. Если-же позиція оказывается слишкомъ неприступною для первой колоны, то надо имѣть подъ рукою подкрѣпленія, прежде чѣмъ она будетъ сломлена или отбита.
Скобелевъ взялъ редутъ. Задача была въ томъ, какъ бы удержать его. Слѣва надъ нимъ возвышался Кришинскій редутъ. Со стороны Плевны онъ былъ подверженъ огню застрѣльщиковъ и турецкимъ полкамъ, расположившимся въ полѣсьѣ на Софійской дорогѣ; кромѣ того, онъ ничѣмъ не былъ огражденъ отъ пальбы съ лагерныхъ шанцевъ. Тамъ поддерживался перекрестный огонь съ трехъ различныхъ пунктовъ. Разстояніе отъ редута до Кришины было измѣрено съ точностью, и ядра орудій попадали какъ нельзя болѣе мѣтко въ каждый изъ обстрѣливаемыхъ пунктовъ. Задняя сторона редута представляла солидный утесъ, на которомъ не было возможности возвести брустверъ. Вся земля пошла на брустверныя насыпи съ лицевой стороны. Очевидно, что позицію немыслимо было удержать за собой, не овладѣвъ сперва — или шанцами по другую сторону Плевно, или кришинскимъ редутомъ. Скобелевъ просилъ вторично подкрѣпленій, за которыми обращался уже наканунѣ вечеромъ. Какъ бы ни чувствительны были его потери, духъ войска былъ настолько бодръ, что, при поддержкѣ свѣжаго полка, оно было бы не прочь штурмовать и редутъ, и шанцы; оно даже готово было отстаивать позицію, пока который-нибудь изъ отрядовъ не добьется успѣха. Между тѣмъ, румыны и русскіе взяли гривицкій редутъ. Будь только возможность захватить втеченіе дня одну — другую новую позицію, напримѣръ Кришинскій редутъ, и который нибудь изъ шанцовъ на томъ-же хребтѣ, сдача Плевны была бы несомнѣнна.
Съ разсвѣтомъ турки атаковали отбитый редутъ, и свирѣпый бой закипѣлъ на этомъ пунктѣ, тогда какъ вся окрестность еще была охвачена тишиной. Отчаянный приступъ турокъ былъ отраженъ. Они снова пошли на штурмъ, но снова встрѣтили отпоръ, и такъ это шло весь день, пять разъ къ ряду, безъ устали. Русскія потери были громадны. Но не смотря на опустошительный огонь, не смотря на сотни выбывающихъ изъ строя, ни одинъ солдатъ не дрогнулъ, потому что всѣ видѣли передъ собою любимаго генерала, всѣ слышали его звучныя слова поощренія и благодарности. Офицеры выбывали изъ строя въ поразительномъ числѣ, до того, напримѣръ, что однимъ батальономъ калужскаго полка командовалъ фельдфебель, но все-таки командовалъ, и не смотря на убыль всѣхъ офицеровъ, батальонъ неразстроился, не разсыпался. И какъ командовалъ!
— Ну, ребятушки, патроновъ не тратить, зря не стрѣлять, прицѣлъ брать! Готово, что-ли?
— Готово дядя!
— То-то, пли!
Залпъ изъ шестидесяти пяти ружей сдѣланъ и 65 турокъ свалились на мѣстѣ.
Не герои-ли это, водимые истиннымъ героемъ?
При атакѣ редута генералъ Скобелевъ лишился 2,000 человѣкъ. Въ послѣ обѣденной схваткѣ, при отстаивании редута, у него выбыло изъ строя новыхъ 3,000 человѣкъ, между тѣмъ какъ батальоны рѣдѣли и сокращались будто-бы по волшебству. Отъ одного батальона стрѣлковъ осталось, напримѣръ, всего 160 человѣкъ. Изъ роты въ 150 человѣкъ убыло 110. Убита и ранена была громадная пропорція высшихъ чиновъ. Изъ полковыхъ командировъ уцѣлѣлъ всего одинъ; по батальонамъ едва оставались одни высшіе чины. Изъ штабъ-офицеровъ убито двое; генералъ Добровольскій, начальникъ стрѣлковаго батальона, убитъ. Одинъ изъ офицеровъ былъ разнесенъ на части при взрывѣ заряднаго ящика. Капитанъ Куропаткинъ, начальникъ штаба, стоявшій по близости, былъ тяжело контуженъ, не говоря уже о томъ, что ему обожгло всѣ волосы. Нисколько не смутясь этимъ ужаснымъ случаемъ, Куропаткинъ въ то-же самое мгновеніе скомандовалъ:
— Первое — пли!
Одинъ генералъ Скобелевъ остался невредимъ; его хранили точно чары какія. По три, по четыре раза въ день онъ обходилъ редуты, ободряя солдатъ и говоря имъ, что помощь близка, что Плевна вотъ-вотъ сдастся, что побѣда не замедлитъ увѣнчать ихъ усилія; что этотъ послѣдній рѣшительный ударъ они обязаны понести еще за свою родину, за доблесть и славу русскаго оружія. Его повсюду привѣтствовали радостнымъ кликомъ, не смотря на то, что прежніе полки состояли всего изъ какой-нибудь сотни людей! Вновь и вновь онъ посылалъ за подкрѣпленіями, вновь и вновь увѣдомлялъ Главнокомандующаго, что долѣе держаться нѣтъ силъ. Наступилъ ужъ полдень, наступила ночь — а помощи не было.
— Еще полкъ, дайте, только одинъ полкъ свѣжій — и Плевна моя! — вырвалось восклицаніе изъ мощной груди Скобелева; но слова его не нашли отголоска нигдѣ и затерялись въ пространствѣ.
Генералъ Левицкій отказалъ ему въ поддержкѣ, по недостатку силъ. Генералъ Крыловъ, на собственный страхъ послалъ остатки полка, атаковавшего редутъ, и солдаты съ быстротой бросились впередъ, пробираясь чрезъ поле, покрытое маисомъ. Изъ 2,500 человѣкъ набралось едва тысяча человѣкъ, да и тѣ не способны были идти въ дѣло въ тотъ-же самый день; наконецъ, прибылъ и давно жданный полкъ. Генералъ Скобелевъ покинулъ редутъ въ 4 часа, чтобъ пройти въ свою палатку на противоположной сторонѣ одного изъ лѣсистыхъ пригорковъ. Не прошло и часу, какъ его увѣдомили, что турки идутъ съ ловчинской дороги приступомъ прямехонько на Плевну. Онъ поскакалъ впередъ посмотрѣть въ чемъ дѣло, но на пути встрѣченъ былъ ординарцемъ, донесшимъ, что турки атакуютъ редутъ уже шестой разъ. Онъ пустился во всю рысь, прямо на редутъ, въ надеждѣ прибыть еще во время; но на пути ему попалась толпа собственныхъ его солдатъ, обратившихся вспять. Изнемогая отъ усталости послѣ двухсуточнаго безостановочнаго боя, мучимые жаждой, голодные, они едва держались на ногахъ, и были уже негодны для дѣла.
Видя, что нѣкоторыя части продолжаютъ еще оставаться въ редутахъ, Скобелевъ приказалъ и имъ очистить редуты и отступать. Въ одномъ мѣстѣ засѣвшая горсть нашихъ храбрецовъ не хотѣла отступать:
— Ваше-ство, дозвольте намъ еще пострѣлять!
— Нельзя, выходите всѣ, стройтесь — и маршъ!
— Мы его сюда не пустимъ, дозвольте, ваше-ство!
И съ такими солдатами пришлось отступать.
Пользуясь бездѣйствіемъ русскихъ втеченіе цѣлаго дня, турки успѣли собрать могущественную силу, при помощи которой попытались пойти на послѣдній, отчаянный приступъ, и вытѣснили русскихъ. Одинъ только бастіонъ, до послѣдней возможности, былъ отстаиваемъ горстью людей во главѣ съ храбрымъ маіоромъ Владимірскаго полка Горталовымъ, котораго генералъ Скобелевъ назначилъ комендантомъ этаго бастіона. Эта горсть людей не хотѣла бѣжать, и была изрублена — вся до единаго. Во время отступленія генералъ Скобелевъ былъ страшно возбужденъ. Мундиръ его былъ облѣпленъ грязью, сабля изломана, георгіевскій крестъ болтался гдѣ то на плечѣ; лицо почернѣло отъ копоти и дыму, взоръ блуждалъ и тускнѣлъ, голосъ опустился. Онъ говорилъ какимъ-то хриплымъ шопотомъ. Войдите въ душу генерала Скобелева и поймите всѣ чувства, обуревавшія всѣмъ существомъ его. Понеся громадный уронъ въ людяхъ, потерявъ много жизненныхъ силъ, переживъ въ эти дни страшныя и мучительныя минуты, онъ опять очутился на томъ-же самомъ пунктѣ, откуда вышелъ. Тутъ невыдержалъ его мужественный и закаленный характеръ и прозрачная слеза скатилась по его ласковому лицу. За ней полились градомъ горячія слезы, и боевой генералъ, не преклоняющій головы передъ грозною гранатою, не моргнувшій ни разу передъ градомъ осыпавшихъ его пуль, съ презрѣніемъ заглядывающій въ лицо смерти, далъ волю своимъ человѣческимъ чувствамъ. Его слезы были слезы состраданія: сколько жертвъ, сколько жизней, потраченныхъ напрасно! Благородный духъ генерала какъ-бы принималъ на себя отвѣтственность за всѣ жертвы, но онъ исполнилъ свято долгъ свой и, стоя на высотѣ своего призванія, стяжалъ заслуженную славу, благодарность и благоговѣніе всего нашего воинства.
— Я отдалъ все, что только имѣлъ лучшаго — говорилъ онъ — больше я сдѣлать не въ силахъ. Отрядъ мой на половину разстроенъ; полковъ моихъ не существуетъ; офицеровъ у меня не осталось; подкрѣпленій мнѣ не дали, и я потерялъ три орудія.
Это были три орудія изъ тѣхъ четырехъ, которыя онъ разставилъ на отбитомъ у турокъ редутѣ, и изъ этихъ четырехъ, его отступающие солдаты могли захватить съ собою только одно, потому что были перебиты всѣ лошади и нельзя было вывести ихъ.
— Кто-же отказалъ вамъ въ поддержкѣ? — спросили его. — Чья это вина?
— Никого я не виню, — былъ отвѣтъ Скобелева. — Такова, видно, воля Господня.
Въ награду за подвиги Скобелева подъ Плевной онъ получилъ орденъ Станислава 1-й степени и чинъ генералъ-лейтенанта съ назначеніемъ командиромъ дивизіи.
Послѣ третьей неудачной атаки Плевны, былъ окончательно измѣненъ планъ, долженствовавшей заставить Османа-пашу преклониться передъ силою русскаго оружія. Въ этотъ новый періодъ военныхъ дѣйствій подъ Плевною на долю Скобелева выпало: — наступать къ осажденной турецкой арміи съ южной стороны Плевны. Порученіе было исполнено Скобелевымъ весьма успѣшно, безъ значительныхъ потерь. Онъ отнялъ у турокъ, такъ называемыя, «Зеленыя горы», представлявшія хорошую позицію для наблюденія за движеніями арміи Османа. Турки долгое время не могли примириться съ мыслью оставить эти позиціи въ рукахъ русскихъ войскъ и предприняли рядъ атакъ, которыя были отбиты Скобелевымъ съ значительнымъ урономъ для непріятеля. Скобелевъ хорошо зналъ, что турки не оставятъ нашихъ въ покоѣ, и потому самъ переселился жить въ траншеи; двое сутокъ онъ прожилъ подъ открытымъ небомъ, въ ямкѣ, гдѣ все преимущество его заключалось только въ санитарныхъ носилкахъ; солдаты видѣли, что онъ здѣсь же, въ своей кавказской буркѣ, вмѣстѣ съ ними, подъ пулями и гранатами, всегда ясный, спокойный, дѣятельный, ходитъ, гуляетъ, работаетъ вмѣстѣ съ Куропаткинымъ надъ «плантами» (надъ картой), ѣстъ тоже, что и они ѣдятъ, спитъ менѣе прочихъ и еще говоритъ, что ему «тоже боязно». Только, 31-го октября, солдаты могли накинуть древесный плетень на его ямку и сдѣлать изъ нея жалкое подобіе землянки: «все же суше будетъ, да, авось, либо и пуля не такъ скоро достанетъ… Коли мы не позаботимся, онъ, какъ дите, самъ о себѣ не подумаетъ». Но солдаты «думали» еще и болѣе этого: позади его ямки они устроили небольшую траншейку, и въ ней помѣстился особый небольшой караулъ личныхъ охранителей генерала Скобелева.
Передаемъ затѣмъ нѣкоторые изъ анекдотовъ о генералѣ Скобелевѣ, который въ нынѣшнюю войну обратился въ такого-же героя, какимъ, напримѣръ, былъ въ отечественную войну Милорадовичъ. Разсказываютъ, напримѣръ, слѣдующій характерный случай:
Какъ-то Скобелевъ, сидя подъ огнемъ непріятельскихъ батарей, закусывалъ.
Одна изъ гранатъ, съ шипѣніемъ разрѣзывая воздухъ, летѣла прямо на Скобелева въ ту именно минуту, когда онъ клалъ въ ротъ кусокъ цыпленка. Къ общему изумленію присутствовавшихъ офицеровъ, Скобелевъ пріостановился и видимо ждалъ окончанія полета; этого съ нимъ никогда не бывало. Съ невозмутимымъ спокойствіемъ, онъ какъ бы не замѣчалъ лопавшихся вокругъ снарядовъ, не слышалъ страшнаго шума. Снарядъ пролетѣлъ надъ самою головою генерала, упалъ шагахъ въ 20 сзади его и разорвался на куски, не причинивъ, однако, никому вреда.
— Первый разъ въ жизни, — проглотивъ кусокъ спокойносказалъ генералъ Скобелевъ, — мнѣ показалось, что эта каналья предназначена для меня.
Скобелевъ всей душой любитъ солдата, и онъ ему отвѣчаетъ тѣмъ-же. Послѣ одной рекогносцировки, Скобелеву навстрѣчу идетъ едва-едва солдатъ, раненый въ голову. Увидѣвъ генерала, раненый выпрямляется и дѣлаетъ «на плечо». На другой день, онъ умеръ.
Вотъ другой примѣръ. Пьетъ Скобелевъ чай. Проходитъ мимо него солдатъ.
— Хочешь чаю? — Солдатъ мнется. Скобелевъ улыбается; улыбка у него подкупающая, глаза нѣжные, голубые, лице такое пріятное. Солдатъ садится и пьетъ чай съ генераломъ. Солдатъ счастливъ.
Встрѣчается Скобелевъ съ молоденькимъ офицеромъ въ ресторанѣ, офицеръ скромно пьетъ кофе, робко оглядываясь во всѣ стороны.
«Должно быть у него денегъ нѣтъ», догадывается генералъ. Жалованье получать офицеру въ это время негдѣ. Скобелевъ даетъ ему взаймы безъ просьбы. Офицеръ счастливъ! Положеніе, заслуги, молодость, красота подкупаютъ каждаго, когда этотъ каждый видитъ, что для Скобелева все это трынъ-трава!..
Слѣдующій эпизодъ вполнѣ характеризуетъ его невозмутимое хладнокровіе. Въ день штурма гор. Ловчи батальонъ эстляндскаго полка вышелъ на городское кладбище, расположенное внутри города. Кладбище обстрѣливалось сильнымъ огнемъ непріятеля на 2,000 шаговъ. Достаточно было свиста пуль и нѣсколькихъ раненыхъ, чтобы батальонъ, безъ приказанія, побѣжалъ по кладбищу къ линіи домовъ. Генералъ Скобелевъ приказалъ офицерамъ собрать батальонъ и привелъ его на середину кладбища, наиболѣе обстрѣливаемую турками. Выстроивъ батальонъ во фронтъ, Скобелевъ всталъ впереди батальона и началъ командовать одинъ за другимъ ружейные пріемы. Во время этого ученья батальонъ потерялъ 6 человѣкъ. Солдаты убѣдились въ томъ, что огонь непріятельскій вовсе не такъ губителенъ, какъ они воображали, а стойкость ихъ выросла и укрѣпилась. Пусть попробуетъ горячій человѣкъ придумать такую штуку, извѣсить, разсчитать и исполнить это подъ градомъ пуль и гранатъ!
Зная хорошо натуру русскаго человѣка, Скобелевъ понимаетъ, что усталому солдату, послѣ боя, теплая пища будетъ лучшею наградой за понесенные труды и лишенія. И вотъ, за своими полками онъ постоянно возитъ ротные котлы. Нельзя прочій обозъ брать, но чтобъ котлы были взяты. Очевидцы разсказываютъ, что подъ Ловчей, при штурмѣ турецкихъ позицій, когда утомленные солдаты останавливались, говоря ему: «Моченьки нѣтъ отъ усталости, ваше превосходительство», — Скобелевъ кричалъ имъ:
— Благодѣтели! каша будетъ вечеромъ, кашей накормлю — возьмите еще эту турецкую батарею! — и солдаты, смѣясь отъ души, напрягали послѣднія силы и брали непріятельское укрѣпленіе.
Такъ какъ Скобелевъ никогда еще не бывалъ раненъ, между тѣмъ, какъ подъ нимъ убито уже нѣсколько лошадей, шашка искрошена осколками гранатъ, и много ординарцевъ переранено, — то между солдатами держится упорно забавное мнѣніе, что генералъ заговоренъ. «Онъ такое слово знаетъ, говорятъ они, что пуля ему не вредна. Онъ въ Туркестанѣ такое слово купилъ у татарина за десять тысячъ золотыхъ», поясняютъ они. Одинъ раненый подъ Плевной солдатъ курскаго полка разсказывалъ въ госпиталѣ: «Пуля прошла сквозь его (Скобелева) — ему ничего, а меня ранила».
Во время атаки Плевны 30-го августа на правомъ флангѣ попался намъ въ плѣнъ одинъ турецкій офицеръ. На вопросъ: много-ли въ турецкой арміи находится иностранныхъ офицеровъ, онъ отвѣчалъ:
Зачѣмъ намъ иностранные офицеры, когда у насъ есть свой Османъ-паша, котораго не стоятъ и 200.000 иностранныхъ офицеровъ?
Затѣмъ турокъ пояснилъ, что они хотя и боятся русскихъ солдатъ, но это еще ничего; но «въ русской арміи есть одинъ бѣлый генералъ (Скобелевъ), который наводитъ на нихъ паническій страхъ; всякій разъ, когда этотъ генералъ выѣзжаетъ на видное мѣсто, солдатамъ велятъ направлять весь огонь на всадника, который все-таки, какъ заколдованный, сидитъ на своемъ бѣломъ конѣ».
Примѣчанія[править]
- ↑ Видимо, должно быть «важную». — Примѣчаніе редактора Викитеки.