|
[87]
Изъяснительные замечания
Признания
К песне 2-й. — Образ глаз-солнц часто повторяется как в Испанской поэзии, так и в Индийской, с которою поэзия Испанская являет часто поразительное сходство, — надо думать, ввиду повышенной страстности того и другого народа.
К песне 8-й. — В Испании доселе не редкость пение песен под балконом, с аккомпаниментом гитары. Песни при этом и припоминаются и, вызываемые теми или иными обстоятельствами, рождаются новые, внезапно.
К песне 9-й. — Северянину несколько странно слышать, как мужчина говорит, что его более не веселят ни розы, ни жасмины. Для этого нужно любить цветы так, как их любят в Испании или Мексике. В Испании вы постоянно можете видеть, как возчик, лежащий на телеге, нагруженной чем-нибудь совсем не стихотворным, мурлычет песню, а во рту его стебель цветка, красная головка которого нарядно покачивается.
К песне 11-й. — Шутливая форма многих Испанских песен, указывающая на южную грацию и тонкость ощущения, совсем не указывает на шуточность чувств. В Испанском нраве много тигриного, кошачьего. И Испанцы любят играть мягкими лапками, в которых спрятаны когти. Любят танцевать — вкруг костра и над срывом.
[88]
К песне 13-й. — Это напоминает известную песенку Гейнриха Гейне, в «Buch der Lieder». Поэзия Гейне, вообще очень близкая к народной поэзии, особливо родственна с Испанскими народными песнями.
К песне 14-й. — Эта песенка, сколько мог заметить, особенно знаменита среди Испанцев. Им молчать, когда они любят, труднее, чем Норвежцу или Англичанину.
К песне 26-й. — В своей поэме «Эпипсихидион» Шелли, обращаясь к Эмилии Вивиани, говорит (Шелли, т. 3-й):
О, если бы мы были близнецами!
И далее:
…Хочу тобой дышать.
Ты слишком поздно стала мной любима,
Я слишком скоро начал обожать
Тебя, мой кормчий, призрак серафима…
Тебя я должен был бы на земле
Сопровождать от самого рожденья,
Как тень дрожать, склоняясь и любя,
Гореть тобой и жить как отраженье.
Не как теперь: — О, я люблю тебя!
|
К песне 27-й. — Воспоминание о встрече душ, бывшей до встречи тел, до встречи двух душ, вот в этих двух телах, состояние хорошо известное каждому, кто воистину любил.
К песне 28-й. — Вечная легенда Эроса и Психеи.
К песне 33-й. — Есть такая разнопевность:
Говорят, что чёрное есть траур,
Говорят, что алое — веселье,
Нарядись в зелёное, малютка,
Будешь ты надеждою моей.
|
[89]
В «Romancero General» — нечто вроде наших исторических былин — читаем, между прочим, описание ревнующего кабальеро (2-а ed. I, ns. 46, 49).
Шесть его сопровождают
Слуг, что служат господину,
Все в зелёное одеты:
Цвет надежды при любви.
На копьё, с железкой рядом,
Голубую мчит он ленту:
Это — ревность, тех, кто любит.
Заставляет прегрешать.
|
Испанский народ сохраняет в песнях эту символику. Пример тому — следующие coplas.
Уж давно, как зелёное
Мне дает беспокойство,
Ибо все мои чаянья
Обернулись в лазурные.
Говорят, что меня ты не любишь,
Мне мало до этого дела,
Одеваюсь завтра я в траур
Из белой тафты.
Сколь многие с надеждой
Превесело живут!
Ослов на свете сколько
Зелёное едят!
|
Знаменитый Гонгора, Испанский утонченник старинных времён, писавший за 300 лет до нынешних «декадентов», также любил символику красок.
Цветочки розмарина,
Малютка Исабель,
Сегодня голубые,
А завтра будут мёд.
Ревнуешь ты, малютка…
|
[90]
У разных народов символика красок разная. В то время, как Испанцы связывают ревность с голубым цветом, Отелло погибает мучимый зеленоглазым чудовищем ревности. Бретонцы полагают, что голубой цвет неба есть цвет времени. Древние Майи считали голубой цвет символом святости и целомудрия, а отсюда — счастья, как освобождения от пут вещества. В Египте и в Индии голубой — это цвет богов. Вишну на своём семиглавом змее — голубой. В Египте, в Майе и в Халдее голубой цвет связывался со смертью и употреблялся при похоронах, как это доселе в Бухаре. Жёлтый — в Китае и в Майе — принадлежность царской фамилии, красный — благородных. Великий Египетский сфинкс был окрашен в красный цвет. Римские солдаты выкрашивали своё тело в красное — в знак победительной храбрости. У многих народов красный есть цвет жизни и страсти.
Символика и тайный смысл цветов очень интересная и мало разработанная область. Влияние каждого отдельного цвета на возникновение отдельных, совершенно определённых, душевных состояний есть факт несомненный. Но психология красок различествует весьма, когда мы имеем дело с особо впечатлительными художественными натурами. Я лично могу сказать про себя, что ярко-красный цвет и золотисто-жёлтый вызывают во мне ликующую радость жизни, причём алый цвет тревожит, а золотистый умиротворяет в волнении. Зелёный цвет доставляет тихую радость, счастье длительное. Голубой — вызывает уходящую мечтательность. Тёмно-синий подавляет. Лиловый производит гнетущее впечатление, и даже светло-лиловый — связан с чем-то зловещим. Белый и чёрный цвет, отрицаемые, как таковые, но признаваемые глазом, при
[91]всём своём различии производят однородное впечатление — изысканной красоты, благородства и стройности. Я сказал бы, что чёрный и белый цвет, два эти предельные цвета, по их действию на меня, так же похожи и так же различны, как чёрный лебедь и белый лебедь. Их одежда различна, а душа одна.
В своей поэме «Фата-Моргана» («Литургия Красоты») я попытался свести в художественное целое свои ощущения от различных красок. Дальнейшую попытку в этом направлении, очень интересную, сделал, в будущем весьма крупный, но и теперь уже несомненный, поэт, Сергей Городецкий, в поэме «Радуга» («Дикая Воля»).
Настанет время — и оно не так далеко — когда жизнь наша, в больших, в великих городах, так же, как среди природы, построенная на принципе художественной гармонии, каждому цвету даст определённое место и точно выработанные соотношения, и мы будем играть красками с той же уверенностью и с теми же великими последствиями, как теперь мы играем электричеством и паром.
К песне 34-й. — Есть разнопевность:
Протянись ко мне, голубка,
Да войду в твоё гнездо.
Ты одна, мне рассказали,
Я хочу с тобой побыть.
|
Этот мотив повторяется различно.
— Птичка неба, расскажи мне,
Где твоё гнездо?
— А оно в сосне зелёной,
Скрытно меж ветвей.
|
[92]
Подобная же Португальская песня звучит с угрожающей иронией (Theophilo Braga, Cancioneiro е romancеirо geral portuguez, Porto, 1867, II, 75, 1):
Помираешь, чтоб разведать,
Где постель моя. Но, слушай,
На прибрежьи, над рекою,
Там, где шпажная трава.
|
К песне 35-й. — Разнопевность:
Видит Бог, что тебе бы я отдал,
За смуглый твой цвет золотистый,
Глаза мои, ясные очи,
Хотя бы остался слепым.
|
К песне 36-й. — Тот же мотив в Итальянской песне (Тоскана) (Giuseppe Tigri, Canti popolari toscani, Firenze. 1869, n. 337).
В двоих я, в двух юношей я влюблена,
К кому прилепиться, никак не пойму я:
Поменьше — красивый, в нём чара нежна,
Того, кто побольше, терять не хочу я.
Тому, что поменьше, я жизнь отдала,
Тому, что поболее, пальму в расцвете.
К тому, что поменьше, душа вся ушла,
К тому, что поболее, пальма вся в цвете.
Тому, кто поменьше, всё сердце, весь свет,
Тому, кто побольше, фиалок букет.
|
К песне 37-й. — Разнопевность:
Полно, купидончик,
Зря шутить со мною,
Если не люблю я,
Знала я любовь.
|
[93]
Полно, купидончик,
Зря шутить со мною,
Если не люблю я,
Верно, полюблю.
|
К песне 39-й. — Португальская песня (Braga, II, 112, 1):
Лишь одно твоё словечко
Есть судьбы моей решенье:
Скажешь: да, даёшь мне жизнь,
Скажешь: нет, и смерть мне в этом.
|
К песне 41-й. — Разнопевность:
Я зовусь — коль есть здесь место,
Родственник — когда есть случай,
Брат двоюродный — коль можешь,
Ждущий да или же нет.
|
К песне 42-й. — Разнопевность:
Луна, чтобы выйти на волю,
Позволения просит у неба,
И я, чтоб с тобой говорить,
Прошу позволенья смиренно.
|
К песне 43-й. — Португальская песня (Braga, II, 116, 5):
Вот возьми, пред тобой моё сердце,
Если хочешь убить его, можешь,
Но заметь, что внутри — это ты здесь,
Коль убьёшь его, также умрёшь.
|
К песне 44-й. — Разнопевность:
У ног твоих сердце моё,
Возьми, чтоб восстал я, взнесённый!
Взгляни, не люблю ли тебя,
У ног я твоих, побеждённый!
|
[94]
К песне 45-й. — Разнопевность:
Вырву камни в улице твоей,
Всю её сплошным песком покрою,
Чтобы все я видеть мог следы,
Тех, кто ходит под твою решётку.
|
К песне 46-й. — Итальянская песня (Сицилия) (Giuseppe Pitré, Cantі popolari siciliani, Palermo, 189, I, n. 136):
Или да мне скажи,
Или нет мне скажи,
Не могу же я быть
На полях без межи.
|
Требуя определённого ответа, влюблённый, взамен, может предложить нечто определённое — и он не скупится. Как восклицает Испанский поэт Беккер:
За взгляд один я мир бы отдал,
За луч улыбки всё бы небо,
За поцелуй… О, я не знаю,
Что дал бы я за поцелуй!
|
Португальская же песня говорит (Braga, II, 83, 7):
За один твой нежный взгляд
Дал бы жизни половину,
За улыбку дал бы жизнь,
За поцелуй я дал бы вечность.
|
К песне 47-й. — Разнопевность:
Хоть бы стала ты змеёю
И скользнула в бездны моря,
За тобой я, за тобою,
Что замыслил, то свершу.
|
[95]
К песне 48-й. — Португальская песня (Braga, II, 71, 2):
Я влюблённый, влюблённая ты,
Кто из нас будет более твёрдый?
Я как солнце гонюсь за тобой,
Ты как тень от меня убегаешь.
|
К песне 50-й. — Все, конечно, помнят Латинский стих:
Gutta cavat lapidem, non vi, sed saepe cadendo.
Капля камень долбит, не силой, но частым паденьем.
|
Есть Португальская песня (Braga, II, 17, 7):
Нет, нет, говоришь ты, не будет,
Любить никогда я не стану.
Вода упадает на камень
Так долго, что камень смягчит.
|
К песне 51-й. — Всечеловеческое или, вернее, всемужчинское заблуждение, что женщина и непостоянство суть одно. Мужчины много более заслуживают рекриминаций[1]. — В старинных romances мысль о неверности женщины часто повторяется (Duran, Romancero general, I, ns. 22, 50):
Отлучка моя будет краткой,
Да не будет такой твоя твёрдость:
Постарайся, хоть женщина ты,
Быть на всех других непохожей.
Слову женщины не верить,
Слово женское — пушинка,
В быстром ветре пух летящий
Или надпись на воде.
|
[96]
Другие romances более вежливы (ib., 25):
Справедливо ты промолвил —
Низки женщины. Однако
И весьма они различны,
Как солдаты под ружьём.
|
И ещё:
Все дурные — невозможность,
Все хорошие — нельзя.
Травы есть, что жизнь даруют,
Травы есть, в которых смерть.
|
К песне 54-й. — Разнопевность:
Чтобы тебя я полюбила,
Должна семь раз я повторить:
Люблю, люблю, люблю, люблю я,
Люблю любить, тебя любить.
|
Ненависть и презрение
К песне 5-й. — Испанки очень любят ходить к обедне. Так что уйти из церкви, когда там можно было бы ещё быть, для Испанки действительное лишение.
К песне 8-й. — Португальская песня (Braga, II, 93, 7):
Обманщик, да позволит Небо,
Чтоб заплатил ты за обман,
И чтоб тебе, когда полюбишь,
Любовь была бы не верна.
|
[97]
И ещё:
Неблагодарный, да свершится.
Что ты за это зло заплатишь,
Чтоб тот, кому ты очень верен,
Тебе бы очень изменил.
|
К песне 9-й. — Во всех тех песнях, где выражается ненависть и презрение возненавидевшей женщины, гораздо более тонкости, остроумия, находчивости и настоящей змеиной злости, нежели в словах мужчины, которые почти всегда элементарны и, во всяком случае, являют мало изобретательности. Можно подумать, что, побыв вместе с мужчиной, женщина не только научается мужским, по-мужски твёрдым, мыслям, но и вовсе похищает его мужской ум, и, отточив свою нежность, превращает её в острие ненависти.
К песне 51-й. — Разнопевность:
То и дело всё твердишь мне —
Умираю, умираю.
А умри, тогда увидим,
И тогда скажу я: да.
|
К песне 66-й. — Разнопевность:
Ах, Мария, не по вкусу
Ни один тебе мужчина!
Короля, быть может, хочешь?
Их в колоде карт четыре.
|
Франсиско Родригес Марин, которому нельзя не верить, говорит об Испанских песнях ненависти и презрения (Cantos Populares Espanoles, t. III, p. 283),
[98]что значительное число песен, выражающих ненависть, суть порождения расы Гитан, особливо те, в которых изобличается душа низкая и мысль трусливая и предательская. Он обращает внимание на то, что число coplas de odio (песен ненависти) незначительно в сравнении с песнями, посвящёнными другим чувствам. Объяснение этому даётся одной народной Испанской песней:
Кто воистину любит, забывает тот поздно,
И хотя бы забыл, не начнёт ненавидеть;
И увидевши то, что любил он любовью,
Снова любит, едва лишь к нему обратится.
|
Колыбельные песни
Ни у одного Европейского народа нет таких изящных и нежных, тонко-воздушных колыбельных песенок, как у Испанцев. Странно думать, что именно в Испанском национальном темпераменте, — в его историческом прошлом, — так много жестокого и тёмного. Как истинно-страстные люди, Испанцы во всём доходят до крайности и предельности, и если чрезвычайно жестоки их завоевательные набеги, исключительно-нежны кроткие состояния Испанской души. Нужно ещё заметить, что ни один, кажется, народ в Европе не испытывает такой нежной любви к детям, как именно Испанцы. Ни в одной стране, во время многочисленных моих путешествий, я не видал, чтобы взрослые, не только женщины, но и мужчины, выказывали такую заботливость и ласковость к детям. Грубой же сцены с детьми я не видел в Испании ни разу,
[99]хотя изъездил Испанию из конца в конец и бывал в ней многократно.
Припевы «Эа-ля-эа», «Эа-ля-ро-ро», «Эа-ля-нана» играют в Испанской колыбельной напевности ту же роль, как у нас припев «Баюшки-баю», «Баю-бай», «Баю-баю».
Песенки 26-я и 27-я нуждаются в пояснении. Испанское предание гласит, что святой Иоанн Креститель весьма любит небесные шумы. День его, 24 июня, праздновался шумными торжествами, на это указывают громовые раскаты, обычно совпадающие с данным временем. Во избежание подобной сумятицы, Господь заставляет его спать три дня без перерыва, считая с кануна Иванова дня. И святой не может таким образом праздновать свой день, ибо, когда просыпается, он уже прошёл. В области Бадахоса есть соответствующая поговорка:
Когда бы святой Иоанн
Праздник свой знал,
Тогда бы, в весельи, святой Иоанн
По всем небесам громыхал.
|
Или ещё:
Тогда бы он небо с землёй
Сочетал в напев громовой.
|
В некоторых Андалузских селениях его называют беспокойным.
Иванов день и Иванова ночь во всех Европейских странах связаны с целым рядом примет и обычаев. Русские говорят, что на Иванов день солнце на всходе играет. Сербы говорят: на Иванов день солнце на небе трижды останавливается. См. интересную книгу — А. Ермолов. Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и
[100]приметах. Т. 1. Всенародный Месяцеслов. С.-Петербург. 1901 года.
В пятом томе своего собрания Испанских Народных Песен Марин приводит, в примечаниях, интересную литургическую драму, столь же нежную, сколь краткую.
Мавританский царь и Христианка
1
(У Мавританского царя была пленница, которая пела, покуда спал её ребёнок):
1-й голос. Когда деткой была я,
В лугах я гуляла,
За мотыльками
По лугам убегала.
Когда деткой была я,
В лугах я блуждала,
За мотыльками,
Как они, я летала.
В луг я ушла,
По траве я пошла,
Розы там сея.
Шипы собрала.
Эа! эа! эа!
Не так уж дурна я лицом.
А если дурна я, скажу, не робея:
Так да будет, и дело с концом.
Эа! пою я, усталая.
Если дурна я, какое же дело вам в том?
Сон тебя, деточка, сон подкрепи.
Спи, моё дитятко малое,
Спи.
[101]
(Царь, который слушал, отвечает):
2-й голос. Люблю тебя, детка моя,
Люблю тебя, спи.
Больше люблю, чем цветочки, что ветер
Колыбелит весной на степи.
Больше, чем звоны ручья,
Что поёт: «Торопи же себя, торопи».
Я люблю тебя, детка моя,
Спи.
И меня полюби.
Как цветочки, тебя я люблю,
Прошепчи мне сквозь сон: «Вот я сплю».
Сон тебя, сон подкрепи,
Деточка, спи.
Как ручей, тебя я люблю.
1-й голос. Я назареянка,
Была назареянка.
Раз назареянка,
Не для тебя я.
У Девы Пречистой,
У Девы Лучистой
Так дремало Дитя засыпая.
И Дева, вздыхая,
И Дева Святая,
Дремала она, засыпая.
На горе на Голгофской
Были ветви оливы.
Были птички среди ветвей.
Кровь Христа утишали,
И в ветвях распевали
Четыре щеглёнка и один соловей.
[102]
2
1-й голос. Ты белая голубка,
Ты белая как снег,
Сядь у реки и испей.
2-й голос. У меня сизые крылья,
Крылья как ирисы,
Тёмные в лазурности своей.
1-й голос. Белая голубка,
Иди со мной.
Крыло у тебя ранено
Острою стрелой.
Белая голубка,
Иди со мной.
2-й голос. Не крыло моё ранено,
А душа пронзена,
Оттого эта алая
Кровь здесь видна.
1-й голос. У тебя сизые крылья,
Крылья как ирисы,
Белая голубка,
Иди со мной.
2-й голос. Я одна-одинёшенька,
Я одна здесь пою,
Без дружка, без любови я,
И в чужом я краю.
Я одна-одинешенька,
Я одна здесь пою.
1-й голос. Замолчи, о, голубка,
Я плачу с тобой.
Ты ранишь мне сердце
Своею мольбой.
[103]
Я дам тебе крылья,
Чтоб ты лёгкой была,
Чтоб на вольную волю
Улететь ты могла.
|
«Испанские Колыбельные Песни», «Nanas ó coplas de cuna», родственны по тону с «Детскими Песенками», «Rimas Infantiles». Эти детские песенки связаны с различными детскими играми, подобными нашим играм в прятки, в жгут, в чет и нечет, в горелки. Привожу некоторые.
1
Кто даёт, кто даёт,
Прямо в рай пойдёт.
Кто даёт и вновь отнимет,
Ад его охотно примет.
|
2
Поцелуйчик, раз.
Поцелуйчик, два.
Поцелуйчик, три.
Поцелуйчик, где?
|
3
Мотылёк, мотылёк,
Словно розовый цветок,
Ты на свечке и готов.
Сколько стало мотыльков?
|
4
Бабочка крылатая,
Быстро-тароватая,
На свечку попала.
Сколько бабочек стало?
|
[104]
5
Мотылёчек, мотылёк,
Роза с головы до ног,
Был крылат и был ты смел,
Вот на свечку налетел.
— Мотылёчек здесь? — Я здесь.
— Ишь ты, как наряден весь.
— Рубашонок сшил? — А вот.
— Ну, теперь начнём мы счёт.
Сколько сшил? — Всего одну.
— Это значит на луну.
— Целых две. — Для солнца. — Три.
— Ну, сочти их — и бери.
|
6
— Сестрица лягушка!
— Что надо, подружка?
— Где муж твой из вод?
— Явился и ждёт.
— Наряден ли он?
— Как свежий лимон.
— К обедне пойдём?
— Не знаю я, в чём.
— Пойдём под конец.
— Замкнулся ларец.
— Так пить! Где вода?
— Жбан скрылся. Беда!
|
7
Золото.
Се́ребро.
Медь.
Ничего.
|
[105]
Из колыбельных песен других Европейских народов особенною нежностью отличаются Финские колыбельные песни (одну из них читатель найдёт в моей «Литургии Красоты») и Польские «Колысанки». Привожу несколько польских баюканий («Pieśni Ludu». Zebrał Zygmunt Gloger. W latach. 1861—1891. W Krakowie. 1892).
1
Люляй, ой люляй,
Спрячь чёрные очи,
А очи закроешь,
Спи до полночи.
|
2
Колыбелька, качайся
От стены до стены.
Спи, мой розовый цветик,
Спи, так розовы сны.
|
3
Не пой, петушок, ты не пой,
Марысю мою не буди,
Малая ночка была,
Мало Марыся спала.
|
4
Скотинка, далечко
Не отходи,
Ведь я не пастушка,
Я малая детка.
|
В народных колыбельных песнях особенно трогательна та, повторяющаяся у разных народов, черта, что, напевая убаюкивающую песенку ребёнку,
[106]взрослый поющий превращается сам в дитя. И кажется, что это где-то в мировом пространстве затерянная душа, одна-одинокая, беспомощная, беззащитная, обращающаяся с полусонной мольбой к Неведомой Силе. И словно слышен полувнятный стон: «А слышат ли меня?» Как колыбель похожа на гроб, так в колыбельных песнях есть всегда запредельная смертная грусть. Да ведь и сон похож на смерть, и что же есть смерть как не сон, через который мы пробуждаемся в настоящую действительность?
Из всех колыбельных песен, которые, на каком-либо языке, мне приходилось читать или слышать, мне кажутся наиболее совершенными и бессмертными по своей озарённости две — одна Испанская и одна Русская.
Они обе красивы, как цветок, обрызганный росой. Испанская:
Спи, моё дитятко, спи,
Нет твоей матери дома,
Пречистая Дева Мария
Взяла её в дом свой служить.
|
И Русская «Бог тебя дал, Христос даровал». Воспроизвожу её из книги П. В. Шейна, Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах. Спб. 1898.
Бог тебя дал,
Христос даровал,
Пресвятая Похвала
В окошечко подала,
В окошечко подала,
Иваном назвала:
Нате-тко,
Да примите-тко.
|
[107]
Уж вы, нянюшки,
Уж вы, мамушки,
Водитеся,
Не ленитеся.
Старые старушки,
Укачивайте.
Красные девицы,
Убаюкивайте.
Спи-се с Богом,
Со Христом.
Спи со Христом,
Со ангелом.
Спи, дитя, до утра,
До солнышка.
Будет пора,
Мы разбудим тебя.
Сон ходит по лавке,
Дремота по избе.
Сон-то говорит:
«Я спать хочу».
Дремота говорит:
«Я дремати хочу».
По полу, по лавочкам
Похаживают,
Ванюшке в зыбочку
Заглядывают,
Заглядывают —
Спать укладывают.
|
|
|
К. Д. Бальмонт. Испанские народные песни — М: Т-во И. Д. Сытина, 1911.