Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/3/VIII/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[496]
VIII.
Эксплуатація глупости и порока.

 

Продолжаю обозрѣніе существующихъ отраслей легкой наживы.

Въ числѣ различныхъ способовъ хищническаго чужеядства и быстраго, безъ труда, пріобрѣтенія денегъ особенную обольстительность всегда имѣла игра—эта пародія войны, со всѣми ея злокачественными условіями: возбужденіемъ дурныхъ страстей, безправіемъ и грабежемъ. Слѣдуетъ, впрочемъ, различать два существенныхъ вида игры, со стороны ея внутреннихъ пружинъ и побужденій,—игру по страсти и игру, какъ искусство и ремесло. Игрецкая страсть коренится въ натурѣ человѣка и находитъ себѣ множество разнообразныхъ проявленій, отъ невинныхъ дѣтскихъ фантовъ и семейнаго преферанса «на мѣлокъ» до колоссальныхъ оборотовъ финансоваго ажіотажа и міровыхъ экспериментовъ военно-политическаго авантюризма. Нерѣдко бывали примѣры, что страсть эта охватывала цѣлые народы, а такъ называемый шовинизмъ, представляющій, въ сущности, одинъ изъ фокусовъ игрецкой страсти, и до сихъ поръ часто смущаетъ просвѣщенныя націи и ставитъ на карту судьбы Европы. Исторія, при этомъ, выдвинула и цѣлый рядъ блестящихъ игроковъ, вѣнчанныхъ лаврами, какими были, напр., классическіе Алкивіады и Юліи Цезари, средневѣковые кондотьери и новѣйшіе Бонапарты… Изъ историческихъ фактовъ народной игорной страсти, безъ кровопролитій, лавровъ и трубныхъ звуковъ, очень памятны: тюльпанная биржевая горячка въ XVII столѣтіи въ Голландіи, безумный ассигнаціонный ажіотажъ, произведенный въ прошломъ столѣтіи во Франціи извѣстнымъ пройдохой Джономъ Лоу, золото-промышленная и нефтяная передряги въ Америкѣ и пр. Къ тому же порядку явленій человѣческаго психоза слѣдуетъ отнести также античныя ристанія и кровавыя гладіаторскія игры въ римскихъ циркахъ, средневѣковые рыцарскіе турниры, новѣйшій спортъ и наши самобытные кулачные бои.

Оставимъ, впрочемъ, исторію и примѣры слишкомъ широкаго масштаба,—обратимся къ нашей дѣйствительности и къ игрѣ [497]въ точномъ, обыденномъ смыслѣ слова. На первомъ планѣ здѣсь стоитъ игра карточная, которая, какъ извѣстно, чрезвычайно развита и распространена въ нашемъ культурномъ обществѣ, а отчасти и въ низшемъ классѣ городскаго населенія. Часто это только забава, одно изъ пріятныхъ, неголоволомныхъ средствъ убить постылое время, котораго некуда дѣвать, и, наконецъ, вполнѣ надежная, нейтральная и невинная почва для общенія, спасающая отъ трудной и опасной потребности заниматься устною словесностью, парить мыслью и упражнять воображеніе… Что̀ хорошаго?—Можно этакъ дойти, чего добраго, до вольнодумства, до волтерьянства, и—спаси Богъ!—до «бредней», «иллюзій»… Карты служатъ отличнымъ презервативомъ противъ этого сорта духовныхъ заразъ и язвъ, а потому-то и пользуются у насъ такой безпрепятственной распространенностью. Словомъ, карты у насъ, при вялости, пустотѣ и низменности жизни, составляютъ суррогатъ той общественной стихіи, складывающейся изъ широкихъ умственно-политическихъ элементовъ и интересовъ, которою живетъ, напр., западная интеллигенція. Впрочемъ, нѣкоторые мыслители небезосновательно полагаютъ, что игра—необходимая и законная потребность человѣка, которая не можетъ быть совершенно исключена никакими иными высшими интересами, какъ бы они ни были живы и глубоки. Въ человѣкѣ есть неискоренимое влеченіе время отъ времени отрѣшаться отъ дѣйствительности, отъ своихъ обычныхъ занятій и заботъ—для отдыха, для разсѣянія и разнообразія впечатлѣній. Извѣстно, однако же, что отдыхъ бездѣятельный, пассивный тяжелѣе и невыносимѣе работы. Отсюда естественно вытекаетъ наклонность къ игрѣ, которая, какъ говоритъ одинъ нѣмецкій изслѣдователь этого вопроса, профессоръ Лацарусъ, «представляетъ собою дѣятельность, служащую къ развлеченію, въ самой себѣ заключающую цѣль, не связанную съ другими цѣлями и заботами жизни человѣческой». Въ этомъ-то и заключается неотразимая привлекательность игры.

Существуетъ два рода карточной игры: такъ называемая, «комерческая» и азартная. Различіе это признается и нашимъ законодательствомъ, дозволяющемъ игры комерческія и воспрещающемъ азартныя. Законодатель имѣлъ въ виду предотвратить безнравственныя и разорительныя для увлекающихся игроковъ послѣдствія [498]отъ такихъ игръ, гдѣ рискъ безграниченъ и размѣръ проигрыша не обусловленъ ничѣмъ, даже приблизительно. Законъ, однако же, не достигаетъ въ этомъ случаѣ цѣли, такъ какъ и комерческая игра легко можетъ принять воѣ условія азартной, что касается послѣдствій. Извѣстны случаи огромныхъ проигрышей при этой именно игрѣ. За описываемый нами періодъ, весь Петербургъ много и долго говорилъ о проигрышѣ въ нѣсколько сотъ тысячъ руб. въ англійскомъ клубѣ однимъ виднымъ, понынѣ здравствующимъ, сановникомъ знаменитому, не такъ давно усопшему писателю, составившему себѣ славу блистательнаго игрока. Проигрышъ этотъ былъ сдѣланъ въ нѣсколько сеансовъ въ такую смирную, безхитростную и методическую игру, какъ пикетъ. Коллосальность проигрыша зависѣла отъ размѣра ставокъ. Говорили, что тутъ фишка шла въ полуимперіалъ. Этимъ путемъ даже такая невинная дѣтская игра, какъ «дурачки», можетъ сослужить службу самой азартнѣйшей. Феноменальный въ этомъ родѣ примѣръ дала пресловутая Гулакъ-Артемовская, умудрившаяся, какъ извѣстно, обыграть именно «въ дурачки» одного своего поклонника на нѣсколько десятковъ тысячъ рублей.

По своимъ цѣлямъ, побужденіямъ и техникѣ, карточная игра бываетъ—или просто увеселительная, ради развлеченія, безъ серьезнаго риска, или азартная съ большимъ рискомъ, по страсти и изъ любви къ сильнымъ ощущеніямъ, а не то и ради выигрыша на счастіе, или профессіональная, какъ ремесло и искусство, или же, наконецъ, шуллерническая, соприкасающаяся съ простымъ мошенничествомъ и грабежомъ навѣрняка.

Конечно, всѣ эти категоріи на практикѣ часто смѣшиваются между собою. Напримѣръ, столь процвѣтающая въ нашихъ клубахъ карточная игра допущена въ нихъ въ качествѣ лишь невинной забавы, для чего самый выборъ клубскихъ игръ строго ограниченъ. Между тѣмъ, кто же не знаетъ, что за клубскими зелеными столами сплошь и рядомъ разоряются семьи, что среди клубскихъ игроковъ есть профессіональные спеціалисты и даже форменные шуллера. Вообще, можно сказать безъ большой натяжки, что наши клубы—на одну половину распивочно-проституціонныя заведенія, а на другую—картежные дома. Нѣкоторые изъ нихъ, наиболѣе фешёнебельные, такъ-таки цѣликомъ и посвящены одному [499]картежному препровожденію времени, не имѣя,—кромѣ еще ѣды и питья,—ровно никакихъ другихъ общественно-увеселительныхъ задачъ. Таковы, напр., англійскій клубъ, сельско-хозяйственный и морской яхтъ-клубы, изъ которыхъ первый ровно ничего не имѣетъ въ себѣ англійскаго, второй—сельско-хозяйственнаго, а третій—ни морскаго, ни навигаторскаго. Всѣ они стоятъ главнымъ образомъ на картахъ, и нельзя даже себѣ представить, какъ могли бы они просуществовать хоть одну минуту безъ картъ, безъ большой игры.

Правительство наше, издавна пытавшееся сдерживать развитіе игорной страсти и пресѣкать всякія азартныя, рискованныя игры, обращаетъ вниманіе, время отъ времени, и на клубы, съ цѣлью положить границы обнаруживающимся въ нихъ слишкомъ рѣзкимъ уклоненіямъ отъ программы невиннаго препровожденія времени въ сторону соблазнительной пассіи. Такъ, въ 1866 г. правительство воспретило игру въ домино-лото и такъ называемую «стуколку», чрезвычайно процвѣтавшія въ столичныхъ клубахъ. Вотъ мотивы этого воспрещенія: «До министерства внутреннихъ дѣлъ,—говорилось въ изданномъ по этому поводу циркулярѣ,—дошли свѣдѣнія, что въ петербургскихъ клубахъ и публичныхъ собраніяхъ необычайно усилились игры въ домино-лото и стуколку и что страсть къ нимъ, замѣтно развиваясь въ обществѣ, сопровождается крайне гибельными послѣдствіями для благосостоянія не только отдѣльныхъ лицъ, но и цѣлыхъ семействъ». Въ доказательство этого, циркуляръ ссылается на огромность суммъ, выручаемыхъ клубами отъ названныхъ игръ, а также на многочисленные факты, что играющіе, проигравъ деньги, «прибѣгаютъ къ закладу вещей для продолженія игры», чего ради въ клубахъ завелось даже организованное ростовщичество, какъ видно изъ публикацій полицейской газеты. Въ нѣкоторыхъ клубахъ ставки въ домино-лото доходили до 25, 50 и даже 100 р., да, сверхъ того, ставилось еще на табельку, «конъ» которой доходилъ до 2500 р. Но «главнымъ зломъ» этихъ игръ, по справедливому мнѣнію министерства, былъ «соблазнъ для бѣдныхъ», при общедоступности ставокъ въ 25 и 50 к. Многіе изъ нихъ, увлеченные «неодолимой страстью», на этихъ именно ставкахъ спускали свои скудныя сбереженія и доходы, подвергая свои семьи голоду и нищетѣ.

[500]

Съ этого времени въ клубскихъ играхъ стали принимать участіе дамы, являвшіяся во время царства домино-лото и стуколки самыми азартными и безоглядно-легкомысленными жертвами игорной страсти. Впрочемъ, они и до сихъ поръ, подъ насмѣшливой кличкой «мушкатерокъ», составляютъ едва-ли не главный контингентъ клубскихъ игроковъ въ тѣхъ играхъ, которыя не требуютъ никакого искусства и основаны на слѣпомъ счастіи. Такова именно «мушка» (откуда и названіе—«мушкатерки») и «рамсъ», замѣнившіе собой воспрещенныя домино-лото и стуколку. Замѣна эта, въ сущности, очень мало послужила къ улучшенію клубскихъ нравовъ и сокращенію клубскаго игорнаго азарта. «Мушка», подобно стуколкѣ и домино-лото, стала сопровождаться такою же деморализаціей и такими же безобразными сценами проигрышей до-тла, заклада вещей для продолженія игры, ссоръ и пр. Особенно отличались въ этомъ отношеніи дамы-«мушкатерки». Дѣло дошло до того, что въ самихъ клубахъ стала являться реакція противъ дамской клубской игры, и нѣсколько лѣтъ тому назадъ одинъ изъ нихъ, именно «благородное собраніе», по иниціативѣ членовъ-мужчинъ, рѣшилъ воспретить въ своихъ стѣнахъ дамамъ игру въ мушку. Но теперь тамъ опять завелась та же игра.

Нужно замѣтить, что «мушка» — игра по преимуществу дамская, мелкая, грошовая, такъ что настоящіе, заправскіе игроки относятся къ ней съ пренебреженіемъ, да въ клубахъ и игорныхъ домахъ, гдѣ идетъ большая игра, она и вовсе не практикуется. Изъ «серьезныхъ» игръ, допускаемыхъ въ клубахъ, нынче въ ходу «безикъ», «макао» и «баккара̀», не считая «винта» и «преферанса», которые слишкомъ продолжительны и степенны для быстрыхъ и крупныхъ игрецкихъ оборотовъ. Большою игрою славится морской яхтъ-клубъ, гдѣ однажды, пресловутой памяти, князь Санъ-Донато проигралъ чуть ли не въ одинъ присѣстъ милліонъ франковъ, и отчасти англійскій клубъ. Пользовался такою же славою нѣсколько лѣтъ тому назадъ, нынче закрывшійся купеческій клубъ, въ которомъ главными жрецами картежныхъ сатурналій были какіе-то, сомнительной репутаціи, армяне и греки. Клубы, впрочемъ, служатъ въ данномъ отношеніи какъ-бы подготовительными кадрами и предверіями частныхъ игорныхъ домовъ, гдѣ уже происходитъ главная операція безъ всякихъ стѣсненій. Обыкновенно [501]представители этихъ домовъ и ихъ агенты, прилежно посѣщая такого рода клубы и играя въ нихъ, сводятъ подходящія знакомства, наслѣживаютъ, какъ охотники, «пижоновъ», по шуллерскому термину, завлекаютъ въ свои притоны и уже тамъ обработываютъ ихъ начисто.

Никакого нѣтъ сомнѣнія, что картежная игра, какъ промышленность и источникъ легкой наживы, существуетъ въ Петербургѣ въ широкихъ размѣрахъ, несмотря на противодѣйствіе закона и полиціи. Почвой и матеріаломъ для такой промышленности служить распространенная въ обществѣ страсть къ игрѣ, подогрѣваемая или нуждой, или погоней за счастливымъ случаемъ для скораго обогащенія. Во всѣхъ слояхъ общества встрѣчается множество охотниковъ попытать счастія въ картахъ, сорвать кушъ въ азартной игрѣ, либо изъ корысти, либо изъ наклонности къ сильнымъ ощущеніямъ. Они-то и представляютъ собою въ данномъ случаѣ того «звѣря», который «на ловца бѣжитъ». Возникаетъ цѣлая орда чужеядныхъ промышленниковъ, спеціализирующихъ, по всѣмъ правиламъ искусства, эксплуатацію легкомыслія, страсти, неопытности и глупости. Отсюда и кличка «пижоновъ», очень меткая и характерная, для объигрываемыхъ простаковъ. Самая игра, дѣлаясь орудіемъ правильнаго промысла спеціалистовъ, обращается въ искусство, требующее систематическаго изученія, таланта и множества техническихъ приспособленій.

Профессіональная игра для наживы не всегда обставлена шуллерствомъ. Напротивъ, заправскій, опытный и крупный игрокъ-мастеръ въ большинствѣ случаевъ — бонтонный джентльменъ и баринъ, ведетъ свои операціи съ полнымъ успѣхомъ безъ пособія шуллерства въ буквальномъ смыслѣ этого слова. Зачѣмъ онъ станетъ пачкаться рискованными, грубыми пособіями и орудіями устарѣлой шуллерской механики, когда нынѣ придумано множество другихъ, вполнѣ приличныхъ, тонкихъ способовъ вести игру и, въ результатѣ, никогда не проигрывать? Напримѣръ, существуетъ игрецкая аксіома, что, при правильномъ, разсчетливомъ веденіи игры въ банкъ или штосъ, банкометъ, располагающій достаточнымъ оборотнымъ капиталомъ, въ общемъ итогѣ всегда останется въ выигрышѣ. На этой аксіомѣ держится, какъ извѣстно, рулетка, которая получила было широкое право гражданства въ игорномъ [502]Петербургѣ. Точно также обусловливаютъ безпроигрышность систематическихъ картежныхъ операцій на большую ногу разныя остроумныя комбинаціи, основанныя на началахъ ассоціаціи, раздѣленіи труда и риска, на психологіи, мимическомъ искусствѣ и т. д. Намъ, конечно, нѣтъ нужды вдаваться въ теорію картежнаго мастерства; мы хотѣли только сказать, что въ наше просвѣщенное время — шуллера, въ прямомъ смыслѣ слова, съ краплеными картами, фальшивыми очками, вольтами, передержками и тому подобными классическими фокусами этого искусства, едва-ли встрѣчаются въ рядахъ столичныхъ игроковъ высшаго полета. Они попадаются, безъ сомнѣнія, и нынѣ, но болѣе въ низшей средѣ, въ разныхъ трущобахъ, и обираютъ слишкомъ ужь простоватыхъ, неотесанныхъ и ослѣпленныхъ хмѣлемъ «пижоновъ», затрудняющихся иногда различить, гдѣ у нихъ правая нога и гдѣ лѣвая. Что касается изысканныхъ учредителей привилегированныхъ картежныхъ домовъ, то они, въ тонкомъ комерческомъ разсчетѣ, простираютъ свою ревность о доброй репутаціи своихъ фирмъ до очень остроумныхъ изобрѣтеній. Такъ, одинъ изъ этихъ господъ прославился въ Петербургѣ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, изобрѣтеніемъ особыхъ магнитныхъ картъ и иныхъ приспособленій въ интересѣ честной игры. Онъ изготовлялъ карты съ желѣзными пластинками, посредствомъ которыхъ они метались магнитными палочками, а не пальцами, чѣмъ устранялась передержка; притомъ самая мётка (въ банкѣ, ландскнехтѣ и пр.) производилась на особыхъ стеклянныхъ ящикахъ, такъ что всякая попытка къ шуллерству была предупреждена и парализована. Тѣмъ не менѣе, притонъ этого организатора «честной» игры потерпѣлъ разгромъ, причемъ полиція арестовала болѣе 4 т. колодъ магнитныхъ картъ, и, кажется, это полезное изобрѣтеніе теперь затеряно.

Игорный промыселъ и игорные дома въ Петербургѣ имѣютъ свою любопытную исторію, которую не разъ уже пытались начертать въ нашей литературѣ болѣе или менѣе достовѣрные исторіографы. Опытъ этотъ сдѣлалъ отчасти въ своихъ романахъ покойный Чужбинскій. Нынѣ нѣкто К. Бороздинъ далъ въ одной петербургской газетѣ рядъ фельетоновъ «Изъ лѣтописи петербургскихъ игорныхъ домовъ», не отличающихся, впрочемъ, обиліемъ фактовъ. Впрочемъ, вполнѣ правъ г. Бороздинъ, утверждая, что [503]«въ Петербургѣ никогда не переводились игорные дома, не смотря на строгое ихъ запрещеніе, а переживали только разныя полосы большей или меньшей терпимости». Обыкновенно какая нибудь громкая скандалезная исторія, происшедшая въ томъ или другомъ игорномъ домѣ, на время привлекаетъ чрезвычайное взыскательное вниманіе полиціи на всѣ этого рода учрежденія, и они терпятъ погромъ. Дома закрываются, а ихъ хозяева и компаньоны административно высылаются въ мѣста болѣе или менѣе отдаленныя, а то и подъ судъ попадаютъ, хотя очень рѣдко (за обозрѣваемый нами періодъ изъ столичныхъ крупныхъ игорныхъ домовъ одинъ только рулеточный притонъ пресловутаго Колемина сдѣлался объектомъ судебнаго преслѣдованія). Но—«страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ»:—по нашему обычаю, блюстительская ретивость, что лѣтняя гроза, послѣ возбужденнаго извнѣ припадка неусыпности и нещадной строгости, пошумѣвъ и погремѣвъ, быстро улегается и спускаетъ рукава. На мѣсто разгромленныхъ и уничтоженныхъ игорныхъ домовъ появляются новые, вмѣсто выбывшихъ артистовъ картежнаго ремесла прибываютъ и заводятся другіе, не менѣе искусные.

Въ настоящее время, какъ и всегда, въ Петербургѣ имѣются въ избыткѣ игорные дома, существующіе чуть не открыто. По крайней мѣрѣ, адресы ихъ, имена хозяевъ, самая хроника ихъ дѣйствій и приключеній не составляютъ ни малѣйшей тайны: — они всегда хорошо извѣстны не только посвященнымъ представителямъ игорнаго мірка, но чуть не всему городу. Маленькая пресса постоянно слѣдитъ за ними и самымъ нецеремоннымъ образомъ, подъ прозрачными иниціалами, съ предательскими намеками и подмигиваніями, изображаетъ ихъ героевъ и гостей въ такомъ, напримѣръ, родѣ (беремъ на выдержку одинъ изъ многочисленныхъ въ этомъ жанрѣ этюдовъ):

«Мы отправились,—пишетъ хроникеръ газеты.—Домикъ на одной изъ главныхъ улицъ столицы, домикъ не то казенный, не то какого-то вѣдомства, и магнетизеръ пріютился въ этомъ домикѣ на самомъ верху. «Гостей» здѣсь ежедневно цѣлая масса. «Собранія» начинаются съ «утренниковъ», часовъ съ 10-ти утра въ экстренныхъ случаяхъ, и продолжаются всю ночь напролетъ въ [504]случаяхъ обыденныхъ. Швейцаръ пропускаетъ гостей хотя бы въ третьемъ часу ночи, а горничная любезно открываетъ имъ двери.

«— Пожалуйте-съ!.. Здѣсь брѣютъ, стригутъ и кровь отворяютъ.

«Здѣсь «жарятъ» въ ландскнехтъ, тамъ «дуются» въ штосъ, въ антрактахъ—баккара̀, макао и прочія «легонькія» игры. Самъ патронъ иногда играетъ, иногда выигрываетъ, подчасъ даже проигрываетъ, но всегда взимаетъ за карты. Карты для ландскнехта—изобрѣтенія хозяина, которыми якобы нельзя передернуть, но нельзя и отрицать, что многихъ игроковъ отъ этихъ картъ очень таки чувствительно передергиваетъ.

«Здѣсь недавно въ пухъ и прахъ разыгранъ былъ юный морякъ; даже «барышни» пущены были въ ходъ для «розыгрыша» юнаго картежника, ну, — и разыграли! Юноша, должно быть, и теперь вспоминаетъ эту исторію. Здѣсь же разыграли дважды — вѣдь нужно же быть такимъ бараномъ?! — одного служащаго при нѣкоей желѣзной дорогѣ; здѣсь же нѣкій цѣлитель недуговъ человѣческихъ оставлялъ ночью то, что̀ онъ днемъ получалъ за «визиты». Словомъ здѣсь «была игра!» И не разъ была и не разъ бываетъ и по настоящую минуту».

Само собою понятно, что послѣ такого живописнаго изображенія очень нетрудно было бы найти указанный «домикъ» тѣмъ, кому о томъ вѣдать надлежитъ, а найдя и удостовѣрившись въ справедливости газетнаго сказанія, распорядиться съ гостепріимнымъ домикомъ согласно требованіямъ закона. Несмотря на это, такіе домики преблагополучно существуютъ иногда многіе годы. Чѣмъ же это объяснить?—Кромѣ вышеуказанной причины, лежащей въ самомъ свойствѣ нашей блюстительской дѣятельности, играютъ здѣсь большую роль связи и знакомства, которыми заручаются фешёнебельные, изъ хорошаго общества, учредители игорныхъ домовъ высшаго полета, престижъ порядочности и радушнаго общежитія, которыми старательно замаскировывается организація и задачи такихъ «домиковъ», и наконецъ,—что̀ самое главное,—господствующіе въ высшихъ слояхъ общества пороки и страсть къ игрѣ.

Что̀ пользы, въ самомъ дѣлѣ, въ упраздненіи того или другаго игорнаго притона, когда значительная часть общества, наиболѣе вліятельная и зажиточная, въ своей совокупности [505]представляетъ въ сущности одинъ огромный игорный домъ? — Шуллера и профессіональные игроки — прямой, естественный продуктъ этого явленія. Существуютъ коршуны потому, что существуютъ «пижоны»; существуютъ игорные дома потому, что въ нихъ есть настоятельная потребность — не менѣе настоятельная, чѣмъ та, которая создала и узаконила, напр., существованіе публичныхъ домовъ непотребства…

Въ этой области быстрой, легкой наживы и быстраго разоренія фигурируетъ, по преимуществу, опять таки «благородный человѣкъ», «питомецъ славы». Большая картежная игра искони была любимымъ занятіемъ нашего барства, но тогда какъ въ блаженныя времена обилія она составляла для него забаву и поприще для сильныхъ ощущеній, — нынѣ, въ дни оскудѣнія, захудалый и обѣднѣвшій «благородный человѣкъ» часто ищетъ въ картахъ источниковъ пропитанія и обогащенія, обращая игру въ свое ремесло. Профессіональные игроки-мастера и учредители игорныхъ домовъ — въ большинствѣ случаевъ такъ называемые «порядочные» люди, нерѣдко съ аристократическими именами, представители свѣтскаго общества.

Пріѣзжаетъ во второй половинѣ 60-хъ годовъ въ Петербургъ блистательный кавалеристъ-ремонтёръ, съ громкой фамиліей и большими связями, привозитъ съ собой 75 т., — казенныхъ или своихъ осталось не разъясненнымъ, — и начинаетъ жить широко, по барски, съ безграничнымъ хлѣбосольствомъ. Въ его салонахъ собирается лучшее столичное общество, преимущественно изъ гвардейскихъ офицеровъ. Превосходный столъ, дорогія вина, гаванскія сигары, товарищеское радушіе и любезная простота хозяина всѣхъ очаровываютъ. Свобода полная — дѣлай что̀ хочешь, забавляйся, какъ умѣешь! Гостепріимный хозяинъ предупредилъ всякіе вкусы и, между прочимъ, разставилъ на охотниковъ зеленые столы. Охотники, конечно, находятся, къ нимъ присаживаются какіе-то очаровательные джентльмены, рекомендованные хозяиномъ. Начинается игра… Играютъ вечеръ, другой и такъ далѣе, но—что̀ за притча? — Гости, одинъ за другимъ, продуваются въ пухъ и прахъ, однимъ таинственнымъ джентльменамъ непрерывно валитъ «воловье счастье». Самъ хозяинъ не играетъ. Тѣмъ не менѣе, въ городѣ складывается про него сказаніе, что онъ организовалъ игорный домъ, въ [506]которомъ чиститъ карманы «золотой молодежи» при посредствѣ подозрительныхъ личностей, немного сродни Расплюевымъ.

Мы разсказали эту исторійку, одну изъ многихъ однородныхъ, чтобы показать, кто и какъ заводитъ у насъ игорные дома. Нынѣ это самый распространенный типъ шуллерской организаціи. Учредитель и хозяинъ игорнаго дома стоитъ въ сторонѣ отъ самыхъ операцій по обработкѣ «пижоновъ»; онъ — или вовсе не играетъ, или играетъ слегка, мимоходомъ. Какъ радушному хлѣбосолу, ему не до картъ: онъ весь вечеръ встрѣчаетъ, занимаетъ и угощаетъ гостей, а главное — сводитъ ихъ съ «мастерами». По отношенію къ послѣднимъ, онъ или подрядчикъ-наниматель, или компаньонъ. Всего чаще, организовавъ и сплотивъ компанію артистовъ по ремеслу, онъ пользуется съ ихъ добычи условленнымъ львинымъ процентомъ. Потомъ въ его пользу идетъ плата за карты. Въ сложности, получается такой жирный и вѣрный доходъ, что организаторъ игорнаго дома, всегда очень дорого стоющаго, съ лихвой покрываетъ издержки, живетъ сибаритомъ и накапливаетъ капиталы.

Въ организацію шуллерскихъ шаекъ, оперирующихъ въ игорныхъ домахъ, нерѣдко входятъ и особы прекраснаго пола — обольстительныя сирены сомнительной репутаціи, предназначенныя для того, чтобы своими прелестями и кокетствомъ отуманивать женолюбивыхъ «пижоновъ». Иногда эти дамы принимаютъ и непосредственное участіе въ игрѣ. Вообще, въ послѣднее время на этомъ поприщѣ не менѣе успѣшно, чѣмъ и на другихъ, наша культурная женщина достигла почти полнаго равенства съ мужчиной. Не только карточной, но и другимъ азартнымъ играмъ современная дама предается безъ стѣсненія. Она участвуетъ во всевозможныхъ видахъ спорта, играетъ на скаковомъ тотализаторѣ, пробуетъ счастія на рулеткѣ, въ публичныхъ лотереяхъ, а также въ биржевой игрѣ; наконецъ, стали появляться небывалыя прежде артистки по части бильярдной игры, играющія на деньги въ трактирахъ и съ большимъ искусствомъ.

Карточная игра сильно распространена въ Петербургѣ не только въ высшихъ культурныхъ слояхъ, но также и въ низшей, полуобразованной городской массѣ населенія. Любимая, господствующая игра здѣсь — «стуколка», но практикуются также и другія [507]азартныя игры. На спросъ картежниковъ этой среды возникаютъ и спеціальные игорные дома низшаго разбора, гдѣ уже не церемонятся съ «пижонами» и обираютъ ихъ такими явными и грубыми шуллерскими способами, что тѣмъ не остается никакого сомнѣнія насчетъ того, въ чьи лапы они попали, и хроника этихъ домовъ обыкновенно изобилуетъ скандалами, драками и вмѣшательствомъ полиціи. Полиція, и по собственной иниціативѣ, часто наслѣживаетъ эти притоны, накрываетъ ихъ организаторовъ и мастеровъ на мѣстѣ дѣйствія, а потомъ предаетъ ихъ мировому суду. Въ практикѣ послѣдняго встрѣчается множество такихъ дѣлъ. Существуютъ у насъ и опыты устройства уличной шуллерской игры, разсчитанной на скудные гроши простолюдиновъ. Такой опытъ былъ однажды накрытъ на народномъ гуляньѣ на Марсовомъ полѣ. Орудовала здѣсь цѣлая шайка. Одни изъ ея членовъ, «манилы», завлекали простолюдиновъ въ игру, устраиваемую тутъ же, подъ открытымъ небомъ, а другіе обирали ихъ посредствомъ шуллерскихъ пріемовъ въ игрѣ, представлявшей что-то въ родѣ «трилистика» или «стуколки».

Какъ всякій промыселъ, профессіональная карточная игра спеціализируется по роду приспособленія въ погонѣ за добычей. Игрокъ, что̀ охотникъ, долженъ приспособляться къ мѣстонахожденію дичи и ловить ее въ удобной обстановкѣ. Такимъ образомъ, существуютъ профессіональные игроки — спеціально клубскіе или оперирующіе въ игорныхъ домахъ, съ которыми мы уже познакомились; затѣмъ есть мастера «сихъ дѣлъ» желѣзнодорожные, пароходные, трактирные и т. д. Желѣзнодорожные шуллера, практикующіе по бойкимъ линіямъ, какова, напримѣръ, московско-петербургская, нерѣдко образуютъ цѣлую правильно-сплоченную компанію, которая дѣйствуетъ по сложному, искусно-составленному плану. Одни ея члены выглядываютъ среди пассажировъ подходящихъ «пижоновъ», удрученныхъ дорожной скукой, знакомятся съ ними и неощутительно наводятъ на мысль объ игрѣ; другіе, какъ бы совершенно незнакомые съ первыми и между собою, напрашиваются въ партнеры, а затѣмъ уже, стройно и дружно, производится очистка кармана неосторожной жертвы. Въ томъ же обыкновенно порядкѣ дѣйствуютъ и пароходные игроки. Трактирные пользуются результатами радушнаго гостепріимства тѣхъ заведеній, [508]въ которыхъ они раскинули свои сѣти. Въ описываемое время, картежная игра въ столичныхъ трактирахъ была явленіемъ обычнымъ, но особенно славилась въ этомъ отношеніи трущобная гостинница «Вознесенская», бывшая форменнымъ игорнымъ домомъ и притономъ шуллеровъ, за что она и была впослѣдствіи закрыта высшей полицейской властью. Трактирные игроки — безъ сомнѣнія, при болѣе или менѣе косвенномъ посредничествѣ хозяевъ и прислуги такихъ заведеній — сводятъ знакомства у буфета, подпаиваютъ свои жертвы, потомъ завлекаютъ въ свои «номера» и тамъ обыгрываютъ навѣрняка.

Картами далеко не исчерпывается обозрѣваемая общественная язва. Въ Петербургѣ очень развита также бильярдная игра на деньги, центромъ которой считается извѣстный ресторанъ «Доминика», гдѣ подвизаются профессіональные артисты этой игры, изъ которыхъ многіе составили себѣ громкое имя въ извѣстныхъ кружкахъ. Бильярдная игра имѣетъ, такъ сказать, постоянный штатъ профессіональныхъ артистовъ-игроковъ, въ лицѣ маркеровъ, которые обыкновенно или сами играютъ съ гостями на деньги, или держатъ «мазу» своимъ сообщникамъ. Конечно, и здѣсь шуллерство и обманъ имѣютъ широкое примѣненіе. Потомъ, лѣтъ десять тому назадъ, вошла и весьма процвѣла было у насъ въ столицѣ рулетка. Развитію этой остроумной забавы нанесенъ былъ чувствительный ударъ процессомъ, возбужденнымъ противъ извѣстнаго Колемина, организовавшаго правильный, на широкихъ комерческихъ началахъ, рулеточный банкъ, который ворочалъ десятками тысячъ и собиралъ за своими столами, «на огонекъ», пеструю компанію, отъ представителей jeunesse et vieillesse dorés, богатыхъ купчиковъ и т. д., до покладистыхъ редакторовъ изъ «маленькой» прессы и ихъ сотрудниковъ. Какъ извѣстно, по неусыпному почину прокурорскаго надзора, гостепріимный домикъ Колемина былъ закрытъ, а его предприниматель преданъ суду и сосланъ. Попадаются случаи устройства частныхъ тайныхъ лотерей, которыя также запрещены закономъ. Находчивый обыватель пускаетъ въ лотерейный выигрышъ какую нибудь вещь или просто деньги, сбываетъ направо и налѣво билеты на сумму, въ нѣсколько разъ превосходящую цѣнность выигрыша, и — иногда попадаетъ предъ лицо мироваго судьи. Очень странно, однако, что рядомъ съ запрещеніемъ всякихъ [509]другихъ видовъ азартной публичной игры, у насъ пользуется полнымъ просторомъ и снисходительной терпимостью такая безобразная и безнравственная игра, какъ скаковой тотализаторъ, дѣлающій обороты на многія тысячи рублей, завлекающій толпу, озвѣряющій ее, а въ той или другой части — и разоряющій. Между тѣмъ, совершенно однородный, но сравнительно менѣе вредный, по крайней мѣрѣ, въ количественномъ отношеніи, спортсменскій игорный азартъ въ классическомъ пѣтушиномъ бою, какъ и самый этотъ бой, у насъ строго преслѣдуется. Охотниковъ до пѣтушинаго боя въ Петербургѣ немало, судя по тому, что однажды у одного изъ нихъ полиція накрыла цѣлую толпу зрителей и болѣе двадцати экспонентовъ-соперниковъ, явившихся со своими пѣтухами для игрецкаго состязанія. Упомянемъ наконецъ о нашей національной, крайне немудрящей, но чрезвычайно азартной игрѣ — «орлянкѣ», которой со страстнымъ увлеченіемъ предается рабочій людъ, чаще всего въ праздникъ, лѣтомъ, на вольномъ воздухѣ, гдѣ нибудь въ глухихъ окраинахъ, вдали отъ полицейскаго надзора. Игра эта также деморализуетъ и разоряетъ увлекающихся ею, какъ и всякая другая азартная игра.

Какими, однако же, ничтожными и сравнительно невинными должны показаться намъ всѣ исчисленныя игры передъ тѣмъ огромнымъ, алчнымъ «стозѣвнымъ чудищемъ», за одинъ глотокъ пожирающимъ милліоны, которое называется биржевой игрой! Биржевая игра, какъ явленіе общественное, въ прямомъ смыслѣ слова, существуетъ у насъ не очень давно — лѣтъ двадцать пять, со времени чрезвычайнаго развитія акціонерно-банковскаго дѣла, превращеннаго очень скоро въ наглую и безграничную спекуляцію. Наша биржа впрочемъ лишена самостоятельности и какъ извѣстно, зависитъ всецѣло отъ Берлина, который, въ свою очередь, зависитъ отъ другихъ финансовыхъ центровъ, такъ что въ сущности мы имѣемъ здѣсь дѣло съ міровымъ явленіемъ — съ цѣлой огромной системой гешефта, спекуляціи и грабежа, эксплуатирующей повсемѣстно «Дурака и Компанію», какъ называетъ Шерръ весь родъ людской.

Биржевая игра, заключающаяся въ искусственномъ повышеніи и пониженіи ходкихъ бумагъ, въ фиктивныхъ сбытѣ и покупкѣ ихъ на извѣстные сроки, съ цѣлью выиграть на разницѣ между [510]условленной цѣной и курсомъ, ведется въ Петербургѣ постоянно и имѣетъ своихъ спеціалистовъ, возведшихъ это дѣло въ правильный промыселъ. Спеціалистовъ такихъ множество, и они составляютъ преобладающее ядро биржи. Тутъ попадаются и крупные капиталисты — банкиры, желѣзнодорожники, купцы, сановники-финансисты, и мелкіе разноплеменные гешефтмахеры, именуемые «зайцами», вѣроятно, за свою юркость и впечатлительность. Какъ всякая азартная игра, биржевая основана на отгадываніи прихотливыхъ колебаній курса, по чутью, на счастіе, а также по дальновидному соображенію разныхъ обстоятельствъ и условій, такъ или иначе вліяющихъ на настроеніе биржи. Такая игра очень рискованна и слишкомъ подвержена случайностямъ, чтобы не явились здѣсь шуллерскія попытки играть навѣрняка. Весь вопросъ въ томъ, чтобы заранѣе твердо знать грядущіе моменты повышенія или пониженія данныхъ бумагъ и, сообразно этому, вести операціи. Понятно, что при этомъ условіи проигрыша быть не можетъ, но какъ заранѣе угадать оборотъ биржевой судьбы? — Это достигается иногда заблаговременнымъ знаніемъ тѣхъ или другихъ, имѣющихъ совершиться политическихъ, государственныхъ и финансовыхъ перемѣнъ, которыя должны оказать извѣстное вліяніе на биржевой рынокъ или на курсъ той или другой цѣнной бумаги. Конечно, это могутъ знать только люди посвященные въ дѣла и стоящіе близко къ вліятельнымъ сферамъ. И про нѣкоторыхъ изъ такихъ людей, не упустившихъ оказіи воспользоваться своими свѣдѣніями и быстро обогатиться, въ петербургской скандалезной хроникѣ ходитъ много сказаній. Но такія оказіи не всегда бываютъ, да и не для всякаго онѣ доступны. Самый же обыкновенный и общераспространенный способъ биржевой игры заключается въ шуллерскомъ муссированіи курсовъ въ сторону повышенія или пониженія. Для этого избирается какая нибудь одна бумага, почему либо удобная для игры, и ею начинаетъ балансировать стакнувшаяся шайка биржевыхъ спекулянтовъ: — то гонитъ ее искусственно вздутымъ спросомъ вверхъ, то быстро роняетъ, въ томъ или другомъ случаѣ безпощадно эксплуатируя и разоряя довѣрчивыхъ, простоватыхъ капиталистовъ изъ публики. Такимъ образомъ, биржевая спекуляція азартно шуллерничала, между прочимъ, во второй половинѣ шестидесятыхъ годовъ билетами внутреннихъ съ выигрышами займовъ, вздула ихъ курсъ [511]до чрезвычайно высокой, фальшивой цѣны, сдѣлала ихъ самой популярной бумагой въ публикѣ и, въ результатѣ, потерпѣла жестокій крахъ. Разумѣется, больше всего поплатилась публика. Паденіе названныхъ билетовъ выразилось въ нѣсколькихъ десяткахъ рублей на каждый, вслѣдствіе чего множество капиталистовъ были совершенно разорены. Мы отмѣтили только самый рельефный эпизодъ въ исторіи петербургской биржевой игры; въ менѣе же крупномъ масштабѣ, по мелочамъ, такого рода «декадансы» однихъ и обогащеніе другихъ, вслѣдствіе ухищреній биржевой спекуляціи, — явленіе повседневное, и до того нормальное и обыденное, что въ газетныхъ биржевыхъ бюллетеняхъ нѣкоторыя бумажки такъ ужь и называются, en toutes lettres, «спекулятивными» — берегите, молъ, благосклонный читатель, ваши карманы! Строго говоря, «спекулятивная» бумага — это та же шуллерная карта, съ поддѣльнымъ крапомъ и фальшивыми очками, но биржевой жаргонъ и его аллегоріи никого не тревожатъ и не возмущаютъ.

Къ биржевой спекуляціи близко примыкаютъ, подъ тою же легальной маской комерціи, кулачество и маклачество, представляющія собою самые распространенные на Руси виды легкой и нечистой наживы. Процвѣтаютъ они и въ Петербургѣ, и иногда въ грандіозныхъ размѣрахъ. Хорошо извѣстны всѣмъ случаи кулаческихъ спекуляцій на петербургскомъ рынкѣ съ сахаромъ, съ керосиномъ, съ мясомъ, съ дровами, съ квартирами и даже съ хлѣбомъ. Суть кулачества заключается въ прижимкѣ потребителя или производителя путемъ стачки, ради хищническаго пониженія или поднятія цѣны на извѣстный продуктъ, на извѣстную потребность. Кулачество алчно пользуется нуждою, оскудѣніемъ жителя, и не знаетъ къ нему пощады. Такимъ образомъ, въ неурожайные годы столичные хлѣбопромышленники обнаруживаютъ каждый разъ наклонность къ безграничному повышенію цѣнъ на хлѣбъ и, еслибы не встрѣчали въ подобныхъ случаяхъ энергическаго противодѣйствія со стороны правительства, то тысячи бѣдняковъ вынуждены были бы умереть съ голоду. Въ концѣ шестидесятыхъ и началѣ семидесятыхъ годовъ петербуржцы попали подъ жестокій гнетъ квартирно-дровянаго кулачества. Домовладѣльцы и дровяники неимовѣрно подняли цѣны — первые на квартиры, а вторые — на дрова. Замѣчательны во всѣхъ подобныхъ явленіяхъ единодушіе и стройность [512]капиталистической эксплуатаціи, совершенно исключающія присутствіе благодѣтельной конкуренціи, хотя это и не всегда бываетъ результатомъ сговора и предварительно-обусловленной стачки. Въ этомъ случаѣ кулакъ кулака чуетъ издалека, и хищный инстинктъ у нихъ самъ собою, безъ словъ «вѣсть подаетъ», — точно ядовитое повѣтріе пройдетъ незримо по городу и ожесточитъ сердца, наклонныя къ кулачеству и дождавшіяся своихъ именинъ. Быстро, какъ бы по телефону, устанавливается извѣстная цѣна, извѣстный способъ дѣйствій во всѣхъ концахъ города, по сигналамъ, подаваемымъ изъ центровъ кулаческой спекуляціи. Это — факты крупные, взятые для рельефности въ очертаніи даннаго явленія; но всякому хорошо извѣстно изъ повседневной практики, что у насъ сплошь и рядомъ во всѣхъ слояхъ общества попадаются кулаки, и что мелкое и крупное кулачество часто вплетается во всевозможныя житейскія отношенія, семейныя и общественныя, дѣловыя и увеселительныя. Собакевичъ — одинъ изъ самыхъ безсмертныхъ и распространенныхъ типовъ на Руси только нужно умѣть различать его подъ разными личинами и оболочками.

Маклакомъ въ Петербургѣ называется спеціальный промышленникъ, чаще всего представитель «черной сотни», въ задачи котораго входитъ рыскать повсюду несытымъ волкомъ и ловить оказію — благопріобрѣтать, что̀ бы ни пришлось, за безцѣнокъ. Стеченіе маклаковъ можно видѣть на всѣхъ торгахъ, подрядахъ и публичныхъ аукціонахъ. Маклаки раздѣляются, по роду промысла, на нѣсколько группъ, и каждая представляетъ собою правильно и плотно организованную шайку хищниковъ, принимающихъ то или другое участіе въ дѣлежѣ добычи. На торгахъ по подрядамъ они являются съ угрозою «сбить» цѣны для того, чтобы вынудить отъ желающаго взять подрядъ условленное отступное, которое, смотря по суммѣ подряда, достигаетъ иногда очень крупнаго куша. Аукціонные маклаки, сосредоточивающіеся въ рынкахъ, дѣйствуютъ по другому плану: — придя шайкой на аукціонъ, они стараются всецѣло овладѣть торгомъ, для чего всякими способами отваживаютъ стороннихъ покупателей, а потомъ закупаютъ всю наличность за безцѣнокъ, везутъ на рынокъ и тамъ устраиваютъ уже свой товарищескій аукціонъ. Полученная этимъ путемъ прибыль идетъ въ «вязку», т. е. дѣлится между всѣми членами [513]маклаческой шайки… Для людей разоряющихся и бѣдныхъ, которымъ приходится волей-неволей продавать свое имущество наскоро, маклаки — настоящая саранча!

Впрочемъ, при торгахъ на подряды и концессіи, въ особенности казенные, говорятъ, недостаточно удовлетворить однихъ только маклачествующихъ конкурентовъ, — нужно еще «помазать» и тѣ руки, изъ которыхъ идутъ подряды. Такъ говорятъ, а нѣсколько лѣтъ тому назадъ извѣстный журналистъ, бывшій прежде крупнымъ казеннымъ подрядчикомъ, публично исповѣдался въ своей газетѣ, что онъ давалъ взятки чиновнымъ дателямъ подрядовъ, назвалъ даже цифры — сколько давалъ (это были десятки тысячъ), и заключилъ свою исповѣдь догматическимъ утвержденіемъ, что безъ этого у насъ, будто бы, никакіе казенные подряды немыслимы.

Слава о томъ, что на Руси ничего безъ этого не дѣлается, а съ помощью этого, превращеннаго на ломанномъ русскомъ языкѣ въ характерное «благодарру», достигла даже Германіи, откуда, на зовъ этой недоброй славы, и прибылъ однажды предпріимчивый молодецъ, въ лицѣ достопамятнаго Струсберга.

— Я узналъ, — говорилъ на судѣ этотъ всесвѣтный проходимецъ, — что въ Россіи получаютъ концессіи за деньги. Общеизвѣстно, напримѣръ, что господинъ Меккъ далъ 1.500,000 рублей за полученіе концессіи. Я могъ бы привести другія подобныя же дѣла. Поэтому я, рѣшившись начать дѣлать дѣла въ Россіи, долженъ былъ заручиться большими деньгами, чтобы имѣть возможность давать приличное «благодарру»… Я теперь вижу, что ошибся, и радуюсь, что теперь въ Россіи преслѣдуются другіе нравственные законы, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, я сожалѣю, что дѣлаюсь жертвой происшедшей перемѣны принциповъ…

Ахъ, еслибы эта радость и сожалѣніе Струсберга, возбужденныя, какъ онъ думалъ, происшедшей на Руси «перемѣной принциповъ» по отношенію къ «благодарру», дѣйствительно имѣли достаточное для себя основаніе! Къ сожалѣнію, горькіе вопіющіе факты изъ повседневной жизни ни на минуту не допускаютъ возможности обольщать себя такой иллюзіей. Довольно одного феноменальнаго процесса бывшаго кронштадтскаго полиціймейстера Головачева для убѣжденія въ той печальной истинѣ, что взятка не [514]только не перевелась на Руси, но какъ бы еще, съ теченіемъ времени, ожесточилась и усугубилась…

Въ заключеніе, намъ остается отмѣтить еще одинъ, пышно расцвѣтшій въ наши дни, характеристическій видъ легкой наживы путемъ эксплуатаціи порочныхъ инстинктовъ городской испорченной толпы. Мы разумѣемъ современную оперетку, въ широкомъ смыслѣ слова, которая, не взирая на свои «художественныя» претензіи, никакъ не можетъ быть отнесена къ искусству, — ея мѣсто, по справедливости, наряду съ заведеніями публичной гульбы и непотребства. Оперетка, въ современномъ ея видѣ, возмущаетъ чистое эстетическое чувство и отталкиваетъ нравственно своимъ цинизмомъ, своей грубой порнографіей. Но тѣмъ, на кого производитъ оперетка такое непріятное впечатлѣніе, — она не страшна; ея вліяніе гибельно для полуневѣжественной, безвкусной городской массы, лишенной критическаго пониманія и слѣпо поддающейся обаянію безнравственнаго куплетика, безстыдно выставленнаго на показъ женскаго голаго тѣла, грубаго фарса, пародирующаго сатиру, и осмѣянія того, что̀ вовсе не смѣшно и надъ чѣмъ нужно бы плакать… Зная и видя дѣйствіе оперетки на эту толпу, не трудно логически отыскать въ ней одинъ изъ источниковъ глубокаго поврежденія нравовъ, легкомыслія и цинической разнузданности современной городской толпы.

И вотъ этимъ-то веселымъ культомъ сценической порнографіи и деморализаціи кормится и наживается цѣлый классъ промышленниковъ, которые были бы отвратительны, еслибы только они не были прежде всего непроходимо-невѣжественны. Вѣдь они — всѣ эти прославленные, зазнавшіеся импрессаріо, съ бушменскими нравами, проматывающіе на вино, оргіи и прихоти десятки тысячъ, эти соперничающія округленностью формъ и безстыдствомъ «примадонны», получающія сумашедшіе оклады, чуть не по червонцу за каждую визгливо проскандированную нотку, эти «артисты», ревущіе бѣлугами и кривляющіеся съ граціей сластолюбивыхъ обезьянъ, — всѣ они мнятъ, что служатъ великому богу искусства и споспѣшествуютъ процвѣтанію отечественнаго театра! Въ извиненіе имъ одно только можно сказать: «не вѣдаютъ, что̀ творятъ»… А въ утѣшеніе друзьямъ морали можно указать на то, что эта язва въ настоящее время, очевидно, переживаетъ кризисъ. [515]Въ обществѣ замѣтно начинаетъ проступать оскомина къ опереткѣ и реакція противъ нея, такъ что промыселъ этотъ становится все болѣе и болѣе рискованнымъ и невыгоднымъ.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.