Всего разительнѣе по своимъ проявленіямъ, всего тягостнѣе по своимъ послѣдствіямъ и всего поучительнѣе въ своихъ урокахъ былъ кризисъ, разразившійся во Франціи вслѣдствіе операцій знаменитаго Лау (1715—1720) [1][2].
Рѣдко представлялось финансисту болѣе подходящее поле для экспериментовъ, чѣмъ Франція во времена регентства. Съ одной стороны французы болѣе всякой другой націи падки на новизну и охотники до быстрой наживы. Съ другой стороны финансы Франціи были такъ расшатаны непрерывными войнами и расточительностью Людовика XIV, а также вымогательствами откупщиковъ податей, что во второй половинѣ царствованія этого короля страна лишилась почти половины своего національнаго богатства, что за тридцать лѣтъ общенародный годовой доходъ уменьшился на сумму 1,500 милліоновъ и что Фенелонъ имѣлъ право сказать: „мы продолжаемъ существовать лишь какимъ то чудомъ; государство — дряхлая негодная машина, которая еще продолжаетъ раскачиваться въ силу прежняго сообщеннаго ей толчка, но при первомъ же ударѣ рухнетъ“.
Палліативныя средства, къ которымъ прибѣгнулъ Людовикъ XIV въ послѣдніе годы своего царствованія для наполненія пустыхъ сундуковъ своего казначейства, — продажа дворянскихъ и другихъ титуловъ, продажа новосозданныхъ должностей, изъ которыхъ одна другой была смѣшнѣе и безполезнѣе, ухудшеніе монеты, выпускъ бумажныхъ денегъ, займы у генеральныхъ откупщиковъ податей, поглотившіе въ скоромъ времени бо̀льшую часть доходовъ слѣдующаго года впередъ, — всѣ эти палліативныя средства не могли предотвратить разоренія финансовъ, которые „великій король“ оставилъ въ наслѣдство своему преемнику. Расточительность регента ничего не измѣнила въ этомъ печальномъ положеніи дѣлъ. Поэтому весьма естественно было ожидать, что человѣка, обѣщающаго устранить зло самыми простыми финансовыми операціями и сулящаго замѣнить нужду избыткомъ, примутъ съ распростертыми объятіями. Такимъ человѣкомъ явился Джонъ Лау.
Лау, родившійся въ Эдинбургѣ, въ 1671 году, былъ сынъ одного изъ тѣхъ золотыхъ дѣлъ мастеровъ, которые въ то время въ Великобританіи заступали мѣсто банкировъ. При основаніи англійскаго банка (1694) Лау имѣлъ случай черезъ своего земляка, Уильяма Паттерсона, еще глубже проникнуть въ тайны финансовыхъ и банковыхъ операцій; но затѣмъ вслѣдствіе дуэли, въ которой онъ убилъ своего противника, былъ вынужденъ бѣжать на континентъ. Тутъ онъ жилъ нѣкоторое время поперемѣнно то въ Амстердамѣ, то въ Италіи, то въ Брюсселѣ, и еще болѣе расширилъ свои финансовыя свѣдѣнія. Наконецъ, сдѣлавшись вторично, послѣ одной неудавшейся попытки, обладателемъ состоянія въ 2½ милліона франковъ, онъ переселился въ Парижъ съ цѣлью предложить свои услуги герцогу Орлеанскому. „Обѣщанія Лау, говоритъ І. Э. Горнъ, имѣли тѣмъ болѣе вѣроятій успѣха во Франціи, что идеи его ослѣпляли блистательною новизною и, въ основѣ, заключали въ себѣ много вѣрнаго. Когда Лау возстаетъ противъ запрещенія вывозить золото и серебро, какъ мѣры, не достигающей своей цѣли; когда онъ ратуетъ противъ фальсификаціи монеты на томъ основаніи, что она повергаетъ страну въ бѣдность, а королю ни къ чему не служитъ; когда онъ цѣнность монеты полагаетъ въ ея внутреннемъ содержимомъ, а не въ томъ, что на ней отпечатано; когда онъ въ кредитѣ ищетъ средства для замѣны недостающихъ денежныхъ знаковъ; когда онъ стремится поднять мелкіе капиталы, черезъ соединеніе ихъ, на степень великой и плодотворной силы, — во всемъ этомъ онъ очевидно стоитъ далеко впереди своего времени и въ особенности воззрѣній, господствовавшихъ при тогдашнемъ уровнѣ экономическаго образованія во Франціи. Но онъ испортилъ дѣйствіе своего вѣрнаго пониманія частью тѣмъ, что допустилъ въ немъ примѣсь ложныхъ идей, частью же тѣмъ, что вѣрныя идеи довелъ до преувеличенія“.
Онъ страдалъ тою же неясностію основныхъ политико-экономическихъ понятій, образчики которой намъ случалось видѣть еще и въ наши дни. О деньгахъ, правда, онъ имѣлъ довольно вѣрныя понятія, но онъ все таки смѣшивалъ деньги съ капиталомъ, и эта ошибка приводила созданныя имъ предпріятія и операціи, на зло совершенно вѣрной мысли, нерѣдко лежавшей въ ихъ основаніи, послѣ кажущихся блистательныхъ успѣховъ, къ конечному крушенію, — неизбѣжному слѣдствію ложнаго принципа. И такъ Лау смѣшивалъ, какъ мы уже сказали, деньги съ капиталомъ и такъ какъ онъ по опыту зналъ, что бумажные знаки черезъ кредитъ во многихъ случаяхъ совершенно замѣняютъ деньги, то онъ думалъ, создавая бумажные знаки, создать капиталъ и черезъ это простое средство обогатить страну.
Послѣ того, какъ съ помощью регента удалось одолѣть серьезное сопротивленіе парламента, Лау получилъ прежде всего разрѣшеніе основать частный банкъ (май, 1716), „капиталъ котораго, — таковы были его собственныя слова, онъ обязуется образовать изъ собственныхъ своихъ средствъ и изъ средствъ своей компаніи, и черезъ который онъ берется усилить обращеніе денегъ, положить конецъ ростовщичеству, замѣнить перевозку монеты между Парижемъ и провинціями, доставить иностранцамъ возможность вѣрнаго помѣщенія денегъ въ нашей странѣ, а населенію нашей страны — облегчить сбытъ его произведеній и уплату податей“. Акціонерный капиталъ состоялъ изъ шести милліоновъ ливровъ, раздѣленныхъ на акціи по 500 ливровъ каждая. Кругъ дѣятельности банка обнималъ дисконтированіе векселей, пріемъ вкладовъ и выдачу билетовъ на предъявителя. Успѣхъ банка превзошелъ всѣ ожиданія, и этимъ онъ былъ всего болѣе обязанъ тому, что Лау надежные векселя дисконтировалъ за 6%, между тѣмъ какъ обычная норма роста возросла въ тѣ времена до 20—30 процентовъ. Такъ какъ правительство требовало отъ сборщиковъ и отъ генеральныхъ откупщиковъ податей, чтобы они присылали слѣдующіе съ нихъ взносы въ казначейство не иначе, какъ билетами банка, то послѣдній вскорѣ получилъ возможность выпустить билетовъ на сумму, въ пять разъ превышавшую наличный его капиталъ. Но Лау не довольствовался этою скромною дѣятельностью: ему хотѣлось стать во главѣ всего денежнаго и кредитнаго дѣла страны и онъ добился отъ герцога Орлеанскаго эдикта, которымъ существовавшій до сихъ поръ контроль надъ банкомъ упразднялся, выпускъ билетовъ переходилъ въ руки статсъ-секретаря и такимъ образомъ частный банкъ превращался въ королевскій банкъ. Если бы Лау остановился на этомъ, ему, по всѣмъ вѣроятіямъ, удалось бы провести во Франціи важную экономическую реформу, постепенно, черезъ поднятіе торговли и промышленности, поднять страну изъ ея глубокаго финансоваго упадка и предохранить свое твореніе отъ позднѣйшей гибели. Но бѣда въ томъ, что проекты, безпрестанно зарождавшіеся въ богатой фантазіи Лау, владѣли человѣкомъ, а не человѣкъ владѣлъ проектами.
Лау задумалъ основать по примѣру Англіи и Голландіи большую, привилегированную промышленную компанію, которая сосредоточила бы въ своихъ рукахъ всѣ торговыя сношенія съ странами, лежащими за моремъ. Ему вскорѣ удалось получить концессію на образованіе торговаго общества, цѣлью котораго была — колонизація береговъ Миссисипи, незадолго передъ тѣмъ поступившихъ во владѣніе французовъ. Общество это было названо Compagnie d’Occident (западнымъ обществомъ). Капиталъ его былъ опредѣленъ въ весьма высокую для того времени сумму — въ 100 милліоновъ ливровъ, которые долженствовали быть раздѣлены на 200,000 акцій, по 500 ливровъ каждая. Компанія получила полное право собственности и верховной власти надъ всѣми открытыми уже въ то время или имѣющими быть открытыми впослѣдствіи землями въ Луизіанѣ которыя она разработаетъ сама, или же передастъ стороннимъ арендаторамъ и вассаламъ. Она пользовалась монополью канадской торговли бобрами, и за все это облагалась лишь слѣдующими обязательствами: при каждомъ восшествіи на престолъ она должна была подносить въ видѣ почетнаго дара золотую корону вѣсомъ въ 30 марокъ; она должна была ежегодно ввозить не менѣе 6,000 бѣлыхъ колонистовъ и 3,000 невольниковъ изъ негровъ (!!!); для индійцевъ, которыхъ она обратитъ въ христіанство, она должна была построить достаточное число церквей и содержать достаточное количество духовенства. Вся правительственная собственность въ колоніи, какъ-то: укрѣпленія, запасы оружія, провіанта и денегъ, уступалась компаніи безвозмездно; срокъ привилегіи компаніи былъ назначенъ въ 25 лѣтъ. Сначала публика, повидимому, какъ то туго принимала участіе въ дѣлахъ компаніи, не взирая на то, что взносы для образованія 100 милліоновъ основнаго капитала уплачивались исключительно свидѣтельствами государственнаго казначейства, которыя принимались по номинальной цѣнѣ, хотя курсъ ихъ въ то время (въ августѣ 1717) стоялъ на 6% ниже номинальной цѣны. Дѣло въ томъ, что вносимые билеты передавались государству, которое ихъ тотчасъ же уничтожало и такимъ образомъ поглощало весь акціонерный капиталъ, обязываясь ежегодной рентой въ 4 милліона ливровъ. Такимъ образомъ, не ранѣе іюля 1718 г. могъ быть собранъ весь основной капиталъ общества. Собственно эксплуатаціонный капиталъ общества состоялъ всего на всего изъ вышеупомянутой 4-хъ-милліонной ренты, причемъ акціонерамъ пришлось на первый годъ остаться безъ дивиденда. Даже для того, чтобы обезпечить за собою уплату этой ренты, Лау, отъ имени общества, добился уступки правительствомъ табачной монополіи на 9 лѣтъ, за ежегодную арендную плату въ 4,020,000 ливровъ. Такимъ образомъ онъ могъ въ случаѣ неисправности въ уплатѣ ренты, которую государство обязано было платить обществу, просто удерживать 4 милліона за табачную монополію; кромѣ того онъ обезпечивалъ колоніямъ общества нѣкоторый сбытъ главнѣйшаго ихъ продукта. Въ добавокъ къ этому онъ пріобрѣлъ въ томъ же году за 1,600,000 ливровъ привиллегію и все имущество Сенегальской компаніи; черезъ это компанія Миссисипи получила по дешевой цѣнѣ значительный складъ товаровъ и одиннадцать вполнѣ снаряжонныхъ для плаванія кораблей. Одновременно съ этимъ, оборотный капиталъ былъ увеличенъ съ 4 милліоновъ на 7 и это было достигнуто тѣмъ, что государственная рента за слѣдующіе 9 мѣсяцевъ, вмѣсто того, чтобы распредѣлить ее между акціонерами, снова была удержана.
Весною 1719 года, западная компанія, находясь въ обладаніи 21 корабля и приблизительно 3 милліоновъ оборотнаго капитала наличными деньгами, отправила заразъ въ Луизіану десять кораблей, съ 500 колонистами, 700 солдатами и всѣмъ необходимымъ для основанія новой колоніи [3]. Когда Лау, избранный директоромъ новой компаніи, счелъ, что этимъ, сравнительно неторопливымъ и умѣреннымъ образомъ дѣйствія, достаточно упрочилъ за собою довѣріе публики, онъ началъ раздувать предпріятія всѣми искусственными средствами, какія только могла подсказать ему его творческая фантазія. Прежде всего были выпущены брошюры, въ которыхъ богатство странъ, лежавшихъ по берегамъ Миссисипи, изображалось въ самыхъ яркихъ краскахъ. Были выставлены публично гравюры, на которыхъ индійцы и индіянки Луизіаны со всѣми знаками благоговѣнія и восторга спѣшили на встрѣчу французамъ; подпись этихъ гравюръ, какъ разсказываетъ Горнъ, гласила: „Тамъ есть горы, наполненныя золотомъ, серебромъ, мѣдью, свинцомъ, ртутью. Такъ какъ эти металлы тамъ весьма обыкновенны и дикари не подозрѣваютъ ихъ цѣнности, то они вымѣниваютъ слитки золота и серебра на европейскіе товары, какъ то: кожи, котлы, копья, маленькія зеркала, или, даже, на глотокъ водки“. Набожнымъ людямъ протестантъ Лау показывалъ дикарей колѣнопреклоненно молящими іезуитовъ о крещеніи. „Компанія, говоритъ Горнъ, дѣлала видъ, что серьезно вѣритъ въ существованіе изумрудной скалы, находящейся гдѣ то на берегу рѣки Арканзаса, и за открытіе этой скалы предлагала премію“.
Одновременно съ этимъ сферу дѣятельности компаніи удалось еще болѣе расширить: въ маѣ 1719 г. привиллегія Остъ-Индской и Китайской компаніи, пользовавшейся исключительнымъ правомъ торговли во всѣхъ гаваняхъ Тихаго Океана, отъ мыса Доброй Надежды и до Магелланова пролива, тоже перешла, не взирая на сопротивленіе сказанной компаніи, къ Западной компаніи, которая вмѣстѣ съ тѣмъ приняла отъ нея весь ея пассивъ и активъ; послѣдній состоялъ изъ кораблей и товаровъ. Вскорѣ послѣ того, Западная компанія получила также привиллегію Африканской компаніи, и такимъ образомъ въ октябрѣ 1719 г. очутилась въ обладаніи исключительнымъ правомъ торговли у мыса Доброй Надежды, вдоль восточнаго берега Африки, вдоль береговъ Краснаго Моря, на островахъ Тихаго Океана, въ Персіи, въ Монголіи, въ Сіамѣ, въ Китаѣ, въ Японіи, въ Южной Америкѣ и т. д. Все это было не болѣе, какъ блестящею рекламою, не имѣвшею никакой дѣйствительной стоимости, но какъ нельзя болѣе годилось для своей цѣли — служить приманкою для алчности публики.
Окончивъ всѣ эти приготовленія, Лау счелъ, что теперь пора дать предпріятію развернуться во всю его спекулятивную и прибыльную ширь. Для этого онъ ввелъ ажіотажъ во Франціи и сдѣлался основателемъ биржевой игры. Такъ, напримѣръ, онъ покупалъ партіи въ нѣсколько сотъ акцій на срокъ, съ обязательствомъ уплатить за нихъ звонкою монетою, не взирая на то, что въ день заключенія сдѣлки ихъ можно было имѣть за ту же цѣну, уплачивая бумажными деньгами, представлявшими потерю 5 процентовъ. Или же онъ покупалъ на срокъ 200 акцій al pari и обязывался уплатить разность въ 200 ливровъ на акцію, если въ день срока она будетъ стоять ниже 500 ливровъ и онъ отъ нея откажется. Всю сумму этой разности, т. е. 40000 ливровъ, онъ тутъ же представлялъ въ обезпеченье чистыми деньгами. Этимъ была введена спекуляція преміями, и заманчивость азартной игры не замедлила привлечь къ этому дѣлу публику.
Почти одновременно появилось королевское повелѣніе, передававшее Западному Обществу монетную регалію на девять лѣтъ за 50 милліоновъ, которые долженствовали быть уплочены въ 15 мѣсячныхъ взносовъ. Съ этого момента Лау начинаетъ тотъ рядъ роковыхъ операцій, которыми онъ, казалось, перенесъ Эльдорадо во Францію и которыя между тѣмъ подготовили такой трагическій конецъ всѣмъ его предпріятіямъ. Лау уже болѣе недовольствовался эксплуатаціей всѣхъ вышеисчисленныхъ привиллегій; онъ задумалъ слить всю націю въ одну громадную торговую корпорацію, управленіемъ которой завѣдывала бы Западная компанія, т. е. самъ Лау, а кассою которой служилъ бы королевскій банкъ. „Лау, говоритъ Горнъ, понялъ сущность ассоціаціи въ духѣ и согласно съ практикой нашего времени. Онъ хотѣлъ по преимуществу соединить массу небольшихъ капиталовъ въ могущественную силу, и эту силу онъ не хотѣлъ ограничить однимъ какимъ нибудь промышленнымъ предпріятіемъ но стремился поднять ее на высоту какой то всеобъемлющей агентуры. Что идея эта имѣла за себя великое будущее и что она могла произвести во Франціи значительное улучшеніе въ плачевномъ положеніи государственной и экономической жизни, этого никто не станетъ отрицать, не взирая на крайности и злоупотребленія, къ которымъ эти идеи приводили именно въ наши дни. Но въ лихорадочномъ увлеченіи и въ безграничномъ довѣріи къ своему изобрѣтенью, которыя свойственны всѣмъ творцамъ или первымъ распространителямъ великихъ идей, Лау преувеличилъ силу принципа ассоціаціи и слишкомъ очертя голову поступилъ въ его примѣненіи, точно также, какъ онъ преувеличилъ силу принципа кредита и слишкомъ очертя голову дѣйствовалъ въ его примѣненіи“.
Принятіемъ отъ казны монетной регаліи Лау прежде всего хотѣлъ поднять кредитъ билетовъ королевскаго банка. Противники и соперники Лау, въ особенности четыре брата Пари, сыновья бѣднаго трактирщика въ Дофинэ, которые, сдѣлавшись поставщиками въ армію, нажили значительное состояніе, и которымъ вліяніе шотландца было невыносимо, скупили билеты банка цѣлыми массами и представили ихъ разомъ въ банкъ для обмѣна на звонкую монету что̀ причинило банку значительное затрудненіе. Лау тотчасъ выхлопоталъ декретъ о пониженіи цѣнности луидора съ 35 ливровъ на 34 и все имѣвшееся въ обращеніи количество звонкой монеты снова стало стекаться обратно въ банкъ, такъ какъ этотъ послѣдній въ теченіи нѣкотораго времени продолжалъ еще принимать золото по старому курсу. Буря такимъ образомъ была предотвращена простымъ, хотя конечно, весьма безцеремоннымъ средствомъ; въ этомъ выказался весь Лау, — и съ своей быстрой находчивостью и съ своей необдуманностью въ выборѣ средствъ.
Обстоятельство это послужило толчкомъ, подъ вліяніемъ котораго величавые, или, если хотите, безумные, замыслы Лоу окончательно созрѣли. Осенью 1712 г. откупъ общаго сбора податей остался за братьями Пари за 48½ милліоновъ. Черезъ это и черезъ другія финансовыя предпріятія, они стали къ „Системѣ“, какъ въ то время выражались про финансовые проэкты Лау, въ систематическую оппозицію, образовали такъ называемую „Антисистему.“ Теперь Лоу предложилъ за откупъ податей 52 милліона; при этомъ онъ брался отъ имени „Западнаго Общества“ или „Компаніи обѣихъ Индій“ какъ стали теперь называть это соединеніе всѣхъ торговыхъ компаній, дать правительству взаймы 1200 милліоновъ за три процента; сумма эта позволила бы правительству немедленно уплатить всѣ свои долги, ренты и другія обязательства; предложеніе это было слишкомъ соблазнительно и правительство самовластнымъ распоряженіемъ уничтожило старый откупной контрактъ. Такимъ образомъ Лау разомъ очутился въ полномъ водоворотѣ своихъ всеобъемлющихъ предпріятій, которыя мѣтили не на что иное, какъ на полное преобразованіе всего государственнаго и народнаго хозяйства, всей промышленной, денежной, кредитной и финансовой организаціи въ странѣ. Проэктъ удался, быть можетъ, именно благодаря чудовищной громадности замысла; но успѣхъ этотъ не могъ быть продолжительный. Лѣтомъ 1719 года громадныя массы акцій были пущены въ страну, но, благодаря ажіотажу, онѣ не только не пали въ цѣнѣ, но въ скоромъ времени стали продаваться съ надбавкой. Всѣ планы Лау осуществлялись, повидимому, какимъ то колдовствомъ. Впродолженіе двухъ лѣтъ банкъ развивался, начавъ съ самой скромной точки отправленія, и вдругъ, въ нѣсколько мѣсяцевъ, онъ сталъ силою, черезъ руки которой проходили всѣ деньги, требовавшіяся для государства, силою, которая одновременно освобождала государство отъ долговъ и водворяла въ странѣ царство такого благополучія, о какомъ прежде никому и во снѣ не снилось. Съ этой минуты Лау, повидимому, окончательно увѣровалъ въ свою теорію, что деньги — капиталъ и что бумага — деньги. Такъ какъ для него, при такомъ несмѣтномъ богатствѣ, какой нибудь милліонъ ничего не значилъ, то онъ, желая снискать себѣ популярность, подарилъ правительству милліонъ, съ просьбою освободить за это народъ отъ налоговъ на сало, масло и карты. Между тѣмъ, продажа акцій продолжалась. Прежде всего компанія получила разрѣшеніе, для оплаты капитала Остъ-индскому и Китайскому Обществамъ, выпустить 50000 акцій, по 500 ливровъ каждая. Эти акціи, чтобы сравнять ихъ съ акціями прежняго выпуска, должны были оплачиваться Обществу съ надбавкою 10% противъ ихъ номинальной цѣны. Взносы производились не звонкой монетой, а билетами банка, которые стояли на биржѣ выше серебра. Такимъ образомъ уже при подпискѣ было выиграно компаніей 50 франковъ на акцію. Самый капиталъ долженствовалъ быть уплаченъ въ 20 ежемѣсячныхъ взносовъ; это облегченіе быстро пріобрѣло новымъ акціямъ расположеніе публики, такъ какъ онѣ благопріятствовали игрѣ, принявшей вскорѣ болѣе грандіозные размѣры. Такъ какъ черезъ это акціи прежняго выпуска потеряли для публики прежнее значеніе, то было издано постановленіе (20 Іюня 1719 г.), въ силу котораго акція новаго выпуска могла быть выдаваема лишь по предъявленіи 4-хъ старыхъ акцій. Черезъ это старыя акціи снова сдѣлались популярны. За „матерями“ ухаживали, чтобы получить „дочерей;“ — такъ окрестилъ биржевой жаргонъ старыя и новыя акціи, чему и въ новѣйшія времена были случаи подражанья, такъ какъ, вообще, въ дѣлахъ ажіотажа наше время отнюдь не можетъ претендовать на новизну изобрѣтеній. Уже въ то время третій выпускъ акцій, послѣдовавшій въ количествѣ 50000 экземпляровъ, 27 іюня 1719 г., былъ окрещенъ „внучками.“ Этимъ выпускомъ компанія должна была доставить себѣ средство для уплаты 50,000,000, слѣдовавшихъ съ нея за откупъ монетной регаліи. Въ это время „бабушки“ успѣли уже подняться на биржѣ на 100% своей номинальной цѣны и потому „внучки“ были пущены по курсу въ 1000 ливровъ, благодаря чему вся сумма откупного платежа была покрыта 25-ю милліонами номинальнаго капитала. Взносы по акціямъ и на этотъ разъ были разсрочены на 20 мѣсяцевъ и было объявлено, что подписка на „внучку“ допускается лишь по предъявленіи четырехъ „матерей“ и одной „дочери“. Тотъ излишекъ, который остался на рукахъ у компаніи былъ впослѣдствіи спущенъ на биржѣ, по текущимъ курсамъ. Маневръ удался какъ нельзя лучше: „Акціи, разсказываетъ Горнъ, съ изумительной быстротою поднимались въ гору. Втеченіе 1718 г. онѣ едва могли держаться al pari съ государственными кредитными билетами, пользовавшимися такой дурной славой. Въ началѣ 1719 онѣ уже стояли на равнѣ съ металлическими деньгами; шесть мѣсяцевъ спустя, онѣ поднялись на 150% противъ бумажныхъ денегъ или звонкой монеты. Переходъ монетной регаліи къ компаніи, сліяніе въ ея лицѣ всѣхъ компаній, торговавшихъ въ дальнихъ моряхъ, и ловко распущенные слухи о дальнѣйшихъ блистательныхъ успѣхахъ предстоявшихъ компаніи, — все это вызвало теперь бѣшеную гонку за акціями. Всѣ рвались получить старыя акціи; всѣ осаждали Hótel de Nevres, чтобы получить новыя акціи. Дѣло въ томъ, что, благодаря Лау, публика еще ранѣе вошла во вкусъ этого дѣла; объ этомъ свидѣтельствовалъ даже, — и, быть можетъ, болѣе всего, — успѣхъ антисистемы. Понятно, что въ тотъ моментъ, когда Лау, перебивъ у послѣдней откупъ налоговъ, сдѣлалъ самый рѣшительный шагъ къ устраненію этой конкурренціи акцій, — публика стала тѣсниться въ его бюро. Акціи его сначала встрѣчали довольно холодный пріемъ, потому что въ глазахъ капиталиста сокровища, имѣвшія быть завоеванными на берегахъ дальняго Миссиссипи, должны были казаться дѣломъ весьма гадательнымъ. Теперь же капиталисту было очень мало дѣла до Миссиссипи; онъ могъ сразу разбогатѣть на акціяхъ, постоянно поднимавшихся въ цѣнѣ, — стоило ему только поиграть ими въ улицѣ Кенкампуа. Въ особенности должны были желать новаго помѣщенія своихъ денегъ владѣльцы ренты, кредиторы государства и обладатели купленныхъ должностей, такъ какъ всѣмъ этимъ лицамъ грозили возвращеніемъ ихъ капиталовъ. Старыя и новыя акціи быстро поднимались на 4, 5, 6, 7 и до 800% своей наминальной цѣны.“
Таково было положеніе вещей въ тотъ моментъ, когда компанія взяла откупъ податей и ссудила государству 1200 милліоновъ ливровъ. Ажіотажъ успѣлъ уже сдѣлать такіе успѣхи, что новыя акціи, прозванныя „правнучками“, были пущены на рынокъ по 5000 ливровъ. Чтобы не слишкомъ обременять рынокъ бумагами, общая сумма требовавшагося капитала была раздѣлена на нѣсколько выпусковъ; первый изъ этихъ выпусковъ состоялъ изъ 100,000 акцій, взносъ за которыя былъ опять разсроченъ на 9 мѣсяцевъ. Такъ какъ къ этой подпискѣ были допущены всѣ, то уже въ то время можно было видѣть отвратительное зрѣлище, которому въ новѣйшія времена мы столько разъ становились свидѣтелями: старые и молодые, знать и простолюдины, мужчины и женщины, густыми толпами тѣснились день и ночь передъ бюро компаніи и, въ ожиданіи открытія подписки, терпѣливо выносили голодъ и жажду, ежеминутно рискуя быть задавленными или изувѣченными въ тѣснотѣ.
Самого Лау буквально осаждали въ его кабинетѣ. Самыя высокопоставленныя лица, не исключая и прекраснаго пола, не отступали ни передъ какой низостью, лишь бы снискать милость великаго финансоваго чудодѣя, — милость, отъ которой зависѣло полученіе акцій. Даже его слуги и лакеи обогащались, продавая желающимъ подписаться доступъ въ кабинетъ своего господина или въ бюро, гдѣ шла подписка. Наплывъ публики былъ такъ великъ, что перваго выпуска новой серіи акцій не хватило; таковъ былъ успѣхъ, увѣнчавшій это первое обращеніе ажіотажа къ алчности публики, въ широкомъ значеніи этого слова; французское же правительство походило въ то время на бездонную пропасть, которую ничѣмъ нельзя было наполнить. Чтобы удовлетворить этому голоду публики, было немедленно приступлено ко второму выпуску акцій въ томъ же количествѣ, а когда эта серія была разобрана на расхватъ, то сдѣланъ былъ третій выпускъ. Такимъ образомъ въ три только недѣли на рынокъ было пущено 300,000 акцій. И так велико было опьяненіе публики, что курсъ этой чудовищной массы акцій не только не падалъ, но еще поднялся до такой невѣроятной высоты, что 300,000 акцій, представлявшія номинальную стоимость 150 милліоновъ ливровъ, дали компаніи 1500 милліоновъ, а попавъ во вторыя руки, на биржѣ, по текущему курсу, представляли уже баснословную сумму въ 3000 милліоновъ. Публика, въ своей слѣпой жадности, такъ мало заботилась о доходности, о дѣйствительной цѣнности этихъ бумагъ, что за акцію, которая уже компаніи обѣихъ Индій была оплочена на 1000 процентовъ выше номинальной цѣны, надбавляла еще отъ 1000 до 1500 процентовъ. Дошло до того, что для покупки „правнуковъ“ стали сбывать во что бы то ни стало совершенно равноцѣнныя имъ старыя акціи, такъ что курсъ послѣднихъ въ нѣсколько дней съ 8000 палъ на 4000 ливровъ; за эту сравнительно дешевую цѣну болѣе тонкіе спекулянты скупили ихъ, а потомъ опять устроили имъ повышеніе и перепродали ихъ съ барышомъ въ 1000%. Такимъ образомъ въ эти дни бывали примѣры, что люди съ ничтожнымъ капиталомъ въ какія нибудь 10,000—20000 ливровъ наживали милліоны.
Зрѣлище этой биржевой наживы, фантастичные размѣры которой возрастали все болѣе и болѣе, вовлекло всю націю въ водоворотъ. Началась такая гонка за барышами, какой ни до этого, ни послѣ этого не бывало; никто не думалъ о томъ, чѣмъ можетъ отозваться эта гонка въ будущемъ, или, что выйдетъ изо всего этого черезъ мѣсяцъ, черезъ недѣлю, на слѣдующій же день; думали только о настоящей минутѣ. Что дѣло не могло такъ долго продолжаться, это могъ сообразить самый ограниченный умъ въ минуты спокойнаго размышленія; что поворотъ неминуемъ — это было ясно и для слѣпого. Но, такъ какъ никто не зналъ, когда именно настанетъ этотъ поворотъ, то всякій разсуждалъ такъ: если акціи поднялись до 8000 ливровъ, то отчего же имъ не подняться и до 10,000, до 12,000, до 15,000, до 20,000 ливровъ? И каждый до наступленія послѣдняго часа думалъ обдѣлать свои дѣлишки и отретироваться, хотя большинство, въ попыхахъ этого обдѣлыванья, такъ и неразслышало, какъ пробилъ послѣдній часъ. Мы уже сказали выше, что никому не было никакого дѣла до дѣйствительной цѣнности акцій, опредѣляемой тѣмъ процентомъ, какой онѣ могли приносить. Всѣ помышляли только объ игрѣ. Между тѣмъ, стоило остановиться хотя на минуту на итогѣ различныхъ выпусковъ акцій, чтобы тотчасъ же убѣдиться въ томъ, что доходность ихъ — дѣло невозможное. Вмѣсто номинальнаго капитала въ 312 милліоновъ, представляемаго акціями различныхъ выпусковъ, было уплачено 1797 милліоновъ. Чтобы давать на этотъ капиталъ хотя бы только четыре процента, компанія должна была бы получать съ своихъ предпріятій 72 милліона чистаго дохода. Въ общемъ собраніи акціонеровъ, происходившемъ въ декабрѣ 1719 года Лау вычислилъ доходы, ожидаемые въ 1720 г. въ 91 милліонъ; оцѣнка эта была крайне преувеличенная, такъ какъ оборотный капиталъ компаніи, не взирая на значительныя выгоды, получавшіяся при выпускѣ акцій, былъ очень незначительный, вслѣдствіе того, что большая часть капитала компаніи была отдана правительству.
Между тѣмъ компанія, при подпискѣ на „внучекъ“, обязалась уплачивать 12% дивиденда. Такъ какъ дивиденды, само собою разумѣется, расчитывались по номинальной цѣнѣ акціи, то это составило бы на дѣйствительно уплаченный капиталъ около 4%. Но при этомъ, надо помнить, что акціи перваго выпуска были оплачены al pari, акціи второго выпуска только по 550 ливровъ, акціи третьяго выпуска по 1000 ливр. и лишь слѣдующія за тѣмъ по 5000 ливровъ. Между тѣмъ сумасшедшій ажіотажъ уже въ послѣднихъ мѣсяцахъ 1719 г. поднялъ курсъ акцій до 15,000 и до 18,000 ливровъ. При курсѣ въ 1000 ливровъ годовой доходъ компаніи, принимая даже преувеличенную оцѣнку его, сдѣланную самимъ Лау, составилъ бы лишь 1½ процента; при вышеприведенномъ еще болѣе высокомъ курсѣ доходъ этотъ далъ бы не болѣе 1% или и того менѣе. Быть можетъ, въ дѣйствительности оказалось бы не болѣе ¼ процента. Уже одинъ этотъ простой разсчетъ долженъ бы былъ отрезвить публику. Но публика и не думала о немъ — до такой степени охватило ее головокруженіе биржевой игры. Правленіе компаніи, правда, начинало призадумываться надъ собственнымъ своимъ успѣхомъ. Его страшила мысль, что настанетъ поворотъ, и оно старалось напередъ успокоить публику обѣщаніемъ, что новаго выпуска акцій больше не будетъ. Чтобы доставить новыя облегченія торговлѣ акціями и имѣть подъ рукою необходимое количество денежныхъ знаковъ для совершавшихся громадныхъ оборотовъ было приступлено къ выпускамъ ассигнацій, быстро слѣдовавшимъ одинъ за другимъ: 10 іюня 1719 г. было выпущено ассигнацій на 50 милліоновъ ливровъ, 25 іюля — на 240 милліоновъ, въ сентябрѣ — на 120 м., въ октябрѣ опять на 120 м. и въ декабрѣ — на 360 м. При этихъ выпускахъ, такъ быстро слѣдовавшихъ одинъ за другимъ, не успѣвали даже какъ слѣдуетъ отпечатывать ассигнаціи по рисунку и выставлять на нихъ подпись. Подъ конецъ ограничивались простымъ печатаньемъ, что̀ способствовало въ значительной мѣрѣ фабрикаціи фальшивыхъ ассигнацій, которыхъ, какъ увѣряютъ, очутилось въ обращеніи на 50,000,000.
Не взирая на это черезмѣрное умноженіе ассигнацій, на нихъ набрасывались и онѣ стояли на биржѣ выше звонкой монеты. Разсказываютъ даже, что бывали примѣры, что покупавшій акціи хотѣл уплатить золотомъ, а продавецъ требовалъ непремѣнно бумажки. Дошло до того, что бумажныя деньги почти вытѣснили металлъ изъ обращенія и что идеалъ, къ которому стремился Лау, осуществился, точно по мановенію волшебнаго жезла.
Одно особое обстоятельство способствовало тому, что акціи послѣдняго выпуска получили такую же популярность, какъ и предшествующія. Владѣльцы старыхъ рентъ, которыхъ утѣшали тѣмъ, что ихъ освободившіеся капиталы найдутъ себѣ еще болѣе выгодное помѣщеніе въ акціяхъ компаніи, опоздали на подписку, такъ какъ разборъ акцій шелъ быстрѣе, чѣмъ уплата правительствомъ по имѣвшимся у нихъ обязательствамъ. Чтобы не обидѣть ихъ, было издано постановленіе, по которому, при слѣдующемъ выпускѣ акцій, бывшіе кредиторы государства пользовались преимуществомъ. Вслѣдствіе этого, на „правнуковъ“ былъ еще бо̀льшій спросъ, чѣмъ на „внуковъ“.
Можно бы было наполнить цѣлые печатные листы описаніемъ необычайнаго возбужденія, господствовавшаго въ то время въ Парижѣ. Не только изъ провинцій, но и изъ за границы началось настоящее переселеніе народовъ, стремившееся на берега Сены. Всякій, кто только располагалъ хотя небольшой суммой денегъ, желалъ поживиться изъ неистощимаго золотого дна. Такимъ образомъ, впродолженіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, улица Кенкампуа, гдѣ сосредоточивалась торговля акціями, была сборнымъ пунктомъ для всей спекулирующей Европы, и такъ какъ среди этой пестрой толпы неизбѣжно должно было находиться множество людей, не имѣвшихъ ни малѣйшаго понятія о сущности этой торговли, то ажіотерамъ было раздолье. Вскорѣ возникла азартная игра, равной которой не бывало ни до этого, ни послѣ. „Перемѣны счастья, говоритъ Тьеръ, были такъ быстры, что биржевые плуты успѣвали наживать барыши лишь тѣмъ, что удерживали акціи въ своихъ рукахъ на одинъ день. Разсказываютъ про одного такого плута, который, получивъ порученіе купить акцій, цѣлые два дня пропадалъ. Думали, что онъ укралъ акціи; ничуть не бывало. Онъ честно возвратилъ стоимость ихъ владѣльцу, только въ этотъ промежутокъ времени успѣлъ для самого себя нажить милліонъ“.
Деньги давались взаймы на одинъ часъ и за это брались неслыханные проценты; но тѣ, которые занимали ихъ, могли уплачивать этотъ процентъ, да еще оставаться въ барышахъ. Поэтому не удивительно, что слуги внезапно дѣлались такъ же богаты, какъ ихъ господа. Разсказываютъ про одного лакея, который, встрѣтивъ на улицѣ въ ненастную погоду своего бывшаго господина, велѣлъ остановить свою карету и пригласилъ господина сѣсть въ нее.
Всего ужаснѣе была свалка у бюро компаніи въ дни подписки на акціи. Давка тамъ была такъ велика, что ежедневно оказывалось нѣсколько человѣкъ задавленными до смерти. Толпа людей изъ всѣхъ классовъ населенія, притекавшая въ эту улицу, была такъ громадна, что каждый уголокъ въ прилегавшихъ къ ней домахъ оплачивался на вѣсъ золота, и владѣльцы этихъ домовъ страшно разбогатѣли. Даже простые поденщики, стоявшіе на углахъ, наживали цѣлыя состоянія тѣмъ, что подставляли свою спину вмѣсто письменнаго стола [4].
Само собою разумѣется, знатныя лица, близко стоявшія къ правленію, наживали огромныя деньги. Разсказываютъ, что герцогъ Бурбонскій нажилъ въ этотъ періодъ 60 милліоновъ, герцогъ Отенскій — 12 милліоновъ, принцъ Конти — 4½ милліона. Равнымъ образомъ и другія лица, бывшія въ силѣ при дворѣ, считали свои барыши милліонами. Представители торговаго міра тоже не были позабыты. Банкиръ Лебланъ, какъ говорятъ, выигралъ около 100,000,000; Андре, разорившійся сынъ кожевника, нажилъ 50 милліоновъ; нѣкто Дюпенъ, слуга банкира Туртона — 60 милліоновъ; одинъ савояръ, занимавшійся до этого чисткою сапогъ — 40 милліоновъ; Габріель Бурдонъ, служившій лакеемъ въ гостинницѣ — 30 милліоновъ; одна лавочница изъ Намюръ, по имени Шомонъ — 100 милліоновъ. Счастливы были тѣ, которые нападали на благую мысль реализировать свои барыши и вымѣнять на нихъ что нибудь годное къ употребленію. Самъ Лау подалъ въ этомъ отношеніи добрый примѣръ, накупивъ множество помѣстій во Франціи. Другіе покупали дома, золотую и серебряную посуду, драгоцѣнные каменья; одинъ маклеръ купилъ цѣлое изданіе философскаго лексикона Бейля, а герцогъ де-Ла-Форсъ пріобрѣлъ даже цѣлые склады пряностей [5]. Въ тотъ моментъ, когда акціи достигли самой баснословной высоты, такъ что дальнѣйшаго повышенія уже нельзя было ожидать, наиболѣе разсудительные люди стали расчитывать и принялись закупать всѣ цѣнные предметы, какіе только можно было найти, кромѣ бумаги. Такъ какъ въ это же время, вслѣдствіе легкости и быстроты наживы, роскошь приняла чрезвычайные размѣры, то цѣны всѣхъ движимыхъ и недвижимыхъ имуществъ, вслѣдствіе этого сильнаго спроса на нихъ, поднялись до небывалыхъ размѣровъ. Должно полагать, что въ этотъ самый моментъ произошелъ роковой поворотъ въ колесѣ счастья. Отъ Лау, повидимому, этотъ поворотъ не ускользнулъ, потому что онъ пустилъ теперь въ ходъ новое средство, изобрѣтенное его неистощимой фантазіей и завѣщанное имъ, какъ роковое наслѣдіе, и нашему времени. Чтобы возбудить охоту покупать акціи, онъ началъ искуственно повышать и понижать курсъ акцій поперемѣнно; для этого онъ раздѣлилъ своихъ агентовъ на двѣ бригады, заставляя, смотря по обстоятельствамъ, однихъ покупать, а другихъ продавать; это дѣлалось съ цѣлью поддерживать страсть къ биржевой игрѣ въ непрерывномъ лихорадочномъ возбужденіи. Самъ онъ, повидимому, не понесъ отъ этого никакого ущерба, какъ о томъ свидѣтельствуютъ многочисленныя помѣстья, при покупкѣ которыхъ онъ сдѣлалъ только одну ошибку, — купивъ ихъ во Франціи, а не за границей; какъ видно, онъ слишкомъ твердо вѣрилъ въ прочность своей системы.
Самая безумная расточительность шла рука объ руку съ этими реализаціями, которыя, по наступленіи страшной, вызванной ими дороговизны, казалось бы, должны бы были раскрыть глаза наиболѣе ослѣпленнымъ. Регентъ и Лау не давали гулять станкамъ для печатанья бумагъ; они разбрасывали между своими любимцами пачки ассигнацій на цѣлые милліоны, такъ что, въ числѣ другихъ свидѣтелей, мать регента, дочь пфальцграфа Рейнскаго, пишетъ въ одномъ письмѣ: „Всюду только и рѣчи, что о милліонахъ. Сынъ мой подарилъ мнѣ два милліона въ акціяхъ, которые я раздала лицамъ, находящимся на моей службѣ. Король тоже взялъ нѣсколько милліоновъ для штата, состоящаго при его особѣ. Всѣ члены королевской фамиліи получили тоже свою долю“.
Такіе порядки, конечно, не могли долго продолжаться, — они должны были рухнуть. Быстрое наживанье и проживанье несмѣтныхъ богатствъ не могло не оказывать глубокаго деморализирующаго вліянія на всю націю. Тамъ, гдѣ стоило пойти въ улицу Кенкампуа, чтобы разомъ нажить милліоны, тамъ, конечно, солидный трудъ, дающій лишь скромное вознагражденіе, не имѣлъ ничего привлекательнаго. Мастерскія опустѣли, трактиры были переполнены посѣтителями, и рядомъ съ безпечною расточительностью шло уменьшеніе производительности страны.
Наконецъ настало требуемое уставомъ общее собраніе акціонеровъ 30-го сентября 1719 года. Какъ уже было выше объяснено, обѣщанный двѣнадцати-процентный дивидендъ на номинальный капиталъ долженъ былъ составить не болѣе ½% на дѣйствительно затраченный капиталъ. Лау, опасавшійся, что съ оглашеніемъ такого факта все возведенное имъ зданіе рухнетъ, счелъ за нужное обѣщать 40%. Откуда компанія могла взять эти 40 процентовъ, осталось необъясненнымъ; но и при нихъ на дѣйствительно затраченный капиталъ пришлось бы не болѣе 1⅔ процента. Такой результатъ, конечно, долженъ бы былъ отрезвить публику, но опьяненіе ея было еще такъ сильно, что именно это то общее собраніе и вызвало повышеніе акцій, которыя въ слѣдующіе затѣмъ 8 дней достигли наивысшаго своего курса, именно 18,000 ливровъ.
Но впредь уже нельзя было удержать паденія акцій съ этой страшной высоты, на которую подняла ихъ спекуляція. Наиболѣе разсудительные были, конечно, наведены этимъ общимъ собраніемъ на мысль провѣрить разсчетъ самимъ, и итогъ, который они получили, могъ только побудить ихъ къ продажѣ акцій. Какъ только первое начало было положено, паденіе акцій пошло такъ же быстро, какъ прежде шло ихъ повышеніе. Опасенія продавцовъ сообщились другимъ; скоро опасенія перешли въ испугъ, который съ быстротою молніи распространился между владѣльцами акцій. Испугъ этотъ еще увеличивался тѣмъ, что большинство бросилось мѣнять свои акціи и свои бумажныя деньги на движимую и недвижимую собственность, и когда наконецъ Лау, видя, что маневры его агентовъ не оказываютъ уже болѣе никакого дѣйствія, сдѣлалъ попытку поддержать курсы насильственными мѣрами, среди встревоженной публики разразилась настоящая паника, и все бумажное зданіе рухнуло.
Лау началъ съ того, что, для поддержанія курса ассигнацій, выхлопоталъ запрещеніе перевозить звонкую монету; онъ добился пониженія цѣнности луидора, онъ добился декрета, повелѣвавшаго производить обыски по домамъ, и у всѣхъ, у кого окажется благородныхъ металловъ стоимостью больше, чѣмъ на 500 ливровъ, отбирать этотъ излишекъ. Но всѣ эти насильственныя мѣры повели лишь къ усиленію паники. Тогда Лау, пользуясь своимъ неограниченнымъ вліяніемъ на регента, устроилъ дѣло такъ, что 22 февраля 1720 года рѣшена была передача королевскаго банка компаніи. Но и это не помогло. Горнъ приводитъ между прочимъ тотъ фактъ, что съ конца 1719 года по декабрь 1720 года цѣнность золотой монеты была измѣняема 28 разъ, а цѣнность серебряной монеты 35 разъ. И это не помогло. Золото, не взирая на пониженіе его цѣнности правительствомъ, осталось въ цѣнѣ, потому что всѣ хотѣли, во что бы то ни стало, сбыть свои бумаги. Торговля бумагами была запрещена и биржа закрыта. Но и это ни къ чему не повело; только курсъ акцій сталъ падать еще быстрѣе. Лау потерялъ голову. Онъ самъ распорядился понизить курсъ акцій: паника еще болѣе усилилась. Курсъ ассигнацій былъ спущенъ до половины ихъ номинальной стоимости; но и это не помогло. Правда, протестъ парламента и совѣта регентства вынудилъ взять назадъ это добровольное объявленіе себя банкротомъ; но когда банкъ снова открылъ свои бюро для размѣна денегъ, господствовавшая паника произвела такой наплывъ народа въ банкъ, что до 15,000 человѣкъ дожидались всю ночь у входа, чтобы воспользоваться открывавшеюся возможностію обмѣнять свои бумажки въ десять ливровъ на звонкую монету. Наконецъ самъ регентъ оффиціально декретировалъ банкротство банка, издавъ повелѣніе, въ силу котораго лишь ассигнаціи въ 10, 50 и 100 ливровъ могли быть безусловно принимаемы при уплатахъ, между тѣмъ какъ билеты высшаго достоинства могли быть принимаемы лишь пополамъ съ соотвѣтствующимъ имъ количествомъ звонкой монеты. Вскорѣ послѣ того (10 октября 1720) банковые билеты были совсѣмъ устранены изъ обращенія. Въ ту же пору можно было купить за 40 ливровъ акціи компаніи, за которыя нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ было заплачено 18,000 ливровъ.
И такъ, ликвидація была неизбѣжна. Истощивъ всѣ средства, Лау удалился. Въ началѣ своей карьеры онъ прибылъ въ Парижъ съ 2½ милліонами; теперь онъ покидалъ его съ 800 луидорами въ карманѣ и съ пятью милліонами бумагъ, утратившихъ всякую цѣну. Онъ снова началъ свою скитальческую жизнь и окончилъ ее въ 1729 году въ Венеціи. „До послѣдней минуты, говоритъ Горнъ, онъ не переставалъ ворочать въ своей головѣ финансовые проекты и не терялъ надежды, что его снова призовутъ во Францію“. Помѣстья его были конфискованы.
Изслѣдованіе положенія банка обнаружило полнѣйшее банкротство. Въ немъ оказались на лицо: запасъ наличныхъ денегъ въ 21 милліонъ; металловъ въ слиткахъ на 28 милліоновъ и торговыхъ варрантовъ на 240 милліоновъ. Между тѣмъ, въ обращеніи имѣлось до 3 милліардовъ банковыхъ билетовъ; слѣдовательно, дефицитъ простирался свыше 2,500 милліоновъ. Таковъ былъ результатъ, до котораго довели дѣло регентъ и Лау. Ликвидація была поручена братьямъ Пари. Одно составленіе описи потребовало 800, а позднѣе 1,500 прикащиковъ, которые день и ночь работали втеченіе болѣе полугода; расходы ликвидаціи составили свыше 9 милліоновъ. Владѣльцы акцій должны были возвратить свои бумаги. Они были раздѣлены на пять разрядовъ, смотря по средствамъ, которыми они пріобрѣли свои акціи. Въ первомъ разрядѣ стояли прежніе владѣльцы ренты. Но и они спасли изъ своего капитала лишь немногіе проценты. Въ общей сложности, изъ всего капитала уцѣлѣлъ лишь одинъ процентъ. Такъ окончился этотъ первый финансовый кризисъ.
Примѣчанія[править]
- ↑ Болѣе подробныя свѣдѣнія объ этомъ періодѣ можно найти у Тьера, а также у доктора Геймана въ его «Law und sein System, ein Beitrag zur Finanzgeschichte», и у Горна въ его сочиненіи: Jean Law, eine finanzgeschichtliche Skizze.
- ↑ Джон Ло де Лористон. См. Ло, Джон в Википедии. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
- ↑ Эта первая партія колонистовъ вербовалась способомъ, который ничѣмъ не отличается отъ простаго разбойничьяго набѣга. Разныхъ бездомныхъ бѣдняковъ хватали силою, заковывали въ цѣпи, сажали на телѣги и препровождали на корабли. Для ловли и охраненія этой живой добычи, посредствомъ которой пускалась пыль въ глаза публики и предпріятіе выставлялось дѣломъ серьезнымъ, правительство регента ссудило компанію своими солдатами. Эти послѣдніе не упускали случая и съ своей стороны понагрѣть руки около такого прибыльнаго предпріятія; пользуясь полнѣйшимъ просторомъ и безнаказанностью, которые самая суть дѣла обезпечивала всякому насилію, они, вмѣстѣ съ бѣдняками, поступившими въ распоряженіе компаніи ловили и людей со средствами, которые составляли уже ихъ собственный барышъ, такъ какъ, содравъ съ нихъ приличный выкупъ, они ихъ отпускали. (См. Les manieurs d’argent par Oscar de la Vallée, Avocat général à la cour impériale de Paris. 1859).Пер.
- ↑ Одинъ горбунъ нажилъ болѣе пятидесяти тысячъ ливровъ своимъ горбомъ, представлявшимъ чрезвычайно удобную покатость для желавшихъ писать или подписывать сдѣлки. Къ этому горбуну аббатъ Террасонъ, которому духовное его званіе не мѣшало быть въ числѣ самыхъ ревностныхъ посѣтителей улицы Кенкампуа, обратился однажды со словами: supra dorsum meum fabricaverunt peccatores.
- ↑ Мемуары того времени приводятъ множество смѣхотворныхъ анекдотовъ о неловкости и тщеславіи лакеевъ и кучеровъ, внезапно получавшихъ, благодаря биржевой игрѣ, средство тягаться въ роскоши съ своими бывшими господами и разъѣзжать внутри тѣхъ каретъ, которыя еще недавно были имъ доступны лишь на козлахъ, да на запяткахъ. Это уравненіе, которое нарождающійся духъ капитализма вводилъ между общественными слоями, остававшимися до этого такъ строго разграниченными, повидимому, всего болѣе тревожило правящіе классы тогдашней Франціи, и они пытались противупоставить ему плотины эдиктовъ. Такъ былъ изданъ декретъ, запрещавшій выскочкамъ носить слишкомъ широкіе галуны на одеждѣ, а также употреблять шолкъ, бархатъ и пуговицы изъ литого серебра. Другимъ эдиктомъ вводились различныя ограниченія въ продажѣ золотыхъ и серебряныхъ издѣлій частнымъ лицамъ и опредѣлялся maximum вѣса для каждаго изъ этихъ издѣлій. Но что могли сдѣлать подобные декреты тамъ, гдѣ роковой, неудержимый процессъ разложенія уже начался въ самой средѣ, вооружившейся ими? Тѣ идеалы, которыми жила старая, аристократическая, рыцарская Франція, отжили свое и умирали безславно, затопляемые тиною и пѣною нахлынувшаго новаго теченія. Напрасно тамъ и сямъ раздавался еще негодующій протестъ во имя этихъ отжившихъ и обреченныхъ на гибель идеаловъ. Герцогъ Бурбонскій, нажившій громадные барыши биржевою игрою, долженъ былъ выслушать упрекъ: всѣ ваши акціи, монсиньоръ, не сто̀ятъ и одного дѣянія вашего дѣда! (Извѣстно, что action по французски имѣетъ двоякое значеніе: акція и дѣяніе). Одна знатная дама, не зная, чѣмъ обратить на себя вниманіе великаго раздавателя финансовыхъ благъ, велѣла опрокинуть свою карету, въ разсчетѣ, что онъ вынужденъ будетъ поспѣшить къ ней на помощь. Другая, проѣзжая мимо отеля одной дамы, у который обѣдалъ Лау, принялась кричать: «горимъ, горимъ!», чтобы какъ нибудь вызвать его изъ отеля. Нѣсколько аристократокъ, въ одно прекрасное утро, стали оспаривать другъ у друга честь усѣсться на передкѣ экипажа любовницы Лау. Знатныя, но бѣдныя дѣвицы только и мечтали о томъ, чтобы поймать на удочку фиктивнаго брака какого нибудь выскочку Миссиссипіанца и, обезпечивъ себя его милліонами, гнушались носить его плебейское имя, возвращались въ большой свѣтъ посредствомъ какой нибудь аристократической прелюбодѣйной связи. Сыновья самыхъ знатныхъ семействъ искали поправить свои обстоятельства женитьбою на дочеряхъ разжившихся Миссиссипіанцевъ, и браки эти, заключавшіеся нерѣдко даже съ маленькими дѣвочками, носили характеръ самой беззастѣнчивой купли и продажи. Такъ, маркизъ д’Уазъ сдѣлалъ предложеніе двухлѣтней дочери того самаго Миссиссипіанца Андре, о которомъ упоминается въ текстѣ. Былъ заключенъ контрактъ, обезпечивавшій маркизу двадцать тысячъ годоваго дохода впредь до того времени, когда можно будетъ заключить бракъ; послѣ свадьбы онъ долженъ былъ получнть 4 милліона приданаго.
Разложеніе коснулось и другого могущественнаго оплота старой Франціи. Католическое духовенство ничуть не менѣе аристократіи увлеклось поклоненіемъ золотому, или вѣрнѣе, бумажному тельцу. Шумъ распрей съ янсенистами былъ заглушенъ тѣмъ шумомъ, который поднимался въ улицѣ Кенкампуа. «Безуміе финансовой системы, говоритъ Вольтеръ, способствовало болѣе, чѣмъ думаютъ, умиротворенію церкви». Теперь духовные католическіе писатели изощряли свое остроуміе на отраженіе тѣхъ нападокъ на ростовщичество, которыя еще раздавались тамъ и сямъ въ собственномъ ихъ лагерѣ; казуистическая софистика пускалась въ ходъ для установленія тонкихъ отличій между ростовщичествомъ и биржевою игрою. Исторія обращенія Лау въ лоно католической церкви тоже весьма характеристична. Лау задумалъ добиться должности генеральнаго контролера; но онъ не могъ получить ея, не будучи натурализованъ, а натурализаціи онъ не могъ получить, пока оставался протестантомъ. Знаменитая г-жа де-Тан-сенъ воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы вывести въ люди своего брата, аббата де-Тансенъ. Она пустила въ ходъ свое вліяніе на аббата Дюбуа и убѣдила его испробовать таланты ея брата, поручивъ ему обращеніе на путь истинный великаго финансиста. Обращеніе, конечно, удалось какъ нельзя лучше; Лау произнесъ свое отреченіе отъ протестантской ереси въ Меленѣ, изъ страха возбудить насмѣшки совершеніемъ этого обряда въ Парижѣ. Аббату де-Тансену это обращеніе принесло весьма изрядное количество акцій и банковыхъ билетовъ.
Картина этого разложенія была бы не полна, еслибы мы не упомянули о дѣлѣ графа Горна. Сынъ принцессы де-Линь, родственникъ регента и десяти другихъ владѣтельныхъ домовъ, графъ Горнъ прибылъ изъ Германіи въ Парижъ, чтобы попытать счастья вмѣстѣ съ другими, въ биржевой игрѣ. Но счастье ему не повезло. Чтобы поправить свои обстоятельства, онъ задумалъ вмѣстѣ съ двумя своими пріятелями, дворянами, родомъ изъ Пьемонта и Фландріи, слѣдующую штуку: намѣтивъ себѣ нѣкоего Лакруа, бывшаго работника-обойщика, который сдѣлался биржевымъ маклеромъ для анонимныхъ игроковъ, они заманили его въ одинъ кабачокъ. Лакруа явился, имѣя при себѣ на полтораста тысячъ цѣнныхъ бумагъ. Пріятели сначала напоили его до безчуствія, потомъ набросили ему на голову салфетку и нанесли ему до десяти ранъ кинжалами. Порѣшивъ его, они обобрали находившіяся на немъ деньги и бросились бѣжать. Кровь, которою былъ замаранъ одинъ изъ нихъ, выдала убійцъ и они были схвачены. Участь, ожидавшая ихъ, произвела страшный переполохъ среди европейской знати. Всѣ лица, могущія имѣть вліяніе на эту участь, начиная отъ короля, и кончая префектомъ полиціи, осаждались ходатайствами въ пользу преступниковъ. Разсказываютъ, что въ парижскій почтамтъ изъ Германіи пришло до 8000 писемъ съ просьбами о предоставленіи Горну возможности бѣжать. Скандалъ, однако же, былъ слишкомъ великъ даже для этой утратившей стыдъ эпохи. Регентъ оказался неумолимъ и, говорятъ, на просьбы, опиравшіяся на кровныя узы его съ главнымъ преступникомъ, отвѣчалъ: «когда у меня заводится испорченная кровь, я выпускаю ее». Горнъ былъ четвертованъ вмѣстѣ съ однимъ изъ своихъ сообщниковъ. Другой успѣлъ бѣжать.