[365]
— Какія чудныя розы!—сказалъ солнечный лучъ.—И каждый бутонъ распустится и будетъ такою же чудною розою! Всѣ онѣ—мои дѣтки! Мои поцѣлуи вызвали ихъ къ жизни!
— Нѣтъ, это мои дѣтки!—сказала роса.—Я кропила ихъ своими слезами!
— А мнѣ такъ кажется, что онѣ мои родные дѣтки!—сказалъ розовый кустъ.—Вы же только крестные отецъ и мать, одарившіе моихъ дѣточекъ кто чѣмъ могъ.
— Мои прелестные дѣтки!—сказали всѣ трое въ одинъ голосъ и пожелали каждому цвѣтку всякаго счастья. Но только одинъ изъ нихъ могъ оказаться самымъ счастливымъ изъ всѣхъ и одинъ наименѣе счастливымъ.
Кто же именно?
— А вотъ я узнаю это!—сказалъ вѣтеръ.—Я летаю повсюду, проникаю въ самыя узкія щели, знаю, что дѣлается и внутри и снаружи домовъ.
Каждая роза слышала, каждый бутонъ понялъ сказанное.
Въ садъ пришла печальная мать въ траурѣ и сорвала одну свѣжую, полураспустившуюся розу, которая показалась ей прекраснѣйшею изъ всѣхъ. Мать принесла цвѣтокъ въ тихую безмолвную комнату, въ которой нѣсколько дней тому назадъ рѣзвилась ея веселая жизнерадостная дочка. Теперь же дѣвочка покоилась, словно спящее мраморное изваяніе, въ черномъ гробу. Мать поцѣловала умершую, поцѣловала и полураспустившуюся розу и положила ее на грудь дѣвочки, какъ бы надѣясь, что свѣжій цвѣтокъ, освященный поцѣлуемъ матери, заставитъ снова забиться ея сердечко.
И роза такъ и расцвѣла вся, пышно развернула свои лепестки, колебавшіеся отъ радостной мысли: „Какою любовью озарился путь моей жизни! Я какъ будто стала человѣческимъ ребенкомъ,—мать поцѣловала меня и благословила въ путь—въ невѣдомую страну! И я отправлюсь туда, покоясь на груди умершей! Конечно, я счастливѣйшая изъ всѣхъ моихъ сестеръ!“
Потомъ, пришла въ садъ старая полольщица грядъ; она тоже залюбовалась красотою куста и глазъ не могла оторвать отъ самой большой, вполнѣ распустившейся розы. Капля росы да одинъ жаркій день еще, и—лепестки опадутъ! Вотъ какъ разсуждала женщина и нашла, что роза покрасовалась довольно,—
[366]пора было извлечь изъ нея и пользу. И вотъ, она сорвала цвѣтокъ, завернула его въ газетную бумагу и отнесла домой, чтобы набальзамировать солью вмѣстѣ съ другими розами и смѣшать съ засушенными голубыми лавандами,—выйдетъ чудесная душистая смѣсь! Такой чести, какъ бальзамированіе, удостаиваются только розы да короли!
— Мнѣ выпалъ на долю высшій почетъ!—сказала роза, которую сорвала полольщица.—Я—счастливѣйшая! Меня набальзамируютъ!
Затѣмъ явились двое молодыхъ людей; одинъ—художникъ, другой—поэтъ. Каждый сорвалъ себѣ по прекрасной розѣ.
Художникъ изобразилъ цвѣтущую розу на холстѣ, такъ что она увидала себя какъ въ зеркалѣ.
— Такимъ образомъ,—сказалъ художникъ:—она будетъ жить многіе годы, впродолженіе которыхъ успѣютъ завять и умереть милліоны и милліоны розъ!
— Мнѣ посчастливилось больше всѣхъ!—сказала роза.—Я достигла высшаго счастья!
Поэтъ полюбовался на свою розу и написалъ о ней стихи, цѣлую поэму, въ которой высказалъ все, что прочелъ на ея лепесткахъ. Вышла безсмертная поэма—„Альбомъ любви“.
— Онъ обезсмертилъ меня!—сказала роза.—Я счастливѣйшая!
Но среди этой массы прекрасныхъ розъ была одна, которая какъ-то заслонялась другими; по волѣ случая—можетъ быть и счастливаго—у нея былъ изъянъ: она криво сидѣла на стебелькѣ, лепестки ея были расположены не совсѣмъ симметрично, и изъ середины чашечки выглядывалъ маленькій свернутый зеленый листокъ. Случаются подобные изъяны и у розъ.
— Бѣдное дитя!—говорилъ вѣтеръ и цѣловалъ ее въ щечку, а роза думала, что онъ привѣтствуетъ, чествуетъ ее. Она сама чувствовала, что сложена какъ-то иначе, нежели другія розы, что изъ чашечки ея выглядываетъ зеленый листокъ, но смотрѣла на это не какъ на изъянъ, а какъ на отличіе. Вотъ на нее вспорхнулъ мотылекъ и поцѣловалъ ея лепестки; это былъ женихъ, но она не стала удерживать его. Потомъ явился огромнѣйшій кузнечикъ; онъ усѣлся на другую розу и принялся влюбленно потирать ножки,—это признакъ влюбленности у кузнечиковъ. Роза, на которой онъ сидѣлъ, не поняла этого; зато поняла роза съ изъяномъ—свернутымъ зеленымъ листкомъ; на
[367]нее-то какъ разъ и уставился кузнечикъ, а глаза его такъ и говорили: „Съѣлъ бы я тебя отъ пущей любви!“ А ужъ, извѣстно, дальше этого никакая любовь не можетъ идти: одинъ исчезаетъ въ другомъ! Но роза не имѣла ни малѣйшаго желанія исчезнуть въ этомъ прыгунѣ.
Звѣздною ночью запѣлъ соловей.
— Это онъ для меня поетъ!—сказала роза съ изъяномъ или съ отличіемъ.—И за что это меня во всемъ постоянно отличаютъ отъ другихъ сестеръ! Почему именно мнѣ выпало на долю это отличіе, благодаря которому я стала счастливѣйшею?
Тутъ въ садъ зашли два господина; они курили сигары и вели разговоръ о розахъ и табакѣ: правда-ли, что розы не переносятъ табачнаго дыма—зеленѣютъ? Надо было произвести опытъ. Но они пожалѣли красивѣйшія розы и взяли для опыта розу съ изъяномъ.
— Вотъ новое отличіе!—сказала она.—Я ужъ черезчуръ счастлива! Я счастливѣйшая изъ счастливѣйшихъ!
И она вся позеленѣла отъ этого сознанія и табачнаго дыма.
Одна изъ розъ, едва начавшая распускаться и, можетъ быть, самая прекрасная на всемъ кустѣ, заняла почетное мѣсто въ искусно подобранномъ садовникомъ букетѣ. Букетъ отнесли важному молодому господину, владѣльцу дома и сада, и тотъ повезъ его съ собою въ каретѣ. Роза сидѣла между другими цвѣтами и зеленью словно царица красоты. И вотъ, она очутилась на блестящемъ праздникѣ. Повсюду сидѣли разряженные мужчины и дамы, залитые свѣтомъ тысячъ лампъ. Музыка гремѣла, театръ утопалъ въ морѣ свѣта. При восторженныхъ крикахъ зрителей на сцену выпорхнула юная танцовщица—любимица публики, и къ ногамъ ея посыпался цѣлый дождь цвѣтовъ. Упалъ къ ея ногамъ и букетъ съ розой, сіявшей въ его серединѣ какъ драгоцѣнный камень. Роза чувствовала всю честь, все безмѣрное счастье, выпавшія ей на долю, но вотъ букетъ коснулся пола, стебелекъ ея переломился, она выскочила изъ букета и покатилась по полу. Не пришлось ей попасть въ руки виновницы торжества,—она откатилась за кулисы. Тамъ увидалъ ее машинистъ и поднялъ. Она была такъ хороша, такъ чудно пахла, но стебелька у нея не было! Онъ взялъ и положилъ ее прямо въ карманъ, а потомъ отнесъ домой. Тамъ роза очутилась въ рюмкѣ съ водою и пролежала въ ней всю ночь. Рано утромъ ее поставили на столъ передъ старою бабушкою, безпомощно
[368]сидѣвшею въ креслѣ. Какъ она любовалась прекрасною розою безъ стебелька, какъ наслаждалась ея запахомъ!
— Да, ты не попала на роскошный столъ важной барышни, попала къ бѣдной старухѣ! Зато здѣсь ты замѣняешь цѣлый розовый кустъ! Какъ ты хороша!
И старушка съ дѣтскою радостью смотрѣла на цвѣтокъ, вѣроятно вспоминая при этомъ свою давно минувшую юность.
— Въ оконномъ стеклѣ была дырочка!—разсказывалъ вѣтеръ.—Я легко пробрался черезъ нее и видѣлъ, какимъ юношескимъ блескомъ сіяли глаза старушки, любовавшейся на розу безъ стебелька въ рюмкѣ съ водою. Я знаю, которая изъ розъ была счастливѣе всѣхъ! Я могу разсказать это!
У каждой розы была такимъ образомъ своя исторія, каждая вѣрила, что она счастливѣйшая, а, вѣдь, блаженъ, кто вѣруетъ!.. Но послѣдняя изъ розъ на кустѣ все-таки считала себя самою счастливѣйшею.
— Я пережила всѣхъ! Я послѣднее, единственное, любимѣйшее дитя у отца!
— И я—отецъ имъ всѣмъ!—сказалъ розовый кустъ.
— Нѣтъ, я!—возразилъ солнечный свѣтъ.
— Нѣтъ, я!—сказали въ одинъ голосъ вѣтеръ и погода.
— Каждый имѣетъ на нихъ свои права!?—сказалъ вѣтеръ.—И каждый получитъ свою долю!—И онъ развѣялъ лепестки, окропленные сіявшими въ лучахъ солнца капельками росы.—И мнѣ кое-что досталось!—прибавилъ онъ.—Я узналъ исторію каждой розы, и разнесу ихъ по всему свѣту!
Такъ вотъ, которая же изъ розъ счастливѣйшая? Да, скажите-ка это мнѣ вы, я уже сказалъ довольно!
