Несмотря на опасность моего положения, любопытство пересилило во мне страх. Прошло несколько минут и я потерял всякое терпение. Мне просто не лежалось под мостом; желание посмотреть, что делается в гостинице, так и подмывало меня встать. Я выполз из канавы и притаился за кустом шильника, откуда можно было видеть дорогу и крыльцо гостиницы. Только что я уселся за кустом, как на дороге показался авангард нападающих; их было человек семь, один из них нёс фонарь и шёл впереди. Трое шли рядом, взявшись за руки, и сквозь туман я разглядел, что один из этой троицы — мой старый знакомый, слепец. Вскоре я расслышал и его голос, убедившись таким образом, что не ошибся.
— Ломайте дверь! — кричал он.
— Сейчас! — ответило ему несколько голосов.
Гостиница Адмирал Бенбо подверглась штурму. Дверь оказалась не запертою и разбойники в удивлении остановились, не входя в дом. Они стали шептаться, но слепой прикрикнул на них:
— Что ж вы, к месту приросли что ли? Чего вы ждёте? Идите!
Пятеро пошли в дом, двое остались при слепце. Настала тишина, потом раздался возглас удивления и крик:
— Билль умер!…
Слепой только пуще рассердился и начал браниться:
— Ах, ослы! Ну, так что же? Ну, и обыщите его, да сундук не забудьте взять. Недогадливые остолопы! Всюду вас нужно носом ткнуть.
Я услыхал, как злодеи, стуча своими тяжёлыми башмаками, пошли по лестнице и как наша старая лестница заскрипела и затрещала от их шагов. Спустя немного времени раздался опять возглас удивления. В окне капитанской комнаты зазвенели и посыпались на землю разбитые стёкла и при ярком свете луны из окна высунулся человек. Он обратился к слепому, который стоял внизу:
— Пью, нас обжулили, в сундуке кто-то рылся прежде нас.
— А цело ли то… знаешь что?
— Деньги тут.
— А, ну тебя с деньгами! Я говорю о бумагах Флинта.
— Их что-то не видно.
— А вы там нашли их на Билле или нет? — крикнул слепец.
Один из оставшихся для обыскивания мёртвого капитана вышел на крыльцо и сказал:
— Билля, должно быть, обшарили прежде нас. На нём ничего нет.
— Это всё здешние хозяева, — заорал слепой. — Это всё этот поганый мальчишка, больше некому… Как жаль, что я не вырвал у него глаз!.. Да время ещё не ушло… Они сейчас были тут, потому что когда я приходил, дверь была заперта… Ступайте, ребята, ищите их!..
— Они оставили тут зажжённую свечку, — сказал человек, стоявший у окна.
— Ищите! Всюду ищите! Камня не оставляйте на камне! — снова крикнул Пью, стуча о землю костылём.
В гостинице поднялась невыразимая кутерьма; по всему дому стучали тяжелые башмаки, хлопали двери, звенели разбитые стёкла, ломалась мебель. Наконец, разбойники один за другим вышли из дому и объявили, что ничего нет.
В ту же минуту снова раздался свист и повторился два раза. Я заметил, что разбойники встревожились, и заключил из этого, что их предостерегают.
Это Дирк свистит… и два раза. Надо, ребята, утекать, — сказал один из разбойников.
.jpg)
— Кто это хочет утекать? — зарычал слепой Пью. — Куда утекать?.. Зачем утекать?.. От того, что трус Дирк чего-нибудь испугался?.. Ах, вы, идиоты! Ничего не умели найти!.. Я уверен, что просто вы прозевали... И зачем только я слепой!..
Два разбойника принялись шарить в кустах, но как-то вяло и не охотно, видимо смущаясь слышанным свистом. Остальные стояли в нерешимости.
— Ослы! — ругался слепой. — Стоило протянуть руку за миллионами и взять их, а вы прозевали!.. Трусы, скоты!.. И всего-то нужно отыскать этих людей да хорошенько приступить…
— Да чего тебе ещё надо, Пью? Ведь дублоны мы взяли, — старался урезонить его один из разбойников.
— И почём ты знаешь, что бумаги были здесь? Может быть их тут и не было никогда, — возразил другой. — Возьми свои гинеи, Пью, и перестань базлить.
Базлить — это было сказано очень метко. Пью остервенился и начал колотить своих товарищей костылём направо и налево. Разбойники, в свою очередь, стали ругаться и вырывать у него костыль; тот не давал и продолжал буянить. Эта ссора нас спасла, то есть меня и матушку. За холмом, со стороны деревни, послышался лошадиный топот и вслед затем сверкнул и грохнул пистолетный выстрел. Разбойники немедленно пустились наутёк, кто к бухте, кто в поле. В полминуты все они исчезли, остался один старый Пью. Уж не знаю, от страха или из мести за грубость бросили его товарищи на произвол судьбы, но только он оказался позади всех и бежал ощупью, отчаянно стукая костылём и крича товарищам, чтобы они подождали. Те не слушались и вскоре слепой, повернув не туда, куда следует, побежал по дороге в деревню, пройдя мимо меня в двух шагах и крича что есть мочи:
— Джонни!.. Чёрный Пёс!.. Дирк!.. Неужели вы хотите бросить старика Пью?.. Не может быть!
Лошадиный топот слышался всё ближе и ближе. На холме, освещённом луною, показались четыре или пять всадников, галопом мчавшихся в нашу сторону. Пью заметил свою ошибку и, сделав крутой поворот, побежал прямо к канаве, в которую и свалился. Он встал и выбрался из неё, но, растерявшись, попал прямо под ноги передней лошади, налетевшей на него с разбега.
Всадник хотел остановить своего коня, но не успел. С ужасным криком Пью упал на землю и острые подковы прошли по его телу. Первое время он оставался в сидячем положении, как упал, а потом медленно свалился лицом на дорогу и замер, не шевелясь.
Я успел выйти из своего убежища и кричал всадникам, которые останавливались, подъезжая один за другим. То была конная таможенная стража, которую встретил нарочный, посланный к доктору Лайвей, и догодался известить о нападении на гостиницу. Начальник стражи, таможенный надзиратель Дэнс, уже знал о боте, приплывшем в Киттсову Нору, и на всякий случай сделал объезд нашей местности. Этому счастливому обстоятельству мы с матушкой и обязаны своим спасением.
А старый Пью был мёртв, совершенно мёртв.
Матушку спрыснули водой и привели в чувство. Оправившись от страха и придя в деревню, она немедленно принялась вздыхать о деньгах, которые она не успела взять.
Тем временем надзиратель Дэнс скакал во весь опор в Киттсовой норе, но когда он доскакал до неё, то бот уже снялся с якоря, хотя ещё не успел отплыть далеко. Надзиратель окликнул судно, но в ответ только пуля просвистела у него над ухом. Бот вышел из бухты и скрылся, а мистер Дэнс, по собственному его выражению, остался на берегу как рыба, выброшенная приливом. Всё что он мог сделать, это послать в Бристоль нарочного с донесением о виденном боте, но и такая мера в сущности ни к чему не могла привести.
Я рассказал Дэнсу всю историю, и мы с ним вместе вернулись в гостиницу, в которой точно варвары побывали. В злобе на нас, разбойники поломали и побросали на пол всё, что только попало им под руки, даже и стенные часы. Хотя с собой они не взяли ничего, кроме мешка с золотом, принадлежавшего капитану, тем не менее, для нас этот разгром равнялся полному разорению. Мистер Дэнс совершенно не понимал, чем объяснить такую злобу.
— Вы говорите, что деньги они взяли, так чего же они искали ещё? Других денег? — спрашивал он в недоумении.
— Нет, сэр, не думаю. Мне сдается, что они искали кое-чего другого… того, что я спрятал к себе в карман…
— Отличная мысль пришла тебе, мальчик. Ты не дашь мне эту вещь, а?
— Я думал отдать её доктору Лайвей.
— Отлично, чего же лучше, — согласился со мной надзиратель без малейшего неудовольствия. — Кому же вы можете скорее довериться, как не своему мировому судье? А теперь, я думаю, не худо мне пойти и донести о смерти этого Пью. На нас, на таможенных, так много клевещут… Не лучше ли и вам со мною отправиться, Гоукинс?
Я от души поблагодарил мистера Дэнса и пошёл с ним в деревню, где нас ждали лошади. Переговорив с матушкой, я, по указанию мистера Дэнса, сел на лошадь позади одного из объездчиков, у которого лошадь была покрепче, и мы крупную рысью поскакали к жилищу доктора.
У доктора во всех окнах было темно. Мистер Дэнс велел мне сойти с лошади и постучать у крыльца. Вышла горничная и сказала, что доктора нет дома. Он в этот вечер обедал в замке у сквайра Трелонэ.
Мистер Дэнс решил немедленно ехать туда. Замок был недалеко, так что я не сел опять на лошадь, а побежаль вприпрыжку рядом со с всадниками, затрусившими мелкой рысцой. Так мы въехали в ворота парка и проехали длинную въездную аллею. Мистер Дэнс велел сейчас же о себе доложить и мы немедленно были приняты. Через длинную галерею нас провели в большую библиотеку, по стенам которой тянулись многочисленные полки с книгами, а на кронштейнах стояло около дюжины мраморных бюстов. Сквайр и доктор сидели у пылающего камина, мирно беседуя и покуривая трубки.
Я до сих пор ни разу не видал сквайра Трелонэ вблизи. Он был рослый мужчина, футов шести, в меру полный и очень сильный, с добрым, открытым лицом, загорелым от далёких путешествий. Брови у него было очень густые и часто хмурились. Это придавало ему несколько неприятный вид, хотя в сущности он был человек добрейшей души; портили его лишь некоторая горячность и надменность.
— Добро пожаловать, мистер Дэнс, — сказал он важно и приветливо.
— Доброго вечера, Дэнс, — сказал доктор, кивая головою. Здравствуй и ты, друг Джим. Что скажете хорошенького?
Таможенный надзиратель, держась чопорно и неуклюже, рассказал всё дело, как вытверженный урок. Оба джентльмена слушали с таким интересом, что даже позабыли курить. Когда рассказ дошёл до того места, как моя мать с удивительным мужеством пустилась одна в гостиницу, доктор Лайвей в знак одобрения хлопнул себя по коленке, а сквайр воскликнул „браво!“ и так сильно стукнул трубкой о камин, что трубка разбилась. Не дожидаясь конца рассказа, мистер Трелонэ вскочил со своего глубокого кресла и крупными шагами заходил по зале. А доктор, так тот даже стащил с себя пудреный парик, словно для того, чтобы лучше слышать, и не пропускал ни одного слова, не заботясь о том, что его бритая чёрная голова имела чрезвычайно смешной вид.
— Наконец, мистер Дэнс окончил свой обстоятельный доклад.
— Хвалю, мистер Дэнс, хвалю! — вскричал сквайр. — вы можете гордиться своим поведением. И маленький Гоукинс тоже молодец. Да… Не позвонишь ли ты, мой милый?.. Мистер Дэнс, я думаю, не откажется выпить стакан пива.
— И ты уверен, Джим, — сказал доктор, — что в кармане у тебя та самая вещь, которую искали злодеи?
— Вот она, сэр, — отвечал я, передавая доктору клеёнчатый пакет.
Доктор повертел пакет во все стороны, словно у него чесались пальцы его распечатать, но удержался и только положил его в карман.
— Вот что, сквайр, сказал он, когда Дэнс выпьет своё пиво, он, разумеется, уедет отсюда, у него ночью много дела. Но Джима Гоукинса мне бы хотелось задержать до завтра, и если вы ничего не имеете против, то я бы вас попросил приказать, чтобы ему принесли холодного пирога и дали поужинать.
— С удовольствием, дорогой Лайвей, — отвечал сквайр, — Гоукинс такой молодец!
— Мне принесли большой паштет с голубями и накрыли прибор на маленьком столике. Я поужинал по-княжески, тем более, что был голоден как волк, а мистер Дэнс откланялся и уехал.
— Так как же, сквайр? — спросил доктор.
— Так как же, дорогой Лайвей? — в тон ему возразил сквайр.
.jpg)
— Начнём по-порядку, — засмеялся доктор. — Вы, полагаю, слыхали о старом Флинте, помощником которого называл себя покойный Билли Бунс?
— Слыхал ли я о Флинте? — вскричал сквайр. — Как же не слыхать!… Самый свирепый разбойник, какой только есть на земле… Синяя Борода в сравнении с ним младенец. Испанцы так его боялись, что я даже чуть-чуть не возгордился, что он англичанин… Ехали мы на испанском корабле… Дело было около Тринидата. Собака-капитан так перепугался, что сейчас же скомандовал право на борт и мы вернулись в гавань.
— Ну, это, положим, и в Англии бывало, — возразил доктор. — Но дело вот в чём: были у Флинта деньги или нет?
— Деньги-то! Ещё бы! Да из-за чего же эти негодяи и разбойничают, как не из-за денег? Из-за чего шкурой рискуют?
— Всё это мы разузнаем потом, — заметил доктор, — но теперь я должен вам сказать, что вы так горячитесь и так часто и много восклицаете, что нет никакой возможности с вами рассуждать. Скажите мне вот что: положим, что у меня в кармане находится указание, где спрятан клад старого Флинта; как вы думаете: велико это сокровище или нет?
— Велико ли, сэр?… Вот вам мой ответ: если это указание действительно у вас есть, то я берусь зафрахтовать в Бристоле корабль на свой счёт, сяду на него с вами и с молодым Гоукинсом, и мы поедем отыскивать деньги Флинта, хотя бы для этого нам пришлось проездить целый год.
— Прекрасно, — согласился доктор. — А теперь с позволения Джима, давайте вскроем пакет.
И он выложил пакет на столе.
Клеёнка была сшита с боков. Доктор достал из кармана футляр, вынул из него докторские ножницы и разрезал швы. В пакете оказались две вещи: записная книжка и какая-то бумага, запечатанная сургучем.
— Посмотрим сначала, что в книжке, — сказал доктор. Мы со сквайром стали смотреть через плечо доктора, который, видя, что я уже поужинал, любезно разрешил мне подойти и посмотреть.
На первой странице было какое-то царапанье от нечего делать, должно быть, „проба пера“ или что-нибудь в этом роде. На другой странице был тот же рисунок, что я видел на руке капитана, и те же слова: „прихоть Билли Бунса“. На третьей стоял полный титул: „Мистер Вильям Бунс, подшкипер“. Далее значилось: „Брошу пить ром“. Потом ещё: „Он поймал его в океане“. Далее опять шло неразборчивое царапанье.
— Всё это ничего не разъясняет, — заметил доктор, продолжая перелистывать книжку.
Десять или двенадцать следующих страниц были наполнены целым рядом каких-то непонятных заметок. Они шли в два столбца, на одном конце каждой строчки стояло число, а на другом сумма денег, ни дать, ни взять как в приходо-расходных книгах. Но вместо объяснений против каждого числа стояли только кресты. Против числа 12 июня 1745 года стояла сумма в 70,000 футов стерлингов (около 700,000 руб.), но значение этой суммы объяснялось только шестью крестами. Иногда стояло название места, вроде, „недалеко от Каракаса“, или означение широты и долготы, как например: „62°17°20°—19°2°40°“.
Эти счёты обнимали собою огромный период времени лет в двадцать, причём внизу у каждой страницы был вписан итог. Итоги постоянно возрастали и в конце последнего итога был ещё общий итог всем суммам, а в самом низу стояла подпись: „Бунс. Его клад“.
— Ничего не понимаю, — сказал доктор, окончив чтение.
— Что вы! Да это ясно как день! — вскричал сквайр. — Неужели вы не видите, что это счётная книга злодея?.. Кресты — это имена ограбленных шайкою городов или потопленных кораблей. Денежные суммы — это призы, доставшиеся на его долю. Когда он боялся спутаться, он прибавлял слова, как например „около Каракаса“. Вероятно, тут речь идёт о каком-нибудь ограбленном корабле. Бедные те, кто на нём ехал!..
— Вы правы, сквайр, — согласился доктор. — Что значит попутешествовать! Сейчас догадались. И заметьте: итоги растут по мере усиления шайки. Чем дальше в лес, тем больше дров.
— В тетрадке не оказалось больше ничего, кроме нескольких мореходных заметок и сравнительной таблицы монет различных европейских государств.
— Молодец! Свое дело знал! — воскликнул доктор. — Злодею не хотелось переплачивать лишнее при размене.
— Ну, теперь давайте смотреть остальное, — напомнил сквайр.
Остальное была бумага с несколькими сургучными печатями, запечатанными обыкновенным швейным напёрстком, быть может тем самым, что я вытащил из кармана у покойного Бунса. Доктор тщательно вскрыл это подобие конверта и вытащил самодельную карту какого-то острова с обозначением широты, долготы, лотовых измерений, удобных пристаней, бухт и проливов, — одним словом, самую подробную в морском отношении карту. Судя по масштабу, остров, должно быть, имел миль девять в длину и пять в ширину. Формою своей он напоминал стоящего на задних лапах дракона, на берегу заметны были две природные гавани, а в середине холм, отмеченный названием Далёкий Вид. С виду карта была очень старинная, но на ней виднелось несколько пометок очевидно недавних, как например, три сделанных красными чернилами креста, один на севере острова, другой на юге, и рядом с этой пометкой другая, сделанная тоже красными чернилами, но более изящным почерком, чем неуклюже-детское маранье капитана: „Здесь главный клад“.
На обороте тою же рукою были начертаны дополнительные указания:
Большое дерево на гребне „Далёкого Вида“; от N до N—N—E.
Остров Скелета Е.—I.—Е через Е.
Десять футов.
Деньги в северной ямке. Идти нужно Восточной долиной десять сажен к югу от чёрной скалы.
Оружие и припасы не трудно найти в песке, пункт N северного мыса.
Больше ничего не было. Но как ни кратки были эти указания, однако они привели в восторг и доктора, и сквайра. Я, разумеется, ничего не понимал и только удивлялся, чему они радуются.
— Лайвей! — вскричал мистер Трелонэ. — Завтра же бросайте свою жалкую медицину! Я не медля еду в Бристоль и зафрахтовываю прелестный караблик с отборным экипажем… Мы возьмём юнгой Гоукинса… хороший юнга у нас будет… Вы, Лайвей, будете судовым врачом, а я…… я адмиралом. Возьмём с собой Редрута, Джойса, Гунтера… Ветер будет попутный… мы благополучно приплывём к острову, где золото бери сколько хочешь, и вернёмся назад богачами…
Так фантазировал сквайр, а доктор молчал и сидел насупившись. — Вы забываете, Трелонэ, — произнес он вдруг, — что это золото не наше и что оно добыто грабежом и убийством…
— Правда, я об этом не подумал, — вскричал с обычной своей прямотою сквайр. — Но что же из этого! Не лежать же этому золоту на острове без всякой пользы, с ним можно много добра сделать.
Доктор задумался, взвешивая возражения сквайра.
— Да, это так, добра можно много сделать, на земле столько горя!… Знаете, Трелонэ, что я вам предложу? Условимся так: будем смотреть на это золото как на обыкновенный клад старинных монет и поступим с ним по закону о кладах, то есть одну половину отдадим в казну его величества короля Георга, а другую, как нашедшие, возьмём по праву себе. Хорошо так?
— Это… очень умно, — сказал мистер Трелонэ не без лёгкого вздоха.
— Что касается до другой половины, то условимся, прежде чем приступить к дележу, пожертвовать из неё примерно третью долю на бедных… На бедных, Трелонэ, на больницы и приюты…
— Вот это так, — вскричал сквайр Трелонэ, — это мне гораздо больше нравится, чем первое. Помогать бедным я никогда не прочь, а казна что?..
— Ну, так на этих условиях я с вами еду, — возразил доктор, переставая хмуриться. — Я возьму Джима и надеюсь, что мы оба разбогатеем от этой экспедиции… Сказать по правде, есть тут один человек, которого я очень боюсь.
— Кого это? — спросил сквайр. — Интересно бы знать.
— Вас, — отвечал доктор. — У вас к несчастью такой ужасный язык, вы совершенно не умеете держать его на привязи, а между тем для успеха нашего предприятия необходима абсолютная тайна. Знайте, дорогой Трелонэ, что мы ставим на карту жизнь. Злодеи, нападавшие на гостиницу, тоже вероятно желают отыскать клад и нам необходимо сбить их с толку. До последней минуты не нужно говорить решительно никому о цели нашей поездки… и не только говорить, даже намекать никому не следует.
— Лайвей, — объявил торжественно сквайр, — вы совершенно правы. Даю вам слово молчать как могила.