Съ 23-го Сентября по 5-е Октября, почти цѣлыя двѣ недѣли, мы жили покойно въ Тарутинскомъ лагерѣ, не занимаясь Французами. Насъ укомплектовали рекрутами, лошадьми, зарядами, снабдили тулупами, сапогами, удовольствовали сухарями, а лошадей овсомъ и сѣномъ вволю; тутъ выдали намъ третное жалованье, и сверхъ того нижніе чины за Бородинское сраженіе награждены были по 5-ти рублей ассигнаціями. Откуда что явилось! Изъ южной Россіи везли къ Тарутинскому лагерю по всѣмъ дорогамъ всякіе припасы. Среди биваковъ открылись у насъ лавки съ разными потребностями для военныхъ людей, завелась торговля, и тутъ подлинно—всѣ загуляли. Крестьяне изъ ближнихъ и дальнихъ селеній пріѣзжали въ лагерь повидаться съ оставшимися въ живыхъ родственниками и земляками; даже крестьянки толпами ежедневно приходили съ гостинцами въ полки, отыскивать мужей, сыновей, братьевъ. Я видѣлъ такихъ прихожанокъ, одушевленныхъ воинскимъ патріотизмомъ, которыя говорили: «Только дай намъ, батюшко, пики, то и мы пойдемъ на Француза»… Казалось, вся Россія сходилась душою въ Тарутинскомъ лагерѣ, и кто былъ истинный сынъ отечества, тотъ изъ самыхъ отдаленныхъ предѣловъ стремился, если не самъ собою, то сердцемъ и мыслію, къ Тарутинскому лагерю, жертвуя послѣднимъ достояніемъ. Все драгоцѣннѣйшее для цѣлой Имперіи вмѣщалось въ тѣсномъ пространствѣ этого лагеря—послѣднія усилія Россіи. Въ воинской прозорливости полководца заключалась послѣдняя надежда погибающаго отечества. Еще никто изъ вождей Русскихъ не былъ столь важенъ и великъ въ виду всей націи, какъ въ то время Князь Кутузовъ. На него устремлялись взоры цѣлой Россіи; отъ исполненія его плановъ зависѣла участь Имперіи. Но Князь былъ коренной сынъ Россіи, вскормленный ея сосцами, и питавшій въ себѣ неизмѣнную любовь къ ней; участь отечества близко лежала къ счастію его сердца; онъ дорожилъ довѣріемъ Монарха и всей націи. Таясь подъ скромною наружностію въ своемъ лагерѣ, онъ хитро разставлялъ сѣти пылкому врагу отечества; наконецъ опытный умъ его восторжествовалъ надъ гордымъ любимцемъ Фортуны—и непобѣдимый сталъ побѣжденъ.
Нѣкоторые утверждали послѣ событій, что голодъ и холодъ были главнѣйшими союзниками у насъ для истребленія Французовъ. Но не въ искуствѣ-ли Фельдмаршала состояло довести непріятеля до такой крайности, чтобы и самыя бѣдствія природы обратить на него же? Можно-ли не быть признательнымъ къ тому, съ какимъ благоразуміемъ нашъ полководецъ умѣлъ льстить высокомѣрному ожиданію Наполеона о заключеніи выгоднаго для него мира? Какъ хитро были пускаемы въ непріятельскую армію слухи, будто наши войски находятся въ самомъ жалкомъ положеніи, терпятъ во всемъ крайній недостатокъ; будто лишь въ первыхъ рядахъ остались старые солдаты, а впрочемъ все рекруты и ратники; будто потеря Москвы разстроила субординацію въ войскѣ! Для вѣроятія такихъ слуховъ, Фельдмаршалъ явно поссорился съ Атаманомъ Казаковъ Платовымъ: говорили, будто-бы онъ подозрѣвалъ его въ измѣнѣ, и удалилъ отъ арміи. Стоустая молва доводила до слуха Наполеонова столь радостныя для него, но въ самой сущности ложныя вѣсти, между тѣмъ какъ Атаманъ Платовъ, вѣрный сынъ Россіи, вызывалъ съ Дона стараго и малаго, и въ непродолжительномъ времени привелъ 45 полковъ удалыхъ молодцевъ. Наполеонъ, какъ завоеватель Европы, ослѣпленный своимъ величіемъ, и поставлявшій себя выше смертныхъ, поддался обыкновенной человѣческой слабости. Хитрыя вѣсти, столь благопріятныя, простой полководецъ принялъ бы за нарочно поддѣланныя; но онъ вѣрилъ имъ со всею слѣпотою, потому что онѣ льстили его ожиданіямъ. Къ довершенію обольщенія, вскорѣ за слухами, стали попадаться въ руки Французамъ наши курьеры съ мнимыми донесеніями Фельдмаршала къ Государю, что Русская армія находится въ бѣдственномъ положеніи, и вовсе не имѣетъ духа сражаться; что Фельдмаршалъ не смѣетъ дать рѣшительной битвы, а потому предоставляетъ Его Императорскому Величеству единственное средство къ спасенію, ускорить заключеніе мира съ какими-бы то ни было пожертвованіями, полагая, что и непріятель, находясь самъ не въ весьма выгодномъ положеніи, ограничитъ свои требованія.—Наполеонъ, конечно, съ радостію читалъ перехваченныя донесенія, и охотно готовъ былъ умѣрить свои завоеванія, оставляя за собою, на первый разъ, хотя однѣ Польскія губерніи, и признаваясь самъ себѣ, что онъ слишкомъ поспѣшилъ исполненіемъ великаго плана: изгнать Рускихъ изъ Европы;—но онъ забылъ о старой лисицѣ.
Вотъ какъ мудрый полководецъ нашъ умѣлъ продлить время, которымъ самъ много выигрывалъ, а непріятеля доводилъ до послѣдней крайности, покуда настало время холода и голода, а вмѣстѣ съ тѣмъ настала пора нанести рѣшительный ударъ страшному врагу силами человѣческими, при содѣйствіи небесныхъ. Такъ опытный умъ восторжествовалъ надъ гордымъ любимцемъ Фортуны—и непобѣдимый сталъ побѣжденъ!
Въ то время какъ наши войски продолжали отступленіе черезъ Москву, первый изъ Русскихъ партизановъ, Полковникъ Ахтырскаго гусарскаго полка Давыдовъ, сталъ дѣлать набѣги на большую дорогу, между Вязьмою и Гжатскомъ. Потомъ Фельдмаршалъ назначилъ еще партизанами на Можайскую дорогу самого Полковника Давыдова, Сеславина, Князя Кудашева, и наконецъ Капитана Фигнера.
Между тѣмъ какъ главныя силы нашей арміи отдыхали въ Тарутинскомъ лагерѣ, непріятельскіе фуражиры и разные отряды его были истребляемы нашими партизанами и народомъ. Эта малая война распространилась по всѣмъ окрестностямъ Москвы и дѣйствовала съ ужаснымъ ожесточеніемъ; она доводила наконецъ Французовъ до отчаянія. Отважные партизаны наши, ободряя крестьянъ, приготовленныхъ къ мести на врага воззваніемъ Государя и внушеніемъ Духовенства, открыли народную войну во всей ея силѣ, со всѣми ужасами. Тысячи примѣровъ явили тогда въ народѣ Русскомъ истинныхъ сыновъ и героевъ отечества; все, что представляетъ намъ Древняя Исторія великаго въ дѣлахъ сильнаго патріотизма, повторилось въ наши времена, и Рускіе могутъ похвалиться своимъ Муціемъ-Сцеволой.
Изъ числа всѣхъ извѣстныхъ партизановъ нашихъ, особенно прославившійся необыкновенною отважностію въ набѣгахъ, былъ, къ чести Русской артиллеріи, Капитанъ Фигнеръ.
Прежде нежели приступлю къ описанію его партизанскихъ подвиговъ, долженъ нѣчто сказать о немъ самомъ, и о первоначальной его службѣ.
Александръ Самуиловичъ Фигнеръ происходилъ отъ благородной фамиліи Германскихъ Бароновъ. Дѣдъ его, выѣхавшій при Императорѣ Петрѣ I-мъ изъ Германіи, имѣлъ титулъ Барона Фигнера фонъ Рутмерсбахъ; но въ которомъ году точно, въ какой находился службѣ, и какъ утратилъ титулъ Барона, за давностію времени неизвѣстно. Сынъ его, Сумуилъ Фигнеръ, служилъ въ Россійской службѣ отъ самыхъ нижнихъ чиновъ, и бывши штабъ-офицеромъ, былъ опредѣленъ Директоромъ казеннаго хрустальнаго завода, что близъ С. Петербурга; потомъ, съ чиномъ Статскаго Совѣтника, украшенный орденами, вышелъ въ отставку, и вскорѣ, на открывшуюся ваканцію въ Псковской Губерніи, опредѣленъ Вице-Губернаторомъ. Второй сынъ его, Александръ Самуиловичъ, нашъ партизанъ, родился 1787-го года, и въ юныхъ лѣтахъ былъ отданъ въ Артиллерійскій Корпусъ; тамъ, проходя науки, онъ оказалъ много быстрыхъ успѣховъ, отличія, и также въ нѣкоторыхъ случаяхъ обнаруживалъ свою необыкновенную отважность. На 14-мъ году возраста онъ былъ выпущенъ въ Артиллерію офицеромъ, и отправился въ Корфу, при Генералъ-Лейтенантѣ Бороздинѣ, назначенномъ туда Военнымъ Губернаторомъ. Изъ Корфу Фигнеръ нашелъ случай побывать въ Италіи, и прожилъ нѣсколько мѣсяцевъ въ Миланѣ. Имѣя отличныя ко всему способности, онъ скоро выучился Итальянскому языку, и говорилъ имъ какъ природный Итальянецъ. Фигнеръ не рѣдко вспоминалъ о счастіи протекшаго времени, проведеннаго имъ въ благословенномъ краю Италіи, подъ яснымъ небомъ умѣреннаго климата, среди всякаго изобилія для пріятной жизни, среди изящностей самой природы, наукъ, и художествъ; припоминалъ съ участіемъ то почтенное семейство въ Миланѣ, гдѣ онъ жилъ въ союзѣ любви и дружбы.
Изъ Италіи Фигнеръ перешелъ въ Молдавію. Въ юныхъ лѣтахъ, будучи простымъ офицеромъ, онъ отличался противъ Турокъ; измѣрилъ подъ Рущукомъ крѣпостной ровъ со всею отважностію неустрашимаго артиллериста, и съ пушками находился всегда въ передней сапѣ траншей, на гласисѣ крѣпости, откуда Турки не смѣли показываться, потому что онъ всегда билъ ихъ картечью. За все это, имѣя отъ роду 19-ть лѣтъ, въ чинѣ Поручика, получилъ онъ лестный знакъ отличія: орденъ Св. Георгія 4-й степени, лестный тѣмъ болѣе, что самъ Главнокомандующій, Генералъ Каменскій, снялъ тотъ крестъ съ убитаго Генерала Сиверса[1], и возложилъ на Фигнера, какъ-бы передавая юному герою все мужество и неустрашимость падшаго на вершинѣ чести.
Получивъ столь отличную награду, Фигнеръ полетѣлъ къ роднымъ во Псковъ. Пріѣздъ любимаго сына, черезъ девять лѣтъ разлуки, съ такимъ отличіемъ въ молодыхъ лѣтахъ, привелъ его родителя, почтеннаго старца, въ чрезвычайное восхищеніе; но чрезъ мѣсяцъ послѣ свиданія, счастливый отецъ умеръ отъ апоплексическаго удара, въ 1811-мъ году.
Отъ сего времени начался новый періодъ жизни Александра Фигнера. Оставшись при овдовѣвшей матери своей въ Псковѣ, успѣлъ онъ благонравіемъ и скромностію привлечь на себя отъ всѣхъ знакомыхъ покойнаго отца своего вниманіе и уваженіе, что вскорѣ доставило ему счастіе жениться на Ольгѣ Михайловнѣ, дочери Статскаго Совѣтника Бибикова, бывшаго, незадолго прежде отца его, во Псковѣ Вице-Губернаторомъ.
Фигнеръ, съ перемѣною состоянія своего, имѣлъ необходимость отправиться въ Крымъ, для сдачи тамъ бывшей въ его вѣдѣніи команды; послѣ того перешелъ на службу въ артиллерійскую роту, расположенную близъ С. Петербурга. Возвратившись въ домъ родителей жены своей, онъ намѣренъ былъ, для поправленія разстроеннаго здоровья, проситься въ отставку; но вдругъ возгорѣвшаяся война противъ Французовъ вызвала его на поприще брани, искать заслугъ и славы. Онъ опредѣлился тогда 11-й бригады въ 3-ю легкую роту, Штабсъ-Капитаномъ, и пріѣхалъ къ намъ передъ начатіемъ кампаніи, подъ Вильною, въ с. Яшуны.
Александръ Фигнеръ былъ пригожій мужчина, средняго роста, сынъ Сѣвера, крѣпкій мышцами, круглолицъ, бѣлъ, свѣтлорусъ. Его большіе, свѣтлые глаза были исполнены живости; голосъ у него былъ мужественный; онъ имѣлъ здравый умъ, даръ краснорѣчія, въ предпріятіяхъ неутомимую дѣятельность, пылкое воображеніе. Презрѣніе ко всякой опасности и безпримѣрная отважность показывали въ немъ всегдашнюю неустрашимость и присутствіе духа. Онъ зналъ языки Нѣмецкій, Французскій, Итальянскій, Польскій, и Молдаванскій такъ-же хорошо, какъ Русскій. Кромѣ обыкновенныхъ познаній, необходимыхъ артиллерійскому офицеру, онъ зналъ Тактику, Стратегію, древнюю и новую Исторію, читалъ много хорошихъ книгъ, и признавался, что не любилъ только Нѣмецкой Метафизики и Мистицизма.
Съ такими достоинствами явился Александръ Фигнеръ на поприщѣ воинской славы, въ отечественную войну, и сталъ извѣстнымъ партизаномъ въ Россіи и въ Европѣ.
Послѣ того, какъ мы съ нимъ разстались подъ Москвою, 2-го Сентября, я не имѣлъ о немъ никакихъ извѣстій до самаго Тарутинскаго лагеря. Тутъ онъ явился опять, къ живѣйшей радости любившихъ его товарищей. Мы тотчасъ замѣтили въ наружности его перемѣну: онъ былъ съ отрощенною бородкою; волосы на головѣ его были острижены въ кружокъ, какъ у Русскаго мужичка. При всѣхъ нашихъ распросахъ, и при всей его веселости отъ удачнаго исполненія порученій, не могли мы вывѣдать всего, что онъ дѣлалъ въ Москвѣ. Я напомнилъ ему объ ужасномъ взрывѣ пороховаго погреба, потрясшемъ подъ нами землю. Онъ усмѣхнулся, но, потупивъ взоры, заговорилъ о другомъ: скромность налагала на уста его печать какой-то тайны. Впрочемъ, по дружескому настоянію, Фигнеръ мало по малу разсказалъ намъ, что разставшись со мною, онъ тотчасъ переодѣлся Русскимъ мужикомъ, и пошелъ въ Москву, тогда какъ пожаръ сталъ распространяться и Французы занялись грабежемъ. Потомъ, изъ числа оставшихся въ Москвѣ разнаго званія людей, онъ составлялъ для истребленія непріятелей вооруженныя партіи, дѣлалъ съ ними, среди пламени, въ улицахъ и въ домахъ, засады, нападалъ на грабителей по силамъ, и распоряжался такъ, что вездѣ Французы были убиваемы, особенно по ночамъ. Такъ Фигнеръ началъ истреблять непріятелей, съ шайкою удальцовъ, въ самомъ городѣ, среди ужасовъ пожара и грабежа. Французы видѣли въ развалинахъ пылающей Русской столицы методическую войну отважнаго и скрытнаго мстителя; тщетно они искали, даже имѣли его передъ глазами—и не могли найдти. Въ простой одеждѣ мужичка, онъ днемъ бродилъ между Французскими солдатами, чѣмъ могъ имъ прислуживалъ, между тѣмъ вслушивался въ ихъ разговоры, потомъ распоряжался съ своими удальцами для ночныхъ нападеній, и къ утру—по всѣмъ улицамъ являлись тѣла убитыхъ Французовъ. Наконецъ сказалъ онъ поглаживая бородку: «Хотѣлось мнѣ пробиться въ Кремль, къ Наполеону; но одинъ каналья, гвардеецъ, стоявшій на часахъ у Спасскихъ воротъ, не смотря на мою мужицкую фигуру, шибко ударилъ меня прикладомъ въ грудь. Это подало подозрѣніе, меня схватили, допрашивали: съ какимъ намѣреніемъ я шелъ въ Кремль?—Сколько ни старался я притворяться дуракомъ и простофилей, но меня довольно постращали, и съ угрозою давали наставленіе, чтобы впредь не осмѣливался ходить туда, потому что мужикамъ возбраняется приближеніе къ священному мѣстопребыванію Императора».... Послѣ за Фигнеромъ стали присматривать, однако онъ ускользнулъ изъ Москвы, сдѣлавши тамъ что надобно было.
Исполнивъ съ успѣхомъ данное порученіе, отважный и незабвенный мститель нашъ явился въ Тарутинскій лагерь, къ Фельдмаршалу. Князь Кутузовъ, вмѣсто всякихъ привѣтствій, поцѣловалъ его, и эту награду Фигнеръ почиталъ себѣ за величайшій знакъ отличія; но Князь доставилъ ему впослѣдствіи времени существеннѣйшее возмездіе, своимъ ходатайствомъ у Трона Высочайшей милости относительно его тестя; при чемъ въ своемъ донесеніи, съ представленіемъ журнала военныхъ дѣйствій за Октябрь, означилъ о немъ: всегда находится въ самой близи къ непріятелю.... Фигнеръ не желалъ собственно для себя никакихъ наградъ, но всѣ плоды заслугъ своихъ дарилъ—семейству. Такъ къ воинской доблести онъ присоединилъ еще добродѣтель истиннаго гражданина.
За симъ Фельдмаршалъ поручилъ ему составить партизанскій отрядъ, и дѣйствовать, для одной цѣли съ прочими, въ тылу непріятеля.
Всякому партизану предоставлено было, на собственный произволъ, выбирать себѣ подчиненныхъ по роду оружія, какое находилъ онъ приличнымъ для своихъ предпріятій; потому Фигнеръ, еще не заслужившій общаго довѣрія, на первый разъ былъ въ затрудненіи. Но ему скоро пришла счастливая мысль: для истребленія мародёровъ непріятельскихъ обратиться къ своимъ. Извѣстно, что по флангамъ и въ тылу всякой арміи, бываетъ всегда, подъ видомъ усталыхъ и фуражировъ, немалое число разсыпающихся по селеніямъ и дорогамъ, праздношатающихся вооруженныхъ людей всякаго рода войскъ, называемыхъ мародёрами или бродягами. Фигнеръ нашелъ довольно такихъ изъ легкой кавалеріи; пѣшихъ посадилъ на крестьянскихъ лошадей; увлекательнымъ краснорѣчіемъ умѣлъ соединить ихъ къ общему участію, для пріобрѣтенія добычи, и съ двумя сотнями разнокалиберныхъ удальцовъ началъ производить свои набѣги. Днемъ, обыкновенно онъ пряталъ ихъ въ чащу лѣса, а самъ, переодѣвшись Французомъ, Полякомъ, или Итальянцемъ, иногда съ трубачемъ, а иногда одинъ, ѣздилъ къ непріятельскимъ форпостамъ: тутъ дѣлалъ онъ выговоръ пикетному караулу за оплошность и невнимательность, давая знать, что въ сторонѣ есть партія Казаковъ; въ другомъ мѣстѣ извѣщалъ, что Рускіе занимаютъ такую-то деревню, а потому для фуражированія лучше идти въ противную сторону. Такимъ образомъ, высмотрѣвши положеніе, силу непріятелей, и расположивъ ихъ по своимъ мыслямъ, онъ съ наступленіемъ вечера принималъ настоящій видъ партизана, и съ удальцами своими являлся, какъ снѣгъ на голову, тамъ, гдѣ его вовсе не ожидали, и гдѣ Французы, по его увѣренію, почитали себя въ совершенной безопасности. Такимъ способомъ, отважный Фигнеръ почти ежедневно присылалъ въ лагерь главной квартиры по 200 и 300 плѣнныхъ, такъ что стали уже затрудняться тамъ въ ихъ помѣщеніи, и совѣтовали ему истреблять злодѣевъ на мѣстѣ.
Съ помощію крестьянъ, которыхъ Фигнеръ собиралъ, вооружалъ, и чрезъ которыхъ узнавалъ о силѣ и положеніи непріятелей, увеличивая безпрестанно свою партію прибылыми удальцами, онъ успѣлъ, не далеко отъ Москвы, на Можайской дорогѣ, отбить непріятельскій паркъ, состоявшій изъ шести новыхъ пушекъ, съ зарядными палубами, со всею прислугою и упряжью, который четыре мѣсяца шелъ изъ Италіи подъ слабымъ прикрытіемъ; съ тѣмъ вмѣстѣ попалась ему небольшая казна золота. Деньги роздалъ онъ сподвижникамъ своимъ, все прочее сжегъ, а пушки заклепалъ и зарылъ въ землю. При этомъ онъ имѣлъ неосторожность оставить изъ числа плѣнныхъ Итальянцевъ нѣсколькихъ при себѣ; они послѣ разбѣжались, и одинъ унтеръ-офицеръ, замѣтивъ отважность Фигнера, съ отличными способностями во вредъ Французамъ, описалъ имъ всѣ его подвиги, храбрость и хитрости. Съ тѣхъ поръ въ арміи непріятельской имя Фигнера стало ужасно, и голова его была оцѣнена.
Фигнеръ, желая дать своей партіи надлежащее устройство, сталъ вводить порядокъ и дисциплину; мародерамъ это не понравилось, и они отъ него разбѣжались. Показавъ свои способности, наносить вредъ непріятелю ничтожными средствами, Фигнеръ явился къ Фельдмаршалу и просилъ регулярнаго войска. Князь Кутузовъ позволилъ ему взять 800 человѣкъ изъ легкой кавалеріи, гусаровъ, улановъ и Казаковъ, съ офицерами, какихъ онъ самъ выберетъ. Фигнеръ оправдалъ столь лестное къ себѣ довѣріе Фельдмаршала; онъ не забылъ артиллеристовъ: изъ роты Подполковника Тимоѳеева взялъ Поручика Селецкаго, изъ своей Поручика Барона Щлиппенбаха и Фельдфебеля Катомина. Я очень желалъ быть съ нимъ въ отрядѣ, но онъ просилъ меня остаться хозяиномъ въ ротѣ, носившей его имя.
Съ партіею устроенныхъ войскъ Фигнеръ сталъ ужаснѣе для Французовъ. Тутъ еще болѣе развились его воинскія способности. Искусными маневрами, скрытностію маршей, нечаянностію, быстротою, съ вѣрными проводниками, по сокровеннымъ тропинкамъ, онъ производилъ славнѣйшіе набѣги: разбивалъ сильныя партіи Французовъ, сожигалъ обозы, перехватывалъ курьеровъ, и тревожилъ часто непріятелей подъ самою Москвою. Наполеонъ принужденъ былъ отрядить на Можайскую дорогу пѣхотную и кавалерійскую дивизіи, для укрощенія отважныхъ набѣговъ Фигнера и другихъ партизановъ.
Однажды Фигнеръ съ своимъ отрядомъ былъ окруженъ почти съ трехъ сторонъ Французами, но хитрымъ маневромъ ушелъ, и вотъ какъ: Непріятельская кавалерія, окружая Фигнера, хотѣла истребить его вмѣстѣ съ партіею; но покуда производились для этого движенія, Фигнеръ замѣтилъ опасность, и, пользуясь мѣстоположеніемъ съ лѣсочками, раздѣлилъ свою партію на двѣ части: одной изъ нихъ далъ видъ своего непріятеля, а съ другою принялъ оборонительное дѣйствіе. Первые, показавшись изъ-за лѣса, устремились на вторыхъ, стали ихъ тѣснить, гнать, причемъ поднялась сильная перестрѣлка и ручная схватка, такъ что, въ виду Французовъ, Фигнеръ съ партіею казался разбитымъ, разсѣяннымъ и взятымъ въ плѣнъ. Эта хитрость остановила дѣйствительнаго непріятеля, который, зѣвая на фальшивую сшибку, упустилъ изъ рукъ удалаго партизана.
Разсказывали еще одинъ случай, какъ Фигнеръ чуть не былъ пойманъ, и однако спасся еще чудеснѣе. Отрядъ Французовъ въ одномъ мѣстѣ подстерегъ его, и, сдѣлавъ нападеніе, вогналъ въ лѣсъ, примыкавшій къ болоту. Уже день склонился къ вечеру, и поздно было продолжать дальнѣйшее дѣйствіе въ лѣсу; однако опасаясь выпустить изъ рукъ вреднаго наѣздника, Французы окружили лѣсъ, будучи увѣрены, что непроходимое болото за лѣсомъ воспрепятствуетъ его бѣгству, а съ разсвѣтомъ дня онъ самъ попадется къ нимъ, живой или мертвый. Фигнеръ дѣйствительно находился въ самомъ затруднительномъ положеніи: болото казалось непроходимымъ ни для коннаго, ни для пѣшаго. Пользуясь темнотою ночи, онъ попробовалъ съ двумя товарищами пройдти пѣшкомъ черезъ болото, шириною на полверсты; кой-какъ, съ помощію шестовъ, по кочкамъ, имъ удалось перебраться на ту сторону, и, къ счастію, верстахъ въ двухъ они нашли деревушку. Фигнеръ тотчасъ собралъ немногихъ крестьянъ, объявилъ имъ опасность своей партіи, указалъ средство для спасенія, и велѣлъ немедленно нести на берегъ солому и доски. Этими матеріялами онъ выстлалъ по болоту дорожку; къ полуночи возвратился въ свою западню, гдѣ товарищи его, завалившись за пеньками, сторожили Французовъ, которые вокругъ лѣса развели огонь и шумѣли. Фигнеръ со всею осторожностію велѣлъ своимъ, по одиначкѣ, переводить лошадей по досчатой дорожкѣ. Когда лошадей перевели, онъ велѣлъ пѣшимъ стать въ ширину болота на извѣстномъ разстояніи, и первый, оставаясь съ краю отъ лѣса, сталъ передавать чрезъ ближняго дальнимъ доски и солому; такимъ образомъ онъ успѣлъ переправить всю партію и даже изгладить слѣдъ дороги.—Съ разсвѣтомъ дня, Французы приступили къ лѣсу со всѣхъ сторонъ, и пошли облавою въ добромъ порядкѣ; наконецъ сошлись всѣ у болота, и зѣвали другъ на друга: Куда онъ дѣвался съ Казаками?… Его не было, и слѣдъ простылъ. Конные сунулись въ болото, но лошади стали вязнуть, и пѣшіе не могли переступить шага. Эта шутка столько изумила Французовъ, что они долго не могли образумиться, и почитали Фигнера ужаснымъ разбойникомъ, который ихъ истребляетъ и морочитъ, какъ дьяволъ.
Отважность Фигнера простиралась до того, что онъ однажды, подъ самою Москвою, напалъ на гвардейскихъ кирасировъ Наполеоновыхъ въ лагерѣ, ранилъ ихъ Полковника и вмѣстѣ съ пятьюдесятью человѣками увелъ въ плѣнъ.
Въ началѣ ретирады Французовъ изъ Москвы, Фигнеръ открылъ, шедшій по дорогѣ, большой транспортъ съ награбленнымъ имуществомъ, защищаемый сильнымъ прикрытіемъ. Не имѣя при себѣ, для нападенія и разбитія его, достаточно войска, онъ обратился съ предложеніемъ къ Генералу Дорохову, находившемуся поблизости съ довольно сильнымъ отрядомъ; но Генералъ, по какимъ-то причинамъ, не хотѣлъ содѣйствовать Фигнеру; тогда онъ согласился съ другимъ, не менѣе славнымъ, партизаномъ Сеславинымъ. Они вмѣстѣ ударили на непріятельскій транспортъ, и хотя не могли совершенно истребить его, однако Фигнеру удалось отбить часть обоза, изъ котораго онъ прислалъ ко мнѣ пудъ серебра для ротнаго образа: оно состояло изъ окладовъ, содранныхъ Французами съ церковныхъ образовъ.
Между тѣмъ, въ Тарутинскомъ лагерѣ наши войски не только отдохнули, но и поправились, какъ будто въ квартирахъ. Солдаты имѣли крѣпкіе шалаши, которые подновлялись изъ ближайшихъ лѣсовъ, окружавшихъ лагерь. Но какъ въ Октябрѣ стали показываться по утрамъ морозы, а пасмурные дни давали чувствовать холодную осень и приближеніе зимы, то офицеры строили для себя землянки, и надѣвали тулупы; въ бивакахъ не переводился огонь, около котораго согрѣваясь, мы воображали о несчастной участи, какой скоро подвергнутся Французы въ нашемъ климатѣ.
Въ это время дошло до насъ пріятное извѣстіе о дѣйствіяхъ Корпуса Графа Витгенштейна, какъ онъ разбилъ Маршала Удино, и, очистивъ путь отъ Себежа къ Полоцку, защищалъ С. Петербургскую дорогу. Вскорѣ за тѣмъ услышали мы о взятіи штурмомъ укрѣпленнаго Французами города Вереи, отрядомъ Генерала Дорохова. Впрочемъ, о побѣдахъ этихъ не возсылалось молебствій, какъ прежде бывало: онѣ казались уже дѣломъ обыкновеннымъ.—Говорили, что въ Бѣлоруссіи Наполеонъ, прокламаціями возмущалъ крестьянъ противъ помѣщиковъ, обѣщая имъ вольность и свободу отъ барщины.
Слухи носились также, что положеніе непріятельской арміи со дня на день становилось бѣдственнѣе. Найденные въ Москвѣ жизненные припасы скоро извелись у нихъ, и не оставалось инаго средства кормиться, какъ падшими лошадьми. Изъ всѣхъ недостатковъ для существованія войска, ощутительнѣйшій былъ въ фуражѣ. Большія партіи фуражировъ отъѣзжали верстъ за тридцать въ сторону, для добыванія себѣ и лошадямъ пропитанія, при чемъ часто попадались въ засады нашихъ партизановъ, и каждый клокъ сѣна стоилъ крови.
23-го Сентября, въ главную квартиру нашего Фельдмаршала прибылъ отъ Наполеона Адъютантъ его, Графъ Лористонъ. Для принятія посланника, Князь Кутузовъ позволилъ, между авангардами враждующихъ силъ, сдѣлать на нѣсколько часовъ перемиріе. Между тѣмъ приказано было перемѣстить войски. Нѣкоторые полки перевели изъ лагеря за с. Леташевку, для того чтобы скрыть отъ непріятеля настоящее положеніе войскъ, и размѣщеніемъ ихъ, по обширности мѣста, дать видъ многочислія.
Нашъ 4-й Корпусъ находился тогда еще между авангардомъ и арміею. Приказано было во всѣхъ полкахъ, къ вечеру развести веселые огни, варить кашицу съ мясомъ, пѣть пѣсни и вездѣ играть музыкѣ. Такимъ образомъ, по всему лагерю, открылась у насъ иллюминація и шумное веселье; радость всѣхъ была непринужденная, когда услышали, что въ этотъ вечеръ пріѣдетъ отъ Наполеона къ Фельдмаршалу посланникъ, просить мира; тогда мы уже совершенно были увѣрены, что наша беретъ, и скоро погонимъ Французовъ изъ Россіи, такъ что костей своихъ не унесутъ съ собой.
Извѣстно, какъ Фельдмаршалъ умѣлъ провести Наполеона пустыми переговорами и перепискою о мирѣ, между тѣмъ какъ побѣдитель Европы находился въ жестокой необходимости предпринять ретираду. Князь Кутузовъ вознамѣрился нанести авангарду его, расположенному за р. Чернишной, первый ударъ, для начала послѣдующихъ пораженій.
Ночью съ 5-го на 6-е Октября, войски наши, по диспозиціи, двинулись изъ лагеря, для общаго нападенія на Французовъ. Армія выступила правымъ флангомъ пятью колоннами. 20-й Егерскій полкъ и 10 Казачьихъ полковъ, подъ командою Графа Орлова-Денисова, открыли маршъ и обходили лѣвый флангъ непріятеля; въ подкрѣпленіе Казакамъ слѣдовала гвардейская дивизія легкой кавалеріи. Потомъ шли пѣхотные Корпусы 2-й, 3-й и 4-й, составляя правый флангъ общей атаки, подъ начальствомъ Генерала Бенигсена. Войски переправились черезъ рѣч. Нару по приготовленнымъ мостамъ. Отъ средины лагеря, противъ Тарутина, перешелъ черезъ Нару 6-й Корпусъ Генерала Дохтурова; 7-й и 8-й пѣхотные Корпуса находились на лѣвомъ флангѣ общей атаки. За Корпусомъ Генерала Дохтурова слѣдовалъ большой резервъ, состоявшій изъ 5-го Корпуса, изъ кирасировъ и всей резервной артиллеріи. Главный ударъ должны были произвести Казаки въ тылу непріятеля; но Фельдмаршалъ, какъ видно, полагалъ встрѣтить сильное сопротивленіе, а потому и двинулъ всю армію.
Ночь была не очень темна, хотя и съ облачнымъ небомъ; погода сухая, но земля влажная, такъ что войски шли по ней безъ всякаго стука: даже не слышно было колесъ подъ артиллеріею. Всѣ шли очень осторожно: никто не смѣлъ курить трубки, высѣкать кремнемъ огня, кашлять, и ежели надобно было говорить, то говорили шепотомъ, лошадей удерживали отъ ржанія, словомъ, все приняло видъ таинственнаго предпріятія. Такимъ образомъ шли мы во всю ночь, и сонъ не смѣлъ прикасаться къ вѣждямъ нашимъ: всѣ заняты были предстоящимъ. Небо, отъ бивачныхъ огней непріятеля, покрылось свѣтлымъ заревомъ и показывало намъ мѣста его расположенія. Мы оставляли огни влѣво за лѣсомъ, и къ 4-мъ часамъ утра обошли непріятеля.
4-й Корпусъ, подошедъ къ лѣсу до назначеннаго мѣста, повернулъ влѣво, и сталъ въ сомкнутыхъ колоннахъ; егери вышли впередъ. Тутъ съ часъ времени стояли мы въ нетерпѣніи, покуда правѣе насъ прошли 2-й и 3-й Корпуса, опоздавшіе отъ ошибки проводника. Дѣло началось съ праваго фланга, и уже при разсвѣтѣ дня. Только что слышны стали оттуда пушечные выстрѣлы, какъ наши егери бросились въ лѣсъ и страшною стрѣльбою ударили въ ближайшихъ Французовъ. Мнѣ велѣно было тотчасъ съ двумя пушками выѣхать на долину, правѣе лѣса; я увидѣлъ правѣе себя егерей 2-го Корпуса, бѣгущихъ для занятія впереди ихъ другаго лѣса, за которымъ и противъ насъ непріятель бивакировалъ около обгорѣлыхъ развалинъ деревушки Денди, за рѣчкою. Французы уже стояли въ линіи, однако примѣтно казались встревоженными. У нихъ тутъ не было артиллеріи, а потому отъ нѣсколькихъ выстрѣловъ изъ нашихъ пушекъ они разстроились и стали отступать. Двѣ колоннки Французовъ, занимавшихъ лѣвѣе меня лѣсъ, бросились изъ него бѣжать черезъ поляну, для соединенія съ своими; тогда у насъ не случилось кавалеріи, чтобы схватить ихъ. Я пустилъ въ нихъ два ядра, и, зарядивъ пушки картечью, погнался за ними поближе; но меня остановили, потому что прикрытіе пѣхоты отставало. Колоннки между тѣмъ, къ досадѣ нашей, перешли ручей и спаслись. Атака сдѣлалась всеобщею, и Французы, увидѣвши себя окруженными со всѣхъ сторонъ, стали отступать безъ выстрѣла, уже не въ колоннахъ, а толпами и бѣгомъ. Казалось, еслибы ранѣе начали дѣло, то можно-бъ было застать ихъ спящими, и перехватать живьемъ въ самыхъ бивакахъ. Французы, по видимому, были увѣрены въ скоромъ заключеніи мира, и почитая настоящее бездѣйствіе авангардовъ продолженіемъ перемирія, находились въ полной безпечности и весьма плошными. Причину не совершеннаго успѣха нашего нападенія полагали въ томъ, что 2-й Корпусъ, имѣвшій несчастіе, при первой встрѣчѣ съ непріятелемъ, лишиться Корпуснаго Командира своего, храбраго Генерала Багговута, замедлилъ дѣйствіе; но Графъ Орловъ-Денисовъ сдѣлалъ рѣшительный ударъ во флангъ и въ тылъ непріятеля, бросившись на него со всѣми Казаками. Французская дивизія легкой кавалеріи стояла на краю этого фланга, и не успѣла построиться, какъ уже была опрокинута Казаками, при чемъ потеряла всю свою артиллерію. Между тѣмъ пѣхота 2-го и 3-го Корпусовъ, предводимая Генераломъ Бенигсеномъ для содѣйствія кавалеріи, тѣснила непріятеля такъ сильно, что безпорядокъ въ войскахъ его увеличился и совершенное пораженіе было неминуемо.
4-й Корпусъ нашъ подвигался медленно и невольно позволялъ передъ собою уходить непріятельской пѣхотѣ, потому что при немъ не было кавалеріи, а 6-й Корпусъ не успѣлъ примкнуть къ нему, безъ чего опасно было намъ выставлять лѣвый флангъ свой. Казалось, въ общемъ исполненіи обширнаго дѣйствія этой атаки, не было соблюдено въ частяхъ надлежащей связи и разсчета времени.
Между тѣмъ Генералъ Милорадовичъ, лѣвѣе насъ за рѣчкою, по большой дорогѣ, съ кавалеріею ударилъ на Польскую гвардію, и отбилъ весь обозъ Князя Понятовскаго. 6-й Корпусъ и резервы только двинулись съ мѣста лагеря, не принявъ участія въ дѣлѣ.
Наконецъ, въ 10 часовъ утра, нашъ 4-й Корпусъ занялъ непріятельскіе биваки у сел. Денди. Мы съ изумленіемъ увидѣли остатки поѣденныхъ Французами лошадей, около балагановъ, составленныхъ изъ дверей, столовъ, и проч. Поваренная посуда, котлы и чайники оставались на дымящихся очагахъ; они обнаружили, что Французы имѣли еще крупу и горохъ, только нуждались, кажется, въ хлѣбѣ и говядинѣ. Намъ попался тутъ красивый вороной жеребенокъ, съ сафьяннымъ нагрудникомъ и бубенчиками, который, видно, откармливался у нихъ вмѣсто телятины.
Непріятель въ этотъ день былъ прогнанъ за с. Спасъ-Куплю; канонада продолжалась, и съ отдаленіемъ утихала.
Подвигаясь впередъ за сел. Денди, по большой дорогѣ, и уже не видя передъ собою непріятеля, мы нашли на одно мѣсто у лѣса, гдѣ стоялъ обозъ Князя Понятовскаго. Тутъ увидѣли нѣсколько опрокинутыхъ фуръ, отъ разрушенной канцеляріи порванныя бумаги, ордера, табели. На полѣ встрѣтилось намъ нѣсколько убитыхъ и раненыхъ лошадей; мѣстами валялись, въ обношенныхъ мундирахъ, закоптѣвшіе отъ бивачнаго огня трупы Французовъ. Въ одномъ мѣстѣ лежало человѣкъ тридцать Русскихъ егерей, порубленныхъ, и между ними нѣсколько убитыхъ Французскихъ кирасировъ: это были латники Мюрата, напавшіе на колонну 20-го егерскаго полка, и произведшіе страшную сѣчу.
Къ вечеру, когда канонада утихла, мы остановились. На встрѣчу къ намъ возвращались раненые кавалеристы. Одинъ уланъ везъ на рукахъ прекрасную пятилѣтнюю дѣвочку, которая плакала неутѣшно: онъ нашелъ ее во Французскомъ обозѣ, подлѣ убитой матери. Этотъ уланъ говорилъ, что у Французовъ въ лагерѣ много было женщинъ; въ числѣ отбитыхъ попалось нѣсколько Московскихъ красавицъ.
По совершеніи пораженія, вся наша армія отступила къ Тарутинскому лагерю; только 2-й и 4-й Корпуса оставались ночевать при сел. Винково. Мы почитали себя побѣдителями, и радовались, что уже ночуемъ на отнятой землѣ. Каждый изъ насъ съ большимъ любопытствомъ разсматривалъ всѣ предметы, брошенные непріятелями; удостовѣрясь, что они точно ѣли лошадей, мы не могли надивиться ихъ терпѣнію и преданности къ Наполеону.
Передъ вечеромъ явился къ намъ Фигнеръ. Онъ разсказывалъ, какъ во время нападенія примкнулъ съ своею партіею къ Казакамъ, и участвовалъ въ горячей сшибкѣ съ Французскими кирасирами; какъ онъ близокъ былъ къ Мюрату, который въ одной рубашкѣ едва могъ спастись; какъ при переправахъ черезъ рѣчки Французы вездѣ бросаютъ свои фуры, повозки, и сами взрываютъ зарядные ящики; какъ лошади ихъ не везутъ, а они сами бѣгутъ сломя шею. Послѣ чего Фигнеръ, напившись чаю, уѣхалъ къ своей партіи, въ авангардъ.
Ночью велѣно было опять развести въ бивакахъ веселые огни, и пѣть пѣсни, потому что Мюратъ посылалъ черезъ нашъ лагерь къ Фельдмаршалу парламентера, просить сердце убитаго друга своего, Генерала Дери. По этому можно было заключать, сколь чувствительно для него долженствовало быть пораженіе на рѣч. Чернишнѣ.
9-го Октября, Генералъ Дороховъ, занимавшій гор. Боровскъ, увѣдомилъ Фельдмаршала, что непріятельскій Корпусъ войскъ показался въ с. Ѳоминскомъ. Онъ предполагалъ, что назначеніе этого Корпуса связь авангарда съ Смоленскою дорогою. Фельдмаршалъ, желая достовѣрнѣе узнать о силахъ показавшагося непріятеля, отрядилъ туда Генерала Дохтурова съ 6-мъ Корпусомъ. Между тѣмъ, дѣятельный партизанъ, Полковникъ Сеславинъ, открылъ дѣйствительное направленіе всей арміи Наполеоновой на старую Калужскую дорогу, о чемъ немедленно увѣдомилъ Генерала Дохтурова, находившагося въ с. Аристовѣ, на маршѣ къ Боровску. Фельдмаршалъ, узнавъ намѣреніе Наполеона, обойдти лѣвый флангъ нашей арміи, тотчасъ приказалъ Генералу Дохтурову, вмѣстѣ съ отрядомъ Генерала Дорохова, обратиться къ Малому-Ярославцу и удержать въ немъ непріятеля, покуда всѣ войски наши успѣютъ придти туда для подкрѣпленія. 12-го Октября, Генералъ Дохтуровъ нашелъ Малый-Ярославецъ уже въ рукахъ Французовъ. Тогда вся Русская Армія поднялась изъ Тарутинскаго лагеря, выключая 2-й и 4-й Корпусы, составлявшіе авангардъ подъ командою Генерала Милорадовича.
Примѣчанія[править]
- ↑ Этотъ отличный артиллерійскій Генералъ, со многими артиллерійскими-же офицерами, какъ назначенная жертва, въ охотникахъ убитъ на стѣнахъ Рущука, во время штурма.
