— Вы были на палубѣ, мистеръ Ванъ-Вейденъ? Ну, что? какъ дѣла? — спросилъ Волкъ Ларсенъ на слѣдующее утро за завтракомъ.
— Достаточно ясно, — отвѣтидъ я, — Свѣжій западный вѣтеръ, который обѣщаетъ усилиться, если только вѣрить Луису.
Онъ съ довольнымъ видомъ кивнулъ головой. — Есть признаки тумана?
— Густая пелена на сѣверной и сѣееро-западной части горизонта.
Онъ снова кивнулъ головой, повидимому, еще болѣе довольный.
— А Македонія?
— Ея не видно, — отвѣтилъ я.
Его лицо вдругъ вытянулось при этомъ извѣстіи, и я никакъ не могъ понять, чѣмъ онъ недоволенъ.
Но я скоро понялъ это. — Дымъ! — закричали съ палубы, и его лицо тотчасъ же прояснилось. — Это хорошо! — воскликнулъ онъ и поспѣшно вышелъ на палубу, спустившись затѣмъ въ трюмъ, гдѣ охотники въ первый разъ завтракали въ своемъ изгнаніи.
Модъ Брюстеръ и я еле дотрогивались до пищи, глядя съ тревогой другъ на друга и прислушиваясь къ голосу Ларсена, который доносился къ намъ въ каюту черезъ переборку. Онъ говорилъ довольно долго, и, когда кончилъ, то раздались рукоплесканія и громкіе крики одобренія.
Переборка была довольно толста, такъ что мы не могли разобрать его словъ; но было очевидно, что его слова доставили большое удовольствіе охотникамъ, ибо они еще долго издавали радостный восклицанія.
По звукамъ на палубѣ я догадался, что матросы собирались спускать лодки. Мы поднялись на палубу, и я довелъ Модъ Брюстеръ до юта, откуда она могла наблюдать все, что у насъ происходить; мастросы, очевидно, узнали, что что-то задумано, потому что они съ большимъ рвеніемъ принялись за работу. Всѣ охотники явились на палубу не только съ охотничьими ружьями, но и съ винтовками, что было совершенно необычно. Эти послѣднія они брали съ собою очень рѣдко, ибо котикъ, застрѣленный изъ винтовки на далекомъ разстояніи, обыкновенно тонулъ раньше, чѣмъ лодка успѣвала подъѣхать къ нему. Я замѣтилъ, что охотники ухмылялись, глядя на виднѣвшійся вдали дымъ Македоніи, приближавшейся къ намъ съ запада.
Пять лодокъ были быстро спущены и по обыкновенію пустились по разнымъ направленіямъ къ сѣверу. Я съ любопытствомъ наблюдалъ нѣкоторое время за ними, но не замѣтилъ въ ихъ поведеніи ничего особеннаго. Онѣ спускали паруса, стрѣпяли котиковъ, снова подымали паруса, словомъ, дѣлали все то, что я привыкъ видѣть ежедневно. Македонія повторила свой вчерашній маневръ и «изгадила» намъ море, спустивъ цѣлый рядъ своихъ лодокъ впереди нашихъ и наперерѣзъ нашему курсу. Для четырнадцати лодокъ требовалась довольно большая поверхность океана, чтобы онѣ могли охотиться, не мѣшая другъ-другу; и Македонія, совершенно застлавъ нашу линію лодокъ, прошла затѣмъ далеко къ сѣверу.
— Что теперь будетъ? — спросилъ я Волка Ларсена, не въ состояніи больше сдерживать свое любопытство.
— Это васъ не касается, — отвѣтилъ онъ грубо. — Вы въ тысячу лѣтъ не угадаете въ чемъ дѣло; лучше молитесь о томъ, чтобы вѣтеръ окрѣпъ.
— Впрочемъ, я могу вамъ это сказать, — прибавилъ онъ, спустя нѣкоторое время. — Я собираюсь дѣйствовать по рецепту моего братца. Короче говоря, я теперь тоже буду поступать съ нимъ по-свински, но только не одинъ день, а весь остатокъ сезона; при томъ, конечно, условіи, чтобы намъ повезло.
— А если не повезетъ? — спросилъ я.
— Это я не принимаю во вниманіе, — отвѣтилъ онъ со смѣхомъ. — Намъ должно повезти, или мы пропали.
Онъ сталъ у руля, а я пошелъ въ кубрикъ, гдѣ у меня лежали раненые Нильсонъ и Могриджъ. Нильсонъ чувствовалъ себя прекрасно, ибо его сломаная нога отлично сросталась; но кокъ совершенно палъ духомъ, и мнѣ было его искренно жаль. Было удивительно, что онъ еще жилъ и цѣплялся за жизнь. Жестокія испытанія превратили его тѣло въ жалкую щепку, но искра жизни попрежнему ярко горѣла въ немъ.
— Съ искусственной ногой, — а теперь ихъ дѣлаютъ отлично, — вы можете продолжать свое занятіе до конца жизни, — весело увѣрялъ я его.
Но онъ отвѣтилъ серьезно и даже торжественно.
— Я не знаю, о чемъ вы говорите, мистеръ Ванъ-Вейденъ; я только знаю одно, что я не буду чувствовать себя счастливымъ, пока эта чортова собака не издохнетъ. Онъ не можетъ жить столько же, сколько я. Онъ не имѣетъ права жить. Онъ долженъ умереть скоро, и умереть какъ бѣшеная собака…
Когда я вернулся на палубу, Волкъ Ларсенъ одной рукой вертѣлъ штурвалъ, а въ другой — держалъ морской бинокль и внимательно слѣдилъ за лодками и за Македоніей. Единственной замѣтной перемѣной въ нашихъ лодкахъ было то, что онѣ держались круто по вѣтру и направлялись не къ сѣверу, а къ сѣверу-западу. Но я еще не могъ сообразить цѣли этого маневра, потому что даже при такомъ курсѣ, впереди нихъ крейсеровало пять лодокъ съ Македоніи. Но, направляясь къ западу, онѣ все больше и больше растягивались.
Наши лодки шли не только подъ парусами, но и на всѣхъ веслахъ — гребли даже охотники — и быстро приближались къ «непріятелю».
Дымъ Македоніи едва виднѣлся въ видѣ маленькаго облачка на сѣверо-восточной части горизонта. Самого парохода совершенно не было видно. До сихъ поръ мы ничего не предпринимали, и наши паруса висѣли и плескались по вѣтру; нѣсколько разъ мы почти совершенно останавливались. Но затѣмъ паруса вдругъ надулись, и Волкъ Ларсенъ сталъ медленно поворачивать шхуну. Мы прошли линію нашихъ лодокъ и нагнали первую лодку съ чужого ряда.
— Спустите первый кливеръ, мистеръ Ванъ-Вейденъ, — приказалъ Волкъ Ларсенъ, — и готовьтесь спустить остальные.
Я побѣжалъ на бакъ и спустилъ кливеръ въ тотъ моментъ, когда мы проходили въ ста футахъ отъ чужой шлюпки. Сидѣвшіе въ ней люди подозрительно посмотрѣли на насъ. Это были, вѣроятно, не новички и Волка Ларсена знали прекрасно, хотя бы по наслышкѣ. Я обратилъ вниманіе на то, что охотникъ — огромный скандинавецъ, — держалъ свою винтовку, на всякій случай, наготовѣ. Когда они очутились впереди носа Призрака, Волкъ Ларсенъ махнулъ имъ рукою и закричалъ:
— Идите къ намъ на бортъ, будете гостями.
Призракъ быстро повернулъ противъ вѣтра; между тѣмъ, окончивъ свое дѣло, я возвратился на ютъ.
— Пожалуйста оставайтесь на палубѣ, миссъ Брюстеръ. А вы тоже, мистеръ Ванъ Вейденъ, — сказалъ Ларсенъ, направляясь встрѣчать гостей.
Тѣмъ временемъ на лодкѣ спустили парусъ и она приблизилась къ Призраку; охотникъ съ золотой бородою, похожій на викинга, поднялся по трапу, перелѣзъ черезъ бортъ и спрыгнулъ на палубу. Однако онъ былъ видимо встревоженъ и недовѣрчиво взглянулъ на насъ; впрочемъ, онъ тотчасъ же успокоился, замѣтивъ, что кромѣ Ларсена и меня на суднѣ не было никого. Да и зачѣмъ ему было бояться, когда рядомъ съ Ларсеномъ онъ казался чуть ли не Голіафомъ — впослѣдствіи я узналъ, что въ немъ было шесть футовъ и девять дюймовъ росту и свыше шести пудовъ вѣсу.
Къ нему снова вернулась недовѣрчивость, когда Ларсенъ пригласилъ его спуститься въ каютъ-компанію. Но онъ все-таки спустился вмѣстѣ съ Ларсеномъ, а его люди, по обычаю матросовъ, приходящихъ въ гости на чужое судно, отправились на бакъ.
Вдругъ изъ каюты послышался мощный ревъ и звуки отчаянной борьбы. Дрались левъ и леопардъ, и кричалъ одинъ только левъ; леопардъ былъ Волкъ Ларсенъ.
— Видите, какъ священно у насъ гостеприимство? — съ горечью сказалъ я миссъ Брюстеръ. Она кивнула головой, и я увидѣлъ на ея лидѣ то самое мучительное отвращеніе, отъ котораго я самъ такъ страдалъ въ первыя недѣли моего пребьввашя на Призракѣ.
— Лучше отправляйтесь къ себѣ, хотя бы черезъ трюмъ, пока все это не кончится, — сказалъ я.
Она отрицательно покачала головой и посмотрѣла на меня. Она не боялась, но эти проявленія звѣрства были для нея невыразимо мучительны.
— Вы понимаете, — поспѣшилъ я объяснить, — что роль, которую мнѣ приходится играть во всемъ этомъ, вынуждена, и что я не могу отказаться отъ нея, иначе и мнѣ и вамъ грозила бы гибель? Мнѣ очень тяжело…
— Я понимаю, я все понимаю, — отвѣчала она тихимъ голосомъ, и по взгляду, который она на меня бросила, я понялъ, что она дѣйствительно понимаетъ.
Между тѣмъ въ каютѣ все стихло, и вскорѣ Волкъ Ларсенъ снова возвратился на палубу. Его загорѣлое лицо какъ-будто стало немножко краснѣе — и только.
— Скажите тѣмъ двумъ, чтобы шли сюда, мистеръ Ванъ-Вейденъ.
Я повиновался, и минуту спустя они стояли передъ нимъ.
— Поднимайте на борть свою шлюпку. Вашъ охотникъ рѣшилъ побыть еще немного у насъ и не хочетъ, чтобы лодка даромъ билась о борть судна.
— Ступайте къ своей лодкѣ! — рѣзко крикнулъ онъ, видя что они колеблются.
—Кто знаетъ? Вамъ, мошетъ-быть, придется поплавать со мною нѣкоторое время, — сказалъ онъ мягко, но подъ этой мягкостью чувствовалась угроза. — Такъ лучше намъ съ самаго начала не ссориться. А теперь, живо! При Смерть-Ларсенѣ вы и не такъ еще прыгаете! Живо!
Когда они быстро подняли лодку и опрокинули ее на палубу, онъ послалъ меня поднимать кливера. Самъ же снова сталь у руля и направилъ Призракъ ко второй лодкѣ Македоніи.
Съ бака мнѣ видны были ближайшія лодки. На, третью лодку Македоніи напали двѣ наши, а на четвертую — наши три остальныя; пятая направлялась на мѣсто схватки, очевидно, на помощь своимъ.
Битва началась на большомъ разстояніи, и винтовки непрерывно трещали. Дуль довольно сильный вѣтеръ, и волны мѣшали стрѣльбѣ; по мѣрѣ того, какъ мы приближались, мы видѣли какъ пули, чмокая, падали вокругъ лодокъ.
Лодка, за которой мы гнались, убѣгала отъ насъ, тоже направляясь на помощь къ своимъ. Я всецѣло занялся парусами, а Волкъ Ларсенъ отправилъ двухъ плѣнныхъ матросовъ въ кубрикъ. Затѣмъ онъ приказалъ миссъ Брюстеръ сойти въ каюту; увидя внезапный ужасъ, появившійся въ ея глазахъ, онъ улыбнулся.
— Не бойтесь, вы тамъ не увидите ничего страшнаго, — сказалъ онъ, — вы увидите только крѣпко связаннаго человѣка. Пули могутъ залетѣть на судно, а вы знаете, что я не хочу, чтобы васъ убили.
Не успѣлъ онъ это сказать, какъ пуля ударилась о мѣдную обшивку штурвала и, отскочивъ, полетѣла рикошетомъ дальше.
— Вотъ видите, — сказалъ онъ ей; и затѣмъ, обратясь ко мнѣ, прибавилъ: — Мистеръ Ванъ-Вейденъ, прошу васъ стать у штурвала.
Модъ Брюстеръ стала спускаться по трапу, но вдругъ остановилась. Волкъ Ларсенъ взялъ винтовку и зарядилъ ее. Я глазами молилъ ее, чтобы она сошла внизъ, но она улыбнулась и сказала:
— Мы, можетъ-быть, дѣйствительно слабый существа, безъ собственныхъ ногъ, но мы можемъ показать капитану Ларсену, что мы, по меньшей мѣрѣ, столь же мужественны, какъ и онъ.
Онъ съ восхищеніемъ взглянулъ на нее.
— Вы мнѣ нравитесь во сто разъ больше ва это, — сказалъ онъ. — И книги, и мозги, и мужество. Вы довольно совершенный синій чулокъ, и можете быть прекрасной женой вождя пиратовъ. Но мы обсудимъ этотъ вопросъ потомъ, — сказалъ онъ съ улыбкой, когда пуля ударилась о стѣну каюты.
Я снова увидѣлъ въ его глазахъ золотыя искорки, а въ ея глазахъ ужасъ.
— Мы, пожалуй, даже мужественнѣе, — поспѣшилъ я сказать. — По крайней мѣрѣ, относительно себя я могу сказать, что я болѣе мужественъ, чѣмъ капитанъ Ларсенъ.
Онъ бросилъ на меня быстрый взглядъ. Онъ хотѣлъ знать, не смѣюсь ли я надъ нимъ. Я повернулъ штурвалъ на три румба, затѣмъ выровнялъ шхуну. Волкъ Ларсенъ все еще ждалъ моего объясненія; я указалъ ему на свои колѣни.
— Вы замѣчаете, что они у меня слегка дрожатъ? — сказалъ я. — Это потому, что я боюсь; мое тѣло боится, мой умъ боится, потому что я не хочу умирать. Но мой духъ владѣетъ моимъ умомъ и плотью. Я болѣе чѣмъ храбръ. Я мужествененъ. Ваше тѣло не боится и вы не боитесь. Съ одной стороны вамъ ничего не стоитъ идти навстрѣчу опасности, съ другой стороны, это вамъ доставляетъ даже удовольствіе. Вы, можетъ-быть, не боитесь, мистеръ Ларсенъ, но должны сознаться, что мужественъ только я.
— Вы правы, — тотчасъ же согласился онъ. — Я никогда не думалъ объ этомъ съ такой точки зрѣнія. Но, если эта мысль правильна, то будетъ ли правильно и обратно: если вы храбрѣе меня, то значить ли это, что я трусливѣе васъ?
Мы оба разсмѣялись абсурдности этой мысли, и онъ положилъ свое ружье на бортъ, старательно приложился и сдѣлалъ три выстрѣла. Первый упалъ на пятьдесятъ футовъ отъ лодки, второй рядомъ съ ней, а послѣ третьяго, рулевой выпустилъ правильное весло и скатился на дно шлюпки.
— Это для нихъ достаточно, — сказалъ Волкъ Ларсенъ, выпрямляясь. — Я не хотѣлъ застрѣлить охотника потому, что гребецъ вѣроятно не умѣетъ править, а охотникъ не можетъ и править и стрѣлять въ одно и то же время.
Его предположенія оправдались, потому что охотникъ бросился на корму на мѣсто рулевого. Выстрѣловъ съ этой лодки больше не было, хотя на другихъ лодкахъ ружья еще весело трещали.
Охотнику удалось снова направить лодку по вѣтру, но мы быстро нагоняли ее. Когда она была въ ста ярдахъ отъ насъ, я увидѣлъ, что гребецъ передалъ охотнику винтовку. Волкъ Ларсенъ, въ свою очередь, положилъ на бортъ ружье и сталъ ждать. Дважды охотникъ, держа одной рукой правильное весло, другой брался за винтовку; но каждый разъ онъ колебался. Мы теперь шли рядомъ.
— Эй вы! — закричалъ Ларсенъ гребцу, — держите конецъ!
Въ тотъ же моментъ онъ бросилъ ему конецъ веревки. Она попала прямо въ лодку, чуть не задѣвъ гребца, но онъ не подхватилъ ее, а взглянулъ на охотника, ожидая его приказаній. Охотникъ тоже былъ въ нерѣшимости. Винтовка лежала у него между колѣнъ, но если бы онъ бросилъ правильное весло для того, чтобы выстрѣлить, то лодка могла бы повернуться и столкнуться со шхуной. Въ то же время онъ видѣлъ направленное на него ружье Ларсена и зналъ, что его застрѣлятъ скорѣе, чѣмъ онъ успѣетъ поднять ружье.
— Берите конецъ, — сказалъ онъ гребцу.
Тотъ повиновался и схватился за конецъ веревки.
Лодка быстро побѣжала рядомъ со шхуной футахъ въ двадцати отъ нея.
— Теперь спускайте парусъ и подходите ближе! — приказалъ Волкъ Ларсенъ.
Онъ ни на минуту не выпускалъ изъ рукъ винтовки, даже когда одной рукой спускалъ тали. Когда они крѣпко были привязаны, охотникъ поднялъ свое ружье какъ бы для того, чтобы переставить его на другое мѣсто.
— Бросьте его! — закричалъ Волкъ Ларсенъ, и охотникъ мигомъ выпустилъ изъ рукъ ружье, словно оно обожгло его.
Очутившись на борту, плѣнники подняли туда же свою лодку, и, по приказанію Волка Ларсена, перенесли раненаго рулевого въ кубрикъ.
— Если наши пять лодокъ дѣйствуютъ такъ же успѣшно, какъ мы съ вами, то у насъ составится порядочная команда, — сказалъ мнѣ Волкъ Ларсенъ.
— Человѣкъ, въ котораго вы стрѣляли… надѣюсь… — начала, было, Модъ Брюстеръ.
— О, пустяки, — отвѣтилъ онъ. — Раненъ въ плечо. Ничего серьезнаго. Мистеръ Ванъ-Вейденъ поставить его на ноги недѣли въ три или четыре.
— Но онъ не подниметъ на ноги вонъ тѣхъ, тамъ, — прибавилъ онъ, указывая на третью лодку Македоніи, къ которой теперь я направлялъ шхуну и которая находилась прямо впереди насъ. — Это дѣло рукъ Горнера и Смока. Я говорилъ имъ, что намъ нужны живые люди, а не трупы. Но искушеніе попадать въ цѣль, когда стрѣляешь, слишкомъ велико. Вы когда-нибудь испытали это, мистеръ Ванъ-Вейденъ?
Я отрицательно покачалъ головой и сталь разсматривать лодку. Охотникъ и гребецъ лежали на днѣ ея, а тѣло рулевого безсильно свѣсилось черезъ борть; руки его и голова при качаніи лодки погружались въ воду. парусъ злосчастной лодки трепало по вѣтру и ее бросало изъ стороны въ сторону.
— Не смотрите, миссъ Брюстеръ; пожалуйста не смотрите, — просилъ я ее и быль очень радъ, что она вняла моимъ просьбамъ.
— Правьте прямо къ нимъ, мистеръ Ванъ-Вейденъ, — скомандовалъ Волкъ Ларсенъ.
Когда мы подплыли ближе, стрѣльба уже прекратилась, и сраженіе было окончено. Двѣ оставшіяся лодки были захвачены нашими пятью и всѣ семь лодокъ, столпившись въ кучу, ожидали, чтобы ихъ подняли на бортъ.
— Взгляните-ка туда! — невольно крикнулъ я, указывая на сѣверо-востокъ. Облачко дыма указывало на то, что Македонія снова приближалась.
— Да, я уже видѣлъ, — спокойно отвѣтилъ Волкъ Ларсенъ. Онъ измѣрилъ глазомъ разстояніе до стѣны тумана и подставилъ щеку вѣтру, чтобы опредѣлить его силу. — Я думаю, что мы успѣемъ; но мой милый братецъ разгадалъ нашу игру и теперь на всѣхъ парахъ летитъ къ намъ. Посмотрите-ка!
Облако дыма вдругь стало гуще и чернѣе.
— Я все же перехитрю тебя, милѣйшій братецъ, — злорадно захихлкалъ онъ. — Погоди, посмотримъ выдержать ли твои машины!
Когда мы остановились, лодки быстро окружили насъ. Какъ только плѣнники поднимались на борть, ихъ наши охотники тотчасъ же отводили въ кубрикъ, въ то время, какъ наши матросы поднимали наверхъ лодки и въ безпорядкѣ бросали ихъ на палубу. Не успѣли поднять послѣднюю лодку, какъ мы уже неслись впередъ подъ всѣми парусами. Надо было спѣшить, потому что Македонія быстро приближалась къ намъ съ сѣверо-востока. Не обращая вниманія на свои оставшіяся лодки, она измѣнила курсъ, и шла наперерѣзъ намъ. Мы шли по двумъ сторонамъ угла, вершина котораго находилась на краю стѣны тумана. Только тамъ Македонія могла поймать насъ и, слѣдовательно, вся надежда Призрака заключалась въ томъ, чтобы пройти этотъ пунктъ раньше, чѣмъ подойдетъ Македонія.
Волкъ Ларсенъ правилъ и блестящими глазами слѣдилъ за Македоніей. Онъ замѣчалъ малѣйшее усиленіе или ослабленіе вѣтра, и то и дѣло приказывалъ то ослабить гдѣ-нибудь парусъ, то подтянуть. Призракъ мчался со всей быстротой, на какую онъ былъ способенъ. Всѣ ссоры и раздоры были забыты, и я удивлялся, съ какой готовностью всѣ эти люди, такъ долго терпѣвшіе его жестокость, бросались исполнять его приказанія. Я вспомнилъ о несчастномъ Джонсонѣ и пожалѣлъ, что его не было съ нами; онъ такъ любилъ Призракъ и такъ восхищался его быстроходностью.
— Лучше приготовьте винтовки, — сказалъ Волкъ Ларсенъ своимъ охотникамъ; и пять человѣкъ съ винтовками въ рукахъ выстроились вдоль борта.
Македонія была теперь на разстояніи мили отъ насъ, и черный дымъ валилъ изъ ея трубы подъ прямымъ угломъ, такъ бѣшено мчалась она за нами, дѣлая по семнадцати узловъ въ часъ. Мы же дѣлали не больше девяти узловъ, но стѣна тумана была уже совсѣмъ близко.
Вдругъ надъ палубой Македоніи взвилось маленькое облачко дыма, мы услышали глухой звукъ выстрѣла, и въ нашемъ главномъ парусѣ образовалась круглая дыра. Они стрѣляли въ насъ изъ небольшой пушки. Наши люди, собравшись посреди судна, махали шляпами и испускали громкіе крики одобренія. Опять показался дымокъ и раздался выстрѣлъ, но на этотъ разъ ядро упало на двадцать футовъ впереди насъ и два раза сверкнувъ на солнцѣ, перескачило съ волны на волну, прежде чѣмъ потонуть. Но ружейныхъ выстрѣловъ не было слышно, ибо всѣ ихъ охотники находились либо на охотѣ, либо у насъ на суднѣ въ качествѣ плѣнниковъ. Когда мы находились въ полумилѣ отъ Македоніи, она третьимъ выстрѣломъ еще разъ продырявила нашъ парусъ. Но тутъ мы вошли въ туманъ, и онъ окуталъ насъ плотной, влажной кисеей.
Перемѣна была поразительна. За моментъ передъ этими мы купались въ солнечномъ свѣтѣ, надъ нашими головами было голубое небо, волны катили свои бѣлые гребни вокругъ насъ до самаго горизонта, и пароходъ, извергая дымъ, пламя и стальныя ядра, бѣшено гнался за нами. И вдругъ въ одно мгновеніе солнце скрылось, неба не стало видно, даже верхушки нашихъ мачтъ терялись изъ виду, и нашъ горизонтъ былъ такъ узокъ, точно мы смотрѣли на него глазами, застланными слезами. Сѣрая влага моросила мелкой пылью, какъ дождь. Каждая нитка нашей одежды, каждый волосъ на головѣ и на лицѣ, были унизаны крохотными капельками. Ванты были мокры и со снастей падали крупный капли. Сдѣлалось душно, стало трудно дышать. Плескъ волнъ сразу сталъ какимъто далекимъ, глухимъ, и мысль невольно уносилась въ тотъ міръ, который находился за окружавшей насъ влажной завѣсой — онъ, казалось, находился гдѣ-то совсѣмъ близко и вмѣстѣ съ тѣмъ страшно далеко. По временамъ казалось, что за этой сѣрой стѣной и не можетъ быть ничего. Какая мрачная, какая зловѣщая картина! Я взглянулъ на Модъ Брюстеръ и понялъ, что она переживаетъ совершенно то же, что и я; но на лицѣ Волка Ларсена нельзя было прочесть рѣшительно ничего; его занимала только настоящая минута. Онъ все еще стоялъ у штурвала и должно быть про себя соображалъ и измѣривалъ путь, который проходили Призракъ.
— Прикажите приготовить паруса къ рѣзкому повороту вправо; пошлите всѣхъ наверхъ и смотрите, чтобы не было ни малѣйшаго шума, чтобы ни одинъ блокъ не скрипнулъ и чтобы ни одинъ человѣкъ не разговаривал!». Помните, ни звука!
Когда все было готово, Призракъ накренился и, описавъ дугу, перемѣнилъ курсъ. Все это произошло почти безшумно; два, три паруса слегка хлопнули по вѣтру, но и этотъ шумъ затерялся въ густомъ туманѣ.
Прошло всего нѣсколько минутъ, какъ туманъ вдругъ порѣдѣлъ, и затѣмъ мы снова очутились вь лучахъ солнца; передъ нами опять простиралось море, чистое до самаго горизонта, и Македоніи больше не было.
Волкъ Ларсенъ направилъ Призракъ вдоль края тумана. Я понялъ этотъ маневръ: онъ вошелъ въ туманъ съ подвѣтренной стороны парохода, и, пока этотъ послѣдній будетъ бродить въ туманѣ, онъ собирался отплыть какъ можно дальше и затѣмъ снова спрятаться въ туманъ, — а потомъ ищи иглу въ стогѣ сѣна.
Вскорѣ мы дѣйствительно снова повернули въ туманъ, и при этомъ мнѣ показалось, что въ отдаленіи въ туманѣ вырисовывается корпусъ парохода. Я взглянулъ на Волка Ларсена, и онъ утвердительно кивнулъ головою. Очевидно, Македонія догадалась объ его маневрѣ, но опоздала всего только на одно мгновеніе.
— Ему нельзя долго гнаться за нами, — сказалъ Ларсенъ, — потому что ему надо отправиться обратно къ своимъ шлюпкамъ. Пришлите кого-нибудь къ штурвалу, мистеръ Ванъ-Вейденъ, да кстати поставьте и вахты, потому что эту ночь намъ надо будетъ плыть во-всю.
— Я бы охотно далъ пятисотъ долларовъ, — прибавилъ онъ, минуту спустя, — чтобы побыть теперь на Македоніи хоть минуть пять и послушать, какъ ругается мой братецъ.
— А теперь, мистеръ Ванъ-Вейденъ, — сказалъ онъ, когда рулевой смѣнипъ его у штурвала, — надо позаботиться о нашихъ гостяхъ. Дайте охотникамъ столько виски, сколько они пожелаютъ, да и въ кубрикъ не забудьте послать нѣсколько бутылокъ. Завтра они съ такимъ же удовольствіемъ будутъ бить котиковъ на Волка Ларсена, съ какими они били ихъ на Смерть-Ларсена.
— Не убѣгутъ ли они по примѣру Вэнрайта? — сказалъ я.
Онъ лукаво разсмѣялся.
Наши охотники не допустятъ. За каждую шкуру, добытую новыми охотникомъ, я обѣщалъ нашими по доллару. Этими въ значительной степени объясняется ихъ сегодняшній энтузіазмъ. Нѣтъ, не безпокойтесь, не убѣгутъ; а теперь васъ, вѣроятно, ждетъ цѣлая палата раненыхъ, идите лучше къ нимъ.