Действия, упущения и господство людей, нарушающие право, составляют неправду. В подобное противоречие можно впасть и без вины, и в таких случаях мы говорим о неправде объективной; если же право нарушается виновно, то неправда является субъективной[1].
Правовой строй должен бороться против неправды как субъективной, так и объективной. Собственник, напр., может требовать возвращения своей вещи, безразлично, считает ли себя владелец по извинительному заблуждению собственником, или удерживает заведомо чужую вещь. Вопрос же о размере вознаграждения за убытки обсуждается различно в зависимости от того, виновно или не виновно лицо в нарушении чужого права[2].
Виной называется порок воли, нарушающий право[3]. Она заключается или в злом умысле — dolus malus, или в вине в тесном смысле слова — culpa, т. е. в несоблюдении необходимой заботливости, в отсутствии надлежащего напряжения духовных сил.
Dolus имеет узкое и широкое значение. В узком смысле это просто мошенничество, т. е. умышленное правонарушение путем обмана, в широком же — всякое злоумышленное правонарушение, произошло ли оно путем обмана, или путем противозаконных действий другого рода[4].
Вина в тесном смысле — culpa — бывает двух степеней:
1. Грубой виной — culpa lata — называется нарушение права, происходящее вследствие несоблюдения того, что̀ очевидно для всякого; подобная вина является следовательно полным равнодушием лица к своим обязанностям. Под culpa lata римляне подводили и такое сознательное нарушение чужих прав, которое коренится не в злом умысле, а в слабости воли[5]. Таким образом римский dolus — понятие более узкое, чем «умышленное правонарушение» или «противозаконный умысел»[6]. Новейшая систематика наоборот различает только умысел и неосторожность[7].
Culpa lata приравнивается к dolus[8]. Поэтому тот, кто отвечает лишь за dolus, как напр., депозитарий, отвечает и за culpa lata.
2. Вина легкая — culpa levis — есть нарушение права вследствие несоблюдения того, что̀ при данных обстоятельствах предусмотрел бы заботливый и внимательный человек — diligens paterfamilias[9].
Масштаб для определения culpa levis является абстрактным. Вопрос идет о том, мог ли в данном случае предвидеть и предупредить правонарушение знающий свое дело и опытный человек?
Не принимаются во внимание особенные свойства лица, о котором в данном случае идет речь. Поэтому оно не может ссылаться на свою ограниченность или на свои дурные привычки. С другой же стороны нельзя и требовать ничего особенного от человека с выдающимися способностями, если он однако в данном случае поступил так, как поступил бы обыкновенный заботливый человек. Но тот, кто берется за дела, требующие особых специальных познаний, напр., лечение, тот отвечает и за технические ошибки[10], так как добросовестный человек берется только за то, что он действительно знает и умеет. Конечно это не относится к случаям оказания немедленной помощи по крайней необходимости.
Вина может заключаться в положительном действии — in faciendo — или в бездействии — in non faciendo.
Ответственность за легкую вину устанавливается не при всяких обстоятельствах. Она признается, главным образом, при контрактах, заключенных в интересах самого должника, и в области внедоговорных отношений при повреждении чужих вещей, по lex Aquilia.
Со времени Адриана стали различать еще один вид легкой вины, недостаток diligentia quam in suis rebus adhibere solet, или, как выражаются новейшие писатели, culpa in concreto[11]. Здесь имеет значение, как ответственное лицо относится к своим собственным делам. Ответственность распространяется впрочем только на случаи незначительной опрометчивости или небрежности; грубая вина и здесь не находит себе оправдания. Притом дело идет только об уменьшении обычных требований по поводу diligentia, а не об их повышении в тех случаях, когда лицо в своих собственных делах обнаруживает особое знание и распорядительность.
В таком уменьшенном размере отвечают опекун в делах опеки, участник в общей собственности и товарищ по ведению общих дел, муж по управлению приданым и другим имуществом жены.
Цельз усматривал culpa lata и в том случае, если кто-либо обращается с доверенными ему чужими вещами менее осторожно, чем обыкновенно со своими собственными.
Но это — особое воззрение Цельза, которое не было принято позднейшими римскими юристами. Такая небрежность может быть culpa lata, но она точно также может оказаться и легкой провинностью[12].
1. Заблуждение — error — есть ложное представление о действительности; неведением — ignorantia — называется незнание истинного положения вещей. Неведение и заблуждение влекут за собой одни и те же последствия[14]. Вот почему источники и наука права употребляют оба выражения, как синонимы.
2. Не при всякого рода отношениях заблуждению присваивается юридическое значение. Закон нередко устанавливает известные правила таким образом, что знание или незнание сторон не принимается во внимание. Так, напр., домашнее завещание, совершенное при семи свидетелях, — недействительно, если один из них окажется неспособным к свидетельствованию; оно остается недействительным и в том случае, если наследодатель вполне извинительным образом не знал об этой неспособности.
Но во многих отношениях, наоборот, с заблуждением опять-таки считаются. Так напр., при нарушении права в объективном смысле важное значение имеет вопрос о добросовестности действующего лица, которая здесь всегда основывается на заблуждении. Заблуждение, далее, составляет основание требования о возвращении уплаты по предполагаемым, но не существующим на самом деле долгам. Заблуждение играет также видную роль и в вопросе о законной силе юридических сделок.
Но и в этих случаях не всякое заблуждение принимается в соображение.
3. Старинное юридическое правило гласило: заблуждение относительно права вредит, заблуждение относительно фактов не вредит[15].
Фактическое заблуждение принимается во внимание, ибо ошибаться свойственно человеку. Самый осмотрительный делец не всегда может отличить в жизни кажущееся от действительного[16]. Как легко, напр., ошибиться насчет права собственности лица, предлагающего нам купить известную вещь! Заблуждение, относящееся до права, т. е. права в объективном смысле, наоборот, оставляется без внимания[17], так как предполагается, что всякий обязан знать право, поскольку оно захватывает его отношения.
В императорское время главное значение придавалось извинительности заблуждения. До известной степени это согласовалось еще с прежним правилом, поэтому последнее не было оставлено. Но оно было изменено согласно новым веяниям в двух отношениях[18]:
a) Во-первых, в интересах гражданского оборота было признано, что заблуждение фактическое только в том случае клонится к выгоде лица, если оно извинительно; иначе неосмотрительные и беспечные люди имели бы преимущество пред внимательными и заботливыми[19].
b) Во-вторых, простота древнейшего права позволяла на самом деле игнорировать заблуждение относительно права. Но вследствие широкого развития права императорского периода, это положение могло бы оказаться чересчур суровым. Правда, указывалось на возможность обращаться за советом к ученым юристам; отсюда Лабеон даже сделал вывод, что заблуждение относительно права следует извинить лишь в том случае, если вопрос выходит за пределы кругозора профана и в то же время не представляется возможность спросить совета у юристов. Но такие случаи редки[20].
Далее, при наличности известных условий заблуждение относительно права прощалось солдатам, неграмотным и женщинам[21]. Папиниан однако выставил правило, что юридическое заблуждение не может служить основанием для приобретения права, а только не вредит в случаях потери прав[22], и здесь, конечно, если оно извинительно. Правда, Папиниан этого прямо не выразил: едва ли было в его духе указывать на подобные обстоятельства. Он желал смягчить старую суровую догму, которая вообще не принимала во внимание заблуждение относительно права. О том, чтобы Папиниан хотел открыть путь всякому легкомысленному юридическому заблуждению, не могло быть и речи. Опрометчивость и небрежность ведь не извиняют даже и фактического заблуждения.
Итак, результат развития был следующий: только извинительное заблуждение стало приниматься во внимание. Заблуждение относительно права является само по себе неизвинительным, но оно может при исключительных обстоятельствах оказаться извинительным, и тогда не влечет за собою потери права. Напротив того, заблуждение относительно права, все равно, извинительно оно или нет, не может обосновывать приобретения по давности и приобретения добросовестным владельцем права собственности на плоды чужих вещей, так как это — случаи приобретения права[23].
1. Законы, распоряжения правительственных учреждений и юридические сделки устанавливают часто сроки по годам, месяцам, неделям[25] или дням; по при этом редко встречаются специальные указания относительно того, как исчислять те или иные промежутки времени. На помощь являются общие правила, основанные на календаре и обычаях гражданского оборота[26].
a) Самым простым представляется считать время от момента начального события до тех пор, пока не исполнится число известных единиц времени. Такое исчисление называется естественным — naturalis computatio — или исчислением времени а momento ad momentum.
b) Однако, для большинства случаев оно не принято правом, которое исчисляет время по целым дням[27] — in dies, т. е. таким образом, что календарный день от полуночи до полуночи принимается за один момент времени[28]. Более мелкие деления времени оставляются без внимания. Такое исчисление называется гражданским — computatio civilis[29].
Гражданское исчисление кажется неточным и несовершенным; тем не менее оно имеет свое оправдание. Часто весьма трудно установить с надлежащею точностью момент, в который происходит важное в правовом отношении событие, напр., начало давностного владения. Во всяком случае результат не стоил бы трудностей точного установления момента, ибо при определении срока давности совершенно безразлично, протекло ли двумя или тремя часами больше; достаточно, если исчисление времени является в общем однообразным и верным.
2. Тем не менее естественное исчисление должно наступать в тех случаях, где дело идет не о промежутке, а о точно определенном моменте времени. Посему решающее значение в вопросе, кто из двух лиц первым родился или умер, имеет момент. По тому же принципу регулируется вопрос о старшинстве вещных прав. Напр., порядок залоговых прав на одну и ту же вещь, установленных в тот же самый день, но в разные часы, определяется в зависимости от часа их возникновения[30].
Главное преимущество гражданского исчисления заключается в его целесообразности; неудобно здесь только возможность известного произвола. Применяя его можно с одинаковым правом или присчитывать или опускать тот день, в который совершилось событие, служащее началом для исчисления срока. Решение этого вопроса зависит от обычая или прямо от произвола господствующих в обществе взглядов.
Гражданское исчисление, как положительный институт права, приняло в Риме форму, несоответствующую воззрениям современного гражданского оборота и нашим законам.
1. Римляне разделяли промежутки времени на дни. Годовой срок заключал в себе 365 дней[31]; месячный срок считался равным 30 дням.
Високосный день — bissextum, т. е. вставляемое по римскому календарю в феврале високосного года 25-е число подлежит особому обсуждению[32]. Этот день вместе с 24-ым февраля считался за один день[33]. При сроках, установленных не законом, високосный день принимался за самостоятельный день, если только эти сроки исчислялись по дням[34].
Далее, первым римляне признали тот день, в который совершилось событие, от которого срок берет свое начало. Следовательно, конец годового срока, начало которого было 1 января — kalendis Januariis, совпадал с 31 декабря — pridie kalendas Januarias[35].
Мало того, в императорскую эпоху, когда дело шло о приобретении известной правоспособности или какого-либо права, достаточно было наступления последнего дня — dies coeptus pro completo habetur. Напр., родившийся 1 января уже с самого начала 31 декабря, т. е. в полночь с 30 на 31, становился способным к составлению завещания[36]. Побуждением к такому сокращению сроков помимо неопределенного чувства его справедливости, служило именно то обстоятельство, что гражданское исчисление заключает в себе нечто искусственное и этим дает известный простор для произвольных распоряжений.
Там, где с истечением времени наступает потеря права, подобное сокращение не имеет места. Сюда надо отнести и погасительную давность[37].
Современный гражданский оборот исчисляет годовые, месячные и недельные сроки от числа до числа по календарному времени. Отдельные дни не принимаются в соображение. Календарь прямо указывает новое повторение того же самого дня, так как заключительным днем всегда считается день под тем же самым именем или числом, каким обозначен и день начала срока. Если соответствующего дня в последнем месяце нет, то конец срока совпадает с последним днем этого месяца.
Исчисление времени по календарю предписано германским гражданским уложением и большинством европейских законодательств. Оно соответствует требованиям современного оборота и в силу этого всегда применяется при издании новых законов[38], при юридических сделках и правительственных распоряжениях.
Полмесяца следует считать за 15 дней.
Сроки, приуроченные ко дням, по современному обычаю, определяются полно и свободно (voll und frei), т. е. день начального события не присчитывается[39][40]. Високосный день при сроках, исчисляемых по отдельным дням и устанавливаемых в договорах или в правительственным распоряжениях, считается за самостоятельный день[41].
На воскресные и другие праздничные дни всякие дела приостанавливаются[42]. Поэтому сроки переносятся на следующий будничный день.
I. Если для совершения определенного действия законом или юридической сделкой установлен известный промежуток времени, то вопрос о том, с какого именно момента исчисляется этот промежуток и что̀ может помешать его беспрерывному течению, пожалуй, еще важнее вопроса о количестве относящихся сюда лет, месяцев и дней. Течение времени начинается обыкновенно с того момента, когда налицо все общие объективные предположения, необходимые для совершения данного действия, и продолжается до тех пор, пока эти предположения существуют. Такое исчисление называется непрерывным — tempus continuum. Так, напр., исковая давность течет со времени возникновения иска, срок для вступления в права наследства начинается тотчас после смерти наследодателя[43].
II. Бывают случаи, когда начало или даже самое течение промежутка времени отсрочивается в силу того, что разные препятствия, обусловливаемые особым положением вещей, мешают совершению данного действия. В этих случаях говорят о так наз. «computatio utilis»[44].
Препятствиями такого рода в Риме считались:
a) Невозможность явиться в компетентный суд для совершения известного действия[45].
b) Обстоятельства, мешающие сторонам как лично предпринять необходимые действия, так и назначить представителя, напр., военный плен, тяжкая болезнь.
c) Невозможность найти то лицо, которому должно быть сделано заявление, хотя бы и внесудебное.
d) Наконец, извинительное незнание стороны о возможности осуществить свое право в определенный срок[46].
Все эти обстоятельства мешают иногда только началу течения назначенного срока[47]. Таким образом исчислялось tempus utile при погашении по давности преторских и эдильских исков.
В других случаях они сверх того мешают и дальнейшему течению назначенного промежутка времени. Этот способ практиковался по поводу agnitio bonorum possessionis; здесь не включались в счет отдельные дни, в которые существовали препятствия для совершения акта «agnitio»[48].
Еще в общегерманском праве так наз. computatio utilis утратила часть своего значения; в современных же законодательствах она почти не встречается[49].
Computatio utilis применяется иногда на основании буквального требования или общего смысла договорных соглашений о сроках[50].