Атта Тролль.
Сонъ въ лѣтнюю ночь.
[1]ГЛАВА I.
Посреди туманныхъ высей,
Гдѣ бушуютъ водопады,
Въ зеленѣющей долинѣ
Котерэ расположилось.
5 Дамы вышли на балконы
Бѣлыхъ домиковъ мѣстечка,
И, смѣясь, глядятъ на площадь,
На народное веселье.
Тамъ. внизу толпа пестрѣетъ
10 И шумитъ, и суетится.
Тамъ подъ звукъ плохой волынки
Два медвѣдя плохо пляшутъ.
Атта Тролль съ своей супругой,
Съ черной Муммою своею
15 Возбуждаютъ удивленье
Вѣчно празднаго народа.
Атта Тролль танцуетъ чинно,
Величаво и спокойно,
Но косматая супруга
20 Увлекается порою,
[2]
Такъ что позы и движенья
На can-can сбиваясь, сильно
Grand' Chaumière напоминаютъ,
Возбуждая смѣхъ въ народѣ.
25 Иногда вожатый строгій,
На цѣпи державшій пару,
Обращалъ свое вниманье
На безнравственную пляску,
И тогда кнутомъ тяжелымъ
30 Укрощалъ ея порывы, —
Мумма черная ревѣла
Такъ, что стонъ стоялъ въ ущельѣ.
У вожатаго на шляпѣ
Шесть мадоннъ, для охраненья
35 Головы его отъ пули
И отъ разныхъ насѣкомыхъ.
На плечо его надѣто
Шерстяное одѣяло,
Замѣняя альмавиву
40 И скрывая пистолеты.
Онъ сначала былъ монахомъ,
Занялся потомъ разбоемъ,
А потомъ, служа Карлосу,
Сталъ и грабить, и молиться.
45 Но Карлосъ съ своей дружиной
Принуждень былъ удалиться,
Разбѣжавшись паладины
Ремесло рѣшились выбрать:
Самъ Шнапханскій сталъ поэтомъ,
50 А гидальго нашъ почтенный
Сталъ водить по всѣмъ базарамъ
Атта Тролля и супругу.
Онъ плясать ихъ принуждаетъ.
Въ Котерэ, передъ народомъ,
55 На базарѣ многолюдномъ,
Атта Тролль въ оковахъ пляшетъ.
[3]
Атта Тролль, владыка лѣса,
Бушевавшій самовластно
На скалистыхъ Пиринеяхъ
Предъ людьми въ долинѣ пляшетъ.
Изъ-за денегъ, изъ подъ палки
Пляшетъ тоть, кто наслаждался
Самовластіемъ широкимъ,
60 Кто вселялъ повсюду ужасъ.
О быломъ восвоминанья,
О господствѣ надъ лѣсами
Потрясаютъ и волнуютъ
Духъ танцора Атта Тролля.
65 Черный царь у Фрейлиграта
Билъ не въ тактъ по барабану,
Атта Тролль же отъ досады
Пляшетъ плохо и небрежно.
Но сочувствія не видно:
70 Всѣ смѣются. И Жюльетта
Засмѣялась на балконѣ
Надъ досадою медвѣдя.
У Жюльетты грудь безъ сердца.
Вся она живетъ наружу
75 Какъ Француженка живая,
Но наружность — восхищенье!
Взоры сѣть лучей блестящихъ:
Наше сердце попадется
И, какъ рыбка, затрепещетъ
80 Въ частыхъ петляхъ этой сѣти.
ГЛАВА II.
Черный царь у Фрейлиграта
Барабанилъ такъ усердно
По большому барабану,
Что насквозь пробилъ покрышку.
[4]
85 Это жалобно, конечно,
И для уха, и для сердца!
Но представьте, что внезапно
Атта Тролль разбилъ оковы.
Смѣхъ и музыка затихли;
90 Перепугавные, съ крикомъ,
Всѣ толпой бѣгутъ съ базара,
Дамы смотрятъ и блѣднѣютъ.
Разорвавъ свов оковы,
Атта Тролль черезъ мѣстечко
95 Мчится дикими прыжками,
Разгояяя предъ собою
Всю смущенную ватагу.
Наконецъ бѣжитъ онъ въ горы
И, взглянувъ на міръ долины,
100 Исчезаетъ за скалами.
На базарѣ опустѣломъ
Остаются только Мумма
И вожатый. Въ изступленьи
Онъ бросаетъ шляпу на земь
105 И мадоннъ ногами топчетъ;
Онъ срываетъ одѣяло,
Обнажаетъ грудь и плечи
И клянетъ, неблагодарность
Измѣнившаго медвѣдя.
110 Онъ держалъ его какъ друга,
Онъ внушилъ ему стремленье
Къ тавцовальному искусству;
Тролль ему обязанъ жизнью:
Разъ напрасно предлагали
115 Сотню талеровъ за кожу
Убѣжавшаго танцора.
Съ сокрушеніемъ во взорахъ
Передъ нвмъ стояла Мумма,
Умоляя о пощадѣ
120 Раздраженнаго Испанца;
[5]
Раззорившійся вожатый
На нее досаду вылилъ:
Онъ избиль ее в назвалъ
Королевою Христиной.
125 Эта сцена совершалась
Въ теплый, чудный, лѣтній вечеръ.
Этотъ вечеръ ночь смѣнила;
И зажглись на небѣ звѣзды.
Половину этой ночи
130 Я провелъ съ Жюльеттой рядомъ
На балконѣ, гдѣ мы вмѣстѣ
Въ небо звѣздное глядѣли.
И Жюльетта говорила:
Хороши въ Парижѣ звѣзды,
135 Гдѣ онѣ, въ осенній вечеръ,
Смотрятъ въ грязь широкихъ улицъ.
ГЛАВА III.
Лѣтней ночи сонъ! Безцѣльна,
Фантастична пѣснь поэта,
Какъ любовь, какъ жизнь безцѣльна,
140 Какъ Создатель и созданье!
Служитъ собственной охотѣ,
Галопируетъ и скачетъ,
И рѣзвится въ царствѣ миѳа
Мой Пегасъ неоцѣненный.
145 Не мѣщанская онъ лошадь
Съ добродѣтелью полезной,
Не ретивый конь военный,
Устремляющійся къ бою.
Златомъ кованы копыта
150 Бѣлой лошади крылатой.
Жемчугомъ блестятъ поводья —
Я пускаю ихъ во волѣ.
[6]
Понеси, куда захочешь,
По крутымъ дорожкамъ горнымъ,
155 Гдѣ каскады возвѣщаютъ
Смыслу здравому погибель.
Черезъ тихую долину,
Гдѣ дубы лѣсовъ дремучихъ
Изъ корней своихъ пускаютъ
160 Сладкій токъ легендъ старинныхъ;
Тамъ напьюсь и влагой жизни
Омочу свои рѣсницы.
Страсть влечетъ меня увидѣть
Ключъ всевѣдѣнья завѣтный.
165 Пелена съ очей спадаетъ;
Мракъ пещеръ доступенъ взорамъ.
Взоръ мой видитъ Атта Тролля,
Рѣчь его понятна уху.
Странно! кажется знакомымъ
170 Мнѣ языкъ его медвѣжій.
Не слыхалъ ли я въ отчизнѣ
Звуковъ этой грубой рѣчи.
ГЛАВА IV.
Ронсеваль! При этомъ словѣ
Предъ моимъ, воображеньемъ
175 Разцвѣтаетъ и трепещетъ
Голубая незабудка.
Въ блескѣ міръ воспоминаній,
Разлетѣвшійся во мракѣ,
Возстаетъ, и привидѣнья
180 На меня взираютъ грозно.
Звуки трубъ! Мечей бряцанье!
Сарацинъ дерется съ Франкомъ,
И въ отчаяньи, слабѣя,
Стонетъ славный рогъ Роланда.
[7]
185 Тутъ въ долинѣ ронсевальской,
Возлѣ трещины Роланда,
Гдѣ герой, чтобы дорогу
Проложить себѣ въ утесѣ,
Въ стѣну яростно ударилъ
190 Знаменитымъ Дюрандалемъ,
Такъ что даже въ наше время
Видѣнъ слѣдъ его удара.
Тутъ то въ каменномъ ущельи,
Поростающемъ кустами
195 Дикихъ сосенъ, подъ утесомъ
Скрыто ложе Атта Тролля.
Тамъ въ кругу своемъ семейномъ,
Отдыхаетъ онъ усталый
Отъ тревогъ и огорченій
200 Многотрудныхъ путешествій.
Сладкій мигъ! Дѣтей увидѣлъ
Онъ въ пещерѣ той завѣтной,
Гдѣ родилъ ихъ вмѣстѣ съ Муммой.
Всѣхъ полдюжины ихъ было.
205 Дочки Тролля всѣ блондинки,
Точно дочери пастора,
Сыновья темноволосы —
Младшій даже очень сиуглый.
Младшій былъ любимецъ Муммы,
210 И она, играя съ сыномъ,
У него скусила ухо
И съ любовью проглотила.
Онъ былъ мальчикъ геніальный,
И къ гимнастикѣ способный,
215 Совершавшій кувырканья,
Какъ гимнастикъ славный Масманъ,
Онъ, цвѣтокъ родимой почвы,
Свой языкъ природный любитъ —
Языку Эллады, Рима
220 Никогда онъ не учился.
[8]
Свѣжъ, свободенъ, честенъ, веселъ,
Онъ терпѣть не можетъ мыла,
Роскоши новѣйшей моды,
Какъ гимнастикъ славный Масманъ,
225 Силѣ генія ввѣряясь,
Онъ на дерево взлѣзаетъ,
Что изъ глубины разсѣлинъ
Поднимается къ утесу,
Вплоть до каменной платформы,
230 Гдѣ семейство, поздней ночью,
За родителемъ выходитъ
Подышать ночной прохладой.
И старикъ вѣщаетъ дѣтямъ
О житейскихъ приключеньяхъ,
235 Сколько видѣлъ онъ различныхъ
Городовъ, людей, событій.
Какъ, подобно Одиссею,
Онъ страдалъ въ житейскомъ морѣ,
Какъ была съ нимъ Пенелопа
240 Черная супруга Мумма;
Онъ разсказывастъ дѣтямъ
Какъ онъ пляскѣ обучался,
Какъ потомъ своимъ искусствомъ
Отличался онъ публично.
245 Старъ и младъ смотрѣли жадно,
Между тѣмъ, какъ вдохновенный
Сладкозвучною волынкой,
Онъ плясалъ передъ народомъ.
А въ особенности дамы,
250 Зватоки его искусства,
Апплодировали крѣпко
И прищуривали глазки.
И, тщеславный, какъ художникъ,
Нашъ медвѣдь припоминаетъ,
255 Улыбаясь, о талантѣ,
Возбуждавшемъ удивленье.
[9]
Побѣжденный вдохновеньемъ,
Онъ доказываетъ дѣломъ,
Что не хвастаетъ напрасно
260 Онъ искусствомъ танцовальнымъ;
Вдругъ онъ вскакиваетъ съ полу,
Поднимается на лапы
И, по прежнему, танцуетъ
Чинно, важно и спокойно.
265 И, примолкнувъ, рты разинувъ
Смотрятъ юные медвѣди,
Какъ отецъ серьезно пляшетъ,
Озаренный луннымъ свѣтомъ.
ГЛАВА V.
У своихъ, въ пещерѣ темной
270 Атта Тролль лежитъ, тоскуя,
На спинѣ и лапу гложетъ,
И ворчитъ, потупя взоры:
Мумма, Мумма, перлъ мой черный,
Я тебя въ житейскомъ морѣ
275 Уловилъ; въ житейскомъ морѣ
Потерялъ тебя я снова;
Ахъ, еще бы мнѣ хотѣлось
Сладкихъ губъ ея коснуться;
Черной Муммы губы сладки,
280 Точно вымазаны медомъ.
Мнѣ хотѣлось бы понюхать
Черной кожи запахъ нѣжный;
Этотъ запахъ мнѣ дороже
Аравійскихъ ароматовъ.
285 Мумма бѣдная томится
Подъ оковами животныхъ,
Называющихся гордо
Господами мірозданья.
[10]
Смерть и адъ! И эти люди,
290 Эти эрцаристократы,
Смотрятъ съ гордостью дворянской
На сословіе животныхъ.
Женъ, дѣтей у насъ воруютъ,
Вяжутъ, бьютъ и убивають,
295 Чтобы торгъ вести мѣхами
И убитыми тѣлами.
И считаютъ это правомъ
Насъ преслѣдовать и мучить;
Ихъ юристы произносятъ
300 Гордо: «право человѣка!»
Люди! Право человѣка!
Кто же далъ вамъ это право?
Не природа! Не поступитъ
Неестественно природа.
305 Люди! Кто же вамъ доставилѣ
Привеллегіи такія?
Ужъ, конечно, не разсудокъ —
Тоть не будетъ безразсуденъ.
Люди! Чѣмъ же вы гордитесь?
310 Тѣмъ, что жареную пищу
Вы ѣдите за обѣдомъ?
Мы ѣдимъ сырую пищу.
Но конечный выводъ тотъ же;
Результатъ не измѣнился.
315 Только тотъ, кто мыслитъ честно,
Будетъ вѣчно благороденъ.
Люди, потому ль вы лучше,
Что съ успѣхомъ занимались
Вы наукой и искусствомъ?
320 Мы и въ этомъ не уступимъ.
Развѣ нѣтъ собакъ ученыхъ?
Лошадей, способныхъ къ счету
Развѣ зайцы не умѣютъ
Превосходно барабанить?
[11]
325 Въ гидростатикѣ извѣстность
Пріобрѣсть бобры успѣли,
И клистиръ для медицины
Былъ придуманъ журавлями.
Въ критикѣ ослы явились
330 И на сценѣ обезьяны;
И Батавія-мартышка
Отличилась въ пантомимѣ.
Соловьи поютъ весною —
Фрейлигратъ прослылъ поэтомъ.
335 Кто же можетъ льва прославить
Лучше земляка-верблюда.
Самъ я совершилъ для пляски
То, что́ Раумеръ для науки.
Развѣ Раумеръ пишетъ лучше,
340 Чѣмъ мѣдвѣдь танцуетъ польку?
Перестаньте же гордиться!
Высоко главу несете,
Но ползутъ въ главѣ надменной
Низко низкія мысленки.
345 Не подумайте гордиться
Лоскомъ гладкой вашей кожи!
Васъ природа обрекаетъ
Эту честь дѣлить съ змѣями.
Да! двуногія вы змѣи!
350 Вы затѣмъ надѣли брюки,
Чтобы шерстью отъ животныхъ
Наготу змѣи украсить.
Дѣти! будьте осторожны!
Берегитесь безволосыхъ!
355 ДочериІ Не довѣряйтесь
Вы тому, кто носитъ брюки —…
Рѣчи дерзкаго медвѣдя,
Поносившаго тирановъ
Съ полнымъ жаромъ демагога,
360 Я выписывать не стану.
[12]
Я, какъ человѣкъ, не долженъ
Человѣческую личность
Поносить нелѣпой рѣчью
Неразвитаго медвѣдя.
365 Да, какъ человѣкъ, я лучше
Остальныхъ твореній міра.
Отъ священныхъ правъ рожденья
Не рѣшусь я отступиться.
И въ сраженіи съ звѣрями
370 Буду вѣчно я бороться
За священное господство
Человѣка надъ природой.
ГЛАВА VI.
Классу высшему животныхъ,
Человѣку не мѣшало бъ
375 Наводить порою справки,
Какъ пониже разсуждаютъ.
Тамъ, въ общественныхъ подпольяхъ,
Въ сферахъ тьмы, труда и горя.
Тамъ живутъ въ животномъ царствѣ
380 Гордость, бѣдность, озлобленье…
Дерзкимъ рыломъ отвергаютъ
Тамъ велѣнія природы,
Освященныя вѣками
И обычаемъ завѣтнымъ.
385 Старики, ворча, внушаютъ
Дѣтямъ вредное ученье,
Что́ вредитъ образованью
И успѣхамъ просвѣщенья.
Тролль валяется, въ тревогѣ,
390 На постели непокрытой
И лепечетъ вдохновенно:
Дѣти! будущее наше!
[13]
Если бъ звѣри согласились
Прекратить свои раздоры,
395 Мы бъ тирановъ поразили
Въ наступательномъ союзѣ.
Конь помогъ бы носорогу,
Слонъ бы хоботомъ, по братски,
Могъ обвить рога крутые
400 Безпокойнаго бизона.
Разноцвѣтные медвѣди,
Волкъ, козелъ, мартышка, заяцъ,
Ополчитесь поголовно
И тогда побѣда наша.
405 Да! единство составляеть
Современную потребность.
Насъ въ отдѣльности плѣнили,
Мы въ союзѣ сбросимъ иго.
Заключимъ союзъ священный,
410 И во прахъ падетъ господство
Монополіи зловредной.
Правда въ тваряхъ воцарится.
Равноправность тварей Зевса
Основнымъ закономъ будетъ
415 Безъ различья миѳологій,
Кожи, запаха, породы.
Пусть оселъ допущенъ будетъ
Къ управленью министерствомъ;
Левъ же въ мельницу съ кулями
420 Можетъ бѣгать крупной рысью.
Ну, собака! Та, конечно,
Къ рабству гнуспому привыкла;
Съ нею люди постоянно
Обращались, какъ съ собакой.
425 Въ нашихъ дебряхъ мы собакѣ
Прежнія права даруемъ:
Безъ ошейника и своры
Песъ нашъ будетъ джентльменомъ.
[14]
Даже жидъ! И тотъ получитъ
430 Полноправное гражданство:
Онъ сравненъ передъ закономъ
Будетъ съ прочими скотами;
Только къ пляскѣ, на базарѣ,
Мы Евреевъ не допустимъ.
435 А иначе невозможно
Процвѣтаніе искусства:
Эта раса не постигла
Строгой пластики движеній,
И она испортить можетъ
440 Вкусъ толпы непросвѣщенной.»
ГЛАВА VII.
Мрачно въ мрачномъ подземельѣ;
Мизантропъ, медвѣдь суровый,
Засѣдаетъ подъ утесомъ
И ворчитъ, оскаливъ зубы:
445 Эта гнусная ужимка
Мнѣ всегда глаза колола, —
На улыбку человѣка
Я не могъ смотрѣть спокойно.
Если я на бѣломъ рылѣ
450 Видѣлъ подлую гримасу,
То я чувствовалъ отъ злобы
Тошноту въ моемъ желудкѣ.
Ярче словъ улыбка эта
Обнаруживаетъ дерзость
455 Черной, низкой и презрѣнной
Человѣческой породы.
Ихъ улыбка тамъ мелькаегъ,
Гдѣ необходима важность.
Улыбаются ихъ губы
460 Въ мигъ любви и наслажденья.
[15]
Люди, въ пляскѣ улыбаясь,
Профанируютъ искусство,
И на степень шутки сводятъ
Актъ священнаго служенья.
465 Пляской въ древности старались
Выражать святыя чувства,
И кружился вкругъ кумировъ
Хороводъ жрецовь усердныхъ.
Самъ я понималъ когда-то
470 Такъ значеніе искусства.
Такъ плясалъ я предъ народомъ,
Возбуждая изумленье.
Похвала, сознаться должно,
По душѣ мнѣ приходилась.
475 Сердцу нашему пріятно
У враговъ брать дань восторга.
Но они и въ энтузьязмѣ
Улыбаются. Не можетъ
Чувства ихъ облагородить
480 Даже видъ высокой пляски.
ГЛАВА VIII.
Гражданинъ иной полезный
Дурно пахнетъ въ этомъ мірѣ,
А богатыхъ баръ лакеи
Амбру и лавандъ изводятъ.
485 Есть и дѣвственныя души,
Отъ которыхъ пахнетъ мыломъ;
Ароматнымъ масломъ часто
Умывается развратный.
Потому не морщи носа,
490 Мой читатель, если ложе
Атта Тролля не напомнитъ
Намъ арабскихъ ароматовъ.
[16]
Ты побудь въ пещерѣ смрадной
Средь тяжелой атмосферы,
495 Изъ которой, какъ изъ тучи,
Нашъ герой вѣщаетъ къ дѣтямъ.
Сынъ, мой сынъ, отростокъ младшій,
Ты къ родительскому рылу
Приложи едино ухо
500 И всоси совѣтъ серьезный.
Берегись людскихъ совѣтовъ —
Ихъ совѣты губятъ душу.
Между всѣхъ людей вселенной
Не найдешь ты человѣка.
505 Нѣмцы были лучше прочихъ,
Но теперь и дѣти Твиска,
Бывшая родня медвѣдей,
Развратились, погибаютъ…
ГЛАВА IX.
Какъ языкъ изъ мрачной пасти
510 Фрейлигратова владыки
Выступаеть и глумится
Надъ толпою Европейцевъ;
Такъ изъ темныхъ тучъ выходить
Полный мѣсяцъ. Въ отдаленьи,
515 Днемъ и ночью, водопады
Вѣчно плещутъ и рокочутъ.
Атта Тролль въ уединеньи,
На скалѣ своей любимой,
Повѣряетъ вѣтру ночи
520 Сердца жалобы глухія:
«Я медвѣдь, я сынъ пустыни,
Я по вашему косматый
Изегриммъ и косолапый
Пецъ. Ругайтесь надо мною.
[17]
525 Я медвѣдь, я это знаю,
Звѣрь нелѣпый, кровожадный,
Неуклюжій, безобразный!
Насмѣхайтесь! Потѣшайтесь! —
Я предметъ нелѣпыхъ шутокъ,
530 Я чудовище! Вы на ночь
Мной дѣтей пугать привыкли
Шаловливыхъ и капризныхъ.
Я нелѣпое созданье
Вашихъ нянюшкиныхъ сказокъ.
535 Такъ пускай меня узнаетъ
Весь вашъ мелкій міръ людишекъ.
Я медвѣдь, вы это знайте,
Я горжусь своей породой,
Точно будто я потомокъ
540 Моисея Мендельсона.»
ГЛАВА X.
Въ часъ таинственный полночи
Двѣ могучія фигуры
Пробрались, на четверенькахъ,
Черезъ темный лѣсъ сосновый.
545 Атта Тролль и сынъ героя,
Одноухій нашъ гимнастикъ,
При кровавомъ камнѣ оба
На прогалинѣ присѣли.
Тролль пустился въ разсужденья:
550 Алтаремъ былъ этотъ камень
И на немъ друидъ фанатикъ
Человѣка рѣзалъ въ жертву.
Что за гнусное злодѣйство!
Шерсть моя встаетъ щетиной
555 На спинѣ при этой мысли:
Кровь лилась въ угоду Бога. —
[18]
Ну, конечно, эти люди
Развились и не рѣшатся
Ради будущаго блага
560 Убивать и рѣзать ближнихъ.
Всѣ за благами земными
Побѣжали въ перегонку;
Всякій хочетъ поживиться,
Для себя воруетъ всякій.
565 Такъ общественныя блага
Разбѣгаются въ карманы,
И о собственности гордо
Разсуждаетъ похититель.
Отъ души ихъ ненавижу!
570 Ты наслѣдуй жажду мщенья.
Здѣсь клянись на этомъ камнѣ
Въ вѣчной ненависти къ людямъ.
Будь врагомъ неумолимымъ
Притѣснителей коварныхъ;
575 Не прощай имъ, умирая.
Юный сынъ, клянись мнѣ въ этомъ.
Подражая Аннибалу,
Гордый юноша поклялся.
И обоихъ мизантроповъ
580 Облилъ мѣсяцъ блѣднымъ свѣтомъ.
Мы, со временемъ, разскажемъ
Какъ птенецъ испонилъ клятву:
Новый эпосъ мы составимъ
О потомкахъ Атта Тролля.
585 Что касается до Тролля,
Мы теперь его оставимъ,
Чтобъ потомъ попасть вѣрнѣе
Изъ ружья свинцовой пулей.
Государственный измѣнникъ,
590 Поносившій человѣка!
Конченъ судъ, и надъ тобою
Приговоръ нашъ состоится.
[19]ГЛАВА XI.
Строемъ сонныхъ баядерокъ
Смотрятъ горы подъ покровомъ
595 Бѣлой мантіи тумана,
Шевелимой легкимъ вѣтромъ.
Аполлонъ ихъ пробуждаетъ,
И туманъ съ холмовъ снимая,
Золотымъ лучомъ ласкаетъ
600 Обнаженныя вершины.
Рано, утромъ, мы съ Ласкаро
Вышли драться съ медвѣдями
И въ обѣденную пору
Подошли мы къ pont d'Espagn'ю.
605 Онъ изъ Франціи выводитъ
Чрезъ ущелья Пиринеевъ
Въ край суровыхъ Кастильянцевъ,
На десять вѣковъ отставшихъ. —
На десять вѣковъ отстали
610 Въ современномъ направленьи!
Дикари моей отчизны
Только на сто лѣтъ отстали.
Робко, съ замираньемъ сердца,
Покидалъ святую землю
615 Я свободы и красавицъ,
О которыхъ я вздыхаю.
По срединѣ pont d'Espagn'я
Засѣдалъ Испанецъ нищій,
И въ плащѣ его дырявомъ
620 И въ глазахъ виднѣлась бѣдность.
Исхудалою рукою
Онъ бренчалъ на мандолинѣ,
И на кислый звукъ гитары
Смѣхомъ горы откликались.
[20]
625 Иногда онъ нагибался
Надъ обрывомъ и смѣялся,
Заигралъ потомъ усерднѣй
И запѣлъ подъ звукъ гитары:
У меня, въ срединѣ сердца,
630 Золотой поставленъ столикъ,
Золотыхъ четыре стульца,
Окружаютъ этотъ столикъ.
И за столъ, на эти стульца,
Сѣли маленькія дамы,
635 Всѣ они играютъ въ карты,
А выигрываетъ Клара,
И, довольная, смѣется.
Ты въ груди моей, мой ангелъ,
Будешь въ выигрышѣ вѣчно:
640 Вѣдь тебѣ и карты въ руки.
Я подумалъ, это странно!
Мы изъ Франціи выходимъ,
И безуміе встрѣчаемъ
На таинственной границѣ.
645 Означаетъ ли безумный
Мѣну мыслей двухъ народовъ?
Или онъ листокъ заглавный
Одичалаго народа?
Мы достигли поздней ночью
650 Крова жалобной позады.
Тамъ насъ оллеа-потрида
Въ грязной встрѣтила посудѣ.
Тамъ отвѣдалъ я garbanzos
Съ пулю ростомъ и дородствомъ —
655 Нѣмецъ, выросшій на клецкахъ,
Ихъ глотать едва рѣшался.
А постель моя, какъ перцомъ,
Насѣкомыми набита…
О! клопы для человѣка
660 Хуже всѣхъ враговъ на свѣтѣ.
[21]
Хуже льва и крокодила
Васъ измучаетъ презрѣнный
Клопъ, забравшійся случайно
Въ вашу мягкую перину.
665 Отдавайтесь на съѣденье,
А давить клопа не смѣйте!
Коль раздавите, то запахъ
Вамъ всю ночь не дастъ покоя.
На землѣ всего страшнѣе
670 Ссора съ гадиною мелкой,
Защищающейся вонью.
Да, дуэль съ клопомъ несносна.
ГЛАВА XII.
Лазить вверхъ, спускаться къ низу,
Прыгать по горамъ и камнямъ, —
675 Это ноги утомляетъ
И измучиваетъ душу.
Рядомъ шелъ со мной Ласкаро,
Какъ свѣча, худой и блѣдный,
Молчаливый и печальный.
680 Онъ — умершій сынъ колдуньи.
Говорятъ, что онъ ужъ умеръ
И, что мать его Урака
Колдовствомъ своимъ грѣховнымъ
Въ немъ поддерживаетъ силы.
685 Что за лѣстницы? Проклятье!
Какъ я ногъ не перепортилъ,
Какъ я въ пропасть не свалился
И теперь не понимаю.
Дико стонутъ водопады
690 Вѣтеръ сосны гнетъ, какъ прутья,
Воютъ сосны и надъ нами
Разразилась непогода.
[22]
Возлѣ lac-de-Gobe въ избушкѣ,
Намъ рыбакъ даетъ радушно
695 Кровъ и свѣжія форели —
Рыба — просто объѣденье.
Тамъ сидѣлъ на мягкомъ креслѣ
Старый лодочникъ болящій,
Двѣ племянницы — красотки
700 Успокаивали дядю.
Ангелы въ фламандскомъ вкусѣ,
A la Rubens! Золотыя
Кудри, очи голубыя,
Роскошь линій, свѣжесть красокъ,
705 Ямочки въ щекахъ румяныхъ,
Плутовство сидитъ въ тѣхъ ямкахъ;
Члены сильны и роскошны,
Возбуждаютъ страхъ и радость!
Эти милыя созданья
710 Спорили между собою,
Какъ и чѣмъ, какимъ напиткомъ
Угостить больнаго дядю.
Вотъ одна ему подноситъ
Чашку липоваго цвѣта;
715 А другая полагаетъ,
Что ему поможетъ мята.
Ну, васъ къ черту съ этой дрянью!
Говоритъ старикъ брюзгливый,
Я виномъ моей отчизны
720 Угостить гостей желаю.
Но предложенный напитокъ
Я виномъ назвать не смѣю,
Признаюсь, что въ Брауншвейгѣ
Я-бъ его за барду принялъ.
725 Черный мѣхъ его козловый
Отличался страшной вонью.
Нашъ старикъ развеселился
Сталъ здоровъ и разговорчивъ.
[23]
Онъ повѣдалъ намъ дѣянья
730 Контрабанды и бандитовъ,
Безпрепятственно бродящихъ
По высокимъ Пиренеямъ.
Много зналъ онь старыхъ сказокъ.
Изъ вѣковъ давно минувшихъ,
735 Между прочимъ о раздорахъ
Исполиновъ и медвѣдей.
До прихода человѣка
Исполины и медвѣди
Состязались за господство
740 Надъ горами и долиной.
Но проникли въ горы люди,
И гиганты побѣжали,
Потому что мало мозгу
Въ головахъ обширныхъ было.
745 Эти глупые гиганты
Прибѣжали къ океану,
И, увидѣвъ сводъ небесный,
Отраженный въ синемъ морѣ,
Воду приняли за небо
750 И, на Бога уповая,
Бросились въ морскія волны
И конечно утонули.
Что касается медвѣдей,
Ихъ изводитъ по немногу
755 Человѣкъ, и ежегодно
Ихъ число въ горахъ слабѣетъ.
Такъ-то новые владѣльцы
Вытѣсняютъ предъидущихъ…
А когда погибнутъ люди
760 То возьмутъ господство карлы.
Эти умные пигмеи
Обитаютъ въ подземельѣ
И прилежно собираютъ
Драгоцѣнные металлы.
[24]
765 Я видалъ при лунномъ свѣтѣ
Какъ мышиные ихъ глазки
Изъ разсѣлины сверкали.
Страшно мнѣ за вѣкъ грядущій!
Тамъ наступитъ ихъ господство
770 И въ смущеньи наши внуки,
Точно глупые гиганты,
Прыгнутъ въ небо водяное.
ГЛАВА XIII.
Въ черномъ каменномъ ущельи
Глубь воды лежитъ недвижно,
775 Грустно смотрятъ блѣднымъ взоромъ
Съ неба звѣзды. Ночь покойна,
Ночь тиха. Удары веселъ —
И, какъ плещущая тайна,
Чолнъ плыветъ, и управляютъ
780 Имъ племянницы больнаго.
Правятъ весело. Блистаетъ
Въ темнотѣ рука нагая,
Озаренная луною;
Свѣтятъ глазки голубые.
785 Близь меня сидитъ Ласкаро
Блѣдный, вѣчно молчаливый.
Стало жутко мнѣ при мысли:
Неужели онъ покойникъ?
Самъ я, можетъ быть, скончался
790 И съ печальными тѣнями
Я плыву въ челнѣ Харона
Въ царство мрачное Плутона.
Подо мною воды Стикса,
И за мной своихъ прислужницъ
795 Прозерпина посылаетъ
За отсутствіемъ Харона.
[25]
Нѣтъ, я кажется не умеръ,
Не угасъ; въ груди горячей
Ярко блещетъ пламень жизни
800 И пылаетъ, и ликуетъ.
Бойко лодкой управляютъ
Дѣвы, брызгая водою,
Ниспадающею съ веселъ,
И дурачатся, смѣются.
805 Свѣжи, веселы ихъ лица!
То не призрачныя кошки
Изъ подземнаго чертога,
Не служанки Прозерпины!
Чтобъ вполнѣ себя увѣрить
810 Въ ихъ земномъ существованьи
И на дѣлѣ убѣдиться
Въ силахъ собственнаго тѣла,
Торопливо прижимаю
Я къ щекамъ румянымъ губы.
815 Я, должно быть, не покойникъ,
Потому что я цѣлую.
Выходя на темный берегъ,
Милыхъ дѣвъ цѣлую снова
И плачу такой монетой
820 За труды и безпокойство.
ГЛАВА XIV.
Облились румянымъ свѣтомъ
Фіолетовыя горы.
Надъ крутымъ обрывомъ смѣло
Какъ гнѣздо виситъ деревня.
825 Всѣ большіе разіетѣлись
На работу изъ деревни,
И одни птенцы остались,
Не собравшіеся съ силой.
[26]
Всѣ ребята и дѣвчонки,
830 Наряженныя въ пунцовыхъ
Или бѣлыхъ капюшонахъ
Пѣли свадьбу на базарѣ.
Мы игрѣ не помѣшали,
И при мнѣ одинъ влюбленный
835 Принцъ мышей палъ на колѣни
Передъ кошечкой-царевной.
Принца бѣднаго вѣнчаютъ;
На него ворчитъ красотка
И бѣдняжку заѣдаетъ.
840 Мышь издохла, праздникъ конченъ.
Цѣлый день съ дѣтьми я пробылъ,
Мы болтали дружелюбно
И малютки разспросили:
Кто я? Чѣмъ я занимаюсь?
845 Я сказалъ: я родомъ Нѣмецъ,
И въ отчизнѣ, какъ охотникъ,
По пустымъ лѣсамъ скитался
И преслѣдовалъ медвѣдей.
Дралъ не разъ я черезъ уши
850 Окровавленную шкуру,
И меня подъ часъ порядкомъ
Обижалъ медвѣдь косматый.
Наконецъ мнѣ надоѣло
Въ дебряхъ родины суровой
855 Ежедневно состязаться
Съ мѣшковатыми скотами.
Въ вашу землю я пріѣхалъ
Поискать получше дичи,
На великомъ Атта-Троллѣ
860 Показать отвагу Нѣмца.
Онъ, противникъ благородный
Онъ руки моей достоинъ,
А въ отчизнѣ за побѣду
Мнѣ подъ часъ бывало стыдно.
[27]
865 И, со мной прощаясь, дѣти
Проплясали общій танецъ
И отчетливо пропѣли:
«Girofflino! Girofflette!»
Съ смѣлой граціей подходитъ
870 Танцовавшая малютка
И, присѣвъ четыре раза,
Тонкимъ голосомъ пропѣла: —
Если на моей дорогѣ
Попадется чортъ съ рогами,
875 Поклонюсь четыре раза:
«Girofflino! Girofflette!»
«Girofflino! Girofflette!»
Хоръ поетъ и завертѣлась,
Прихотливо извиваясь,
880 Пляска рѣзвая малютокъ.
Я спускался внизъ въ долину,
И звучало, замирая
Надо мною щебетанье:
«Girofflino! Girofflette!»
ГЛАВА XV.
885 Безобразно искривившись,
Колоссальные утесы
На меня какъ звѣри смотрятъ
Изъ холоднаго гранита;
Тучи сѣрыя несутся;
890 Въ ихъ причудливыхъ узорахъ
Разсмотрѣлъ я блѣдный отблескъ
Дикой каменной громады.
Водопадъ въ дали бушуетъ;
Изъ ущелій рвется вѣтеръ;
895 Шумъ въ утесахъ раздается
Роковой, неумолимый.
[28]
Страшное уединенье!
На сѣдѣющія сосны
Сѣли галки черной стаей
900 И крыломъ безсильнымъ машутъ.
Безобразная окрестность!
Мнѣ мерещится проклятье!
Вижу кровь на корняхъ сосны,
Покоробленной снѣгами.
905 Вотъ въ тѣни стоитъ избушка,
Въ землю жалобно вростая,
И соломенная крыша
Насъ о чемъ-то умоляетъ.
Въ той избѣ живутъ Каготы,
910 Эти жалкіе остатки
Угнетеннаго народа,
Жизнь влачащаго во мракѣ.
Затаилось къ нимъ презрѣнье
Глубоко въ душѣ у Басковъ,
915 Какъ печальное наслѣдье
Фанатической эпохи!
Видѣлъ я въ Банверской церкви
Небольшую дверь съ рѣшоткой.
Эта дверь, сказалъ мнѣ дьяконъ
920 Открывала входъ Каготамъ.
Имъ никакъ не позволялось
Проходить въ другія двери,
И они какъ бы украдкой
Пробирались въ домъ Господень.
925 Тамъ Каготъ на табуретѣ
Въ уголкѣ, одинъ молится,
И другіе прихожане
Какъ чумы его чуждались.
Но горитъ веселымъ свѣтомъ
930 Факелъ нынѣшняго вѣка:
Тѣнь зловѣщую былаго
Гонитъ лучъ образованья.
[29]
Мой Ласкаро подъ сосною
На дворѣ остановился,
935 Я вошелъ въ избу сырую
И пожалъ Каготу руку,
Приласкалъ его ребенка,
А ребенокъ былъ невзраченъ,
Какъ паукъ больной и тощій
940 Длиннорукій и голодный.
ГЛАВА XVI.
Если издали посмотришь,
Эти горныя вершины
Предъ тобой заблещутъ ярко
Золотымъ и краснымъ свѣтомъ.
945 Но вблизи поблекнутъ краски,
Пропадутъ эффекты свѣта,
И хребетъ разоблачится
Какъ величіе земное.
Вотъ и золото и пурпуръ
950 Оказались бѣлымъ снѣгомъ.
Этотъ снѣгъ томится грустью
Въ высотѣ уединенной.
На высокихъ Пиренеяхъ
Этотъ снѣгь хруститъ и плачетъ,
955 И безчувственному вѣтру
Онъ тоску свою ввѣряетъ:
Въ ледяной пустынѣ горной
Даже время замерзаетъ:
Каждый часъ ползетъ, какъ вѣчность,
960 Замороженная стужей.
Бѣдный снѣгъ, зачѣмъ я выпалъ
На хребетъ оледѣнѣлый
А не въ свѣтлую долину,
Гдѣ цвѣты благоухаютъ.
[30]
965 Я бы тамъ въ ручей растаялъ,
И прекраснѣйшая дѣва,
Улыбаясь, свѣжей влагой
Грудь и шею бы умыла.
Я въ волнахъ лазурныхъ моря
970 Могъ бы въ жемчугъ превратиться
И явиться украшеньемъ
Королевской діадемы.
Услыхавъ такія рѣчи,
Я сказалъ: сосѣдъ любезный,
975 Ты напрасно полагаешь,
Что въ долинѣ такъ привольно.
Вѣрь, душа моя, что въ жемчугъ
Превращается не всякій.
Гдѣ нибудь въ вонючей лужѣ
980 Ты бы въ грязь преобразился.
Между-тѣмъ, какъ съ грустнымъ снѣгомъ
Я держалъ такія рѣчи,
Грянулъ, выстрѣлъ, и какъ камень
Повалился сверху коршунъ.
985 Пошутилъ надъ нимъ Ласкаро,
Но лицо стрѣлка, какъ прежде,
Оставалось неподвижно.
Только стволъ ружья дымился.
Изъ хвоста убитой птицы
990 Онъ перо спокойно вырвалъ
И къ, полямъ пуховой шляпы
Прикололъ трофей побѣды.
Страшно было даже видѣть
Какъ, чернѣя и колеблясь,
995 Тѣнь пера его ложилась
На снѣгу вершины горной.
[31]ГЛАВА XVII.
Длинной, узкою дорогою
Извивается ущелье;
Тамъ отвѣсные утесы
1000 По бокамъ стоятъ стѣною.
Наклонившись надъ долиной,
Съ высоты утеса смотритъ
Одинокій домъ Ураки;
Я вошелъ туда съ Ласкаро.
1005 Языкомъ условныхъ знаковъ
Сталъ онъ спрашивать совѣта,
Какъ завлечь медвѣдя Тролля
И убить его вѣрнѣе.
Мы слѣды его открыли;
1010 Мизантропу нѣтъ спасенья;
Дни медвѣдя Атта Тролля
Сочтены и на исходѣ.
Чародѣйка ли Урака,
Я рѣшить не въ состояньи,
1015 Такъ твердятъ о ней сосѣди,
Населяющіе горы.
Подозрительна наружность,
И глаза всегда такъ красны,
И мигаютъ какъ-то странно,
1020 Такъ что ужасъ разбираетъ.
Злобенъ взоръ косого глаза;
Отъ него коровы чахнутъ
И, лишаясь аппетита,
Молоко свое теряютъ.
1025 Отъ ея руки костлявой
Свиньи жирныя колѣютъ,
Коль она быка погладитъ
То и быкъ тотчасъ издохнетъ.
[32]
И не разъ ее винили
1030 За такія преступленья
Въ колдовствѣ передъ судьею;
Но судья — Вольтеріанецъ,
Сынъ испорченнаго вѣка,
Обвиненію не вѣритъ,
1035 И истца съ пустой насмѣшкой
Отпускаетъ во-свояси.
По наружности Урака
Въ колдовствѣ не виновата.
Мать растеньями торгуетъ
1040 А Ласкаро птицъ стрѣляетъ.
Полонъ домъ набитыхъ чучелъ,
Воздухъ въ домѣ весь пропитанъ,
Крѣпкимъ запахомъ растеній
И остатковъ битой птицы.
1045 И разставлены рядами
Были коршуны на лавкахъ.
Широко раскрыты крылья
И торчатъ носы ихъ грозно.
Крѣпкій запахъ травъ сушеныхъ.
1050 Сильно дѣйствуетъ на нервы,
Птицъ недвижныхъ рядь печальный
На меня наводитъ ужасъ.
Нѣтъ ли тутъ людей заклятыхъ
Въ этомъ образѣ пернатомъ?
1055 Не толпятся ль здѣсь въ неволѣ
Обвинители колдуньи.
Глазъ недвижный смотритъ строго,
Въ немъ мнѣ чудится страданье.
Вотъ они какъ бы украдкой
1060 Покосились на колдунью.
А Урака и Ласкаро
Сѣли вмѣстѣ у камина;
И свинецъ въ ковшѣ желѣзномъ
Растопивъ, взялись за дѣло.
[33]
1065 Заколдованныя пули
Отливаютъ для охоты,
И причудливо играетъ
На лицѣ колдуньи пламя.
А Урака безпрестанно
1070 Движетъ тоикими губами,
Заговоръ читаетъ старый,
Чтобъ удачно вышли пули.
Иногда, она съ усмѣшкой
Головой киваетъ сыну;
1075 Тотъ, серьезный, какъ покойникъ,
Молча преданъ весь работѣ.
Душно въ этой атмосферѣ!
И, приблизившись къ окошку
Подышать ночной прохладой,
1080 Посмотрѣлъ я на долину.
Отъ полуночи до часу
Тутъ я многое увидѣлъ
И намѣренъ подѣлиться
Удивительнымъ видѣньемъ.
ГЛАВА XVIII.
1085 Ярко блещетъ полный мѣсяцъ
Въ ночь святаго Іоанна.
Черезъ путь духовъ несется
Съ шумомъ дикая охота.
Изъ уракина окошка
1090 Я слѣдилъ вниманья полный
За движеньемъ привидѣній,
Пролетавшихъ по ущелью.
Мѣсто выбрано удачно,
Чтобы видѣть представленье:
1095 Я въ подробностяхъ увидѣлъ
Какъ ликуютъ привидѣнья.
[34]
Далеко несутся крики,
Тѣни хлопаютъ бичами,
Кони ржутъ, собаки лаютъ,
1100 Рогъ звучитъ, смѣняясь смѣхомъ!
Быстро мчится передъ нами
Стая дичи благородной:
За оленемъ, за кабаномъ,
Скачетъ бѣшено охота.
1105 Всѣ вѣка и всѣ народы
Высылаютъ депутатовъ;
Вотъ несется за Немродомъ
Беззаботный Карлъ десятый.
Мимо оконъ пролетѣли
1110 Кони бѣшеной охоты.
Сзади ихъ бѣгутъ пикеры,
Свѣтятъ факеломъ смолистымъ.
Въ пролетѣвшихъ эскадронахъ
Распозналъ я паладиновъ.
1115 Въ золотомъ вооруженьи
Проскакалъ Артуръ британскій.
Датскій витязь Огіерій
Былъ одѣтъ въ зеленый панцырь
И блисталъ при лунномъ свѣтѣ
1120 Какъ огромная лягушка.
Въ длинномъ строѣ привидѣній
Узнаю героевъ мысли:
Вольфгангъ нашъ меня плѣняетъ
Свѣтлымъ взоромъ глазъ блестящихъ.
1125 Осужденный Генгстенбергомъ,
Не найдя въ гробу покоя,
И любя охоту страстно,
Онъ несется въ дикой скачкѣ.
Граціозная улыбка
1130 Указала мнѣ Вильяма.
Этотъ грѣшникъ, пораженный
Гнѣвомъ строгихъ Пуритановъ,
[35]
Выѣзжаетъ величаво
На конѣ неукротимомъ.
1135 На ослѣ за нимъ плетется
Нѣмца скромная фигура.
Взоръ невинный богомольца,
И ночной колпакъ смиренный
Привлекли мое вниманье:
1140 Ба! Францъ Горнъ, пріятель старый.
Горнъ отважился при жизни
Комментировать Шекспира,
И за то онъ послѣ смерти
Дѣлитъ съ нимъ труды охоты.
1145 Бѣдный Францъ въ натруску ѣдетъ.
А при жизни онъ ни шагу
Не ступалъ, не подкрѣпляя
Духъ молитвой и бесѣдой.
Францъ при жизни былъ балованъ
1150 Лаской дѣвъ благочестивыхъ —
Я могу себѣ представить
Какъ всѣ дѣвы ужаснутся.
Поѣздъ шествуетъ галопомъ,
И Вильямъ великій смотритъ
1155 Иронически на Франца,
Выступающаго рысью.
Францъ отчаянно схватился
За нечесанную гриву,
Но Шекспиру не измѣнитъ.
1160 Ни при жизни, ни въ могилѣ.
Дамы многія несутся,
Отъ мужчинъ не отставая,
И блистаетъ въ лунномъ свѣтѣ
Бѣлизна роскошныхъ членовъ.
1165 На коняхъ верхомъ безъ сѣделъ
Нимфы голыя скакали,
И въ волнахъ волосъ роскошныхъ
Формы свѣжія тонули;
[36]
Осѣненныя вѣнками,
1170 И, назадъ откинувъ тѣло,
Съ сладострастнымъ выраженьемъ
Нимфы пальмами играли.
Изъ эпохи феодальной
Ѣдутъ барышни въ одеждахъ;
1175 Всѣ сидятъ на дамскихъ сѣдлахъ,
Держатъ сокола на ручкѣ
И пародіей живою
На кляченкахъ истомленныхъ
Мчится шумная ватага
1180 Женщинъ странно наряженныхъ.
Привлекательны ихъ лица,
Но безстыдны и задорны
И искусственнымъ румянцемъ
Щеки пухлыя пылаютъ.
1185 Эхо въ горы улетаегь!
Звукъ роговъ смѣняетъ хохотъ!
Кони ржутъ, собаки лаютъ,
Тѣни хлопаютъ бичами!
ГЛАВА XIX.
Красотою неземною
1190 Въ дикомъ поѣздѣ сіяли
Три прелестныя фигуры —
Вѣкъ я ихъ не позабуду.
У одной надъ головою
Полумѣсяцъ серебристый,
1195 И бѣла, какъ чистый мраморъ,
Ѣдетъ гордая богиня.
Высоко хитонъ подвязанъ
Грудь, бедро полузакрыты,
Лучъ луны ласкаютъ страстно
1200 Очертанья формъ цвѣтущихъ.
[37]
Бѣлый ликъ ея какъ мраморъ
Неподвиженъ и серьезенъ,
Всѣ черты лица спокойны
Блѣдны, холодны и строги.
1205 Но таинственно пылаетъ
Въ черномъ окѣ Артемиды
Пожирающее пламя,
Искра страстнаго желанья.
Артемида измѣнилась!
1210 И теперь бы не рѣшилась
На съѣденіе собакамъ
Предоставить Актеона.
И теперь въ веселой скачкѣ
Искупаетъ грѣхъ тяжелый:
1215 Какъ земная дѣва ночью
Надъ землей она летаетъ.
Страсть въ груди проснулась поздно,
Но за то она клокочетъ,
И въ очахъ ея сверкаетъ
1220 Пламя адское желанья.
Жаль, былаго не воротишь!
Греки были такъ красивы,
Но количество замѣнитъ
Красоту богинѣ гордой.
1225 Рядомъ съ ней другая дѣва:
Въ округленныхъ очертаньяхъ
Чистой дѣвственной фигуры
Блещетъ сѣверная свѣжесть.
То волшебница Абунда.
1230 Мнѣ узнать ее не трудно
По улыбкѣ откровенной
И по хохоту живому.
На лицѣ румянецъ нѣжный,
Какъ въ картинѣ кисти Греза,
1235 Губы свѣжія раскрыты,
Зубы блещутъ бѣлизною.
[38]
Голубое одѣянье
Развѣвается по вѣтру —
Даже въ лучшихъ сновидѣньяхъ
1240 Плечь подобныхъ я не видѣлъ.
Я хотѣлъ прыгнуть въ окошко,
Чтобъ къ груди прижать Абунду —
Мнѣ-бъ досталось очень плохо:
Я-бъ навѣрное расшибся,
1245 А она бы засмѣялась,
Если-бъ я, окровавленный
Палъ къ ногамъ ея на камни —
Я слыхалъ подобный хохотъ.
Третья женская фигура,
1250 Взволновавшая мнѣ сердце,
Не была, подобно первымъ,
Духомъ тьмы и отрицанья. —
Обаяніе востока
На лицѣ больномъ и знойномъ;
1255 Блескъ сливающихся красокъ
На волнующемся платьи.
Губы ярки, какъ гранаты;
Выгнутъ носъ ея лилейный;
Члены стройны и роскошны
1260 Какъ у пальмы на оазѣ.
Бѣлый конь ступаетъ гордо,
А поводья золотыя
Держатъ рослые Арабы,
Въ драгоцѣнныхъ одѣяньяхъ.
1265 Въ этой всадницѣ узналъ я
Азіятскую царицу,
Испросившую у мужа
Казнь невиннаго страдальца. —
Кровь надъ нею тяготѣетъ
1270 И она за это вѣчно
Будетъ съ дикою охотой
По глухимъ мѣстамъ носиться. —
[39]
Своенравная царица!
Полюбился ей отшельникъ!
1275 О ея любви кровавой
И теперь живетъ преданье. —
Умерла она въ порывахъ
Помѣтательства отъ страсти…
Но и страсть-то что иное,
1280 Какъ не истое безумье? —
Пронеслась царица мимо
И, въ окно взглянувъ, кивнула
Мнѣ съ кокетливой истомой,
Такъ что сердце задрожало.
1285 Вверхъ и внизъ, ихъ поѣздъ трижды
Проносился мимо оконъ
И, три раза проѣзжая,
Милый призракъ поклонился.
Поѣздъ тонетъ въ отдаленьи;
1290 Звукъ роговъ несется въ горы;
Голова моя пылаетъ
Отъ привѣта привидѣнья.
Я всю ночь, не засыпая,
Провалялся на соломѣ,
1295 Потому что у Ураки
Въ домѣ не было перины.
Какъ таинственно кивнула
Мнѣ прелестная злодѣйка!
Для чего ласкала взглядомъ.
1300 Ты меня, краса востока?
ГЛАВА XX.
Всходитъ солнце. Къ темнымъ тучамъ
Брызжутъ стрѣлы золотыя
И окрашиваютъ алымъ
Блескомъ сѣрые туманы.
[40]
1305 Вотъ одержана побѣда.
День, какъ гордый тріумфаторъ,
Наступилъ, въ сіяньи славы,
На туманныя вершины.
Голосистыхъ пташекъ стаи
1310 Распѣваютъ въ скрытыхъ гнѣздахъ;
Запахъ травъ струится къ небу,
Какъ концертъ благоуханій,
Первый лучь зари румяной
Насъ выводитъ на долину,
1315 И пока Ласкаро ищетъ
На землѣ слѣдовъ медвѣдя,
Я въ раэдумье погружаюсь,
Прогоняю время думой.
Дума душу утомила,
1320 Приняла оттѣнокъ грусти.
Изнуренный и печальный,
Я присѣлъ на мохъ зеленый
Подъ развѣсистою ольхой,
Гдѣ бѣжитъ источникъ тихій.
1325 Ключъ причудливымъ журчаньемъ
Навѣваетъ обаянье,
Такъ что путаются мысли
И мышленье пропадаетъ.
Сильно кровь во мнѣ кипѣла,
1330 Сна хотѣлось, бреда, смерти,
Лишь бы призраки увидѣть
Трехъ промчавшихся красавицъ.
Вы съ зарею улетѣли,
Граціозныя видѣнья.
1335 Но куда же вы бѣжали?
Тѣни, гдѣ вы днемъ живете?
Артемида возлѣ Рима,
Подъ развалинами храмовъ
Кроетъ голову, спасаясь
1340 Отъ дневной и тяжкой власти.
[41]
Въ мракъ полуночи дерзаетъ
Выйти юная богиня,
И съ проклятыми тѣнями
Забавляется охотой.
1345 А прелестная Абунда,
Устрашившись новыхъ истинъ,
Дни безпечные проводитъ
Въ безопасномъ Авалёнѣ.
И романтики лазурной
1350 Тихо плещущія волны
Омываютъ этотъ островъ,
Недоступный человѣку.
Только сказочная лошадь
Донесетъ туда на крыльяхъ.
1355 Ни печаль, ни пароходы
Не причалятъ къ Авалёну.
Колокольный звонъ печальный
Не звучитъ на Авалёнѣ.
Для Абунды ненавистенъ
1360 Этотъ гулъ однообразный.
Тамъ, въ весельи безпрестанномъ
Вѣчной юностью блистаетъ
Граціозная Абунда,
Бѣлолицая блондинка.
1365 Тамъ, въ аллеяхъ, подъ цвѣтами,
Фея весело гуляетъ,
И за ней идутъ, ласкаясь,
Духи мертвыхъ паладиновъ.
Азіатская царица,
1370 Ты гдѣ спишь? Я знаю, знаю
Ты лежишь въ могилѣ царской
Въ дальнемъ городѣ востока.
Днемъ ты спишь въ своей гробницѣ
Непробуднымъ сномъ могилы,
1375 Но встаешь ты въ часъ полночный
На призывъ веселыхъ спутницъ;
[42]
Скачешь съ дикою охотой
За Діаной и Абундой.
Ненавистно покаянье
1380 Всей ликующей охотѣ.
Привлекательна охота!
Какъ бы мнѣ хотѣлось съ вами
По лѣсамъ носиться ночью!
И съ тобою, Азіатка,
1385 Былъ бы вѣчно неразлученъ:
Я люблю тебя сильнѣе,
Чѣмъ богиню Артемиду
И красавицу Абунду.
Я люблю тебя! Я слышу,
1390 Какъ душа моя трепещетъ.
Полюби меня! отдайся
Мнѣ, красавица востока.
Я тебѣ какъ разъ подъ пару,
Самъ я рыцарь. Нѣтъ мнѣ дѣла
1395 До того, что ты скончалась
И что ты проклятый призракъ.
Я навѣрное не знаю
Попаду ли я на небо.
Да и живъ ли я, порою
1400 Сомнѣваюсь не на шутку.
Вѣрнымъ рыцаремъ я буду,
Cavalier-Servent усерднымъ:
Понесу твою мантилью.
И снесу твои капризы.
1405 Ночью, съ дикою охотой
Я съ тобой поѣду рядомъ;
Будемъ нѣжничать, смѣяться
Беззавѣтнымъ смѣхомъ счастья.
Незамѣтно ночь промчится
1410 И наступитъ день печальный —
Я одинъ, рыдая, сяду
Близь оставленной могилы.
[43]
На возлюбленной гробницѣ
Днемъ я горько буду плакать.
ГЛАВА XXI.
1415 Какъ Язонъ и Аргонавты
За руномъ пошли въ Колхиду,
Такъ за мѣхомъ въ Пиринеи
Мы съ Ласкаро устремились,
Мы, новѣйшіе герои,
1420 Злополучнѣйшіе люди!
Насъ поэты не прославятъ
И забудется нашъ подвигъ.
А и мы терпѣли горе!
На вершинѣ обнаженной,
1425 Гдѣ ни тѣни, ни жилища,
Насъ застигъ ужасный ливень.
Тучи лопнули надъ нами,
Такъ что врядъ ли Аргонавтамъ
Удалось такую ванну
1430 Испытать въ горахъ Колхиды.
Зонтикъ! Ради Бога, зонтикъ!
Тридцать конунговъ за зонтикъ,
Восклицалъ я въ изступленьи!
Между тѣмъ, вода струилась.
1435 И измучившись, продрогши,
Какъ облитыя собаки,
Поздней ночью мы вернулись
Въ домъ колдуньи, на вершину.
Тамъ Урака у камина
1440 Мопса толстаго чесала,
Но, лишь только мы явились,
Мопсъ отпущенъ былъ на волю.
Мнѣ Урака развязала
Неудобнѣйшую обувь,
1445 [По испански эспардильи]
Съ мокрыхъ ногъ стащила брюки.
[44]
И избавила отъ платья,
А оно прилипло крѣпко,
Какъ непрошенная нѣжность
1450 Добродушнаго болвана.
«Шхафрокъ! Тридцать фараоновъ
За сухой и теплый шлафрокъ!»
Отъ промоченной рубашки
Паръ густой распространялся.
1455 Я продрогъ. Стучали зубы.
Постоявши передъ печкой,
Я, совсѣмъ ошеломленный,
Повалился на солому.
Но заснуть я былъ не въ силахъ.
1460 У огня сидитъ колдунья,
На колѣняхъ держитъ сына,
Обнаженнаго по поясъ.
Рядомъ съ ней, на заднихъ лапахъ
Толстый мопсъ стоитъ и держитъ
1465 На переднихъ лапахъ банку
Съ подозрительною мазью.
Краснымъ жиромъ этой банки
Осторожная колдунья
Мажетъ грудь и ребра сына
1470 Съ содроганіемъ невольнымъ.
И, втирая мазь, мурлычетъ
Колыбельные припѣвы,
И горятъ дрова въ каминѣ
Съ страннымъ трескомъ и шипѣньемъ.
1475 Какъ мертвецъ костлявый, желтый
Сынъ лежалъ въ ея колѣняхъ,
И печально раскрывались
Очи тусклыя Ласкаро.
Неужели онъ покойвикъ,
1480 И родительская нѣжность
Заколдованною мазью
Силы жизни обновляетъ?
[45]
Странный полусонъ горячки!
Члены страшнымъ утомленьемъ
1485 Точно скованы, а чувства
Въ напряженномъ состояньи.
Запахъ травъ меня смущаетъ:
При ужасныхъ напряженьяхъ
Я никакъ не могъ припомнить
1490 Гдѣ слыхалъ, подобный запахъ.
Вѣтеръ вылъ въ пустомъ каминѣ —
Такъ, казалось мнѣ, стонали
Души высохшихъ страдальцевъ —
Стоны были мнѣ знакомы.
1495 У меня надъ головою
На доскѣ стояли птицы
И особенно смущали
Нервы глазъ моихъ усталыхъ.
Крылья птицъ качались тихо,
1500 Ихъ носы ко мнѣ склонялись,
И казалось мнѣ, что гдѣ-то
Я видалъ носы такіе.
Но не помню: въ Амстердамѣ
Или въ Гамбургѣ на биржѣ —
1505 Мысль работаетъ лѣниво,
Залегла туманомъ память.
Наконецъ я засыпаю,
И здоровое видѣнье
Прогоняетъ, безпокойство
1510 Лихорадочнаго бреда.
Вижу я, что превратилась
Въ бальный залъ моя избушка:
Выростаютъ колоннады,
Ярко свѣтятъ жирандоли.
1515 Гдѣ-то скрыты музыканты
И играютъ изъ Роберта
Танецъ бѣшеный монахинь —
Я одинъ хожу по залѣ.
[46]
Наконецъ открылись двери,
1520 И торжественно приходятъ
Важной медленной походкой
Удивительные гости.
Косолапые медвѣди
Мѣрнымъ шагомъ выступаютъ
1525 Съ привидѣньями подъ ручку,
Перепутанными въ саванъ.
Всѣ по-парно начинаютъ
Въ вальсѣ бѣшеномъ кружиться:
А меня при этомъ видѣ
1530 Смѣхъ и ужасъ разбираетъ.
Тяжело медвѣдямъ жирнымъ
Поспѣвать за мертвецами:
Тѣ несутся бѣлымъ вихремъ,
Вѣютъ легкія одежды.
1535 И влекуть безъ состраданья
За собой звѣрей несчастныхъ:
Тѣ храпятъ и заглушаютъ
Басъ могучаго оркестра.
Другъ на друга налетая,
1540 Пары путаются въ вальсѣ,
И медвѣди очень рѣзко
Мертвецовъ своихъ толкаютъ.
Въ толкотнѣ медвѣдь порою
Разрываетъ бѣлый саванъ,
1545 И тогда глядитъ наружу
Обнаженный бѣлый черепъ.
Наконецъ, аккордомъ дружнымъ
Затрещали барабаны,
И въ началѣ галопада
1550 Разомъ грянули литавры.
Я конца не могъ дождаться.
Мнѣ медвѣдь тяжеловѣсный
Отдавилъ мозоли лапой,
И отъ боли я проснулся.
[47]ГЛАВА XXII.
1555 Огневыхъ коней стегая,
Фебъ на солнечной пролеткѣ
Совершилъ до половины
Путешествіе по небу.
Я межъ тѣмъ смотрѣлъ на пляски
1560 Привидѣній и медвѣдей,
Образующихъ собою
Прихотливые узоры.
Былъ ужъ полдень. Я проснулся,
Совершенно одинокій.
1565 И хозяйка, и Ласкаро
Рано вышли на охоту.
Дома мопсъ одинъ остался.
Онъ стоялъ передъ плитою
И мѣшалъ желѣзной ложкой
1570 Въ кипятившейся кострюлѣ.
Мопсъ отлично дрессированъ:
Если супъ перекипаетъ,
Онъ замѣшиваетъ ложкой
И съ горшка снимаетъ пѣну.
1575 Неужли я околдованъ?
Иль въ умѣ злой бредъ вечерній?
Я ушамъ не смѣю вѣрить:
Мопсъ ведетъ съ собою рѣчи.
Говоритъ онъ по-нѣмецки
1580 Съ отпечаткой швабской рѣчи,
Потерявшись въ размышленьяхъ,
Онъ мечтательно бормочетъ:
«Бѣдный швабскій стихотворецъ!
Я печально изнываю
1585 На чужбинѣ въ видѣ мопса
Въ услуженьи у колдуньи!
[48]
Колдовство, какая подлость!
Какъ судьба моя трагична!
Человѣческія чувства
1590 Затаились въ шкурѣ мопса.
Если-бъ я остался дома
У товарищей по школѣ!
Тѣ совсѣмъ не чародѣи,
Никого не очаруютъ.
1595 Если-бъ я остался дома
Съ Карломъ Мейеромъ, съ пѣвцами
Сладкогласными отчизны,
Гдѣ перловый супъ вкушаютъ.
Я тоскую по отчизнѣ!
1600 Если-бъ только дымъ увидѣть,
Выходящій ежедневно
Изъ трубы штутгардскихъ кухонь!»
Потрясенный тономъ рѣчи
Я встаю съ моей постели
1605 И, придвинувъ стулъ къ камину,
Въ разговоръ вступаю съ мопсомъ.
«Благородный стихотворецъ!
Какъ попали вы къ колдуньѣ,
И за что она жестоко
1610 Превратила васъ въ собаку?»
Мопсъ воскликнулъ съ восхищеньемъ:
«Я считалъ васъ за Француза,
Вы Германецъ; вамъ понятны
Были жалобы поэта.
1615 О землякъ мой! Для чего же
Секретарь посольства Кёлле
За стаканомъ и за трубкой
Повторяетъ безпрестанно:
Довершить образованье
1620 Можно только за-границей;
Надо по свѣту поѣздить;
Посмотрѣть чужіе нравы.
[49]
Чтобы духъ провинціальный
Свѣжимъ воздухомъ разбавить,
1625 Чтобъ постичь, подобно Кёлле,
Утонченную науку.
Я съ отчизною простился
И, пустившись за-границу,
Я забрелъ на Пиринеи
1630 И попалъ въ избу колдуньи.
Керперъ далъ письмо къ Уракѣ.
Могъ-ли я себѣ представить,
Чтобы другъ мой находился
Съ чародѣями въ сношеньяхъ.
1635 Дружелюбно былъ я принятъ,
Но замѣтилъ, ужасаясь,
Что радушіе Ураки
Переходитъ въ пламень страсти:
Въ дряхломъ сердцѣ загорѣлся
1640 Дикій пламень полдней страсти:
Эта женщина рѣшилась
Соблазнить мою невинность,
Я взмолился о пощадѣ:
«Я, сударыня, ей-Богу
1645 Не послѣдователь Гёте;
Я поэтъ изъ Швабской школы.
Наша муза такъ стыдлива,
Такъ боится оскверненья.
Ради Бога, пощадите
1650 Цѣломудріе поэта.
У однихъ поэтовъ геній,
У другихъ воображенье,
У иныхъ — есть страсть и чувство —
А у насъ одна невинность.
1655 Въ этомъ все богатство наше!
Я молю васъ не берите
У меня завѣтной тряпки,
Подъ которой я скрываюсь».
[50]
Я сказалъ, но съ злой усмѣшкой
1660 На меня взглянула баба,
Помело схватила быстро
И главы моей коснулась.
Вдругъ почувствовалъ я холодъ.
Мнѣ казалось, кожей гуся
1665 Члены гибкіе покрылись.
То была не кожа гуся,
А косматый мѣхъ собаки.
Я съ той бѣдственной минуты
Принялъ волею колдуньи
1670 Мопса гнусную фигуру».
Бѣдный малый отъ рыданья
Слова вымолнить не въ силахъ,
Слезы хлынули рѣкою.
И совсѣмъ смочили кожу.
1675 Я спросилъ: нельзя ли будетъ
Отъ колдуньи васъ избавить
Чтобы звукомъ вашихъ пѣсень
Снова Швабы насладились?
Мопсъ махнулъ безсильной лапой
1680 И, сдержавъ свои рыданья,
На вопросъ съ тяжелымъ вздохомъ
Отвѣчалъ, глотая слезы:
Я до свѣтопреставленья
Сохраню фигуру мопса,
1685 Если дѣвы благородство
Не разрушитъ чаръ колдуньи:
Я избавлюсь, если дѣва,
Не любившая мужчину
Принести себя рѣшится
1690 Въ очистительную жертву.
Въ ночь Сильвестра эта дѣва,
Не смыкая глазъ блестящихъ,
Прочитать должна Густава
Пфицера стихотворенья.
[51]
1695 Еcли съ книгой не задремлетъ
Благородная дѣвица,
То тогда я сброшу форму
Заколдованнаго мопса.
Я сказалъ: въ подобномъ дѣлѣ
1700 Я помочь не въ состояньи,
Потому-что я во-первыхъ
Не могу назваться дѣвой;
Во-вторыхъ мнѣ невозможно
Пѣсни Пфицеровой лиры
1705 Прочитать, не засыпая
Надъ плачевными строками.
ГЛАВА XXIII.
Изъ гнѣзда колдуньи злобной
Мы опустимся въ долину.
Снова ходимъ мы по почвѣ
1710 Положительнаго міра.
Прочь, ночныя привидѣнья,
Бредъ фантазіи горячей!
Мы займемся хладнокровно
Незабвеннымъ Атта Троллемъ.
1715 Нашъ старикъ лежитъ въ берлогѣ,
Спитъ въ кругу своихъ домашнихъ,
Усыпленный безмятежно. —
Просыпаясь, онъ зѣваеть.
Одноухій сынъ съ нимъ рядомъ
1720 Чешетъ черный свой затылокъ,
Будто гонится за риѳмой
И скандируетъ по лапамъ.
Близь отца, въ мечтаньяхъ сладкихъ
На спинѣ лежатъ безпечно,
1725 Нѣжнымъ лиліямъ подобны,
Дочери медвѣдя Тролля.
[52]
Что за тихое раздумье
Занимаетъ духъ невинный
Цѣлмудренныхъ медвѣдицъ?
1730 Въ охъ очахъ блистаютъ слезы.
Молодая всѣхъ грустнѣе
Въ щекотаніи блаженномъ
Проявилось въ чистомъ сердцѣ
Купидоново господство.
1735 Черезъ мѣхъ ея проникли
Стрѣлы рѣзваго Эрота:
Ей пришлось… великій Боже
Привязаться къ человѣку.
И его зовутъ Шнапханскимъ.
1740 Въ генеральномъ отступленьи
Мимо дѣвы онъ промчался
По утесистой вершинѣ.
Героизмъ великъ въ несчастьи!
На чертахъ вождя Карлистовъ
1745 Какъ всегда лежало горе
И забота о финансахъ.
Всѣ военные финансы,
Двадцать восемь зильбергрошей,
Привезенныхъ изъ отчизны,
1750 Всѣ достались Эспартеро.
Подъ залогомъ въ Пампелунѣ
И часы его остались —
А часы — отца наслѣдье;
Серебро ихъ неподдѣльно.
1755 Пробѣгая безъ оглядки,
Онъ внезапно по дорогѣ
Захватилъ съ собою сердце —
Это лучшая побѣда.
Такъ врага своей породы
1760 Дочка Тролля полюбила;
Заворчитъ отецъ свирѣпо,
Если тайну онъ подмѣтитъ.
[53]
И какъ старый Одоардо,
Гордый истиннымъ мѣщанствомъ,
1765 На Эмилію Галлотти
Свой кннжалъ поднять рѣшился,
Такъ медвѣдь собственноручно
Умертвилъ-бы дочь родную,
Если-бъ дѣвушка рѣшилась
1770 Принцу сдѣлаться женою.
Но теперь настроенъ мягко
Атта Тролль и не рѣшится
Погубить младую розу,
Не попорченную вихремъ.
1775 Склонный къ мягкому раздумью
Атта Тролль лежитъ въ берлогѣ,
И стремленье къ жизни лучшей
Тихо въ душу западаеть.
Вдругъ глаза его большіе
1780 Омрачаются слезою:
«Дѣти! Странствіе земное
Я свершилъ. Пора разстаться!
Нынче въ полдень мнѣ явился
Сонъ пророческаго свойства;
1785 Чувство сладкое я вынесъ
Приближающейся смерти.
Я совсѣмъ не суевѣренъ,
Не болтунъ безъ убѣжденій,
Но въ иныхъ вопросахъ жизни
1790 Мысль отвѣта дать не въ силахъ.
Поразмысливъ о природѣ
Я заснулъ, зѣвая тихо,
И подъ деревомъ роскошнымъ
Я внезапно очутился.
1795 Изъ вѣтвей широколистныхъ
Бѣлый медъ ко мнѣ сочился,
И, по каплѣ въ пасть спадая,
Нѣжилъ вкусъ мой утонченный.
[54]
Бросивъ къ верху взоръ восторга,
1800 Я увидѣлъ надъ собою,
Какъ на сучьяхъ потѣшались
Семь малютокъ медвѣжатокъ.
Что за нѣжныя соаданья!
Мѣхъ ихъ — розоваго цвѣта
1805 На плечахъ, подобно крыльямъ,
Легкимъ пухомъ развивался.
Да, у розовыхъ медвѣдей
Были шелковыя крылья;
Голоса ихъ неземные
1810 Пѣли чудныя кантаты.
Электрическою дрожью
Эта пѣснь прошла по тѣлу —
Какъ эфиръ воспламененный
Къ небу духъ мой устремился!»
1815 Такъ то голосомъ дрожащимъ
Атта Тролль лепечетъ тихо,
И, растроганный, смолкаетъ,
Погружаясь въ созерцанье.
Но внезапно уши Тролля
1820 Навострились, задрожали,
И вскочивъ съ живымъ восторгомъ,
Тролль реветъ и весь трепещетъ:
«Дѣти, слышите-ль вы голосъ?
Ваша мать подходитъ близко.
1825 Это ревъ моей супруги,
Ненаглядной черной Муммы!»
Атта Тролль при этомъ словѣ
Какъ безумный устремился
Изъ берлоги прямо къ смерти,
1830 И нашелъ погибель злую.
[55]ГЛАВА XXIV.
На долинѣ Ронсеваля
Тамъ, гдѣ витязь знаменитый,
Карла славнаго племянникъ,
Изнемогъ въ бою неравномъ,
1835 Тамъ сраженъ изъ за утеса
Атта Тролль неукротимый,
Обольщенный, какъ Роландо
Вѣроломнымъ Ганелономъ.
Чувство высшее медвѣдя,
1840 Чувство нѣжности къ супругѣ,
Помогло коварнымъ людямъ
Приманить его на гибель.
Реву Муммы такъ удачно
Подражать взялась Урака,
1845 Что въ берлгѣ безопасной
Атта Тролль не могъ остаться;
Окрыленъ желаньемъ знойнымъ,
Онъ бѣжалъ черезъ долину,
За скалой искалъ онъ Муммы —
1850 И наткнулся на Ласкаро.
Тотъ спокойно изъ засады
Цѣлилъ въ нѣжнаго супруга.
Грянулъ выстрѣлъ и волною,
Кровь изъ сердца покатилась.
1855 Атта Тролль впередъ рванулся,
Застоналъ и повалился,
Въ содроганіяхъ предсмертныхъ
Повторяя имя Муммы.
Палъ герой неукротимый,
1860 Тролль убитъ, но онъ безсмертенъ.
Послѣ смерти онъ воскреснетъ
Въ пѣснопѣніи поэта.
[56]
Онъ воскреснетъ въ пѣснопѣньи
И хорей четырехстопный
1865 Пронесетъ по всей вселенной
Немерцающую славу.
И воздвигнется въ Валгаллѣ
Монументъ несокрушимый
Съ эпитафіей приличной
1870 По заслугамъ Атта Тролля. —
Танцовалъ онъ очень дурно,
Но медвѣдь былъ съ направленьемъ.
Въ запахѣ бывалъ замѣченъ.
Нѣтъ талантовъ. Былъ характеръ.
ГЛАВА XXV.
1875 Тридцать три старухи хоромъ
Прославляютъ славный подвигъ.
Всѣ онѣ въ капуцахъ красныхъ
Обступаютъ входъ въ деревню.
Какъ Девара съ тамбуриномъ,
1880 Пляшетъ бодрая старуха,
Воспѣвая въ честь Ласкаро
Убіеніе медвѣдя.
Съ торжествомъ четыре парня
Тащатъ трупъ огромный звѣря.
1885 Тролль сидитъ на табуретѣ,
Точно лордъ, больной подагрой.
А Урака и Ласкаро
Чинно шествуютъ за мертвымъ;
Съ замѣшательствомъ колдунья
1890 Отвѣчаетъ на поклоны.
Съ ратуши помощникъ мера
Держитъ рѣчь, и цѣлый поѣздъ
Передъ нимъ стоитъ недвижно
Живописной, пестрой группой.
[57]
1895 Въ длинной рѣчи нашъ чиновникъ
Не преминулъ мимоходомъ
Изложить свои воззрѣнья
На политику министровъ.
Возвышенье мореходства,
1900 Упраздненіе таможень, (?)
Урожай обильный рѣпы
И вражду различныхъ партій,
И Людовика Филиппа —
Все въ привѣтствіе онъ втиснулъ,
1905 Наконецъ онъ переходитъ
Къ славнымъ подвигамъ Ласкаро.
«Ты, Ласкаро!» Произноситъ
Нашъ ораторъ, обтирая
Лобъ трехцвѣтною эшарной.
1910 «Ты, Ласкаро!! Ты, Ласкаро!!!»
«Ты Французовъ и Испанцевъ
Избавляешь отъ медвѣдя!
Ты герой обѣихъ націй,
Лафайеттъ своей отчизны!»
1915 При такой похвальной рѣчи
Самъ Ласкаро былъ растроганъ,
Покраснѣлъ отъ восхищенья
И пріятно улыбнулся,
И несвязными словами,
1920 Заикаясь отъ волненья,
Изъявилъ онъ благодарность
За оказанную почесть.
Онъ смотрѣлъ съ живымъ вниманьемъ
На неслыханную сцену,
1925 И съ таинственной боязнью
Всѣ старухи зашептали:
Вотъ Ласкаро засмѣялся!
Вотъ Ласкаро закраснѣлся!
Вотъ Ласкаро ротъ разинулъ!
1930 Онъ, умершій сынъ колдуньи!
[58]
Атта Тролля ободрали
Въ день торжественнаго въѣзда;
Мѣхъ богатому торговцу
Уступили за сто франковъ.
1935 Тотъ подбилъ сукномъ пунцовымъ
Превосходный мѣхъ медвѣдя
И за то двойную цѣну
Получилъ потомъ въ Парижѣ.
И изъ третьихъ рукъ Жюльетта
1940 Получила эту кожу,
И въ своей парижской спальнѣ
Положила у постели.
Часто я босой ногою
Попиралъ медвѣжью кожу,
1945 Часто ночью становился
На останки Атта Тролля.
Я тогда бывалъ растроганъ,
Всноминалъ слова поэта:
«То, что въ пѣсни будетъ вѣчно,
1950 То должно погибнуть въ жизни.»
ГЛАВА XXVI.
Что случилось съ черной Муммой?
Какъ извѣстно, Мумма дама;
Всѣ же дамы въ этомъ мірѣ
Какъ фарфоръ саксонскій хрупки.
1955 Разлученная судьбою
Съ благороднѣйшимъ супругомъ,
Мумма сноситъ огорченье,
Отъ тоски не умираетъ.
И обычной колеею
1960 Жизнь ея катилась дальше.
Передъ публикой танцуя
Мумма лавры пожинала;
[59]
Наконецъ достадось Муммѣ
Обезпеченное мѣсто:
1965 Мумму взяли на кормленье
При Jardin-des-Plantes въ Парижѣ.
Въ Воскресенье мы съ Жюльеттой
Долго по саду ходили.
Я разсказывалъ Жюльеттѣ
1970 О растеньяхъ и животныхъ.
Мы смотрѣли кедръ ливанскій,
Дромадеру и жираффу,
Золотыхъ фазановъ, зебру
И приблизились къ медвѣдямъ.
1975 Подошедши къ парапету
Обиталища медвѣдей,
Мы увидѣли, о Боже!
Что́ увидѣли мы въ ямѣ!..
Привезенный изъ Сибири,
1980 Неотесанный невѣжда
Велъ съ медвѣдицею въ ямѣ
Слишкомъ нѣжную бесѣду.
Я узналъ фигуру Муммы,
Измѣняющей супругу,
1985 Влажный блескъ очей глубокихъ
Различилъ я даже сверху.
Дочь Испаніи роскошной
И супруга Атта Тролля.
Согласилась на интригу
1990 Съ грубымъ сыномъ льдовъ полярныхъ.
Подошелъ къ намъ Негръ одѣтый
И замѣтилъ, улыбаясь:
«Посмотрите, что за прелесть
Видѣть вмѣстѣ двухъ влюбленныхъ.»
1995 Я спросилъ у джентельмена
О его происхожденьи.
Мой вопросъ былъ неожиданъ.
Негръ отвѣтилъ съ изумленьемъ:
[60]
«Развѣ вы меня не знали
2000 По поэмѣ Фрейлиграта?
Я владыка черныхъ Мавровъ —
Мнѣ у Нѣмцевъ стало скучно.
Здѣсь я сторожемъ приставленъ;
Здѣсь — растенія отчизны,
2005 Здѣсь тропическіе звѣри,
Леопарды, львы, и тигры;
Здѣсь пріятнѣе живется,
Чѣмъ на ярмаркахъ нѣмецкихъ;
Тамъ я часто барабанилъ
2010 И кормился очень плохо.
Я женился на кухаркѣ,
На блондинкѣ изъ Эльзаса
И въ объятіяхъ супруги
Нахожу свою отчизну.
2015 Ноги мнѣ напоминаютъ
О ногахъ слоновъ Судана,
И въ ея французской рѣчи
Слышу я родные звуки.
Сонъ ея напоминаетъ
2020 Рокотанье барабана,
Что́ обитъ былъ черепами
И пугалъ змѣю и тигра.
И, подобно крокодилу,
Слезы льетъ моя супруга,
2025 Если кротко блещетъ мѣсяцъ
Въ ночь безоблачную лѣта.
Хорошо готовитъ пищу;
Я роскошно расцвѣтаю;
Аппетитъ мой африканскій
2030 Возвратился совершенно.
Я успѣлъ набить животикъ,
Онъ глядитъ изъ подъ рубашки
Будто полный мѣсяцъ черный
Изъ за бѣлыхъ тучъ выходитъ».
[61]ГЛАВА XXVII.
(Августу Фарнгагену Ф. Энзе.)
2035 «Ради Бога, Лодовико,
Что вы тутъ нагородили?
Какъ въ умѣ у васъ сложилась
Эта дикая нелѣпость?
Кардиналъ съ такою рѣчью
2040 Обратился къ Аріосто,
Прочитавъ его поэму
О безуміи Роландо.
Да, Фарнгагенъ, другъ мой старый,
Ты готовъ сказать мнѣ тоже;
2045 Добродушная улыбка
На губахъ твоихъ играетъ.
Ты при чтеніи смѣешься,
Но порою тихой грустью
Подавляется улыбка,
2050 Возникаетъ тѣнь былаго.
Ты невольно вспоминаешь
Грезы юности далекой,
Шамиссо, Фуке, Брентано,
Голубыя ночи лѣта!
2055 То трезвонъ благочестивый
Раздается въ отдаленьи;
То знакомый колокольчикъ
Здѣсь насмѣшливо играетъ;
Соловья живыя пѣсня,
2060 Ревъ свирѣпаго медвѣдя
Переходятъ незамѣтно
Въ тихій лепетъ привидѣній.
Разсуждаетъ съумасшедшій,
И безумствуетъ разумный,
2065 Въ рѣзкій хохотъ переходятъ
Умирающаго стоны.
[62]
Да, мой другъ, все это звуки
Изъ поры былыхъ мечтаній;
Только новые напѣвы
2070 Измѣняютъ старый голосъ.
Не смотря на голосъ смѣлый,
Ты порой замѣнишь робость —
Снисходительности друга
Довѣряю я поэму.
2075 Старой пѣсни романтизма
Замирающіе звуки
Пронесутся незамѣтно
Посреди военныхъ кликовъ.
То ли время? Тѣ ли птицы?
2080 Тѣ ли птицы? Тѣ ли пѣсни?
Вотъ гогочутъ словно гуси,
Отстоявши Капитолій.
Воробьи щебечутъ грозно,
Въ слабыхъ лапкахъ держатъ спички;
2085 Точно молнію Зевеса
Потрясаютъ надъ землею.
Вотъ и горлинки воркуютъ,
Имъ любовь надоѣдаетъ;
Имъ пріятяо ненавидѣть,
2090 И, оставивъ культъ Венеры,
Посвятить себя Беллонѣ.
Вотъ жуки весны народной,
Точно злые берсеркеры,
Міръ громятъ своимъ жужжаньемъ.
2095 Что за время? Что за птицы?
Что за птицы? Что за пѣсни?
Непривычный слухъ поэта
Пѣсенъ нынѣшнихъ не терпитъ.
|
