ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
южный полюсъ.
Я со всѣхъ ногъ кинулся на платформу.
Да, море было свободно!
Только кое гдѣ плавали льдинки, да виднѣлись пловучія, ле¬ дяныя горы; вдали разстилалось огромное водное пространство; въ воздухѣ кружилось безчисленное множество птицъ, а подъ вол¬ нами кишѣли рыбы. Море, смотря по глубинѣ, переходило изъ яркаго голубаго въ оливковый цвѣтъ. Термометръ показывалъ три градуса по Цельзію ниже нуля. По сю сторону льдовъ была, жожно сказать, весна!
— Мы у полюса? спросилъ я капитана.
Сердце у меня билось до разрыва.
— Не знаю, отвѣчалъ капитанъ. Въ полдень сдѣлаемъ наблюденіе.
— А какъ вы думаете, солнце покажется? сказалъ я, глядя на сѣроватое облачное небо.
— Покажись оно только на еекунду, и этого будетъ достаточно, отвѣтилъ капитанъ.
Въ десяти миляхъ отъ „Наутилуса“ къ югу, возвышался метровъ на двѣсти уединенны! островокъ. Мы направились прямо къ этому островку, но шли съ большой осторожностью. Море было совершенно незнакомое и, можетъ статься, усѣяно подводными рифами.
Черезъ часъ мы достигли островка. Черезъ два часа мы уже его обогнули. Онъ имѣлъ отъ четырехъ до пяти миль въ окружности. Узкій каналъ отдѣлялъ его отъ какой-то земли. Границъ этой земли не было видно и потому мы не могли опредѣлить, что это такое: островъ или материвъ.
— Мори должно быть правъ!
Мори замѣтилъ, что между южнымъ полюсомъ и 60 паралелью море покрыто пловучими льдинами громадныхъ размѣровъ, чего не встрѣчается въ Сѣверномъ и Атлантическомъ океанахъ. Изъ этого факта онъ вывелъ заключеніе, что антарктическій кругъ заключаетъ въ себѣ довольно значительныя земли, такъ какъ ледяныя горы не могутъ образоваться въ открытомъ морѣ, а только у береговъ. По его разечетамъ, масса льдовъ, облегающая южный полюсъ, достигаетъ въ ширину четырехъ тысячъ километровъ.
„Наутилусъ“, боясь сѣсть на мель, остановился въ трехъ саженяхъ отъ берега, подъ которымъ возвышались живописныя скалы.
Шлюпка была спущена на воду. Капитанъ, двое матросовъ, Консейсь и я, пустились въ берегу.
Было десять часовъ утра.
Я не разъ оглядывался, не увижу ли Недъ Ленда, но Недъ
Лендъ не показывался. Вѣроятно, онъ сердился, что мы пришли противъ его согласія къ полюсу.
Шлюпка живо пристала къ берегу.
Коycейль хотѣлъ выпрыгнуть, но я удержалъ его за полу.
— Капитанъ, сказалъ я капитану Немо: вамъ первому слѣдуетъ ступить на эту землю!
— Да, г. профессоръ, отвѣчалъ капитанъ: и я нисколько не колеблюсь, потому что до сихъ поръ человѣческая нога еще на нее не вступала!
Сказавъ это, онъ легко спрыгнулъ на песокъ.
Я видѣлъ, что онъ былъ взволнованъ.
Онъ быстро взобрался на утесъ, возвышавшійся на оконечности мыса, сталъ, скрестилъ руки и оглядѣлся кругомъ.
Фигура его была чрезвычайно величественна на этой высотѣ.
Минутъ пять онъ молча осматривался, потомъ обратился ко мнѣ.
— Не угодно ли, г. профессоръ, крикнулъ онъ.
Я тотчасъ же вмѣстѣ съ Консейлемъ вышелъ на берегъ.
Почва состояла изъ красноватаго туфа; издали представлялось, что она усыпана толченымъ кирпичомъ. Повсюду виднѣлись ручьи лавы, шлакъ и пемза; сейчасъ можно было видѣть, что она вулканическаго происхожденія. Бъ иныхъ мѣстахъ я замѣтилъ дымовые проходы, изъ которыхъ пахло сѣрою; это обстоятельство доказывало, что внутренній огонь еще не потухъ. Однако я взошелъ на высокую скалу, и все-таки, какъ пристально ни глядѣлъ, нигдѣ не усматривалъ вулкана.
Извѣстно, что Джемсъ Россъ нашелъ кратеры Эребуса и Террора въ полномъ дѣйствіи на сто шестидесятомъ меридіанѣ и подъ 74° 32' широты.
Растительность этого материка показалось мнѣ очень бѣдной. Нѣкоторые мхи изъ рода [неразборчиво] стлались по чернымъ скаламъ. Показались еще микроскопическія растеньица, длинныя пурпуровыя и алыя водоросли, занесенныя волнами, и выкинутыя прибоемъ.
Берегъ былъ усыпанъ молюсками, мелкими ракушками, блюдечками, сердцевинами, и особенно продолговатыми клювами или шиловатками, у которыхъ голова состоитъ изъ двухъ округленныхъ лопастей. Здѣсь я тоже нашелъ цѣлыя миріады сѣверныхъ — 342 —
шиловатокъ, которыхъ китъ за одинъ разъ проглатываетъ безчисленное количество. Эти прелестные крылоногіе оживляли прибрежныя воды.
Между прочими зоофитами, виднѣлись кое-гдѣ кораллы, которые, по наблюденіямъ Джемса Росса, живутъ въ южныхъ моряхъ на глубинѣ тысячи метровъ, потомъ маленькіе пробчаки, принадлежащіе къ роду procellaria pelagica; множество звѣздчатокъ, свойственныхъ этому климату, и морскихъ звѣздъ.
Но гдѣ кипѣла жизнь, такъ это въ воздухѣ. Всевозможныхъ породъ птицы порхали, кружились и оглушали насъ своими криками. Иныя тучами покрывали скалы, нисколько ие пугались нашего присутствія и безцеремонно толпились у насъ подъ ногами. То были пингвины, легкіе и проворные на водѣ, но неуклюжіе и тяжелые на сушѣ. Они издавали престранные крики, скучивались цѣлыми стаями, держались смирно, но неугомонно кричали.
Между этими птицами, я замѣтилъ хіонидъ, изъ семейства голенастыхъ; эти птицы были величиною съ голубя, бѣлыя, съ короткимъ коническимъ клювомъ; глаза у нихъ окружены краснымъ ободкомъ.
Консейль запасся нѣсколькими штуками этой дичи; мясо хіонидъ, если его хорошо приготовить, очень вкусно.
Въ воздухѣ мелькали альбатросы, у которыхъ ширина распростертыхъ крыльевъ равнялась четыремъ метрамъ; гигантскіе буревѣстники и между ними буревѣстники—великаны, съ выгнутыми дугою крыльями, охотники до тюленей; буревѣстники чернобѣлые, родъ мелкихъ утокъ, съ черно-бѣлою спинкою, — однимъ словомъ цѣлое полчище буревѣстниковъ, - и бѣловатыхъ, съ коричневыми крыльями, и голубыхъ, свойственныхъ южнымъ моряиъ. Эти послѣдніе до того „маслянисты“, что жители острововъ Фероэ только привязываютъ къ нимъ фитиль и потомъ зажигаютъ.
— Еще оы немножко, сказалъ Еонсейль, которому я передалъ этотъ фактъ, и изъ нихъ были бы настоящія лампы. Впрочемъ, нельзя же требовать, что бы они выводились съ фитилемъ.
Отойдя на полъ-мили отъ берега, мы увидали, что почва совершенно усѣяна гнѣздами антарктическихъ сфениксовъ, принадлежащихъ къ семейству пластокрылыхъ. Гнѣзда эти представляли что го въ родѣ норокъ, изъ которыхъ безпрестанно вылетали птицы.
Капитанъ Немо послѣ устроилъ на нихъ охоту, потому что ихъ черное мясо очень недурно.
Эти сфениксы крикомъ своимъ чрезвычайно напоминали ослиное гиканье. Они величиною съ гуся, аспиднаго цвѣта, съ бѣлымъ брюхомъ и съ желтымъ ободкомъ вокругъ шеи. Они позволяли себя убивать каменьями, нисколько не стараясь убѣжать.
Туманъ все не разсѣивался; было уже одинадцать часовъ, и солнце все еще не показывалось.
Это очень меня безпокоило. Какія же могли быть наблюденія безъ солнца? какъ узнать, у полюса уже мы, или еще нѣтъ?
Я присоединился къ капитану Немо.
Онъ стоялъ, облокотясь на обломокъ утеса, и глядѣлъ на небо. Онъ казался взволнованъ, недоволенъ.
— Что же дѣлать! думалъ я. Надо покориться! Съ солнцемъ не справиться, какъ хочешь!
Наступилъ и полдень, а дневное свѣтило все не показывалось. Нельзя даже было опредѣлить мѣсто, которое оно занижало за густой занавѣсью облаковъ.
Скоро пошелъ снѣгъ.
— До завтра! сказалъ капитанъ Немо.
Мы возвратились на „Наутилусъ“.
Во время нашего отсутствія невода были закинуты и я съ большимъ удовольствіемъ принялся разсматривать захваченныхъ рыбъ.
Антарктическія моря служатъ убѣжищемъ множеству переходныхъ рыбъ, которыя убѣгаютъ сюда отъ грозъ болѣе высокаго пояса, чтобы попасться на зубъ дельфинамъ и моржамъ.
Я замѣтилъ нѣсколько австралійскихъ рамшей, длиною въ дециметръ, родъ хрящеватыхъ бѣловатаго цвѣта, съ синеватыми полосками, снабженныхъ копейцами; антарктическихъ химеръ, или носачей, длиною въ три фута; эти носачи продолговатые, бѣлокожіе, гладкіе, съ серебристымъ отливомъ; голова у нихъ округленная, на спинѣ три плавника и морда оканчивается трубою, или хоботомъ, который загибается ко рту.
Я попробовалъ ихъ ѣсть, но нашелъ что они очень безвкусны, не смотря на увѣренія Консейля, что лучше блюда не снискать.
Снѣговая буря или мятель продолжалась до слѣдующаго утра. На платформѣ невозможно было оставаться. Я писалъ въ залѣ и слышалъ оттуда крики буревѣстниковъ и альбатросовъ. „Наутилусъ“ впрочемъ не стоялъ на мѣстѣ: онъ подымался вдоль берега и прошелъ еще около десяти миль къ югу.
Кругомъ царствовала полутьма или лучше сказать полусвѣтъ.
На слѣдующій день, 20 марта, мятель утихла и снѣгъ пересталъ. Сдѣлалось немного холоднѣе. Термометръ показывалъ два градуса ниже нуля. Туманъ поднялся и я началъ надѣяться, что наконецъ можно будетъ приняться за наблюденія.
Капитанъ не выходилъ изъ своей комнаты, но шлюпка была, къ нашимъ услугамъ. Мы съ Консейлемъ сѣли въ нея и благополучно переправились на берегъ.
Почва здѣсь была такая же самая, то есть волканическаго происхожденія. Повсюду видны были слѣды лавы, выгарки, базальтъ. Но кратера все-таки я и здѣсь не могъ примѣтить, какъ тщательно ни всматривался во всѣ стороны.
Здѣсь, какъ и тамъ, миріады птицъ оживляли мѣстность.
Кромѣ птицъ, здѣсь мы увидали цѣлыя стада морскихъ млекопитающихъ, которыя глядѣли на насъ своими кроткими, тихими глазами.
Это были различныхъ родовъ тюлени; одни лежали на землѣ, другіе на льдинахъ, выброшенныхъ прибоемъ; иные входили въ море, иные выходили изъ него. Они не пугались и не бѣжали при нашемъ приближеніи: видно было, что они отроду не имѣли никакого дѣла съ человѣкомъ.
— Сколько ихъ! сказалъ я Консейлю. Можно нагрузить цѣлые сотни кораблей!
— Ихъ честь это справедливо изволили сказать, отвѣчалъ Консейль. Счастье, что Недъ Лендъ не пошелъ съ нами!
— Почему жъ счастье, Конеейль1!
— Потому, что онъ всѣхъ бы переколотилъ, съ позволенія ихъ чести.
— Ну, всѣхъ не всѣхъ, Консейль, но многихъ онъ бы пристукнулъ, въ этомъ нѣтъ сомнѣнія. Капитанъ былъ бы не доволенъ, потому что онъ не любитъ проливать кровь безвредныхъ животныхъ.
— По моему капитанъ правъ, съ позволенія ихъ чести. — 345 —
— Разумѣется правъ, Консейль. Послушай, ты еще же поклассировалъ эта образчики морской фауны?
— Ихъ чести не безъизвѣстно, что я не очень то силенъ на практикѣ... Пусть ихъ честь назоветъ мнѣ этихъ животныхъ...
— Это тюлени, моржи.
— Два рода, принадлежащіе къ семейству перепонкопалыхъ, поспѣшно отвѣтилъ ученый Консейль, къ отдѣлу плотоядныхъ, къ подклассу чревосумчатыхъ, къ классу млекопитающихъ, къ порядку позвоночныхъ.
— Отлично, Консейль! Но эти два рода, тюлени и моржи, раздѣляются на виды и, если я не ошибаюсь, то мы здѣсь найдемъ образчики для изученія. Ну, маршъ впередъ!
Было восемь часовъ утра. У насъ еще оставалось четыре часа до полудня; я надѣялся, что въ полдень солнце наконецъ покажется и можно будетъ опредѣлить, гдѣ мы находимся.
— Вотъ сюда, Конеейль! сказалъ я.
Мы направились къ огромной бухтѣ, врѣзывавшейся въ крутой гранитный берегъ.
Тутъ вездѣ со всѣхъ сторонъ такъ и кишѣли морскія млекопитающія. Я невольно искалъ глазами стараго Протея, мифологическаго пастуха, который стерегъ Нептуновы стада.
Большею частію это были тюлени. Они располагались отдѣльными группами; отцы заботливо посматривали на свое семейство, матери кормили грудью дѣтенышей, а нѣкоторые подростки играли или лежали въ нѣсколькихъ шагахъ отъ родителей.
Когда эти млекопитающія желали перейти съ мѣста на мѣсто, они двигались маленькими прыжками; ихъ плавникъ мало имъ при этомъ помогалъ. Тюлени отлично плаваютъ, а лежа на берегу принимаютъ очень граціозныя позы. Древніе за кроткое выраженіе ихъ прекрасныхъ бархатистыхъ и ясныхъ глазъ и за граціозныя движенія и позы пожаловали самцовъ въ тритоновъ, а самокъ въ сиренъ.
— Посмотри-ка, каковы у нихъ мозговыя лопасти! сказалъ я Консейлю. Ни у одного млекопитающаго нѣтъ столько мозгу, какъ у тюленей. Они очень смышленыя твари, ихъ легко можно приручить и даже, такъ сказать, образовать ихъ. Нѣкоторые натуралисты полагаютъ, что если бы ихъ выдрессировать хоро— 846 —
шенько, такъ они бы могли оказывать большія услуги, какъ рыболовныя собаки.
Большая часть тюленей спала на камняхъ или на пескѣ.
Между этими тюленями, у которыхъ нѣтъ наружнаго уха, я замѣтилъ разновидности узкорыловъ тонконоготныхъ, длиною въ три метра, бѣлошерстыхъ; голова у нихъ напоминаетъ голову бульдога, челюсти усажены десятью зубами, — по четыре рѣзца сверху и снизу и два глазныхъ.
Между помянутыми тюленями попадались морскіе слоны, родъ тюленей, снабженныхъ короткимъ и подвижнымъ хоботомъ; это великаны, имѣющіе десять метровъ длины, а окружность ихъ равняется двадцати футамъ.
Они не трогались съ мѣста при нашемъ приближеніи.
— Что, эти животныя опасны? спросилъ Консейль.
— Нѣтъ, не опасны, если только на нихъ не нападать. Когда тюлень защищаетъ своихъ дѣтенышей, такъ онъ ужасенъ; онъ въ такомъ случаѣ нерѣдко разбиваетъ на части охотничьи лодки.
— Что жъ? Онъ, съ позволенія ихъ чести, вправѣ такъ поступать, сказалъ Консейль.
— Я не говорю, что не въ правѣ.
Мы прошли еще двѣ мили; тутъ намъ загородилъ путь мысъ, который защищалъ бухту отъ южныхъ вѣтровъ.
Утесъ стоялъ надъ моремъ отвѣсно, волны разбивались и пѣнились у его подножія.
За этимъ утесомъ слышенъ былъ какой-то ужаснѣйшій ревъ, словно тамъ находилось цѣлое стадо жвачныхъ животныхъ.
— Вотъ тебѣ на, сказалъ Консейль: быки задаютъ концертъ.
— Нѣтъ, отвѣчалъ я, не быки, а моржи. — Дерутся?
— Дерутся или играютъ.
— Я желалъ бы, съ позволенія ихъ чести, посмотрѣть на это. Посмотрѣть слѣдуетъ...
— Слѣдуетъ, Консейль, слѣдуетъ. Мы посмотримъ.
Мы начали взбираться на черноватыя скалы; обледенѣлые камни были очень скользки, то и дѣло обрывались изъ подъ ногъ и скатывались. Я не разъ тоже летѣлъ внизъ, а потомъ,
потирая ушибенныя части, опять карабкался дальше. Консейль былъ гораздо осторожнѣе, не падалъ, являлся ко мнѣ на помощь и приподнималъ меня говоря:
— Кабы ихъ честь потрудились получше разставлять ноги, такъ ихъ честь такъ часто бы не падала.
Наконецъ мы добрались до вершины утеса и я увидѣлъ обширную, бѣлую равнину, покрытую моржами. Моржи не дрались, а играли; ревъ былъ не гнѣвный, а веселый.
Моржи очень схожи съ тюленями, но у нихъ нѣтъ ни рѣзцовъ, ни коренныхъ зубовъ на нижней челюсти; у нихъ только на верхней челюсти два клыка, длиною въ восемьдесятъ сантиметровъ. Эти клыки гораздо крѣпче слоновыхъ и не такъ скоро желтѣютъ; они очень высоко цѣнятся. Изъ-за этихъ цѣнныхъ клыковъ охотятся за моржами съ такимъ усердіемъ, что вѣроятно скоро совершенно ихъ истребятъ. Безразсудные охотники колотятъ безъ разбору и самокъ и дѣтенышей; каждый годъ уничтожается болѣе четырехъ тысячъ моржей.
Я могъ свободно разглядывать этихъ животныхъ: они нисколько не полошились и близко къ себѣ подпускали; кожа у нихъ морщиноватая, шерсть рыжеватая, короткая и не очень густая. Иные были въ четыре метра длиною. Они были гораздо безпечнѣе и смѣлѣе сѣверныхъ моржей и не выставляли часовыхъ около своего лагеря.
Наглядѣвшись на моржей, мы отправились въ обратный путь.
Было уже одинадцать часовъ. Я впрочемъ не надѣялся чтобы солнце показалось. Облака заволакивали все небо. Казалось, завистливое свѣтило, не хотѣло указать смертнымъ гдѣ эта недоступная точка земнаго шара.
Мы повернули по узкой тропинкѣ и спустились съ утеса. Въ половинѣ двѣнадцатаго мы уже были у нашей „пристани“.
Я тотчасъ же увидалъ капитана Немо. Онъ стоялъ на базальтовомъ обломкѣ; инструменты лежали у него подъ руками. Глаза его были устремлены на сѣверный горизонтъ.
Я подошелъ, остановился около него и тоже сталъ ждать.
Наступилъ полдень.
Солнце не показалось.
Опредѣленія нельзя было сдѣлать. Если и завтра солнце не — 348
покажется, то придется отказаться отъ надежды узнать, гдѣ мы находимся.
— Сегодня 20 марта! думалъ я съ волненіемъ; сегодня 20 марта! завтра 21 число, начинается равноденствіе и солнце исчезнетъ на шесть мѣсяцевъ и наступитъ долгая полярная ночь!
Я не утерпѣлъ и высказалъ свои опасенія капитану Немо.
— Вы правы, г. Аронаксъ, отвѣтилъ капитанъ Немо; если и завтра будетъ такая же незадача, такъ придется ждать шесть мѣсяцевъ. Но если завтра въ полдень солнце покажется, мнѣ легко будетъ сдѣлать наблюденіе, потому что я буду его дѣлать 21 марта.
— Почему же 21 марта легко? капитанъ.
— Потому, что когда дневное свѣтило описываетъ такі продолговатыя спиральныя линіи, измѣрять его высоту надъ горизонтомъ очень трудно; того и гляди выйдетъ какая нибудь ошибка.
— Такъ вы какже думаете измѣрять!
— А я буду измѣрять монометромъ. Если завтра 21 марта въ полдень солнечный дискъ будетъ пересѣкаться какъ разъ сѣвернымъ горизонтомъ, значитъ мы у южнаго полюса.
— Однако возразилъ я, это опредѣленіе несовсѣмъ вѣрно потому, что равноденствіе начинается не въ самый полдень.
— Разумѣется, но мы ошибемся метровъ на сто, не болѣе. Это еще не бѣда.
Капитанъ Немо воротился на корабль, а мы съ Консейлемъ слонялись до пяти часовъ по берегу, наблюдали, разсуждали, классировали.
Я нашелъ яйцо пингвина замѣчательно большаго размѣра; любитель рѣдкостей не задумываясь далъ бы за него тысячу франковъ. Яйцо это было планшеваго цвѣта и все испещрено какими то іероглифами.
Я вручилъ его Консейлю и Консейль благополучно донесъ его, какъ какую нибудь драгоцѣнную китайскую вазу, до „Наутилуса“.
Я помѣстилъ это яйцо, съ позволенія капитана Немо, въ его музеѣ, подъ стекло, вмѣстѣ съ прочими рѣдкостями.
Затѣмъ мы поужинали съ большимъ апетитомъ. На ужинъ намъ была подана тюленья печенка, которая вкусомъ напоминала свѣжее свиное мясо. — 849 —
Послѣ ужина я легъ спать. Но передъ сномъ я, не хуже любаго индуса, долгое время взывалъ къ лучезарному свѣтилу, да озаритъ оно насъ своими животворными лучами.
На другой день, 21 марта, я съ пяти часовъ утра вышелъ на платформу.
Капитанъ Немо уже былъ тамъ.
— Иногда немного проясняется, сказалъ онъ. Я надѣюсь, что сегодня мы таки своего добьемся. Послѣ завтрака мы отправимся на берегъ и выберемъ пунктъ для наблюденія.
— Хорошо капитанъ, отвѣчалъ я.
Я отправился къ Неду Ленду и сталъ звать его съ собою.
Не смотря на всѣ мои уговоры, упрямый канадецъ отказался.
Онъ былъ очень мраченъ и озлобленъ.
— Впрочемъ все къ лучшему! подумалъ я: на берегу черезчуръ много тюленей и канадецъ затѣялъ бы такую бойню, что Боже упаси!
Послѣ завтрака я отправился на берегъ.
„Наутилусъ“ за ночь переплылъ еще нѣсколько миль. Онъ теперь находился въ милѣ слишкомъ отъ берега, на которомъ поднимался острый утесъ вышиною отъ четырехъ сотъ до пяти сотъ метровъ.
Я отправился вдвоемъ съ капитаномъ Немо. Мы разумѣется захватили съ собой нужные инструменты, то есть хронометръ, подзорную трубу и барометръ.
Во время нашего переѣзда я видѣлъ множество китовъ, принадлежащихъ къ тремъ видамъ, свойственнымъ австралійскимъ морямъ: настоящаго кита, у котораго нѣтъ спиннаго плавника, горбуна, родъ гиббара, съ огромными бѣловатыми плавниками, и коричнево-желтаго кита, извѣстнаго у англичанъ подъ именемъ fin-back, который превосходитъ живостью и проворствомъ всю свою остальную братію. Издали можно заелышать его приближеніе, потому что онъ очень высоко выбрасываетъ столбы воздуха и пара, которые похожи на столбы дыма.
Всѣ эти млекопитающія рѣзвились цѣлыми стадами въ тихихъ спокойныхъ водахъ. Бассейнъ южнаго полюса служилъ, какъ видно, убѣжищемъ китообразнымъ, которые спасались отъ ярости охотниковъ.
Я тоже замѣтилъ много сальновъ, которыя тянулись по водѣ, — 350 —
какъ длинные бѣловатые снурки, и огромныхъ медузъ, которыя покачивались на волнахъ.
Въ девять часовъ мы причалили къ берегу.
Погода прояснялась. Облака бѣжали къ югу. Туманъ поднимался съ поверхности водъ.
Капитанъ Немо направился къ утесу.
Всходить на этотъ утесъ было очень трудно; повсюду острые осколки лавы, пепла, да къ этому еще и непріятный запахъ сѣры.
Капитанъ Немо быстро и легко взбирался, и я, глядя на него, думалъ:
— Однако ты не совсѣмъ отвыкъ ходить по землѣ, хотя и хвалишься, что давнымъ давно отъ ней отвыкъ! Ишь, съ какою ловкостью перепрыгиваетъ! Не хуже пиринейскаго охотника!
Мы цѣлые два часа взбирались до вершины утеса. Съ вершины мы обозрѣвали обширное море. Подъ нашими ногами разстилались поля ослѣпительной бѣлизны. Надъ головой у насъ сіяло блѣдно-голубое небо. На сѣверѣ видѣнъ былъ солнечный дискъ, похожій на огненный шаръ; кростенъ его уже скрылся за горизонтомъ. Изъ глубины водъ великолѣпными снопами поднимались сотни водометовъ. Вдали стоялъ „Наутилусъ“, какъ бы уснувши на волнахъ. Позади насъ, въ югу и востоку, лежала необозримая земля, представлявшая кучи утесовъ и льдинъ.
Капитанъ Немо, поднявшись на вершину, тотчасъ же опредѣлилъ высоту утеса.
Въ три четверти двѣнадцатаго часа солнце показалось какъ золотой шаръ и освѣтило послѣдними лучами этотъ уединенный материкъ и пустынныя, никѣмъ не посѣщаемыя моря.
Капитанъ Немо наблюдалъ свѣтило, которое мало по малу скрывалось за горизонтомъ.
Мое сердце страшно билось.
Если солнечный дискъ на половину закроется въ полдень, то мы, значитъ, у полюса! — Полдень! вскрикнулъ я. Двѣнадцать часовъ!
— Южный полюсъ! отвѣтилъ мнѣ капитанъ Немо, передавая мнѣ трубу.
Дневное свѣтило перерѣзывалось горизонтомъ какъ разъ на двѣ ровныя части! 351 —
Я смотрѣлъ какъ послѣдніе лучи озолотили вершину утеса и какъ тѣни стали ложиться по его склону.
Въ эту минуту капитанъ Немо оперся рукой на мое плечо и сказалъ:
— Г. Аронаксъ, въ 1600 г. голандедъ Геритъ былъ увлеченъ теченіями и бурями, достигъ 64° южной широты и открылъ Нью-Тенглендскіе острова. Въ 1773 г. 17 января, знаменитый Кукъ достигъ 67° 30', а въ 1774 г. 30 января 71' 15'широты. Въ 1819 г. русскій Белинсгаузенъ былъ на шестьдесятъ девятой параллели, а въ 1821 г. на шестьдесятъ шестой подъ 111° западной долготы. Въ 1820 г. англичанинъ Бренсфильдъ дошелъ до 65°. Въ этомъ же году американецъ Моррель, — впрочемъ, его разсказы подлежатъ сомнѣнію, — открылъ свободное отъ льдовъ море подъ 70° 14' широты. Въ 1825 г. англичанинъ Поуэль не могъ перейти 62°. Въ томъ же году простой охотникъ за тюленями, англичанинъ Уэддель, поднялся до 72° 14' широты на тридцать пятомъ меридіонѣ, и до 74° 15' по тридцать шестому. Въ 1829 г. англичанинъ Форстеръ открылъ южный континентъ подъ 63" 26' широты и подъ 66 26' долготы. Въ 1831 г. англичанинъ Биско открылъ 1 февраля землю Эндерби, подъ 68° 50', въ 1832 г. о февраля, землю Аделаиду подъ 67°, а 21 февраля землю Гремекую подъ 64° 45' широты. Въ 1838 г. французъ Дюмонъ д’Юрвяль, остановленный сплошными льдами подъ 62° 57' широты, открылъ землю Людовика-Филиппа. Два года спустя, тотъ же Дюмонъ д’Юрвиль открылъ 21 января подъ 66 30' землю Аделію, и черезъ восемь дней подъ 64° 40' Кларійскій берегъ. Въ 1838 г. англичанинъ Уильксъ дошелъ до 69 паралели. Въ 1839 г. англичанинъ Бальни открылъ землю Саврину, на границѣ полярнаго круга. Наконецъ въ 1842 г. англичанинъ Джемсъ Россъ, 12 января, поднимаясь на „Эребусѣ“ и „Террорѣ“ открылъ землю Викторіи подъ 76° 56' широты и 171° 7' восточной долготы. 23 числа того же мѣсяца онъ былъ на 74 паралели, — самой дальней точкѣ, до которой до тѣхъ поръ достигали; 27 числа онъ дошелъ до 76° 8', 28 до 77° 32', 2 февраля до 78°4'. Въ 1842 г. онъ возвратился къ 71°, котораго не могъ перейти. Я, капитанъ Немо, сего 21 марта 1868 г., достигъ до южнаго полюса находящагося подъ 90°, и я завладѣваю этой частью земнаго шара! — Чьимъ именемъ завладѣваете, напитанъ? — Моимъ, г. Аронаксъ! Съ этимп словами капитанъ Немо развернулъ черное знамя, на которомъ сверкалъ золотой N. Затѣмъ, обращаясь къ днев¬ ному свѣтилу, которое уже почти скрылось и посылало только елабые лучи, онъ крикнулъ: — Прощай солнце! Исчезай лучезарное евѣтило! И пусть шестимѣсячная ночь покроетъ мглой мои новыя владѣнія!