Римская История. Том 1 (Моммзен, Неведомский 1887)/Книга 1/Глава XIII/ДО

Добавить ссылки
Материал из Викитеки — свободной библиотеки
← Глава XIIРимская Исторія. Том I : До битвы при Пиднѣ — Книга 1. Глава XIII. Земледѣліе, промыслы и торговля
авторъ Ѳеодоръ Моммсенъ (1817—1903), пер. Василій Николаевичъ Невѣдомскій		Глава XIV →
Оригинал: нем. Römische Geschichte. Erster Band : Bis zur Schlacht von Pydna. — См. Оглавленіе. Перевод опубл.: 1887. Источникъ: Римская Исторія. Томъ I / Ѳ. Моммсенъ; пер. В. Невѣдомскаго. — М.: 1887.


[181]
ГЛАВА XIII.
Земледѣліе, промыслы и торговля

 

Земледѣліе и торговля такъ тѣсно связаны съ внутреннимъ устройствомъ и внѣшней исторіей государствъ, что говоря о послѣднихъ намъ уже много разъ приходилось принимать въ соображеніе и первыя. Здѣсь мы попытаемся описать въ связи съ прежними отрывочными замѣчаніями италійское и въ особенности римское народное хозяйство въ болѣе полномъ видѣ.

Земледѣліе. Уже было ранѣе замѣчено (стр. 19), что переходъ отъ луговаго хозяйства къ полевому совершился еще до переселенія Италійцевъ на полуостровъ. Земледѣліе служило главной основой для всѣхъ италійскихъ общинъ, — для сабельскихъ и для этрусскихъ не менѣе, чѣмъ для латинскихъ; въ историческую эпоху въ Италіи не было настоящихъ пастушескихъ племенъ, хотя ея населеніе, натурально, занималось наряду съ земледѣліемъ и луговымъ хозяйствомъ въ меньшихъ или бо́льшихъ размѣрахъ смотря по мѣстности. Какъ глубоко было сознаніе, что всякій общественный строй основанъ на земледѣліи, видно изъ прекраснаго обыкновенія, при основаніи новаго города, проводить плугомъ борозду по тому мѣсту, гдѣ предполагалось построить стѣну. Изъ Сервіевской реформы всего яснѣе видно, что именно въ Римѣ, объ аграрныхъ условіяхъ котораго только и можно говорить съ нѣкоторой опредѣленностью, не только сельское населеніе искони считалось главной опорой государства, но и постоянно имѣлось въ виду сдѣлать изъ осѣдлыхъ жителей ядро общины. Когда значительная часть римской земельной собственности перешла съ теченіемъ времени въ руки негражданъ и вслѣдствіе того для правъ и обязанностей гражданства уже не могла служить основой землевладѣльческая осѣдлость, реформа устранила не на время, а навсегда и это неудобство и опасности, которыми оно могло угрожать въ будущемъ; она раздѣлила всѣхъ жителей общины, безъ всякаго вниманія къ ихъ [182]политическому положенію, на осѣдлыхъ и пролетаріевъ, и возложила на первыхъ общественныя повинности, за которыми, по естественному ходу вещей, должны были слѣдовать и общественныя права. Какъ государственное устройство, такъ и вся римская военная и завоевательная политика были основаны на земледѣльческой осѣдлости; такъ какъ въ государствѣ имѣлъ значеніе только осѣдлый житель, то и война имѣла цѣлію увеличить число такихъ осѣдлыхъ членовъ общины. Покоренная община или была вынуждена совершенно слиться съ римскимъ земледѣльческимъ населеніемъ, или — если дѣло недоходило до такой крайности, — не облагалась ни военной контрибуціей ни постоянной данью, а уступала часть (обыкновенно треть) своихъ полей, на которыхъ потомъ всегда возникали жилища римскихъ земледѣльцевъ. Были и другіе народы, умѣвшіе такъ-же побѣждать и завоевывать, какъ Римляне; но ни одинъ изъ нихъ не умѣлъ подобно римскому усвоивать вновь пріобрѣтенную землю въ потѣ своего лица и вторично завоевывать плугомъ то, что было завоевано копьемъ. Что́ пріобрѣтается войной, то можетъ быть и отнято войной; но нельзя того-же сказать о завоеваніяхъ, сдѣланныхъ плугомъ; если Римляне, проигрывавшіе не мало сраженій, почти никогда не дѣлали при заключеніи мира территоріальныхъ уступокъ, то они были этимъ обязаны упорной привязанности земледѣльцевъ къ ихъ полямъ и къ ихъ собственности. Въ господствѣ надъ землей проявляется сила и частнаго человѣка и государства, а величіе Рима было основано на самомъ широкомъ и непосредственномъ владычествѣ гражданъ надъ землею и на тѣсно-сомкнутомъ единствѣ такого прочно привязаннаго къ землѣ населенія.

Уже было ранѣе (стр. 35, 65) замѣчено, что въ древнѣйшія времена пахотныя поля воздѣлывались сообща, вѣроятно по отдѣльнымъ родовымъ союзамъ, и что за тѣмъ доходъ дѣлился между отдѣльными, входившими въ родовой союзъ, семьями; дѣйствительно, между общественною запашкой и состоящей изъ родовъ общиной существуетъ тѣсная связь и даже въ болѣе позднюю пору очень часто встрѣчается въ Римѣ совмѣстное жительство и совмѣстное хозяйство совладѣльцевъ[1]. Даже изъ римскихъ юридическихъ [183]преданій видно, что имущество первоначально заключалось въ рогатомъ скотѣ и въ пользованіи землей, и что только впослѣдствіи земля была раздѣлена между гражданами въ ихъ личную собственность[2]. Лучшимъ доказательствомъ этого служатъ древнѣйшее названіе имущества «владѣніе скотомъ» (pecunia) или «владѣніе рабами и скотом» (familia pecuniaque) и названіе личнаго имущества домочадцевъ и рабовъ — peculium; такимъ-же доказательствомъ служатъ: древнѣйшая форма пріобрѣтенія собственности путемъ взятія ея въ руку (mancipatio), примѣнимая только къ движимости (стр. 151) и главнымъ образомъ древнѣйшая мѣра земельной собственности (heredium отъ herus, владѣлецъ) въ два югера или прусскихъ моргена, очевидно относящаяся къ садовой землѣ, а не къ пахатной[3]. Когда и какъ произошло [184]раздѣленіе пахотной земли, уже нельзя опредѣлить съ точностью. Съ исторической достовѣрностью извѣстно только то, что древнѣйшее государственное устройство было основано не на землевладѣльческой осѣдлости, а на замѣнявшемъ ее родовомъ союзѣ, между тѣмъ какъ Сервіевскія учрежденія предполагаютъ уже состоявшееся раздѣленіе пахотныхъ полей. Изъ тѣхъ-же учрежденій видно, что земельная собственность состояла большею частію изъ участковъ средняго размѣра, которые доставляли одной семьѣ возможность работать и жить, и при которыхъ было возможно держать рогатый скотъ и употреблять въ дѣло плугъ; обыкновенный размѣръ такой полной плуговой запашки намъ неизвѣстенъ въ точности, но, какъ уже было замѣчено ранѣе (стр. 94), едва-ли былъ менѣе 20 моргеновъ. — Хлѣбопашество.Сельское хозяйство заключалось главнымъ образомъ въ [185]хлѣбопашествѣ; обыкновенно сѣяли полбу (far)[4], но также усердно разводили стручковые плоды, рѣпу и овощи. Винодѣліе.Что разведеніе винограда не было впервые занесено въ Италію греческими переселенцами (стр. 19), видно изъ того, что въ принадлежащемъ къ до-греческому періоду спискѣ праздниковъ римской общины значатся три винныхъ праздника, посвященныхъ отцу Юпитеру, а не заимствованному впослѣдствіи отъ Грековъ богу вина, отцу освободителю. О томъ, какъ гордились Латины своимъ превосходнымъ виномъ, возбуждавшимъ зависть въ сосѣдяхъ, свидѣтельствуютъ: очень древняя легенда о томъ, что царствовавшій въ Цере царь Мезентій взималъ съ [186]Латиновъ или съ Рутуловъ дань виномъ, и различные варіанты очень распространеннаго въ Италіи разсказа, что Кельтовъ побудило перейти черезъ Альпы ихъ знакомство съ прекрасными продуктами Италіи и въ особенности съ ея виноградомъ и съ ея виномъ. Латинскіе жрецы рано и повсемѣстно стали поощрять тщательное разведеніе винограда. Въ Римѣ приступали къ сбору винограда только послѣ того, какъ высшее въ общинѣ лице духовнаго званія — жрецъ Юпитера давалъ свое разрѣшеніе и самъ приступалъ къ этой работѣ, а въ Тускулѣ было запрещено продавать новое вино, пока жрецъ не объявитъ о праздникѣ откупориванія 6очекъ. Сюда не слѣдуетъ отнести какъ возліянія вина при жертвоприношеніяхъ, такъ и извѣстное подъ названіемъ закона царя Нумы, предписаніе римскихъ жрецовъ не употреблять при жертвоприношеніяхъ вино, добываемое изъ необрѣзанныхъ лозъ; точно также, — чтобъ ввести въ обыкновеніе столь полезную въ хозяйствѣ просушку зерна, — жрецы запрещали приносить его въ жертву сырымъ. — Разведеніе маслинъ.Разведеніе маслинъ не такъ древне и, безъ сомнѣнія, было впервые занесено въ Италію Греками[5]. Маслины, какъ слѣдуетъ полагать, были впервые разведены на западныхъ берегахъ Средиземнаго моря въ концѣ втораго столѣтія отъ основанія Рима; съ этимъ предположеніемъ согласуется и тотъ фактъ, что масличная вѣтвь и маслина играли въ римскихъ богослужебныхъ обрядахъ гораздо менѣе значительную роль, чѣмъ виноградный сокъ. Впрочемъ, о томъ, какъ высоко цѣнились эти оба растенія у Римлянъ, свидѣтельствовали виноградная лоза и маслина, вырощенныя на городской площади не подалеку отъ Курціева пруда. — Изъ плодовыхъ деревьевъ всего усерднѣе разводилась питательная смоковница, которая, по всему вѣроятію, была въ Италіи продуктомъ мѣстной почвы, а вокругъ тѣхъ старыхъ смоковницъ, которыхъ было не мало и на римской площади и вблизи отъ нея[6], легенда объ основаніи города сплела свою самую густую ткань. — Полевое хозяйство.Земледѣлецъ и его сыновья сами пахали землю и исправляли всѣ хозяйственныя работы, а постоянное участіе въ этихъ работахъ рабовъ или свободныхъ поденщиковъ неправдоподобно въ мелкихъ хозяйствахъ. Въ плугъ впрягали быка или корову, а вьючными животными были лошади, ослы и мулы. Самостоятельное скотоводство для произведенія мяса или молока не существовало по меньшей мѣрѣ въ то время, когда земля составляла собственность родовъ, а если [187]и существовало, то въ очень небольшихъ размѣрахъ, впрочемъ, кромѣ мелкаго скота, который кормился на общественныхъ лугахъ, въ дворовомъ хозяйствѣ разводили свиней и домашнихъ птицъ, въ особенности гусей. Вообще пахали безъ устали по нѣскольку разъ, и поле считалось плохо-вспаханнымъ, если борозды не были проведены на немъ такъ часто, что его можно было вовсе не боронить; но работы производились не столько съ знаніемъ дѣла, сколько съ усердіемъ, и всѣ неудобства плуга, всѣ неудовлетворительные пріемы жатвы и молотьбы оставались безъ измѣненій. Причину этого слѣдуетъ искать не столько въ упорной привязанности земледѣльца къ установленнымъ обычаямъ, сколько въ недостаточномъ развитіи раціональной механики, потому что практическому Италійцу была незнакома сердечная привязанность къ старому способу обработки, полученному имъ въ наслѣдство вмѣстѣ съ клочкомъ пахотной земли, а такія очевидныя улучшенія въ хозяйствѣ, какъ разведеніе кормовыхъ травъ и орошеніе полей, были имъ издавна позаимствованы отъ сосѣднихъ народовъ или введены путемъ самостоятельнаго развитія; не даромъ-же и римская литература началась съ теоретическихъ разсужденій о хлѣбопашествѣ. За прилежной и разумной работой слѣдовалъ пріятный отдыхъ; и въ этомъ случаѣ религія предъявила свои права, облегчивъ житейское бремя даже для простолюдиновъ тѣмъ, что установила промежутки отдыха, во время которыхъ люди могли двигаться и дышать свободно. Четыре раза въ мѣсяцъ, стало быть круглымъ счетомъ черезъ семь дней въ восьмой (nonae), земледѣлецъ шолъ въ городъ продавать, покупать и устраивать всякія другія дѣла. Но настоящимъ отдыхомъ отъ работы онъ пользовался только въ особые праздничные дни и главнымъ образомъ во время праздничнаго мѣсяца послѣ окончанія зимнихъ посѣвовъ (feriae sementivae); въ это время покоился по волѣ боговъ плугъ и отдыхали въ праздничномъ бездѣйствіи не только землепашцы, но даже рабы и волы. — Приблизительно такъ воздѣлывался въ древнія времена обыкновенный земельный участокъ хлѣбопашца. Отъ дурнаго веденія хозяйства у ближайшихъ наслѣдниковъ не было никакой другой охраны кромѣ права отдавать, какъ сумасшедшаго, подъ опеку того, кто сталъ-бы легкомысленно расточать наслѣдственное имущество (стр. 149). Сверхъ того, женщины были въ сущности лишены права свободно распоряжаться своимъ имуществомъ, и когда онѣ желали вступить въ бракъ, имъ обыкновенно выбирали въ мужья одного изъ членовъ того-же рода для того, чтобъ имѣніе не переходило въ другой родъ. Законодательство старалось предотвратить обремененіе поземельной собственности долгами частію тѣмъ, что требовало предварительной передачи заложеннаго имѣнія въ собственность кредитору, частію тѣмъ, что ввело по простымъ займамъ такую строгую процедуру, которая быстро оканчивалась [188]взысканіемъ долга; впрочемъ эта послѣдняя мѣра, какъ мы увидимъ впослѣдствіи, достигала своей цѣли далеко невполнѣ. Свободное раздробленіе собственности не было ограничено никакими законами. Какъ ни было желательно, чтобъ сонаслѣдники не переставали владѣть наслѣдственнымъ имѣніемъ нераздѣльно, однако даже самое древнее римское законодательство заботилось о томъ, чтобъ каждый изъ членовъ таково сообщества могъ выдѣлиться во всякое время: конечно хорошо, если братья мирно живутъ вмѣстѣ, но принуждать ихъ къ этому было-бы несогласно съ либеральнымъ духомъ римскаго права. И изъ Сервіевскихъ учрежденій видно, что въ Римѣ и при царяхъ было не мало людей, которые владѣли только мелкими и садовыми участками и потому употребляли не плугъ, а мотыгу. Обычаямъ и здравому смыслу населенія было предоставлено полагать предѣлъ чрезмѣрному раздробленію земельной собственности, а что этотъ расчетъ оправдался и что помѣстья остались большею частію въ цѣлости, видно изъ распространеннаго у Римлянъ обыкновенія называть помѣстья постоянно за ними остававшимися собственными именами. Община участвовала въ этомъ лишь косвеннымъ образомъ — тѣмъ, что высылала колоніи, такъ какъ послѣдствіемъ этого было заведеніе новыхъ полныхъ плуговыхъ запашекъ и кромѣ того нерѣдко уничтоженіе мелкихъ земельныхъ участковъ, владѣльцы которыхъ выселялись въ качествѣ колонистовъ.

Крупные землевладѣльцы. Гораздо труднѣе выяснить положеніе крупной земельной собственности. Что такая собственность дѣйствительно существовала въ немалыхъ размѣрахъ, ясно видно изъ положенія, созданнаго для всадниковъ Сервіевской конституціей, и объясняется частію раздробленіемъ родовыхъ земель, которое неизбѣжно должно было создать сословіе крупныхъ землевладѣльцевъ въ тѣхъ случаяхъ, когда число участниковъ дѣлежа было незначительно, частію громадностью стекавшихся въ Римѣ купеческихъ капиталовъ. Но въ эту эпоху еще немогло существовать такихъ настоящихъ крупныхъ хозяйствъ, которыя были-бы основаны на трудѣ многочисленныхъ рабовъ и которыя встрѣчаются у Римлянъ въ болѣе позднюю пору. Напротивъ того, въ старину сенаторы назывались отцами, потому что раздавали мелкимъ людямъ земли, какъ отцы дѣтямъ; дѣйствительно въ старину существовало и до сихъ поръ еще часто встрѣчающееся въ Италіи обыкновеніе дѣлить на небольшіе участки между зависимыми людьми или ту часть помѣстья, которую владѣлецъ не въ состояніи самъ обработывать, или даже все помѣстье. Временнымъ владѣльцемъ могъ быть одинъ изъ домочадцевъ или изъ рабовъ собственника; если же онъ былъ свободный человѣкъ, то его право было точно такое, какое впослѣдствіи носило названіе «выпрошеннаго владѣнія» (precarium). Получатель владѣлъ своимъ участкомъ, пока это было угодно [189]собственнику и не имѣлъ никакого законнаго способа оградить свое владѣніе отъ этого собственника; этотъ послѣдній даже могъ прогнать его во всякое время по своего произволу. Вознагражденіе за такое пользованіе чужой землей не было необходимымъ условіемъ отношеній этого рода, но оно, безъ сомнѣнія, часто уплачивалось и по всему вѣроятію заключалось въ какой нибудь долѣ продуктовъ; въ этомъ отношеніи положеніе временнаго владѣльца имѣло сходство съ положеніемъ позднѣйшихъ арендаторовъ, отличаясь отъ него частію отсутствіемъ какого-либо срока пользованія, частію обоюднымъ лишеніемъ права предъявлять какіе-либо иски и наконецъ тѣмъ, что собственникъ находилъ со стороны закона только то покровительство въ своихъ требованіяхъ, что ему дозволялось выгнать арендатора. Ясно, что это была въ сущности такая сдѣлка, которая была основана на честномъ словѣ и немогла состояться безъ поддержки могущественнаго, освященнаго религіей, обычая; и дѣйствительно такой обычай существовалъ. Кліентство, вообще отличающееся своимъ нравственно-религіознымъ характеромъ, безъ сомнѣнія, было основано главнымъ образомъ на такой отдачѣ земель въ пользованіе. И нельзя сказать, чтобъ такой видъ пользованія сдѣлался возможнымъ лишь послѣ отмѣны общиннаго полеваго хозяйства: какъ послѣ этой отмѣны всякій выдѣлившійся землевладѣлецъ могъ отдавать свою землю въ пользованіе зависимымъ отъ него людямъ, такъ и до ея отмѣны могъ дѣлать то-же самое родъ; съ этимъ, безъ сомнѣнія, находится въ связи и тотъ фактъ, что у Римлянъ зависимость кліента не была личной и что кліентъ вмѣстѣ съ своимъ родомъ изстари ввѣрялъ себя покровительству и защитѣ патрона и его рода. Этотъ древнѣйшій строй римскаго полеваго хозяйства объясняетъ намъ почему въ средѣ крупныхъ римскихъ землевладѣльцевъ возникла сельская аристократія, а не городская. Такъ какъ у Римлянъ вовсе не существовалъ вредный классъ посредниковъ между рабочими и собственниками, то римскій помѣщикъ былъ прикованъ къ своему помѣстью не много менѣе арендатора и землепашца; онъ самъ надо всѣмъ присматривалъ и самъ во все входилъ, такъ что даже богатый Римлянинъ считалъ за высшую для себя похвалу, если его называли хорошимъ сельскимъ хозяиномъ. Его домъ находился въ его имѣніи, а въ городѣ онъ имѣлъ только квартиру, куда пріѣзжалъ по дѣламъ или для того, чтобъ подышать въ жаркую пору болѣе чистымъ воздухомъ. Но въ этихъ порядкахъ всего важнѣе было то, что они доставляли нравственную основу для отношеній между знатью и мелкимъ людомъ и тѣмъ очень уменьшали опасность этихъ отношеній. Свободные владѣльцы «выпрошенной земли», происходившіе изъ обѣднѣвшихъ крестьянскихъ семействъ, изъ подначальныхъ людей и вольноотпущенниковъ, составляли огромную массу пролетаріата (стр. 88), а ихъ зависимость [190]отъ собственника была во много больше той, въ которой мелкій арендаторъ неизбѣжно находится отъ крупнаго землевладѣльца. Рабы, воздѣлывавшіе землю для господина, безъ сомнѣнія, были гораздо менѣе многочисленны, чѣмъ свободные арендаторы. Повсюду, гдѣ переселенцы не поработили сразу все мѣстное населеніе, рабство сначала существовало, по-видимому, въ очень небольшихъ размѣрахъ, а вслѣдствіе того вольный работникъ игралъ въ государствѣ совершенно иную роль, чѣмъ въ болѣе позднія времена. И въ Греціи мы находимъ въ ея древнѣйшую эпоху «поденщиковъ» (ϑῆτες), исполнявшихъ то, что впослѣдствіи дѣлали рабы, а въ нѣкоторыхъ отдѣльныхъ общинахъ, какъ напримѣръ у Локровъ, вовсе не было рабства вплоть до начала ихъ исторической эпохи. Даже сами рабы были обыкновенно италійскими уроженцами; военноплѣнные Вольски, Сабины и Этруски, конечно, находились въ иныхъ отношеніяхъ къ своимъ господамъ, чѣмъ къ болѣе позднюю пору Сирійцы и Кельты. Къ тому-же рабъ — арендаторъ имѣлъ, хотя и нелегально, а только фактически, землю и скотъ, жену и дѣтей точно такъ-же какъ и самъ помѣщикъ, а съ тѣхъ поръ, какъ возникло отпущеніе рабовъ на волю (стр. 152), для него открылась возможность пріобрѣсть работой свободу. При такомъ положеніи крупнаго землевладѣнія въ древнѣйшую эпоху, оно вовсе не было открытой раной въ общинномъ быту, а было для него чрезвычайно полезно. Оно доставляло средства существованія такому-же числу семействъ, какое прокармливалось отъ земельныхъ участковъ средней величины и мелкихъ, — хотя эти средства и были вообще менѣе обильны; кромѣ того, изъ болѣе высокопоставленныхъ и болѣе свободныхъ землевладѣльцевъ образовались естественные руководители и правители общины, а изъ занимавшихся хлѣбопашествомъ и неимѣвшихъ никакой собственности владѣльцевъ выпрошенной земли образовался прекрасный матеріалъ для римской колонизаціонной политики, которая безъ него никогда не была-бы успѣшной, — такъ какъ государство, конечно, можетъ надѣлить землей безземельныхъ людей, но тому, кто неземлепашецъ, оно не можетъ дать необходимыя для управленія плугомъ энергію и физическую силу.

Луговое хозяйство. Въ раздѣлъ земли не вошли пастбища. Они считались собственностью не родовыхъ общинъ, а государства, которое частію прокармливало на нихъ свои собственныя стада, назначенныя для жертвоприношеній и для иныхъ цѣлей и постоянно пополнявшіяся тѣми судебными пенями, которыя уплачивались скотомъ, частію отдавало ихъ за умѣренную плату (scriptura) въ пользованіе скотовладѣльцамъ. Право пасти свой скотъ на общественномъ выгонѣ, быть можетъ, первоначально и имѣло нѣкоторую фактическую связь съ землевладѣніемъ. Но владѣніе отдѣльнымъ пахатнымъ участкомъ никогда не могло быть легально связано у Римлянъ съ правомъ пользоваться какою-либо частію общественныхъ луговъ уже потому, что [191]недвижимую собственность могли пріобрѣтать всѣ обыватели, а право пользованія выгонами всегда было привилегіей гражданъ и предоставлялось обывателямъ лишь въ видѣ исключенія по особой царской милости. Впрочемъ, въ эту эпоху, общественныя земли играли въ народномъ хозяйствѣ, какъ кажется, вообще второстепенную роль, такъ какъ общественные выгоны сначала были не очень обширны, а завоеванныя земли бо́льшею частію немедленно дѣлились между родовыми общинами или-же въ болѣе позднюю пору раздавались отдѣльнымъ лицамъ подъ пашню.

Промыслы. Раннее развитіе городской жизни въ главномъ центрѣ латинской торговли уже само по себѣ служитъ доказательствомъ того, что хотя земледѣліе и было въ Римѣ главнымъ и самымъ обширнымъ промысломъ, но рядомъ съ нимъ должны были существовать и другія отрасли промышленности. Дѣйствительно, въ учрежденіяхъ царя Нумы, то есть въ числѣ учрежденій, существовавшихъ въ Римѣ съ незапамятныхъ временъ, названы восемь ремесленныхъ цеховъ: флейтисты, золотыхъ дѣлъ мастера, мѣдники, плотники, валяльщики, красильщики, горшечники и башмачники; этимъ въ сущности исчерпывались всѣ виды ремесленныхъ работъ по заказу, существовавшіе въ ту древнюю пору, когда еще не занимались лекарскимъ искуствомъ, какъ ремесломъ, и когда женщины сами пряли шерсть для своихъ платьевъ. Достоинъ вніманія тотъ фактъ, что не было особаго цеха работниковъ, занимающихся выдѣлкой желѣза; онъ служитъ новымъ доказательствомъ того, что въ Лаціумѣ стали обработывать желѣзо сравнітельно поздно; этимъ объясняется и то, почему такія богослужебныя орудія, какъ священный плугъ и жреческій ножъ, дѣлались до очень поздней поры обыкновенно изъ мѣди. Въ городской жизни Римлянъ и при ихъ положеніи среди латинскихъ странъ эти ремесла должны были имѣть въ древности большое значеніе, о которомъ нельзя составить себѣ вѣрнаго понятія по униженному положенію римскихъ ремеслъ въ болѣе позднюю пору, когда за нихъ взялась масса невольниковъ, работавшихъ на своихъ господъ или для ихъ прибыли, и когда процвѣтанію этихъ ремеслъ препятствовалъ усилившійся ввозъ предметовъ роскоши. Древнѣйшія пѣсни Римлянъ прославляли не только могучаго бога брани Мамерса, но также искуснаго оружейника Мамурія, съумѣвшаго приготовить для своихъ согражданъ щиты по образцу того божественнаго щита, который былъ ниспосланъ съ небесъ, а богъ огня и кузнечнаго горна, Вулканъ упоминается уже въ самомъ древнемъ спискѣ римскихъ праздниковъ (стр. 161). Стало быть и въ древнѣйшемъ Римѣ, какъ повсюду, умѣнье изготовлять изъ металловъ плугъ и мечъ шло рука объ руку съ умѣньемъ ими владѣть, и вовсе не замѣтно того высокомѣрнаго пренебреженія къ ремесламъ, которое мы находимъ тамъ впослѣдствіи. Но послѣ того, какъ Сервіевскія учрежденія возложили воинскую повинность [192]исключительно на осѣдлое населеніе, ремесленники были устранены отъ военной службы закономъ, а фактически — вслѣдствіе того, что не имѣли постоянной осѣдлости; исключеніе составляли только плотники и мѣдники и нѣкоторые разряды музыкантовъ, присоединявшіеся къ арміи въ видѣ организованныхъ по военному отрядовъ; это, быть можетъ, и послужило началомъ для позднѣйшаго обычнаго пренебреженія къ ремесламъ и для ихъ политическаго уничиженія. Учрежденіе цеховъ имѣло, безъ сомнѣнія, такую-же цѣль, какъ и учрежденіе сходныхъ съ ними по названію жреческихъ коллегій: опытные въ дѣлѣ люди соединялись для того, чтобъ общими силами вѣрнѣе сохранять преданія. Что люди не свѣдущіе устранялись какимъ нибудь способомъ, весьма вѣроятно; однако не видно никакихъ слѣдовъ старанія установить монополію или принять какія-либо охранительныя мѣры противъ дурной фабрикаціи; впрочемъ ни о какой другой сторонѣ римской народной жизни до насъ не дошло такъ мало свѣдѣній, какъ о ремесленныхъ цехахъ.

Италійская внутренняя торговля. Что италійская торговля ограничивалась въ древнѣйшую эпоху взаимными сношеніями Италійцевъ, разумѣется само собою. Ярмарки (mercatus), которыя слѣдуетъ различать отъ обыкновенныхъ еженедѣльныхъ сборищъ на рынкахъ (nundinae), существовали въ Лаціумѣ изстари. Онѣ, быть можетъ, совпадали съ международными сборищами и празднествами, какъ напримѣръ съ праздникомъ, который справлялся въ Римѣ, на Авентинѣ, въ союзномъ храмѣ; Латины, ежегодно приходившіе по этому поводу въ Римъ 13 августа, могли пользоваться этимъ удобнымъ случаемъ, чтобъ устроивать въ Римѣ свои дѣла и закупать тамъ все нужное. Такое-же и, быть можетъ, еще болѣе важное значеніе имѣло для Этруріи то ежегодное собраніе въ храмѣ Вольтумны (быть можетъ, подлѣ Монтефіасконе), на территоріи Вольсиній, которое вмѣстѣ съ тѣмъ служило ярмаркой и постоянно посѣщалось римскими торговцами. Но самой важной изъ всѣхъ италійскихъ ярмарокъ была та, которая происходила у Соракта, въ рощѣ Фероніи, въ самомъ удобномъ мѣстѣ для обмѣна товаровъ между тремя большими племенами. Высокая уединенная гора, какъ-бы самой природой поставленная въ долинѣ Тибра для того, чтобы служить цѣлью для путешественниковъ, стоитъ на самой границѣ между территоріями этрусской и сабинской (къ которой, по видимому, преимущественно принадлежала), и къ ней былъ легокъ доступъ и изъ Лаціума и изъ Умрбіи; туда постоянно отправлялись римскіе торговцы, а оскорбленія, которымъ они подвергались, часто бывали причиной распрей съ Сабинами. — На этихъ ярмаркахъ торговали и обмѣнивались товарами, безъ сомнѣнія, еще за долго до того времени, когда въ западномъ морѣ появился первый греческій или финикійскій корабль. Тамъ, въ случаѣ неурожая, одна мѣстность снабжала другую своихъ хлѣбомъ; тамъ обмѣнивались [193]скотомъ, рабами, металлами и вообще всѣмъ, что въ тѣ времена считалось необходимымъ или пріятнымъ. Древнѣйшимъ орудіемъ мѣны были быки и бараны, при чемъ быкъ стоилъ то-же, что десять барановъ. Прізнаніе этихъ предметовъ законными и всеобщими мѣрилами цѣнностей или настоящей монетой, равно какъ сравнительная стоимость крупнаго и мелкаго скота[7] (какъ это доказываетъ повтореніе тѣхъ-же фактовъ у Германцевъ) относятся не только къ эпохѣ греко-италійскаго стадоваго хозяйства, но и къ болѣе древней эпохѣ чисто-стадоваго хозяйства. Къ тому-же Италія нуждалась въ значительномъ количествѣ металла для обработки полей и для выдѣлки оружія, но лишь немногія мѣстности находили его у себя дома; поэтому мѣдь (aes) очень рано сдѣлалась вторымъ орудіемъ мѣны, вслѣдствіе чего у бѣдныхъ мѣдью Латиновъ даже таксація называлась «переводомъ на мѣдь» (aestimatio).

Въ этомъ признаніи мѣди за общее для всего полуострова мѣрило цѣнностей, равно какъ въ самыхъ простыхъ численныхъ знакахъ италійскаго изобрѣтенія (о которыхъ будетъ говорено болѣе подробно на стр. 203) и въ италійской двѣнадцатичной системѣ счисленія сохранялись слѣды этихъ самыхъ древнихъ, еще предоставленныхъ самимъ себѣ, международныхъ сношеній Италійцевъ.

Заморская торговля. Уже ранѣе было указано въ общихъ чертахъ, какого рода вліяніе имѣла заморская торговля на оставшихся независимыми Италійцевъ. Это вліяніе почти вовсе некоснулось сабинскихъ племенъ, у которыхъ береговая линія была и недлинна и безъ удобныхъ пристаней, и у которыхъ все, что было заимствовано отъ чужеземцевъ, какъ напримѣръ азбука, было пріобрѣтено черезъ посредство Тусковъ или Латиновъ, — чѣмъ и объясняется отсутствіе у нихъ городскаго развитія. Даже торговля Тарента съ Апулійцами и съ Мессапійцами, по видимому, была въ ту пору незначительна. Иначе было на западныхъ берегахъ: Греки мирно жили въ Кампаніи рядомъ съ Италійцами, а въ Лаціумѣ и въ особенности въ Этруріи велась обширная и постоянная мѣновая торговля. О томъ, что именно было предметомъ ввоза, даютъ намъ понятіе частію находки, сдѣланныя въ очень древнихъ, преимущественно церитскихъ могилахъ, частію [194]указанія сохранившіяся въ языкѣ и въ учрежденіяхъ Римлянъ, частію и даже преимущественно успѣхи, достигнутые италійскимъ производствомъ подъ иноземнымъ вліяніемъ, — такъ какъ Италійцы, конечно, долго покупали чужеземные продукты прежде, чѣмъ сами стали имъ подражать. Впрочемъ, мы не въ состояніи рѣшить, какой степени развитія достигли ремесла до раздѣленія племенъ и въ томъ періодѣ, когда Италія еще должна была довольствоваться сама собой; поэтому мы оставимъ въ сторонѣ вопросъ: въ какой мѣрѣ италійскіе валяльщики, красильщики, кожевники и горшечники были обязаны вліянію Грековъ и Финикіянъ и въ какой мѣрѣ они достигли самостоятельныхъ успѣховъ. Но ремесло золотыхъ дѣлъ мастеровъ, существовавшее въ Римѣ съ незапамятныхъ временъ, могло возникнуть только послѣ того, какъ началась заморская торговля и послѣ того, какъ она успѣла распространить между жителями полуострова обыкновеніе носить золотыя украшенія. Такъ напримѣръ мы находимъ въ древнѣйшихъ могильныхъ склепахъ въ Цере и въ Вульчи, въ Этруріи, и въ Пренестѣ, въ Лаціумѣ золотыя пластинки съ вычеканенными на нихъ крылатыми львами и другими украшеніями вавилонской работы. Объ отдѣльныхъ находкахъ, конечно, нельзя положительно сказать, были-ли онѣ привезены изъ чужихъ краевъ или-же были мѣстнымъ подражаніемъ; но въ общемъ итогѣ не подлежитъ сомнѣнію, что въ древнѣйшія времена весь западный берегъ Италіи получалъ металлическія издѣлія съ востока. Впослѣдствіи, когда будетъ идти рѣчь о произведеніяхъ искусства, станетъ еще болѣе ясно, что архитектура и пластика, производство издѣлій и глиняныхъ и металлическихъ рано тамъ развились подъ могущественнымъ вліяніемъ Грековъ, — другими словами, что древнѣйшія орудія такихъ производствъ и древнѣйшіе образцы получались изъ Греціи. Въ только что упомянутыхъ могильныхъ склепахъ были найдены, кромѣ золотыхъ украшеній: сосуды изъ голубой эмали или изъ зеленоватой глины, которые, — судя по ихъ матеріалу и стилю и по оттиснутымъ на нихъ гіероглифамъ, — были египетскаго происхожденія[8]; сдѣланные изъ восточнаго алебастра сосуды для масла, между которыми многіе имѣли внѣшній видъ Изиды; страусовыя яица съ нарисованными или вырѣзанными на нихъ сфинксами и грифонами; стеклянныя и янтарныя бусы. Эти послѣднія могли быть привезены съ сѣвера сухимъ путемъ, но всѣ остальные предметы доказываютъ, что съ востока привозились благовонныя мази и разнаго рода галантерейные товары. Оттуда-же привозились [195]полотна и пурпуръ, слоновая кость и ладонъ, это доказываютъ съ одной стороны раннее употребление полотняныхъ повязокъ, царскаго пурпуроваго одѣянія, царскаго изъ слоновой кости скипетра и ладона при жертвоприношеніяхъ, а съ другой стороны очень древнее употребленіе заимствованныхъ отъ иноземцевъ названій этихъ предметовъ (λίνον — linum; πορψύρα — purpura; σκήπιρον σκίνων — scipio; пожалуй также: έλέψας — ebur; θύος — thus. Сюда-же слѣдуетъ отнести заимствованныя названья нѣкоторыхъ предметовъ, относящихся къ пищѣ и къ питью, а именно названія: оливковаго масла (сравн. стр. 186), кувшина (άμψορεύς — amp(h)ora, ampulla; κρατής — cratera), пирушки (κωμάζω — comissari), лакомаго блюда (ὀψώνον — opsonium), тѣста (μᾶζα — massa), также названія различныхъ пироговъ (γλυκοΰς — lucuns; πλακοῦς — placenta; — τυροῦς — turunda); напротивъ того латинскія названія блюда (patina — πατάνη) и свинаго сала (arvina — ἀρβίνη) вошли въ сицилійско-греческое нарѣчіе. Позднѣйшее обыкновеніе класть вмѣстѣ съ умершими въ могилу изящные сосуды, приготовлявшіеся въ Аттикѣ, въ Керкирѣ и въ Кампаніи, свидѣтельствуетъ не менѣе вышеприведенныхъ филологическихъ указаній о томъ, что греческая глиняная посуда изстари ввозилась въ Италію. Что греческія кожаныя издѣлія ввозились въ Лаціумъ по меньшей мѣрѣ вмѣстѣ съ воинскими доспѣхами, видно изъ того, что греческое названіе кожи (σκῦτος) обратилось у Латиновъ въ названіе щита (scutum, точно такъ-же lorica отъ lorum). Сюда же принадлежитъ множество заимствованныхъ изъ греческаго языка словъ, относящихся къ мореплаванію (хотя слова, относящіяся къ паруснымъ судамъ — парусъ, мачта, рей, чисто латинскаго происхожденія)[9]; [196]греческія названія письма (ἑπιστλή, epistula), марокъ или дощечекъ (tessera, отъ τέσσαρα)[10], вѣсовъ (ατστήρ, statera), задатка (ἀρραβών, arrabo, arra) перешли въ латинскій языкъ; напротивъ того италійскія юридическія выраженія перешли въ сицилійско-греческій языкъ (стр. 154); предметомъ такихъ-же обоюдныхъ заимствованій были монеты, вѣсъ, мѣра и соотвѣтствующія этимъ предметамъ названія, о которыхъ будетъ идти рѣчь далѣе. Варварскій отпечатокъ, который лежитъ на всѣхъ этихъ позаимствованіяхъ, а главнымъ образомъ характеристическое образованіе именительнаго падежа изъ винительнаго (placenta = πλαϰοῦντα; ampora = ἀμϕορέα; statera = στατῆρα) служатъ самымъ яснымъ доказательствомъ ихъ глубокой древности. И поклоненіе богу торговли (Mercurius) возникло подъ вліяніемъ греческихъ понятій; даже ежегодный праздникъ этого бога 6ылъ назначенъ въ майскія иды, потому что эллинскіе поэты чествовали Меркурія, какъ сына прекрасной Майи. — Такимъ образомъ оказывается, что древняя Италія, точно такъ-же какъ и императорскій Римъ, получала предметы роскоши съ востока прежде, чѣмъ попыталась сама ихъ выдѣлывать по полученнымъ оттуда образцамъ; но въ обмѣнъ за эти товары она могла предложить только свои сырые продукты, стало-быть сначала мѣдь, серебро и желѣзо, а потомъ рабовъ, корабельный лѣсъ, янтарь съ Балтійскаго моря и, въ случаѣ неурожая за границей, свой зерновой хлѣбъ.

Пассивный характеръ торговли въ Лаціумѣ, и ея активный характеръ въ Этруріи.Уже ранѣе было замѣчено, что италійская торговля получила совершенно различный характеръ въ Лаціумѣ и въ Этруріи именно вслѣдствіе такого соотношенія между предметами ввоза и тѣмъ, что́ служило за нихъ уплатой. Такъ какъ у Латиновъ не было ни одного изъ главныхъ предметовъ вывозной торговли, то имъ приходилось довольствоваться только пассивной торговлей и съ древнѣйшихъ временъ вымѣнивать у этрусковъ необходимую для нихъ мѣдь на скотъ и на рабовъ, о древнемъ сбытѣ которыхъ на правый берегъ Тибра уже было ранѣе упомянуто (стр. 103); напротивъ того, торговый балансъ Тусковъ какъ въ Цере, такъ и въ Популоніи, какъ въ Капуѣ, такъ и въ Спинѣ, несомнѣнно былъ благопріятенъ для [197]мѣстной торговли. Этимъ объясняется быстрое развитіе благоденствія въ этихъ странахъ и ихъ вліятельное торговое положеніе, между тѣмъ какъ Лаціумъ оставался преимущественно земледѣльческой страной. То-же замѣчается и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ: въ Цере встрѣчаются очень древнія гробницы, построенныя въ греческомъ вкусѣ, хотя и не съ свойственною Грекамъ роскошью, между тѣмъ какъ въ латинскихъ странахъ встрѣчаются лишь незначительныя надгробныя украшенія иностраннаго происхожденія и не найдено ни одной очень древней и дѣйствительно роскошной гробницы, за исключеніемъ находящейся въ городѣ Пренестѣ, который, какъ кажется, находился въ исключительномъ положеніи и въ особенно близкихъ сношеніяхъ съ Фалеріями и съ южной Этруріей; напротивъ того Латины, точно такъ-же какъ и Сабеллы, вообще довольствовались тѣмъ, что покрывали могилы простымъ дёрномъ. Самыя древнія монеты, — немного менѣе древнія, чѣмъ велико-греческія, — находятся въ Этруріи и преимущественно въ Популоніи, а Лаціумъ въ теченіе всего царскаго періода только употреблялъ мѣдь на вѣсъ и даже не ввозилъ къ себѣ чужихъ монетъ, такъ какъ подобныя монеты находились тамъ чрезвычайно рѣдко, — напримѣръ въ Посейдоніи была найдена только одна. Архитектура, пластика и скульптура находились и въ Этруріи и въ Лаціумѣ подъ одинакимъ внѣшнимъ вліяніемъ, но въ Этруріи къ нимъ являлся на помощь капиталъ, который усиливаетъ производство и вводитъ усовершенствованную технику. Хотя въ Лаціумѣ и въ Этруріи выдѣлывались, покупались и продавались одни и тѣ же товары, но по обширности торговли южныя страны стояли далеко позади сѣверныхъ сосѣдей. Оттого-то приготовлявшіеся въ Этруріи по греческимъ образцамъ предметы роскоши находили для себя сбытъ не только въ Лаціумѣ (въ особенности въ Пренестѣ), но и въ самой Греціи, между тѣмъ какъ изъ Лаціума едва-ли когда-либо вывозились такіе товары.

Торговля Этрусковъ съ Аттикой и Латиновъ съ Сициліей.Не менѣе замѣчательное различіе между торговлей Латиновъ и торговлей Этрусковъ заключается въ томъ, какими путями велись та и другая. О древнѣйшей торговлѣ Этрусковъ въ Адріатическомъ морѣ мы можемъ высказать только догадку, что она, вѣроятно, велась изъ Спины и Атріи преимущественно съ Керкирой. О томъ, какъ смѣло пускались Этруски въ восточныя моря и торговали не только съ Сициліей, но и съ собственной Греціей, уже было говорено ранѣе (стр. 140). О древнихъ сношеніяхъ съ Аттикой свидѣтельствуютъ аттическіе глиняные сосуды, которые очень часто находятся въ позднѣйшихъ этрусскихъ гробницахъ и уже въ ту эпоху, — какъ было нами замѣчено, — ввозились и для иныхъ цѣлей, кромѣ украшенія гробницъ; съ другой стороны и въ Аттикѣ были предметомъ спроса тирренскіе бронзовые свѣтильники и золотыя чаши, а въ особенности монеты. Серебряныя монеты Популоніи чеканились [198]по очень древнему образцу, экземпляры котораго найдены въ Аѳинахъ и въ окрестностяхъ Позена на томъ старинномъ пути, по которому привозили съ сѣвера янтарь; это — кусочки серебра съ вычеканенною на одной сторонѣ головою Горгоны, а съ другой стороны только съ квадратнымъ углубленіемъ; это была, по всему вѣроятію, точно такая-же монета, какая чеканилась въ Аѳинахъ по распоряженію Солона. О томъ, что Этруски вели торговлю съ Карѳагенянами, въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ эти два народа вступили между собою въ союзъ, также было упомянуто ранѣе; замѣчательно, что въ Цере, въ самыхъ древнихъ гробницахъ находятся, кромѣ туземной бронзовой и серебряной утвари, преимущественно восточныя произведенія, которыя, конечно могли быть привозимы греческими торговцами, но, вѣроятнѣе, доставлялись Финикіянами. Впрочемъ, этой торговлѣ съ Финикіянами не слѣдуетъ придавать слишкомъ большаго значенія и въ особенности не слѣдуетъ позабывать, что какъ азбука, такъ и другія улучшенія въ мѣстной культурѣ были занесены въ Этрурію Греками, а не Финикіянами. — Совершенно другое направленіе приняла латинская торговля. Хотя намъ рѣдко представляется случай сравнивать, какъ усвоивались эллинскіе элементы Римлянами и какъ оне усвоивались Этрусками, однако всякій разъ, какъ такое сравненіе возможно, оно доказываетъ, что эти два народа были совершенно независимы одинъ отъ другаго. Всего яснѣе это видно на азбукѣ; греческая азбука, которую Этруски получили отъ халкидско-дорическихъ колоній, основанныхъ въ Сициліи или въ Кампаніи, имѣетъ нѣкоторыя существенныя отличія, отъ той, которую оттуда-же получили Латины; стало-быть, хотя эти два народа и черпали изъ одного и того-же источника, но въ разное время и изъ разныхъ мѣстъ. То-же замѣтно и на отдѣльныхъ словахъ: и въ римскомъ Pollux и въ тускскомъ Pultuke мы находимъ самостоятельное извращеніе греческаго Polydeukes; тускскій Utuze или Uthuze произошолъ отъ Odysseus; римскій Ulixes въ точности воспроизводитъ употребительную въ Сициліи форму этого имени; точно такъ и тускскій Aivas соотвѣтствуетъ древне-греческой формѣ этого имени, а римскій Aiax — производной и конечно также сицилійской формѣ; римскій Aperta или Apello и самнитскій Appellun произошли отъ дорическаго Apellon, а тускскій Apulu отъ Apollon. Такимъ образомъ и языкъ и письменность Лаціума свидѣтельствуютъ исключительно о томъ, что латинская торговля велась съ Куманцами и съ Сицилійцами; къ тому-же заключенію приводятъ насъ и всѣ другіе слѣды, уцѣлѣвшіе отъ той отдаленной эпохи, какъ-то: найденная въ Лаціумѣ монета изъ Посейдоніи; то, что Римляне, въ случаѣ неурожая, закупали хлѣбъ у Вольсковъ, у Куманцевъ, у Сицилійцевъ и, конечно, само собой разумѣется, также у [199]Этрусковъ, а главнымъ образомъ связь латинской денежной системы съ сицилійской. Какъ мѣстное дорійско-халкидское названіе серебряной монеты νόμος и сицилійская мѣра ἡμίνα перешли въ Лаціумъ съ тѣмъ-же значеніемъ въ видѣ nummus и hemina, такъ наоборотъ и италійскія названія вѣса libra, triens, quadrans, sextans, uncia, образовавшіяся въ Лаціумѣ для измѣренія количества мѣди, замѣнявшей деньги, вошли еще въ третьемъ столѣтіи отъ осн. Рима въ Сициліи въ общее употребленіе въ искаженныхъ выраженіяхъ λίτρα, τετρᾶς, τριᾶς, ἐξᾶς, οὐγϰία. Даже можно сказать, что изъ всѣхъ греческихъ системъ монеты и вѣса только одна сицилійская была приведена въ опредѣленное соотношеніе съ италійской мѣдной системой, такъ какъ не только была установлена условная, а, можетъ быть, и легальная цѣнность серебра, превышавшая въ двѣсти пятьдесятъ разъ цѣнность мѣди, но даже съ давнихъ поръ чеканилась въ Сиракузахъ въ этой пропорціи серебряная монета (λίτρα ἀργυρίου, то-есть «фунтъ мѣди на серебро»), соотвѣтствовавшая сицилійскому фунту мѣди (1/120 аттическаго таланта, 2/8 римскаго фунта). Поэтому не подлежитъ сомнѣнію, что италійскіе слитки мѣди принимались и въ Сициліи вмѣсто денегъ, а этотъ фактъ вполнѣ согласуется съ тѣмъ, что торговля Латиновъ съ Сициліей была пассивная, вслѣдствіе чего латинскія деньги уходили въ Сицилію. О нѣкоторыхъ другихъ доказательствахъ древнихъ торговыхъ сношеній между Сициліей и Италіей, а именно о перешедшихъ въ сицилійскій діалектъ италійскихъ названіяхъ торговой ссуды, тюрьмы и блюда и наоборотъ о сицилійскихъ выраженіяхъ, перешедшихъ въ Италію, уже было говорено ранѣе (стр. 154, 196). О древнихъ торговыхъ сношеніяхъ Латиновъ съ халкидскими городами нижней Италіи — Кумами и Неаполемъ и съ Фокейцами въ Элеѣ и въ Массаліи также встрѣчаются нѣкоторыя отрывочныя, хотя и менѣе точныя, указанія. Но что эти сношенія были гораздо менѣе обширны, чѣмъ сношенія съ Сицилійцами, видно изъ того хорошо-извѣстнаго факта, что всѣ издревле проникшія въ Лаціумъ греческія слова (достаточно указать на слова Aesculapius, Latona, Aperta, machina) имѣли дорійскую форму. Если-бы торговля съ такими искони-іонійскими городами, какими были Кумы (стр. 134) и фокейскія колоніи, стояла хотя приблизительно на одномъ уровнѣ съ торговлей, которая велась съ сицилійскими Дорянами, то іонійскія формы заимствованныхъ словъ появились-бы по меньшей мѣрѣ рядомъ съ дорійскими; впрочемъ доризмъ рано проникъ и въ эти іоническія колоніи, такъ что ихъ діалектъ во многомъ измѣнился. И такъ все свидѣтельствуетъ объ оживленныхъ торговыхъ сношеніяхъ Латиновъ вообще съ посѣщавшими западное море Греками и въ особенности съ тѣми, которые поселились въ Сициліи, между тѣмъ какъ едва-ли можно [200]утверждать, что существовали непосредственныя торговыя сношенія съ азіатскими Финикіянами, а торговля съ Финикіянами, поселившимися въ Африкѣ, — какъ это ясно доказываютъ письменные и другіе памятники, — имѣла лишь второстепенное вліяніе на культуру Лаціума; это видно всего лучше изъ того, что — за исключеніемъ нѣсколькихъ мѣстныхъ названій — мы не находимъ въ языкѣ Латиновъ никакихъ указаній на ихъ старинныя сношенія съ народами, говорившими на арамейскихъ нарѣчіяхъ[11]. — Если-же мы спросимъ, какъ преимущественно велась эта торговля — италійскими купцами въ чужихъ краяхъ или иноземными купцами въ Италіи, то первое предположеніе будетъ самымъ правдоподобнымъ по меньшей мѣрѣ относительно Лаціума: едва-ли можно допустить, чтобъ латинскія названія замѣнявшаго деньги металла и торговой ссуды могли войти у жителей сицилійскаго острова въ общее употребленіе только вслѣдствіе того, что сицилійскіе торговцы посѣщали Остію и обмѣнивали свои галантерейные товары на мѣдь. — Наконецъ, что касается лицъ и сословій, занимавшихся въ Италіи этой торговлей, то въ Римѣ не образовалось никакого высшаго купеческаго сословія, которое стояло-бы особнякомъ отъ землевладѣльцевъ. Причиной этого страннаго явленія было то, что оптовая торговля Лаціума искони находилась въ рукахъ крупныхъ землевладѣльцевъ, — а этотъ фактъ вовсе не такъ удивителенъ, какъ кажется съ перваго взгляда. Что крупный землевладѣлецъ, получавшій отъ своихъ арендаторовъ плату сельскими продуктами и жившій въ странѣ, по которой протекало нѣсколько судоходныхъ рѣкъ, рано обзавелся барками, совершенно естественно и несомнѣнно доказано; поэтому заморская торговля [201]должна была попасть въ руки землевладѣльца уже потому, что онъ одинъ имѣлъ въ земныхъ продуктахъ товары для вывоза и одинъ имѣлъ суда для перевозки товаровъ. Дѣйствительно, древнимъ Римлянамъ вовсе не было знакомо различіе между земской аристократіей и денежной, такъ какъ крупные землевладѣльцы всегда были вмѣстѣ съ тѣмъ спекуляторами и капиталистами. Такое соединеніе двухъ различныхъ видовъ дѣятельности, конечно, не могло-бы долго существовать при болѣе обширной торговлѣ; но, — какъ уже видно изъ всего ранѣе сказаннаго, — торговое значеніе Рима опредѣлялось тѣмъ, что въ немъ сосредоточивалась торговля всей латинской земли, но онъ не былъ настоящимъ торговымъ городомъ, какъ Цере или какъ Тарентъ, а былъ и оставался центромъ земледѣльческой общины.

Примѣчанія.

  1. ↑ Въ Италіи едва-ли когда-нибудь существовало встрѣчающееся въ германскомъ сельскомъ хозяйствѣ обыкновеніе соединять общественную обработку земли съ ея раздѣленіемъ между собственніками. Если-бы и въ Италіи, какъ въ Германіи, каждый хозяинъ считался собственникомъ особаго участка въ каждой хозяйственно-самостоятельной части общаго владѣнія, то возникшее впослѣдствіи домоводство отдѣльныхъ хозяевъ, конечно, началось-бы съ раздробленныхъ запашекъ. Но на дѣлѣ было почти совершенно противное; индивидуальныя названія римскихъ пахотныхъ участковъ (fundus Cornelianus) ясно доказываютъ, что древнѣйшее римское индивидуальное землевладѣніе было фактически замкнутымъ.
  2. ↑ Цицеронъ [De Rep. 2, 9, 14; сравн. Плутарха Quaest. Rom. 15] говоритъ: Tum [то есть во времена Ромула] erat res in pecore et locorum possessionibus, ex quo pecuniosi et locupletes vocabantur, — [Numa] primum agros, quos bello Romulus ceperat, divisit viritim civibus. По словамъ Діонисія, Ромулъ раздѣлилъ землю на тридцать куріальныхъ округовъ, а Нума приказалъ поставитъ межевые камни и учредилъ праздникъ Терминалій [1, 7. 2, 74; отсюда заимствовалъ свои свѣдѣнія Плутархъ въ жизнеописаніи Нумы 16].
  3. ↑ Такъ какъ это мнѣніе до сихъ поръ еще встрѣчаетъ возраженія, то пусть говорятъ вмѣсто насъ цифры. Римскіе хозяева въ послѣднія времена республіки и во времена имперіи считали, что для засѣва одного югера нужно среднимъ числомъ 5 римскихъ шеффелей пшеницы и ожидали урожая самъ-пятъ; поэтому, участокъ [heredium], — даже если не вычитать изъ него пространство подъ домомъ и подъ дворомъ, если считать его весь за пахатную землю и не принимать въ разсчетъ тѣхъ годовъ, когда земля остается подъ паромъ — дастъ доходъ въ 50 шеффелей, а за вычетомъ отсюда того, что было употреблено на посѣвъ, 40 шеффелей. Катонъ [с. 56] полагалъ, что на прокормленіе взрослаго, усиленно работающаго раба нужно 51 шеффель пшеницы. Поэтому каждый въ состояніи самъ отвѣтить на вопросъ, могло-ли римское семейство жить доходомъ съ гередія. Попытки доказать противное основывались на томъ, что свободный земледѣлецъ болѣе древнихъ временъ не питался такъ-же, какъ въ болѣе позднюю пору рабъ, почти исключительно хлѣбомъ, и что урожай самъ-пятъ слишкомъ малъ для древнихъ временъ; и то и другое вѣрно, но и то и другое имѣетъ извѣстные предѣлы. Конечно, говоря о самыхъ древнихъ временахъ, слѣдуетъ принимать въ разсчетъ и побочные продукты, которые можно было получать и отъ пахатной земли и отъ общинныхъ пастбищъ, какъ-то винныя ягоды, овощи, молоко, мясо [благодаря очень обширному въ древности свиноводству] и т. д.; но древнее римское пастбищное хозяйство хотя и не было ничтожнымъ, однако имѣло второстепенное значеніе и главной пищей для народа, какъ извѣстно, служилъ хлѣбъ. Далѣе, если и можно допустить, что древнее хлѣбопашество давало болѣе значительную прибыль, въ особенности если считать валовой доходъ [а въ томъ нѣтъ сомнѣнія, что земледѣльцы того времени получали болѣе дохода, чѣмъ плантаторы позднѣйшихъ временъ республики и временъ имперіи, стр. 34], то и здѣсь надо знать мѣру, такъ какъ рѣчь идетъ о среднемъ доходѣ и о такомъ хозяйствѣ, которое не было раціональнымъ и не велось съ крупными капиталами. Самое большее, что̀ можно допустить — урожай самъ-десятъ, но и это будетъ недостаточно. Огромный дефицитъ, который оказывается, даже послѣ такого предположенія, при сравненіи дохода съ гередія и потребностей семьи, никакъ не можетъ быть покрытъ улучшенной обработкой земли. Всѣ возраженія были-бы убѣдительны только въ томъ случаѣ, если-бы было доказано на основаніи раціональнаго сельско-хозяйственнаго разсчета, что среди населенія, питающагося преимущественно растительной пищей, доходъ съ участка въ 2 моргена вообще достаточенъ для прокормленія цѣлаго семейства. — Кромѣ того говорятъ, что даже въ историческую эпоху основывались колоніи съ полевыми надѣлами въ два моргена; но единственный примѣръ такого рода [Ливій, 4, 47] — основанная въ 336 году колонія Лабики — конечно не будетъ отнесенъ такими учеными, съ которыми сто́итъ труда ссылаться на аргументы, къ числу преданій, заслуживающихъ довѣрія въ своихъ историческихъ подробностяхъ, и кромѣ того возбуждаетъ другія очень серьозныя сомнѣнія [книга 2, гл. 5, прим.]. Во всякомъ случаѣ достовѣрно то, что при неколоніальномъ отводѣ земель для всего гражданства [adsignatio viritana], нерѣдко приходилось на каждаго лишь по нѣскольку моргеновъ [такъ напр. Лив. 8, 11. 21]; но это не дѣлалось съ намѣреніемъ создать новыя крестьянскія хозяйства, а обыкновенно прибавлялись къ существующимъ хозяйствамъ новыя доли изъ завоеванной территоріи [сравн. Corp. Inscr. Lat. Моммсена, I, стр. 88]. Во всякомъ случаѣ, какое-бы то ни было иное предположеніе болѣе основательно, чѣмъ та гипотеза, стоящая едва-ли не на одномъ уровнѣ съ упоминаемыми въ евангеліи пятью хлѣбами и двумя рыбами. Римскіе поселяне были вовсе не такъ умѣренны въ своихъ требованіяхъ, какъ ихъ исторіографы; они находили, какъ уже было нами замѣчено [стр. 94], что семья не можетъ прокормиться даже доходомъ съ земельнаго участка въ 7 моргеновъ, то есть 140 римскими шеффелями пшеницы.
  4. ↑ Новѣйшая, но едва-ли послѣдняя, попытка доказать, что семья латинскаго земледѣльца могла жить доходомъ съ двухъ югеровъ земли, основана главнымъ образомъ на томъ, что по словамъ Варрона [De re rust. 1, 44, 1], на засѣвъ одного моргена нужно было 5 шеффелей пшеницы, а полбы 10 шеффелей; соразмѣрно съ такимъ засѣвомъ высчитывали урожай и приходили къ заключенію, что воздѣлываніе полбы если не вдвое, то во всякомъ случаѣ несравненно прибыльнѣе, чѣмъ воздѣлываніе пшеницы. Но на дѣлѣ оказывается противное: болѣе высокій размѣръ посѣва и сбора объясняется просто тѣмъ, что Римляне запасали и сѣяли пшеницу вылущенную, а полбу въ шелухѣ [Плиній, Hist. Nat. 18, 7, 61], которая не отдѣлялась отъ зерна молотьбой. По той-же причинѣ полба и въ настоящее время сѣется въ двойномъ количествѣ противъ пшеницы и даетъ по числу шеффелей вдвое большій доходъ, но послѣ очистки зерна отъ шелухи — меньшій. По виртенбергскимъ даннымъ, которыя сообщилъ мнѣ Г. Ганссенъ, среднимъ количествомъ сбора съ виртембергскаго моргена считается: пшеницы [при посѣвѣ отъ ¼—½ шеффеля] три шеффеля среднимъ вѣсомъ по 275 фун. [-825 фунтовъ], полбы [при посѣвѣ отъ ½—1½ шеффеля] по меньшей мѣрѣ 7 шеффелей среднимъ вѣсомъ въ 150 фунт. [-1050 фунт.]; эти семь шеффелей, послѣ очищенія зерна отъ шелухи, сводятся приблизительно къ четыремъ. Стало быть полба даетъ въ неочищенномъ видѣ вдвое болѣе дохода чѣмъ пшеница, а при одинаково хорошей почвѣ едва-ли не втрое, но по относительному вѣсу даетъ до вылущенія зерна немного болѣе, а послѣ вылущенія [въ видѣ зерна] менѣе половины. Не по ошибкѣ, какъ это утверждали, былъ сдѣланъ вышеозначенный расчетъ на пшеницу, а потому что при расчетахъ этого рода слѣдуетъ исходить изъ удостовѣренныхъ преданіями однородныхъ данныхъ; онъ былъ сдѣланъ потому, что если его перевести на полбу, онъ даетъ почти то-же самое, а доходъ скорѣе уменьшается, нежели увеличивается. Полба менѣе требовательна въ томъ, что касается почвы и климата и подвергается меньшимъ опасностямъ, чѣмъ пшеница; но эта послѣдняя въ общемъ итогѣ, — въ особенности если принять въ расчетъ немалую стоимость вылущиванія, — даетъ болѣе значительный чистый доходъ [по средней пятидесятилѣтней сложности, въ Франкенталѣ, въ Рейнской Баваріи, мальтеръ пшеницы стоитъ 11 гульд. 3 крейц., а мальтеръ полбы 4 гульд. 30 крейц.]; а такъ-какъ въ южной Германіи, повсюду, гдѣ это дозволяетъ почва, пшеница предпочитается и вообще при улучшенномъ воздѣлываніи земли обыкновенно вытѣсняетъ полбу, то не подлежитъ сомнѣнію, что точно такой-же переходъ въ италійскомъ сельскомъ хозяйствѣ отъ воздѣлыванія полбы къ воздѣлыванію пшеницы былъ несомнѣннымъ прогрессомъ.
  5. ↑ Oleum, oliva произошли отъ ἔλαιον, ἔλαια amurca [масляная гуща] — отъ άμόργη.
  6. ↑ Однако преданіе ничего не говоритъ намъ о томъ, что смоковница, стоявшая противъ храма Сатурна, была срублена въ 260 году [Плин. 15, 18, 77]; цифра CCLX отсутствуетъ во всѣхъ хорошихъ манускриптахъ, а въ остальныхъ была вставлена, безъ сомнѣнія, по указанію Ливія, 2, 21.
  7. ↑ Законная сравнительная стоимость барановъ и быковъ 6ыла установлена, какъ извѣстно, тогда, когда пеня скотомъ была превращена въ денежную и цѣна барана была опредѣлена въ десять ассовъ, а цѣна быка въ сто ассовъ. [Фестъ, слово peculatus, стр. 237; сравн. стр. 34. 144. Геллій, 11, 1. Плутархъ, Poplicola 11]. Подобнымъ-же образомъ и исландское законодательство установляетъ цѣну коровы въ двѣнадцать барановъ; разница въ томъ, что здѣсь, какъ и въ германскомъ законодательствѣ, двѣнадцатичная система замѣнила болѣе древнюю десятичную. — Что названіе скота какъ у Латиновъ [pecunia], такъ и у Германцевъ [англійское fee], перешло въ названіе денегъ, хорошо извѣстно.
  8. ↑ Недавно былъ найденъ въ Пренестѣ кувшинъ съ финикійскою надписью и съ надписью изъ іероглифовъ [Mon. dell’ Inst. X, табл. 32]; онъ ясно доказываетъ, что всѣ египетскія произведенія доставлялись въ Италію чрезъ посредство Финікіянъ.
  9. ↑ Velum [парусъ] безспорно латинскаго происхожденія; такого-же происхожденія и слово malus [мачта] тѣмъ болѣе потому, что оно означаетъ не только мачту, но и вообще дерево; к слово antenna [рей], можетъ быть, происходитъ отъ άνά [anhelare, antestari] и tendere — supertensa. Напротивъ того, отъ греческаго происходятъ слова: gubernare [править] κυβερνᾶ, ancora [якорь] ᾶγκυρα, prora [передняя часть корабля] πρῶра, aplustre [задняя часть корабля] άφλαστον, anquina [веревка, удерживающая реи] άγκοινα, nausea [морская болѣзнь] — ναυσια]. Древніе четыре вѣтра: aquilo, орлиный вѣтеръ, сѣверовосточная Tramontana; volturnus [неяснаго происхожденія, быть можетъ коршуновый вѣтеръ] юго-восточный; auster, изсушающій юго-западный вѣтеръ, или scirocco; favonius, благоприятный сѣверо-западный вѣтеръ, дующій съ Тирренскаго моря, — носятъ туземныя названія, не имѣющія соотношенія съ мореплаваніемъ; но всѣ другія латинскія названія вѣтровъ греческаго происхожденія [какъ напр. eurus, notus] или переводы съ греческаго языка [наприм. solanus — ἐπηλιωης, Africus = λιψ].
  10. ↑ Марки или дощечки стали употребляться прежде всего во время лагерной службы, ξυλήϕια ϰατἀ ϕυλαϰὴν βραχέα τελέως ἔχοντα χαραϰτῆρα [Полибій, 6, 35, 7]; отъ четырехъ vigiliae [въ лагерѣ ночь раздѣлялась на четыре стражи] главнымъ образомъ ведутъ свое названіе марки. Раздѣленіе ночи на четыре стражи столько-же греческое, какъ и римское обыкновеніе; очень можетъ быть, что военное искуство Грековъ имѣло, чрезъ посредство Пирра [Ливій, 35, 14], вліяніе на организацію сторожевой службы въ римскомъ лагерѣ. То, что̀ употреблена не дорійская форма слова, доказываетъ сравнительно позднее заимствованіе этого слова.
  11. ↑ За исключеніемъ словъ Sarranus, Afer и другихъ мѣстныхъ названій [стр. 142], въ латинскомъ языкѣ, какъ кажется, нѣтъ ни одного слова, которое было заимствовано въ древнія времена непосредственно изъ финикійскаго языка. Встрѣчающіяся въ немъ въ очень небольшомъ числѣ слова, которыя происходятъ отъ финикійскихъ корней, какъ напримѣръ arrabo или arra и пожалуй также murra, nardus и нѣкоторыя другія, очевидно, заимствованы изъ греческаго языка, который представляетъ въ этихъ заимствованныхъ съ востока словахъ многочисленныя доказательства очень древнихъ торговыхъ сношеній Грековъ съ Арамейцами. Нѣтъ возможности допустить, чтобъ слова έλέϕας и ebur образовались самостоятельно одно отъ другаго по одному и тому-же финикійскому образцу съ присовокупленіемъ члена или безъ него, — потому что въ языкѣ Финикіянъ членомъ былъ ha и этотъ членъ не имѣлъ такого употребленія; сверхъ того, до сихъ поръ еще не отыскано коренное восточное слово. То-же самое можно сказать о загадочномъ словѣ thesaurus; все равно, было-ли оно первоначально греческимъ или было заимствовано Греками изъ финикійскаго или изъ персидскаго языка, латинскій языкъ, во всякомъ случаѣ, заимствовалъ его отъ Грековъ, что доказывается уже удержаніемъ въ немъ придыханія [стр. 177].
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Римская_История._Том_1_(Моммзен,_Неведомский_1887)/Книга_1/Глава_XIII/ДО&oldid=907676