Г. Каченовскiй въ No IX. и X. Ученыхъ записокъ Московскаго Императорскаго Университета на 1835 годъ напечаталъ о кожаныхъ деньгахъ трактатъ, которой составленъ изъ статей Вѣстника Европы, помѣщенныхъ въ немъ тѣмъ же Авторомъ въ 1827 и 1828 годахъ.
Въ свое время разбирали мы оныя статьи порознь;[1] по тойже самой причинѣ обозрѣваемъ ихъ въ полномъ трактатѣ тѣмъ паче, что журнальныя статьи представлены нынѣ Авторомъ въ другомъ расположеніи, со всѣми любопытными дополненіями и примечаніями.
1.) На стр. 334. трактата Авторъ увѣдомляетъ, что мы, „разумѣется Россіяне, не имѣемъ еще полной критически написанной Исторіи.
Пусть извинитъ насъ почтенный Авторъ; мы этому не повѣримъ. Относительно предметовъ, въ разбираемомъ нами трактатѣ находящихся, въ Исторіи Государства Россійскаго мы имѣемъ полную критически написанную Исторію. Хотя въ заглавіи Критическою она не названа; но цѣлая половина ея состоящая изъ разбора разныхъ памятниковъ и чисто изъ Исторической Критики даетъ ей полное право на сіе названіе.
2.) На стр. 334 и 335 Авторъ самъ себя вопрошаетъ: какой дадимъ отвѣтъ судьѣ неумытному„ „когда онъ потребуетъ отчета: отдѣлялиль мы показанія дѣеписателей о современныхъ произшествіяхъ отъ позднѣйшихъ перепищиковъ, пользовались ли мы пособіями Дипломатики при очищеніи достовѣрныхъ документовъ отъ подлоговъ, соображалиль извѣстія о внутреннихъ произшествіяхъ Россіи съ вышедшими изъ горнила Критическаго внѣшними извѣстіями о всемірныхъ произшествіяхъ, старались ли мы обнаружить Хронологическія тайны Рускихъ Лѣтописей, знаемъ ли происхожденіе монетъ своихъ, ценность ихъ, отношенія, качество, хорошо ли знаемъ даже самыя ихъ названія?“
Не знаемъ, что Авторъ трактата скажетъ лично за себя; а Россійскіе Историки безъ малѣйшаго самохвальства, но смѣло и съ приличнымъ самосознаніемъ отвѣчать могутъ, что ими и паче въ Исторіи Государства Россійскаго всѣ вышеописанныя требования исполнены столькожъ, а во многомъ гораздо болѣе, нежели во многихъ другихъ Европейскихъ Государствахъ.
3.) На стр. 335. Автору кажется весьма нетруднымъ доказать, что „извѣстія баснословныя повторяемъ мы охотно, извѣстія ничтожныя о произшествіяхъ, не имѣющихъ связи ни съ предъидущимъ, ни съ послѣдующимъ, съ важностію передаемъ въ своихъ Исторіяхъ, иногда слѣпо вѣримъ Хартіямъ XIV вѣка, даже гораздо позднѣйшимъ, симъ хранилищамъ современныхъ вымысловъ, и основываясь на ихъ свидетельствѣ единственно расказываемъ о важныхъ и неважныхъ, ни чѣмъ другимъ неподкрѣпленныхъ событіяхъ вѣка XII и XI и даже X и IX.“
Это иногда случалось, такъ какъ и во всѣхъ другихъ Европейскихъ Государствахъ, и паче съ XVI столѣтія, когда по замѣчаніямъ Шлецера, начали попадаться Россіянамъ Польскія, безстыдными вымыслами наполненныя книжонки; но со времени Болтина, Шлецера и Карамзина сей упрекъ Россіянамъ болѣе не принадлежитъ: въ Исторіи Государства Россійскаго строго отдѣлено все историческое отъ баснословнаго, все прагматическое отъ Романтическаго. Можно иногда съ усиліемъ отыскать ошибки маловажныя; но кто и гдѣ безъ ошибокъ?
4) На стр. 336. Автору ни почему не видно, говоритъ онъ, „чтобы Дипломатика считалась у насъ пособіемъ необходимымъ для отличенія подложныхъ документовъ отъ достовѣрныхъ.“
Ни почему не видно, что это говоритъ Авторъ, живущій въ Россіи и понимающій смыслъ слова: Дипломатика; на чтоже Авторъ Исторіи Государства Россійскаго собиралъ изъ всѣхъ Библіотекъ и музеевъ, Рускихъ и Иностранныхъ, Восточныхъ и Западныхъ печатныя и писменныя собранія трактатовъ, актовъ и памятниковъ, надъ чѣмъ томилось, или вяло, какъ онъ признается, его воображеніе, начто у насъ напечатаны и печатаются огромныя собранія древнихъ грамотъ и памятниковъ? Эта историческая необходимость хорошо была извѣстна еще Князю Щербатову, которого историческія томы отягчены прибавленіями разныхъ Дипломатическихъ актовъ. Самимъ Авторомъ замѣченная на стр. 336 перепечатка Смоленскаго договора съ Ригою была требованіемъ только Дипломатики[2].
5) На стр. 337. Авторъ продолжаетъ: „Скандинавія IX, X, и XI столѣтія, еще сокрытая во мглѣ темныхъ преданій, служитъ для насъ сокровищницею произшествій историческихъ, удивительныхъ своими подробностями, и слыветъ колыбелью нашего законодательства, а позднія сказанія баснописцевъ Исландскихъ, заимствовавшихъ многія идеи отъ Англовъ, Франковъ и совершенно чуждыхъ Новгороду и Кіеву, мы принимаемъ въ рядъ источниковъ нашей Исторіи.„
Такъ думалъ, писалъ и другихъ хотѣлъ въ томъ увѣрить, не далѣе какъ съ годъ назадъ, извѣстный своими фантазіями, б. Брамбеусъ; между тѣмъ у Россійскихъ историковъ Исландскія сказки почитались просто дѣтскою забавою, и выписывались иногда только для показанія ихъ нелѣпостей, и почему же всѣ историки Рускіе за Брамбеуса должны давать отвѣты судьѣ неумолимому? это кажется неправосудно!
6) На стр. 338 Авторъ далѣе упрекаетъ,[3] что до сихъ поръ мы еще не вникнули и не позаботились объяснить важнаго явленія въ Исторіи, т. е. что въ Лѣтописяхъ нашихъ годъ начинается съ Марта, какъ у западныхъ, а не съ Сентября, какъ у Грековъ, и что во многихъ документахъ Лѣтосчисленіе показывается отъ Рождества Христова, а не отъ сотворенія Міра.»
Началомъ лѣтъ съ Марта мѣсяца въ древнихъ Россійскихъ Лѣтописяхъ употребленнымъ, Авторъ трактата хочетъ подтвердить свое мнѣніе, будтобы тѣ Лѣтописи не могли быть сочинены прежде XIV столѣтія или прежде Уніи потому, какъ онъ думаетъ, что естлибы тѣ Лѣтописи сочинены были прежде XIV столѣтія, то бы годы въ нихъ по обыкновенію Византійскаго Духовенства, начинались съ Сентября мѣсяца; но еслибы Авторъ трактата читалъ Рускія Лѣтописи съ такимъ же безпристрастіемъ и вниманіемъ, съ какими разсматриваютъ ихъ Рускіе Историки, то самъ онъ скорѣе всѣхъ увидѣлъ бы свою ошибку. Западное Духовенство временъ Уніи начинало и до нынѣ начинаетъ годы съ Генваря мѣсяца, а въ древнихъ Рускихъ Лѣтописяхъ начинались оные съ Марта точно такъ, какъ было при Карлѣ Великомъ и его преемникахъ,[4] слѣдственно сіе обыкновеніе въ Россіи принято не отъ Уніатскаго Духовенства, но принесено Варягами Русью еще въ IX столѣтіи, а въ XIV уже запрещено Соборнымъ постановленіемъ, послѣ котораго позднѣйшіе продолжители древнихъ Лѣтописей ставили или начинали годы уже съ Сентября мѣсяца. Такимъ образомъ начинаніе лѣтъ съ Марта мѣсяца не только не подвергаетъ древнихъ Рускихъ Лѣтописей сомнѣнію и не относитъ ихъ къ XIV столѣтію, но принадлежитъ къ самымъ неоспоримымъ доказательствамъ, что они составлены точно или въ XI или въ началѣ XII вѣка. Что принадлежитъ до древнихъ документовъ въ коихъ по увѣренію Автора означено будтобы лѣтосчисленіе отъ Рождества Христова, а не отъ сотворенія Міра; то пусть Авторъ укажетъ тѣ документы по именно, а мы надѣемся представить ему также удовлетворительныя изъясненія.
Все это относится къ предисловію трактата, которое Авторъ украсилъ еще любопытнѣйшимъ слѣдующимъ примѣчаніемъ.
7) На стр. 337 говоритъ онъ: „обычай щитать мягкую рухлядь четыредесятками или сорока́ми, какъ Нѣмцы циммерами (комнатами) безъ сомнѣнія принятъ отъ послѣднихъ т. е. Нѣмцовъ, следственно не въ первой половинѣ XII вѣка.„
Щиталиль Нѣмцы мягкую рухлядь циммерами или комнатами, мы не знаемъ; но въ Россіи у простаго народа щитаются сорока́ми и деньги: наприм. Вмѣсто 1 рубля и 20 копѣекъ говорятъ: 40 алтынъ; а Московское Духовное начальство съ недовѣдомыхъ временъ и оффиціально, т. е. по книгамъ и вѣдомостямъ сорока́ми щитаетъ Московскія церкви, наприм. сорокъ Китайскій, сорокъ Пречистенскій, сорокъ Никитскій, сорокъ Срѣтенскій, сорокъ Ивановскій, сорокъ Замоскворецкій; см. книжку подъ назв. Роспис Московскихъ церквей 1778 года Москва. И мы утвердительно можемъ сказать, что Московская Іерархія щетъ церквей сорока́ми не могла заимствовать отъ Нѣмецкой мягкой рухляди.
8) Въ Исторіи Гос. Россійскаго т. 1, стр. 247. напечатано: Славяне Россійскіе цѣнили сперва вещи не монетами, а шкурами звѣрей: куницъ, белокъ—слово куны значило деньги. Скоро неудобность носить съ собою цѣлыя шкуры для купли подала мысль: замѣнить ихъ мордками и другими лоскутками куньими и бѣльими[5] какъ то пространно изъяснено въ примѣчаніи 524 — Авторъ трактата на стр. 16 X-й книжки выписавъ сіе мѣсто слово въ слово на стр. 338 извиняется, что „Нумизматика наша съ младенческою неопытностью высыпала тучу кожаныхъ лоскутковъ, омрачила ими атмосферу исторіи и закрыла нѣкоторыя свѣтлыя точки въ писменныхъ памятникахъ нашихъ, что басня о кожаныхъ деньгахъ, якобы Государьственной монетѣ, съ давнихъ временъ владѣла умами писателей и чужихъ и нашихъ, и мы въ слѣдъ за ними, точно какъ бы околдованные какимъ ни удь безжалостнымъ чародѣемъ, толковали о кожаныхъ лоскуткахъ, о бѣльихъ лобкахъ, о куньихъ мордкахъ. Къ щастію не кому было шутить надъ нами.„
Естли по извѣстіямъ самимъ Авторомъ трактата приводимымъ на стр. 340. 357. бѣльи лобки, куньи мордки и другіе лоскутки, употреблявшіеся у древнихъ Россіянъ и другихъ народовъ вмѣсто денегъ, упоминаются въ Лѣтописяхъ, въ граматахъ и даже Указахъ, то кто и какое право имѣлъ шутить надъ ними, естли не хотѣлъ быть самъ всеобщимъ посмѣшищемъ? Мы будемъ разсуждать объ этом со всею скромностію.
9) На стр 339 Авторъ продолжаетъ: „еще два шага впередъ и справка съ Дюканжемъ, съ Нарушевичемъ и Чацкимъ, внимательный взглядъ на ходъ монетной системы въ средніе вѣки, нѣсколько соображеній и мы давно уже находились бы внѣ очарованнаго круга.„
Историки Рускіе съ Дюканжемъ справлялись, Нарушевича читали, съ Чацкимъ бесѣдовали, но мнѣній послѣднихъ двухъ не приняли вероятно потому, что оные два такъ какъ и самъ Авторъ трактата, понимали Дюканжа неправильно, особливо послѣдняго ошибка оказывается изъ нижеслѣдующаго.
10) На той же 339 стр. Авторъ думая доказать, что древніе Россіяне употребляли вмѣсто размѣнной монеты не кожаные лоскутки, но металлическіе обрѣзки, (рѣзань), упоминаетъ о брактеатахъ[6] повсюду въ Европѣ „употребительныхъ въ средніе вѣки, и конечно извѣстныхъ всѣмъ Нумизматамъ нашимъ, прибавляетъ за новость, что въ Лѣтописи Кіевской (XIII стол., въ которомъ по мнѣнію его въ Россіи Лѣтописей еще небывало) не одинъ разъ упоминается о бретіяницахъ: бѣже ту готовизнины много въ бретіяницахъ, далѣе и скотницы и бретіаницы.[7] Еще далѣе на стр. 29 Авторъ увѣряетъ, что онъ въ нумизматическихъ книгахъ съ шилингами и фенингами видѣлъ даже изображенія брактеатовъ.„
Употреблялись ли въ Европѣ брактеаты въ смыслѣ обрѣзковъ или обломковъ монетныхъ и денежныхъ, мы не знаемъ; но естли бретіяницы, въ Рускихъ лѣтописяхъ упоминаемыя, были тоже, что Европейскія брактеаты, то рѣшительно утверждаемъ, что они имѣли значеніе совсѣмъ другое. Какоеже? по совѣту Автора трактата справляемся съ Словарями и находимъ Bractea seu brattea, ita enim saepius reperitur in libris scriptum, ἀπό τε βρεχειν, i. e. linere, illinere, dicta est. Latine Bractea tenue auri folium, quo linebantur olim pedes lectorum, camerae et alia.—Aurum per uarios Bractearum: filorum, quibus vestes intexebantur, et liquationum, auro enim liquato deaurabantur pelles et vasa, usus perit.—Coronis Claudius Pulcher primus bracteas dedit; in corona nihil non esset aureum, aut deauratum et caet. то есть брактеа или браттеа какъ чаще въ книгахъ употребляется, слово произошло отъ Греческаго: ἀπό τε βρέχειν, мазать, намазывать. На Латинскомъ языкѣ брактеаты значатъ тонкіе листки золота, которыми украшались ножки кроватей, комнатъ, и проч,—золото выходитъ на употребленіе разныхъ брактеевъ: нитокъ, кои вплетались въ платья, и въ плавку, ибо плавленымъ золотомъ покрывались шатры и сосуды—Клавдій (Красивый) первый къ вѣнцамъ употребилъ брактеи, ибо въ вѣнцахъ тогдашнихъ ничего не оставалось не позолоченаго или не золотаго, и пр. По сему мы думаемъ, что въ Рускихъ лѣтописяхъ XIII вѣка подъ названіемъ бретіяницъ разумѣлись не обрѣзки или обломки монетные; но золотыя и позолоченыя вещи, златотканныя одежды и другія украшенія, называвшіяся на древнемъ Рускомъ нарѣчіи дорогимъ узорочьемъ, которыя въ Нумизматическихъ книгахъ между монетами не изображались. Для опытныхъ читателей эта ошибка ничего не значить; но чѣмъ Наставникъ заплатитъ Юношеству, которое столь грубую ошибку принявъ, какъ наставленіе мудрое, разнесло по домамъ родителей; а для насъ и того важнѣе, что на сей ошибкѣ основанъ весь трактатъ, нами разбираемый.
На стр. 349. Авторъ трактата разсуждаетъ: „басня о кожаныхъ деньгахъ, какъ о Государственной монетѣ давнаго времени имѣетъ множество свидѣтельствъ иногда почтенныхъ, и къ сожаленію тѣмъ не менѣе сомнительныхъ, или просто говоря, вовсе недостовѣрныхъ, и дабы предупредить (стр. 344) возраженія ихъ противъ своего, разумѣется, истиннаго мнѣнія, т. е. что у древнихъ Руссовъ куны, бѣлки и паче лоскутки не употреблялись вмѣсто наличныхъ денегъ, изчисляетъ всѣ извѣстныя ему Рускія и иностранныя извѣстія и Акты, въ коихъ упоминаются куны, бѣлки и лоскутки, какъ деньги, и противъ каждаго защищаетъ свое мнѣніе.„
Для большей ясности всѣ оныя свидѣтельства и возраженія мы раздѣляемъ надвое: къ первымъ причисляемъ только относящіяся до цѣлыхъ кожъ, а къ другимъ относимъ свидѣтельства только о лоскуткахъ, и поставивъ всѣ въ хронологическомъ порядкѣ, которой къ сожалѣнію въ трактатѣ Автора не наблюдался, приложимъ также къ каждому свои замѣчанія.
11). I, Въ 883 году въ первой разъ по Рускимъ Лѣтописямъ упоминаются куны: Олегъ требовалъ съ Древлянъ дани по черной кунѣ. — На стр. 355 Авторъ возражаетъ, что „Олегъ же два года спустя взялъ отъ Радимичей по щлягу т. е. по металлической монетѣ, какою Вятичи около 964 года будтобы платили дань Казарамъ. Естли въ предѣлахъ нынѣшнихъ Черниговской и Могилевской губерніи въ IX столѣтіи полудикіе Радимичи въ состояніи были расплачиваться щлягами, тогдашними Нѣмецкими солидами, то къ чему тутъ упомянуто о черномъ цвѣтѣ куны? и такъ Авторъ думаетъ, что слова: черная куна и бѣлая векша помѣщены перепищикомъ XIV вѣка, а) которому очень извѣстны были тогда сіи вещицы не по слуху но и по употребленію ихъ между его современниками.“
Уступимъ на часъ, что Несторовой Лѣтописи, составленной будтобы въ XIV столѣтіи, въ XI и XII еще не было, уступимъ, что не было и Олега, не было тогда, по увѣренію Автора, и металлическихъ въ Новогородѣ денегъ. Чѣмъ же тогда полудикіе Новогородцы торговали? Безъ малѣйшаго сомнѣнія звѣриными кожами, точно такъ, какъ найденные ими Сибирскіе народы; но Авторъ, оставляя времена Олеговы въ покоѣ, и безъ денегъ, вдругъ уклоняется къ XIV столѣтію, до коего еще дѣла не было, и старается доказать, что въ томъ XIV столѣтіи Россіяне употребляли Нѣмецкіе солиды и шилинги и называли ихъ кунами чернаго цвѣта; чего однакожъ ни какими Лѣтописями и памятниками доказать не можно. Въ XIV столѣтіи Россіяне не только солидовъ и шилинговъ не употребляли, но и названія ихъ понимать не могли. Авторъ могъ бы возразить, что они названіе шилинговъ понимать могли по щлягамъ Казарскимъ; но съ уничтоженіемъ Несторовой Лѣтописи уничтожались сами собою и Казарскіе щляги: этимъ доказывается, что Лѣтопись Нестерова существовала прежде XIV вѣка; и такъ отнесите ее къ своему времени т. е. къ началу XII вѣка, тогда всѣ вышеприведенныя противорѣчія изчезнутъ: тогда откроется ясно, что названіе кунъ[8] Новогородцамъ принесли Варяги Русь или Балтійскіе Славяне, а Новогородцы имѣли своихъ куницъ и вѣроятно соболей[9], и такъ Олегъ требовалъ отъ Древлянъ черныхъ кунъ для отличія отъ малоцѣнныхъ бѣлокъ и кроликовъ. Такимъ же образомъ откроется ясно, что въ IX столѣтіи часть Россійскихъ Славянъ платила дань Варягамъ и часть ихъ была во Владѣніи Казаръ, кои вмѣстѣ съ Готами, обитавшими у нихъ въ Тавридѣ, имѣя безъ сомнѣнія сношенія съ Нѣмцами, могли употреблять Нѣмецкіе щляги; но Россіяне XIV столѣтія, отдѣленные отъ Тавриды Татарами, даже помыслить о томъ не имѣли времени. Можетъ быть скажутъ, что наши древніе Лѣтописи вымышлены Поляками; но Поляки XIV столѣтія не только не писали по Руски, но и языка Польскаго въ Лѣтописяхъ не употребляли, а буквъ Россійскихъ или Славянскихъ не употребляютъ до нынѣ. Изъ сего внимательные читатели усмотрѣть могутъ, что Авторъ трактата, занявшись XIV столѣтіемъ, противъ кожаныхъ денегъ Олегова времени не только удовлетворительнаго, но и никакого возраженія не представилъ.
12) II. Въ 980 году Владиміръ Варягамъ, просившимъ за низложеніе Ярополка по двѣ гривны, отвѣчалъ: пождите, пока соберутъ для васъ куны за мѣсяцъ. — Авторъ трактата на стр. 356 спрашиваетъ: о чемъ здѣсь рѣчь идетъ? Не ужели о куницахъ, кои никогда не щитались на гривны?„
Здѣсь говорится не о куницахъ, но просто о кунахъ, кои, какъ читатель увидитъ ниже, щитались на гривны, многократно. И такъ Варяги могли требовать гривнами и серебро не дѣланное и мѣховъ, и когда Владиміръ дожидался збора кунъ; то явно, что дѣло шло о мѣхахъ. Но замѣтимъ противорѣчіе: Авторъ доказываетъ существованіе при Владимірѣ, серебреныхъ денегъ такою Лѣтописью, которую самъ относитъ къ XIV вѣку.
13) III. Въ 1018 году при Ярославѣ начаша скотъ сбирати отъ мужа по 4 куны, а отъ старостъ по 10 гривенъ, и приведоша Варяги, вдаша имъ скотъ. На стр. 356 Авторъ, доказывая, что упоминаемый здѣсь скотъ былъ серебреный, говоритъ: „естли скотомъ назывались и вообще деньги и часть гривны серебра; то можно ли, чтобы подъ словомъ симъ разумѣли кожаные лоскутки и можно ли, чтобы ничтожными вещицами, никакой цѣны не имѣющими внѣ земли Руской, платили Варягамъ за ихъ службу.„[10].
Авторъ хочетъ увѣрить, будтобы, по Словарю Дюканжа, скотъ значитъ часть гривны серебра, а по Польскимъ документамъ скоіецъ содержалъ два гроша, разумѣется серебреныхъ; но у дю Канжа слово: гривна совсѣмъ не упоминается, а по актамъ на гривны щитались и серебро и куны.[11] т. е. денги и серебреныя и кожаныя; что жъ принадлежитъ до Польскихъ скойцовъ, содержавшихъ будтобы по два гроша серебреныхъ; то ссылаемся на свидѣтельства, приводимыя самимъ Авторомъ, что во время Ярослава, грошей и паче серебреныхъ въ Польшѣ еще не было.—Авторъ щитаетъ не возможнымъ, чтобы кожаные лоскутки имѣли цѣну внѣ земли Руской, но въ разсматриваемомъ извѣстіи упоминаются не лоскутки, но цѣлыя кожи, кои безъ малѣйшаго сомнѣнія могли употребляться за границею; при томъ Варяги Русь, бывъ также какъ и Новогородцы Славяне, безъ сомнѣнія держались тѣхъ же самыхъ обычаевъ, слѣдственно отчизну ихъ можно было почитать незаграничною.
14) IV. Въ 1115 году Владиміръ Мономахъ при торжественномъ перенесеніи Мощей Бориса и Глѣба бросать велѣлъ народу Паволоки, Фофудьи, ирничи и бѣль. На стр. 361
Авторъ доказываетъ, что упоминаемая здѣсь „бѣль, была не звѣрокъ бѣлка, но сребренники; потому что въ поправленіе Пушкинскаго списка въ Кіевскомъ прибавлено: овоже сребренники“.
Естлибы бѣль и сребренники были одно и тоже; то бы при внесеніи въ Лѣтопись сребренниковъ бѣль была уничтожена; напротивъ того пояснено: индѣ бѣль, индѣ сребренники. Притомъ само по себѣ разумѣется, что въ Кіевскомъ бумажномъ спискѣ сребренники прибавлены или поправлены въ позднѣйшее время.
15) V. По грамотѣ Болеслава Кривоустаго, въ 1139 году, Тынецкому монастырю опредѣлялось по 4. бѣльи шкуры. Авторъ на стр. 5 возражаетъ, что главною статьею „вывозимыхъ изъ Россіи товаровъ были звѣриные мѣха, между прочимъ и бѣличьи шкуры—далѣе, что бѣлки и другія шкуры составляли тогда значительную статью въ торговлѣ.“
Чтожъ изъ сего слѣдуетъ? Ничего. Изъ Акта видно, что Тынецкому монастырю въ Польшѣ давалось по 4 бѣльи шкуры не для торговли; но въ видѣ жалованья вмѣсто денегъ; слѣдовательно возраженіе Автора ни для Руской, ни для Польской Нумизматики не годится; тѣмъ паче, что въ XII столѣтіи и въ Польшѣ серебреныхъ денегъ (своихъ) не было.
16) VI. Въ 1222 году Коломанъ Король Венгерскій ввелъ въ обычай собирать куньи шкуры съ Славянъ, ему подвластныхъ. На стр. 346 Авторъ отвергаетъ „денежность сихъ шкуръ тѣмъ, что сборъ ихъ Bansolmora[12] назывался у Венгровъ словомъ, которое у нихъ значило и самую шкуру кунью“.
Слѣдственно по собственнымъ словамъ Автора куньи шкуры въ Венгріи шли тогда вмѣсто денегъ.
17) VII. Въ 1228 году въ договорѣ Смоленскаго Князя Мстислава Давыдовича съ Ригою употреблены серебро и куны, а что „и куны были также металлическія, Авторъ на стр. 358 ссылается на древнюю копію договора[13], напечатанную въ III Томѣ И. Г. Р., прим. 248, гдѣ послѣ 10 гривенъ серебра непосредственно слѣдуетъ толкованіе: т. е. по 4 гривны кунами или пенязми, стало быть, продолжаетъ Авторъ, кунами назывались пѣнязи, превращенные у Славянъ изъ Нѣмецкихъ пфенинговъ, которыми стали именоваться преждніе денаріи“.
Просимъ вниманія! Договоръ Князя Мстислава дошелъ къ намъ въ двухъ экземплярахъ: первый, подлинникъ договора, въ Рижскомъ городскомъ Архивѣ сохранившійся, писанный въ 1229 году на пергаминѣ, подписанный лицами, при составленіи его бывшими, укрѣпленный тремя ихъ серебренными печатями, донынѣ уцѣлѣвшими, второй экземпляръ въ копіи писанный съ поправками въ XIV столѣтіи и найденный въ частныхъ рукахъ. Авторъ трактата, для поддержанія своего мнѣнія; копію XIV вѣка, называя древнею, какъ будтобы она древнѣе подлинника, ссылается на поправки и приписки сдѣланныя въ ней къ договору Перепищикомъ; но въ подлинникѣ говорится о кунахъ, векшахъ и ногатахъ Смоленскихъ безъ малѣйшаго толкованія, а о пѣнязяхъ, превращенныхъ будтобы изъ пфенинговъ совсѣмъ не упоминается; теперь стоютъ ли какого нибудь вниманія приписки, учиненныя къ договору съ лишкомъ чрезъ 100 лѣтъ перепищикомъ? конечно нѣтъ; слѣдственно и возраженіе, на основаніи тѣхъ приписокъ сдѣланное, принадлежитъ къ тѣмъ, надъ коими только шутить некому.
18) VIII. Въ 1232 году Папа Григорій IX , Гилдебрантъ, который располагалъ своевольно всѣми Государями Западной Европы, возводилъ, кого ему было угодно, на престолы и низлагалъ, наказывалъ и отправлялъ ихъ въ походы, сей Григорій буллою предписалъ Мазовецкому Князю Конраду платить десятину не кунами и бѣлками, но снопами сжатаго хлѣба[14]. Авторъ трактата, на стр. 366, въ возраженіи о кунахъ не говоря ни слова, „бѣлками называетъ по свидѣтельству Чацкаго серебреныя деньги недавно битыя, еще не истертыя, и не потерявшія своего вѣса“.
Замѣтимъ, какой былъ простакъ Гилдебрандъ: онъ думалъ, что легче обмануть Духовенство серебреными деньгами, нежели снопами, коихъ величина произвольна. И ктоже этому повѣритъ?
19) IX. Въ 1256 году Даниілъ Романовичъ, Король Галицкій, взялъ съ Ятвяговъ дань бѣлымъ серебромъ и черными кунами, какимижъ? Авторъ на стр. 368 отвѣчаетъ: „вся Европа вѣдала различіе между серебромъ бѣлымъ и чернымъ, въ Польшѣ также очень твердо помнили различіе между монетою хорошаго качества и худаго, въ Богеміи бѣлыми пенязми назывались тѣ, которые были лучшей пробы и въ которыхъ находилось больше серебра, а худые, содержавшіе въ себѣ большую часть мѣди, назывались черными, и всего здѣсь будтобы убѣдительнѣй Словарь Кнапскаго, въ которомъ написано, что какъ бѣличьими шкурками собираема была дань; то онѣ получили цѣнность монеты и бѣлки значатъ также монету, стоющую два пѣнязка.„
Да не оскорбится самолюбіе Автора: въ семъ возраженіи, можно сказать, сколько словъ, столько ошибокъ. 1. Кнапскій говоритъ, что бѣличьи шкуры были собираемы въ дань, отъ чего получили достоинство денегъ: это слово въ слово, что пишутъ историки Рускіе; слѣдственно послѣдніе Словаремъ Кнапскаго не отвергаются. Потомъ, разумѣется съ 1300 года, когда въ Польшѣ неоспоримо начали употреблять серебреную монету, слово бѣлка могла имѣть значеніе монетки стоющей двухъ пѣнязковъ; но это могло быть гораздо позже Короля Даніила. 2. слово: куны, относительно денегъ, употреблялось не иначе какъ вмѣстѣ съ словомъ шкура, т. е. говорили: куньи шкуры, см. Чац. Т I. стр. 117. прим. 564. и то съ 1300 года, слѣдственно ни чернымъ серебромъ, ни пѣнязками не назывались. и 3. въ Богеміи были, можетъ быть, тогда пѣнязи; но Ятвяги къ Богеміи тогда не принадлежали, слѣдственно не могли побѣдителю подносить Богемскихъ денегъ, и такъ возраженіе Автора трактата не только не удовлетворительно, но явно отвергаетъ и собственное его мнѣніе.
20) X. Болеславъ Стыдливый, ум. въ 1272 году, пожаловалъ городку Скарешову изключительное право быть складочнымъ мѣстомъ для бѣличьихъ и другихъ шкурокъ съ тѣмъ, чтобы никто кромѣ тамошнихъ жителей не закупалъ сего товара. Авторъ на стр. 5 возражаетъ: „все это можетъ ему служить подтвердительнымъ доказательствомъ, что бѣличья шкура, какъ вещь довольно прочная, для многихъ нужная, и въ тѣ времена была товаромъ; но чтобы ничтожный лоскутокъ шкурки, маленькая кожица отъ головки звѣрка, былъ представительнымъ знакомъ цѣнности, сего допустить не возможно“.
Это извѣстіе до Россіи совсѣмъ не касается; да и въ разсужденіи Польской нумизматики, ни подтверждаетъ, ни отвергаетъ оно мнѣнія Автора. Что звѣриной промыслъ, бывъ принадлежностью казны, отдавался на откупъ, это совсѣмъ нe доказываетъ, чтобы мѣха не употреблялись вмѣсто денегъ.
21) XI. Въ 1286 году Владимірскій, что на Волынѣ, Князь Владиміръ Васильковичъ, купивъ село Березовичи, заплатилъ за него 50 гривенъ кунъ, пять локтей скорлатта, и брони дощатыя. Авторъ на стр. 358 возражаетъ: „возможно ли, что бы Князь Владиміръ за село Березовичи заплатилъ кожаными лоскутками, когда по ту сторону Буга, т. е. въ Польшѣ, ходили уже пѣнязи?“
Князь Владиміръ заплатилъ не лоскутки, но вѣроятно цѣлые мѣхи, и употребленіе въ Польшѣ пѣнязей препятствать тому не могло, потому что Волынь въ 1286 году ни къ Польшѣ, ни къ Литвѣ еще не принадлежала[15].
22) XII. Казиміръ Великій, ум. въ 1370 году, узаконилъ, чтобы Апелляторы, въ случаѣ жалобъ на трибуналъ, обеспечивали Судей мѣхами горностаевыми, бѣличьими, куньими, лисьими, а нѣкоторыхъ чиновниковъ даже овчинами.
Чтожъ изъ этого слѣдуетъ, развѣ въ Польшѣ овчины были серебреныя? Намъ кажется, что въ Польшѣ и по введеніи Металлическихъ монетъ т. е. послѣ 1300 года мѣха долго еще употреблялись вмѣсто денегъ.
23) XIII. Въ 1411 году Владиславъ Ягеллонъ обѣщалъ уплатить долгъ Александру, Господарю Молдавскому, или рублями или грошами. Авторъ на стр. 9 и 10, превознося „похвалами Литовскіе гроши, увѣряетъ, что грошъ Литовскій дѣлился на 10 денаріевъ серебреныхъ, называвшихся пѣнязками, кои на Волынѣ и на Подлясьѣ въ 1598 и 1616 годахъ были извѣстны подъ именемъ біалыхъ. Въ продолженіи двухъ столѣтій XV и XVI считалось ихъ въ рублѣ по сту.“
Вотъ какіе бѣлые пѣнязки Россіяне называли бѣлками или вѣкшами и подъ названіемъ копѣекъ, думаетъ Авторъ, щитали по 100 на рубль; но Авторъ забылъ, что критикуемые имъ Рускіе Историки говорятъ о вѣкшахъ или бѣлкахъ IX, X и XI столѣтій, т. е. того времени, въ которое Литва не только серебреныхъ, но и мѣдныхъ грошей не имѣя, платила Рускимъ Князьямъ подати вмѣсто денегъ лыками и банными вѣниками и продолжала это до XIII столѣтія, см. Длуг. Т I кн VI лис. 536 и Нейгеб. кн. III. стр. 127. При томъ въ Рускихъ лѣтописяхъ говорится имянно, что въ 1410 году Новогородцы, отмѣнивъ куны и вѣкши, начали употреблять Литовскіе гроши; следственно тогдашніе Новогородцы умѣли отличать куны и вѣкши отъ грошей серебреныхъ. Теперь замѣтимъ, что Авторъ и извѣстіе выписалъ совсѣмъ не такъ. Въ подлинникѣ сказано: Ягеллонъ обязуется заплатить Господарю 1000 рублей Фрязскаго серебра, а естли ихъ не будетъ, рублями Литовскими, естлиже не случится и сихъ, то грошами по курсу Фрязскаго серебра; слѣдственно въ Литвѣ тогда рубли были двоякіе, и цѣнились на мѣлкія деньги не всегда постоянно, особливо составъ ихъ изъ 100 денаріевъ бѣлыхъ, названныхъ будтобы въ Россіи бѣлками, не имѣетъ ни малѣйшаго основанія, см. Таб. Чацкаго, приложенную ко 178 стр. I тома послѣднюю линейку подъ заглавіемъ Денарій.
24) XIV. В. К. Василій Димитріевичь ум. въ 1425 году, въ одной изъ Двинскихъ грамотъ узаконилъ, чтобы учинившіе драку на пиру и помирившіеся, платили Намѣстникамъ, разумѣется какъ пошлину или штрафъ, по куницѣ шерстью. Авторъ на стр. 16 противъ сего акта или шерсти объясняетъ: „какъ бы то ни было, но прежде нами сказано, и естли не обольщаемся мечтою, доказано, что куны, вообще почитаемыя кожаными деньгами, когда говорится объ нихъ, какъ о представительной цѣнности и когда ведется имъ щетъ на гривны, были металлическими монетами.“
Просимъ покорнѣйше разобрать, что Авторъ пишетъ? А мы слова его понимаемъ слѣдующимъ образомъ: хотябы куница была не только съ шерстью, но еще въ лѣсу путалась бы въ тенетахъ охотничьихъ; но если объ ней говорится, какъ объ деньгѣ и щитается она на гривны, то непремѣнно должно ей быть серебреною. Да почемужъ? Вѣдь гривнами означались и вѣсъ и щетъ. см. Чац. Т. I. стр. 156. Какъ бы то нибыло отвѣчаетъ Авторъ; ужъ это сказано прежде.
25) XV. Въ 1471 году Іоаннъ Великій соглашался брать въ казну пошлины кунами и вѣкошами. Авторъ на стр. 359 возражаетъ: „вѣроятноли, чтобъ это были кожи, когда Новогородцы еще въ 1410 году, оставивъ куны, начали торговать грошами и артугами, а въ 1420 году стали дѣлать свою собственную монету?“
Новгородъ началъ явно своевольничать т. е. отдавать города Князьямъ Литовскимъ съ 1384 года, вышелъ совсѣмъ изъ повиновенія Государю въ 1471 году, усмиренъ въ 1478 году; слѣдственно Новогородцы начали было употреблять иностранную монету, и дѣлали собственную серебреную во время возмущенія противъ воли Государя; а потому то Іоаннъ, усмиривъ ихъ, и уничтоживъ всѣ ихъ нововведенія, согласился брать пошлины не иначе, какъ деньгами прежняго названія; а какъ въ сіе время, по введеніи и у Новогородцевъ и у Москвитянъ металлическихъ монетъ, цѣна денегъ мѣлкихъ древняго названія унизилась почти до ничтожества, то чтобы Княжеская казна не терпѣла убытку, въ скорости (въ одномъ Соловецкомъ сборникѣ сказано: въ 1494 году) явилась такса; по какой цѣнѣ должно было платить Новогородцамъ вмѣсто старыхъ новыми деньгами металлическими. Все это такъ естественно, такъ съ извѣстіями и памятниками согласно, что иначе думать, значило бы явно противорѣчить всякому разсудку. Теперь согласимся на часъ съ Авторомъ, допустимъ, что древнія Новогородскія денги, т. е. куны и бѣлки были металлическія и паче бѣлки и вѣкши были серебреныя; но могло ли статься, чтобы гордые того времени Новогородцы, кинувъ собственныя свои серебреныя монеты, вдругъ начали употреблять такіяже иностранныя? Или если тѣ прежняго названія монеты, какъ думаетъ Авторъ, были серебреныя, то могли ли онѣ въ цѣнахъ упасть до ничтожества? серебро, всегда серебро, и всегда бы удержало свою цѣну; моглили въ семъ случаѣ Новогородцы быть столь просты, что бы кинули серебреную свою прежнюю монету за то единственно, что она не такъ называлась. Надъ всѣмъ этимъ только шутить не кому!
26) XVI. Свидригайлo, В. К. Литовскій ум. въ 1452 году, въ грамотѣ о перемиріи съ Новгородомъ упоминаетъ о куницахъ и бѣлкахъ, какъ о сборѣ въ пользу Тіуна. Авторъ въ возраженіе на стр. 346 говоритъ: что онъ „слыхалъ издавна о куницѣ, и названіе сей подати напоминало нѣкоторымъ старину довольно соблазнительную: отъ свадебъ дѣйствительно брали въ казну подать сперва куницами, но въ 1561 году Король Жигмунтъ II узаконилъ: чтобъ куницы свадебныя отъ каждой невѣсты, такъ и отъ дѣвки брать одинако по 20 грошей.“
Естли въ Литвѣ до 1651 года подать съ свадебъ платилась куницами въ натурѣ, т. е. звѣриными кожами, а при перемѣнѣ оной на металлическія деньги названія сихъ послѣднихъ означались имянно на пр. грошами; изъ сего само собою слѣдуетъ, что и въ грамотѣ Свидригайла, состоявшейся равно за два вѣка до 1651 года, куницы и бѣлки податныя требовались въ натурѣ, въ противномъ случаѣ пояснились бы они названіями тогдашнихъ, Литовскихъ металлическихъ монетъ тѣмъ паче, что мнимыя металлическія бѣлки были тамъ разныхъ цѣнъ и названій; слѣдовательно Авторъ самъ себѣ противорѣчитъ довольно соблазнительнымъ образомъ.
27) XVII. Въ томъ же пятнадцатомъ столѣтіи удѣльный Князь Бихтюнскій, Юрій Ивановичь, пожаловавъ Глушицкому монастырю нѣкоторыя выгоды, предоставилъ себѣ право получать отъ Игумена между прочимъ полоть мяса и барана, а не любъ баранъ, инъ за барана взять пять бѣлъ, не любъ полть, то взять пять же бѣлъ. Преподобный Діонисій Глушицкій, помѣнявшись нѣкоторыми землями съ Княжимъ Волостелемъ Василіемъ, придалъ ему полтину да 20 бѣлъ. Авторъ вмѣсто возраженія на стр. 365 говоритъ: „удовольствуемся сими не многими примѣрами“.
Но что доказываютъ сіи не многіе примѣры? То, что бѣлка при другихъ металлическихъ монетахъ (см. стр. 364) именно при деньгахъ, удерживалась въ обращеніи довольно долго; что на Вагѣ ходила она вмѣсто денегъ при серебрѣ и золотѣ. Вага мѣстечко было въ Архангельской губерніи, а Глушицкій монастырь къ тойже сторонѣ далѣе Вологды въ Кадниковскомъ уѣздѣ; слѣдственно упоминаемыя въ актахъ Глушицкаго монастыря бѣлы были не серебреныя но кожаныя; слѣдственно Авторъ укоряетъ Рускихъ Историковъ невинно.
28) XVIII. Въ 1504 году Великій Князь Іоаннъ Великій III въ жалованной Рузскимъ тонникамъ грамотѣ упоминаетъ о кунахъ. Авторъ въ возраженіи на 25 стр. изъясняетъ, „что въ этой грамотѣ упоминается о кунахъ уже послѣ покоренія Новгорода, да едвали и не во все время Государствованія Іоанна III въ Новогородской землѣ ходили куны“.
Вѣроятно Авторъ не замѣтилъ, что сія грамата Іоанномъ III не вновь дана; но только подтверждена пожалованная уже его предмѣстниками, а потому и названіе пошлины осталось въ ней старое. Что куны или куницы употреблялись въ Новгородѣ во всю жизнь Іоанна III, въ томъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія; ибо грамота Рузскимъ тонникамъ дана имъ за годъ до его смерти, но это отнюдь не доказываетъ, что тогдашнія куны были металлическія, ибо металлическія Новгородскія монеты означались названіемъ деньги.[16]
29) XIX и XX. Въ 1506 году Жигимунтъ I въ привиллегіи, данной Кіевскому Княжеству, узаконилъ куницу выводную, слѣдственно какъ пошлину; потомъ въ 1514 В. К. Василій Іоанновичь въ грамотѣ, пожалованной Смольянамъ, узаконилъ куницу мировую. Авторъ въ возраженіяхъ на стр. 347 изъясняетъ, что „былъ особой классъ жителей, называвшійся куничниками и чернокунцами по роду подати, какъ Авторъ думаетъ, ими платимой“.
Граматами доказывается, что куницами пошлины и подати платились съ свадебъ, съ выводовъ, съ мировыхъ, а такимъ случаямъ подлежали всѣ жители Польши, Литвы и Бѣлоруссіи, слѣдственно по мнѣнію Автора всѣ Поляки, Литовцы, Бѣлоруссы и даже Смольяне должны были называться куничниками и чернокунцами. И можноли все это читать безъ сожалѣнія? Куничниками назывались просто люди, кои промышляли особо ловлею куницъ и больше ничего!
30) XXI. Въ XVI-же столѣтіи Король Польской Жигмунтъ II, подтверждая Мстиславскимъ монастырямъ и церквамъ разныя права на доходы, прежде пожалованные отъ Князя Ивана Михаиловича, назначилъ давать на монастырь въ пустынцѣ три пуда меду и сорокъ грошей, а на церковь Архангела Михаила въ Радомли кадь меду и 10 кунъ съ пашни радомскія отъ всякаго збожа, т. е. отъ всякаго зерноваго хлѣба. Авторъ на стр. 360 возражаетъ: „въ половинѣ XVI столѣтія, когда баснословныя кожаныя деньги извѣстны были только лишь по преданію, вѣроятноли, чтобы въ то время лоскутки имѣли какую нибудь цѣну, да еще при грошахъ и пенязяхъ Литовскихъ? А между тѣмъ кунами съ пашни видимо объясняется, что чернокунцами и куничниками назывался особой классъ жителей по роду подати имъ платимой“.
Все не правда! 1. Въ грамотѣ говорится не о лоскуткахъ, но о цѣлыхъ куницахъ; 2. сіи куницы или кожаныя деньги Сигисмундомъ II упомянуты потому, что грамата не вновь имъ дана, но подтверждена старая, въ которой упоминались кожаныя денги, 3. кожаныя деньги при Сигисмундѣ II извѣстны были не по преданію, но по дѣйствительному ихъ употребленію; ибо Сигисмундомъ же II въ 1561 году (см. выше стр. 346) замѣнены они грошами. 4. Естественноль, чтобъ Законодатель въ актѣ рубли, гроши, пѣнязки и денаріи означилъ общимъ родовымъ названіемъ куны, и не могъ ли въ семъ случаѣ Священникъ требовать вмѣсто гроша цѣлаго рубля и вмѣсто денарія, гроша? На конецъ противъ не сообразнаго ни съ чѣмъ происхожденія черно-кунцевъ и куничниковъ, послѣ сказаннаго въ предыдущей статьѣ, повторять почитаемъ излишнимъ.
31) XXII. и XXIII.[17] Изъ граматъ: 1571 года Таможенной Царя Іоанна Васильевича и 1586 года уставной Царя Ѳеодора Іоанновича видно, что бѣлки и другія шкуры составляли значительную статью въ торговлѣ, слѣдственно по мнѣнію Автора, см. стр, 6, они были не деньги но товаръ.
Такъ точно; но денежность потеряли по Россійскимъ актамъ съ сего 1571 года, а въ Литвѣ только за 10 лѣтъ прежде того: мы говоримъ особливо о куницѣ. Сіи граматы 1571 и 1586 года суть не что иное, какъ тарифы, составленные Боярами, въ коихъ описаны всѣ привозные и вывозные по Новгороду товары съ назначеніемъ каждому по качеству и количеству пошлинъ чисто металлическими, Новгородскими и Московскими монетами, т. е. рублями, полтинами, полуполтинами, алтынами, копѣйками, деньгами, полуденьгами и пулами; на ряду сихъ товаровъ поставлены не только Рускія бѣлки и другіе мѣха; но и монеты иностранныя металлическія, т. е. ефимки; полуефимки, шкили (шиллинги) и проч. и всѣ обложены пошлинами. Сими тарифами ясно и положительно разрѣшается, что въ Россіи иностранныя металлическія монеты подъ названіемъ бѣлокъ, кунъ, мордокъ и проч. не употреблялись. Естлибы онѣ употреблялись, то непремѣнно бы помѣщены были въ тарифахъ точно такъ, какъ ефимки, полуефимки, шкили, гроши и проч. За пропускъ ихъ бояре отвѣчали головами.
Теперь безъ малѣйшаго сомнѣнія Авторъ трактата согласится, что Славяне IX, X и XI столѣтій, вмѣсто металлическихъ монетъ, коихъ у нихъ по собственному увѣренію Автора, не было, точно употребляли кожаные или звѣриные мѣха[18]. Но здѣсь надобно разрѣшить весьма любопытной вопросъ: почему у Автора тѣже самыя извѣстія и свидѣтельства имѣли совсѣмъ противной смыслъ? Потому единственно, что разставлены были не въ надлежащемъ порядкѣ; теперь любопытно послушать, что будетъ говорить Авторъ
32) I. Въ грамотѣ Всеволода, Княжившаго въ Новгородѣ съ 1125 по 1130 годъ, денежный щетъ производился на гривны серебра; на гривны кунъ и на мордки. Авторъ трактата „сію грамату отвергаетъ два раза: на стр. 26. по обыкновенію своему тѣмъ, что она вымышлена, и что будтобы не современный ея изобрѣтатель видѣлъ какую то разность между кунами и мордками, но не зналъ только, что обѣ послѣднія не могли быть извѣстны въ качествѣ монеты (прежде XIII вѣка или) прежде нежели Нѣмцы сдѣлались сосѣдами Новогородцамъ—и на стр. 357. тѣмъ, что по оной грамотѣ должно было брать у гостя Смоленскаго по двѣ гривны кунъ отъ одного берковца, но берковецъ также не могъ будтобы войти въ документъ XII вѣка, когда Нѣмцевъ въ Ливоніи еще не было.“
Авторъ доселѣ не замѣтитъ, что онъ на каждомъ словѣ стараясь отвергнуть достовѣрность Несторовой Лѣтописи, на каждомъ словѣ по неволѣ самъ себѣ противорѣчитъ: онъ твердитъ, что Лѣтопись Нестора есть сочиненіе XIV столѣтія[19] и въ тоже время ссылается какъ на неоспоримую Волынскую Лѣтопись XIII вѣка; но Волынская Лѣтопись служитъ продолженіемъ Несторовой; какихъ же образомъ Авторъ XIII вѣка могъ начать свою Лѣтопись въ XIV, разумѣется около 100 лѣтъ послѣ своей смерти? — Далѣе Авторъ, отвергая подлинность Несторовой Лѣтописи хочетъ увѣрить, что Новогородцы въ первыя сношенія съ Германцами вступили не черезъ Варяговъ Русь IX столѣтія, но черезъ Нѣмцевъ уже въ XIII столѣтіи овладѣвшихъ Лифляндіею, и всѣ Комерческія слова: куну, мордку, берковецъ заимствовали не прежде XIII столѣтія у послѣднихъ. И все это совершенная неправда; о сношеніяхъ Новогородцевъ съ Варягами Русью прежде XIII вѣка имѣемъ мы, кромѣ Несторовой Лѣтописи, точныя и сомнѣнію не подлежащія извѣстія въ вопросахъ Кирика, въ современныхъ хроникахъ Арабскихъ и паче въ Руской правдѣ, коей существованіе до XIII столѣтія, также не зависимо отъ Несторовой Лѣтописи, имѣетъ свои неоспоримыя доказательства. Въ оныхъ помятникахъ видимъ Варяговъ Русь, какъ выходцевъ изъ нижней Германіи, сношенія ихъ съ Новогородцами, торговлю отъ Волхова до устьевъ Камы, черезъ нихъ Новогордцы вступили въ связь съ Ганзою, отъ нихъ заимствовали слова Коммерческія, потому что и сама Ганза состояла въ началѣ своемъ по большой части изъ городовъ Славянскихъ. Отъ Лифляндскихъ Нѣмцевъ Новогородцы ничѣмъ подобнымъ воспользоваться не могли, потому что сіи Нѣмцы приближились къ границамъ Рускимъ не изъ Визби, не съ товарами, не съ торговлею, но подъ предводительствомъ Римскаго Духовенства изъ верхней Германіи, изъ Нѣметіи[20] съ Католицизмомъ и съ мечами, Славянскихъ словъ: куны, мордки, берковца и проч. не могли они сообщить Новогородцамъ потому, что сами Славянскаго языка не знали и даже въ XIX столѣтіи вообще онаго не употребляютъ, а всего важнѣе сами они въ сношенія съ Ганзою отъ новопостроенной Риги вступили послѣ Новогородцевъ.
33) II. Въ 1252 году Рубриквисъ, Посолъ Лудовика Святаго къ Татарскому Хану Маигу, расказываетъ, что Россіяне въ его время вмѣсто монеты употребляли кожаные лоскутки разрисованые разными красками. Авторъ на стр. 349 причисляетъ сіе извѣстіе къ „баснословнымъ потому, что сей посолъ къ Хану ѣхалъ изъ Тавриды черезъ Донъ и Волгу и на Востокъ далѣе, а возращался онъ черезъ Ширвань, Шамаху и Арменію; слѣдственно путешественникъ не посѣщалъ тогдашней земли Руской, а видѣлъ Россіянъ только въ станѣ Монгольскомъ на Волгѣ и при дворѣ Хана, и такъ не видавъ ни Руси, ни Рускихъ денегъ Рубриквисъ написалъ о кожаныхъ пестрыхъ лоскуткахъ, и ему повѣрили, между тѣмъ какъ самую басню слѣдуетъ отнести даже къ позднѣйшему времени, на прим. къ XIV вѣку.“
Какимъ же образомъ Рубриквисъ могъ составить свою басню въ позднѣйшее время, развѣ онъ жилъ два вѣка и писалъ по смерти? И какъ ему не замѣтить Рускихъ денегъ, когда онъ при дворѣ Хана видѣлъ Рускихъ Князей, Бояръ, Духовенство, и людей всякаго состоянія? Князья и бояре Рускіе, привезя Хану казну серебромъ и золотомъ въ большихъ количествахъ, безъ малѣйшаго сомнѣнія имѣли съ собою мѣлкія размѣнныя деньги, и какъ Рубриквису, посыланному нарочно для обстоятельнаго развѣданія обо всемъ, не видать этихъ денегъ; притомъ какъ лгать ему передъ своимъ Государемъ и не быть обличену своими спутниками? Его спутники были вѣроятно также люди не глупые. Пусть Рубриквисъ жилъ два вѣка и басни сочинялъ по смерти, но можно ли за столь баснословную и нелѣпую жизнь его укорять Рускихъ Историковъ?
34) III. Въ Ливонской Хроникѣ повѣствуется, что Новогородскій Князь Мстиславъ взялъ съ городовъ Одемпе 400 и Верпеля 700 „гривенъ ногатами или наудъ. Авторъ на стр. 342 возражаетъ, что въ разсужденіи перваго случая въ Ливонской Хроникѣ сказано только, что Князь принудилъ охранителей крѣпости Одемпе заплатить нѣкоторую сумму извѣстною монетою, которая называется ногата или наудъ, а добрый Нѣмецъ по имени Нейштадтъ впрочемъ свидѣтель съ лишкомъ запоздалый, расказываетъ, якобы въ Ливоніи ходили бѣличьи ушки съ серебреными гвоздиками, называемыя у жителей нагатами а у Нѣмцевъ орами.“
Просимъ вниманія! въ древней и современной Хроникѣ написано, что Князь Мстиславъ съ охранителей города Одемпе взялъ 400 гривенъ ногатами, запоздалый Нѣмецъ Нейштадтъ прибавилъ къ ногатамъ ушки съ гвоздиками; Рускіе Историки (Авторъ называетъ имянно Карамзина) выписавъ слова древней Лѣтописи съ дипломатическою точностію, не только не повторили мнѣнія Нейштадта, но даже не упомянули его имени; почемужъ за сего Нейштадта виновны Рускіе Историки? Это явное насиліе (разумѣется литературное). Между тѣмъ увидимъ ниже, что и запоздалый Нейштадтъ довольно оправдается.
35) IV. Въ XIII же столѣтіи по договору Ганзы съ Новгородомъ, положена плата лодочникамъ куньими головами (Capita mortarorum, по переводу Шлецера на Нѣмецкой языкъ: Marderköpfe и въ другомъ мѣстѣ Schnauzen, т. е. мордами; по переводу Сарторія: Marterköpfe т. е. просто куньими головами. Авторъ на стр. 19 въ предлинномъ возраженіи говоритъ: „Сарторій много лѣтъ изучавшій Исторію городовъ торговыхъ не могъ не понимать, что кожаныя денги, не обеспеченыя ни какимъ поручительствомъ надежнымъ, въ глазахъ торговца имѣютъ одинакую цѣну со всѣми негодными лоскутками выбрасываемыми вонъ изъ избы вмѣстѣ съ соромъ и онъ вразумляетъ при словѣ Marterköpfe, что симъ любимымъ товаромъ тогда расплачивались; ибо говоритъ онъ, до XV столѣтія очень рѣдка была тамъ (въ Западной части Новогородской области) мелкая монета; слѣдственно Сарторій по крайней мѣрѣ здѣсь разумѣлъ подъ Capita Martarorum, не морду, а цѣлую куницу: кунью шкуру съ шерстью. При семъ Авторъ замѣчаетъ, что разсматриваемый договоръ былъ только проектъ, а въ настоящемъ договорѣ, заключенномъ около 1269 года Capita Martarorum замѣнены серебромъ, кунами, окороками.“
Такъ точно! проектъ при настоящемъ заключеніи договора переправленъ, и куньи головы замѣнены кунами и серебромъ; но это самое и доказываетъ ясно, что куньи головы были не куны и не цѣлыя куницы и не серебро; естли бы куньи головы значили тоже, что куницы, тогдабы договаривающіяся стороны куньи головы оставили по прежднему, но они находя ихъ невыгодными перемѣнили на куны. Теперь Авторъ трактата замѣтитъ, что онъ краснорѣчивое, но пустое свое мнѣніе на Сарторія навязалъ напрасно.
36) V. и VI. подъ 1407 годомъ во Псковской Лѣтописи и подъ 1437 годомъ въ одной изъ Двинскихъ грамотъ Новоторжкимъ Черноборцамъ повелѣвается давать писцу Княжу мордку съ сохи, Авторъ, на стр. 26 показаніе о мордкахъ заключаетъ: 1-е извѣстіемъ, «что они ходили въ С. Петербургской губерніи при Петрѣ Великомъ: въ 1716 году наряжены были на работу въ мызу Сарскую изъ Дворцовыхъ волостей плотники съ покормежными деньгами, которыя сбирались съ дворовъ, непославшихъ работника, съ каждаго двора по три алтына, по полтретьи денги съ мордкою. Почтенный Яковкинъ благоразумно указываетъ на полушку, а не на кожаную монету, какою готовы провозгласить мордку dilettanti кожаной нумизматики; 2-е, тѣмъ, на стр. 28, что гривны кунъ дешевѣли противу гривенъ серебра единственно потому, что первыя были не кожаныя, но состояли изъ черной монеты, въ которой серебро шло въ обращеніе съ большею, или меншею примѣсью мѣди, 3-е, на стр. 29, Авторъ, не зная, гдѣ найти нынѣ куны, можетъ указать на мѣдныя пула: Новогородскія, Тверскія, Кашинскія, Московскія съ разными на нихъ фигурами и надписями, между коими есть пуло Тверское съ изображеніемъ на одной сторонѣ бычачьей морды съ рогами, не они ли назывались у насъ мордками и кунами? 4-е, на стр. 30, Авторъ покушается признать Тверскія пула съ бычачьею мордою, за houede т. е. говядину, встрѣчающуюся два раза въ постановленіяхъ Любскихъ и наконецъ 5-е, на тойже 30 стр., Авторъ упрекаетъ Гербештейну, что онъ неизвѣстную Псковскую мѣдную монету съ бычачьей мордой назвалъ серебреною.»
Опять сколько словъ, столько противорѣчій! 1. пулы въ 1716 году не могли называться мордками; потому что еще при Царяхъ Ѳеодорѣ и Іоаннѣ въ тарифахъ названы они просто пулами; не могли они называться и полушками; по тому что по тѣмъ же тарифамъ Царей полушки именованы полуденьгами особо отъ пулъ. По выпискамъ Г. Яковкина въ 1716 году полтретьи денги значили пять полушекъ и естлибы прибавлена была къ нимъ еще одна полушка, равная мордкѣ; тобы составили они ровно три деньги; напротивъ того въ книгахъ записано, какъ выше значитъ, полтретьи деньги т. е. пять полушекъ и мордка; слѣдственно мордка была не полушка, но что нибудь другое: следственно указаніе почтеннаго Яковкина неудачно. 2. Куны серебреныя могли понижаться въ курсѣ, но не совсѣмъ уничтожиться, напротивъ того въ тарифахъ денежность свою онѣ совсѣмъ потеряли, и какъ простые мѣха, бывъ причислены къ товарамъ, обложены пошлиною. 3. Тверское пуло съ изображеніемъ морды, не могло щитаться ни мордкою, ни куною; потому что всѣ пулы были вообще чисто мѣдныя, какъ нынѣшнія денежки и полушки, а куны и мордки, по увѣренію Автора, были серебреныя только съ примѣсью мѣди. 4. не могла мордка щитаться говядою, потому что говядою у иностранцевъ назывались куски мяса, кои по тарифамъ вмѣсто пошлины брались съ мясныхъ лавокъ въ натурѣ, и наконецъ 5. невинно Авторъ упрекаетъ Герберштейна; потому что Псковская монета съ бычачьей головою была точно серебреная. Въ нашемъ собраніи есть больше пяти экземпляровъ, а въ другихъ музеяхъ можно указать ихъ больше сотни.
37) VII. Въ XIV столѣтіи Жанъ д’Ипресъ повѣствуетъ, что въ отсутствіе Лудовика IX, бывшаго Королемъ съ 1226 по 1270 годъ, во Франціи дѣлались кожаныя монеты, пробитыя гвоздиками изъ серебра, или золота. Авторъ противъ сего извѣстія возражаетъ два раза: на стр. 14 тѣмъ, что „Французскія бѣличьи ушки вызваны на кукольной театръ подобно Нѣмецкимъ; Нѣмецкія граматеи видѣли сходство между Шведскимъ öra и своимъ ohr, а нѣкоторымъ изъ нихъ могли быть еще извѣстны и книжныя преданія объ ушкахъ бѣлокъ и другихъ животныхъ (подлинно невѣжды по преданіямъ книжнымъ знали, что у животныхъ есть ушки или уши.) и на стр. 350 тѣмъ, что ни одинъ современникъ о кожаныхъ монетахъ Лудовика IX не упоминаетъ, а между тѣмъ дошли до насъ обыкновенныя монеты съ надписью имени и съ изображеніемъ фигуры Бланки, матери Лудовика Святаго, управлявшей Королевствомъ во время Рыцарскихъ походовъ сына.“
Первое возраженіе на стр. 14 столь слабо, что не стоитъ разбора. Авторъ повторяетъ, что изобрѣтеніе ушковъ съ серебреными гвоздиками принадлежитъ запоздалому Нѣмцу Нейштадту (см. No 34), жившему въ XVI столѣтіи, повѣримъ; но какимъ образомъ сей Нейштадтъ могъ этою баснею заразить всю Европу, какимъ образомъ могъ онъ сообщить свою басню Жану д’Ипресъ, жившему и вѣроятно умершему прежде его лѣтъ за двѣсти? Развѣ онъ могъ сходить живой въ жилище мертвыхъ? Это былъ Брамбеусъ того вѣка! Чтожъ принадлежитъ до современниковъ, не упоминавшихъ о кожаныхъ деньгахъ своего времени, это весьма естественно: современникамъ, употреблявшимъ кожаныя деньги, не были онѣ рѣдкостью; объ нихъ начали писать потомки съ того времени, какъ кожаныя деньги начали почитаться предметомъ удивительнымъ. Притомъ во время Лудовика Святаго обыкновенная единообразная монетная система во Франціи еще не существовала: тамъ до 25 частныхъ лицъ или владѣтелей дѣлали собственную монету изъ такихъ матеріаловъ и съ такими изображеніями, какія кому были угодны, только по закону сего Лудовика IX или Святаго никто не могъ дѣлать монеты золотой и серебреной; еще черезъ 30 лѣтъ т. е. въ 1300 году дѣлали тамъ золотую монету съ надписьми: на лицевой сторонѣ: Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis и на оборотѣ Christus uincit, Christus regnat, Christus imperat, т. e. Агнецъ Божій вземляй грѣхи міра, помилуй насъ. — На оборотѣ Христосъ побѣждаетъ, Христосъ царствуетъ, Христосъ повелѣваетъ. Еще черезъ 28 лѣтъ, т. е. при Филиппѣ VI, цар. съ 1328 по 1350 годъ, была надпись на монетахъ въ четвероугольникѣ и на всѣхъ углахъ четвероугольника: X. Р. С. (см. Дюканжа подъ словомъ: монета). Вѣроятноли, чтобы въ такія времена Благочестивая Ишпанская Принцесса, Королева Бланка, въ противность распоряженій своего сына, допустила изображать на монетахъ свое лице и имя. Этимъ монетамъ мы можемъ вѣрить столько, сколько монетамъ съ изображеніями и именами Рюрика, Олега, Святослава I и проч., не препятствовавшимъ впрочемъ употребленію и кожаныхъ денегъ.
38) VIII. Въ 1434 году, или около онаго, безъимянный Архидіаконъ Гнезненскій въ хроникѣ своей написалъ, что малые серебреные гроши вошли въ Польшу при Королѣ Венцеславѣ въ 1300 году; а прежде торговали тамъ чернымъ серебромъ и шкурками бѣличьихъ головъ. Авторъ на стр. 352 отвергаетъ „сіе извѣстіе тѣмъ, что Меховій или Меховита, Кононикъ Краковскій, спустя двѣсти лѣтъ послѣ Короля Венцеслава, повторивъ сказанное Архидіакономъ прибавилъ, еще и хвостики звѣрковъ, называемыхъ: Asperioli.
Естли подлинно Меховій къ извѣстіямъ Архидіакона о шкурамъ бѣличьихъ головъ, несправедливо прибавилъ хвостики; то откинемъ хвостики, и шкурки бѣличьихъ головъ останутся не оспоримыми; слѣдственно Авторъ оспориваетъ Гнѣзненскаго Архидіакона, вѣроятно особу почтенную, напрасно.
39) IX. Въ 1459 году или около онаго, Антонинъ, Архіепископъ Флорентійскій, засвидѣтельствовалъ, что Императоръ Фридрихъ II., царствовавшій съ 1218 по 1250 годъ, пустилъ въ обращеніе кожаныя деньги. Авторъ на стр. 351 „отвергаетъ сіе извѣстіе тѣмъ, что Нумизматика тогда не была еще приведена въ извѣстность; но чѣмъ де мы оправдаемся, имѣя предъ собою таблицы съ изображеніями ходячей монеты чрезъ всѣ вѣки: древніе, средніе и новые.“
Возраженіе, что Антонинъ, Архіепископъ Флорентійскій, ошибся отъ неприведенія въ извѣстность нумизматики и неправильно и историка недостойно; нумизматика состоитъ не изъ таблицъ, составленыхъ для памяти въ новѣйшія времена, безъ указанія источниковъ, но изъ актовъ, памятниковъ и Историческихъ извѣстій разныхъ странъ и вѣковъ: и такъ, Рускіе Историки могутъ оправдаться тѣмъ, что о существованіи кожаныхъ и лоскутныхъ денегъ увѣряютъ ихъ:
Венгерскихъ Король Коломанъ,
Ливонскихъ Арндтъ, Нейштадтъ,
Литовскихъ Длугошъ, Свидригайло Кн. Литовскій.
—Нѣмецкихъ разсматриваемый теперь Антонинъ Арх. Флорентійскій,
Польскихъ Папа Гилдебрандъ, Архидіаконъ Гнѣзненскій, Меховій, Стриковскій, Бѣльскій;
Римскихъ Целій и Іеронимъ,
Рускихъ, кромѣ договоровъ, памятниковъ и Лѣтописей, иностранцы Гвагниній, Герберштейнъ; Нейгебауеръ, Пашковскій, Рубриквисъ, и самъ Петръ Великій.
Францускихъ Гвидо, Жань д’Ипресъ; Лицетъ.
Шведскихъ Король Густавъ Адольфъ и проч.[21]
Когожъ Авторъ привелъ въ свидѣтели противъ сихъ неоспоримыхъ и большею частію современныхъ писателей? Никого, чисто никого! онъ ссылается только на мнѣнія новѣйшихъ розыскателей: Дюканжа, Кнапскаго и Чацкаго; но Дюканжа, см. No. 44 и Кнапскаго; см. No. 19 перетолковал онъ неправильно. Теперь сдѣлаемъ.
Чтожъ говоритъ Чацкой въ сравнительной таблицѣ монетъ Польскихъ и Литовскихъ до 1300 года? Совсѣмъ ничего, — Въ таблицѣ I. изображеніи Польскихъ денегъ подъ No. 1, 3, 5, 6, и 8, помѣщены медали съ изображеніями односторонними, кои Чацкій называетъ брактеатами,[22] слѣдственно это не деньги, и не то, что думаетъ Авторъ. Подъ No. 2 монетка съ изображеніемъ языческаго Бога Тора не извѣстно какому вѣку и какому поколенію Славянъ принадлежащая; подъ No. 4. монетка съ надписью: Болеславъ, приписываемая Чацкимъ Болеславу Кривоустому, ум. въ 1139 году, естли она Польская. Этою монеткою 1300 годъ кончился. Подъ No. 7 монета съ надписью: гроши Краковскіе Казимира I. явно поддѣльная; Казимиръ I. не могъ писать себя на монетахъ первымъ, ибо первымъ начали называть его позднѣйшіе Историки для отличія отъ Казиміровъ его преемниковъ. Чацкій говоритъ, что это Казимиръ III Великій, ум. въ 1370 году и названъ на монетѣ I потому, что онъ первый началъ дѣлать Польскіе гроши; но откудажъ у него взялись гроши 1307 года. Просимъ разрѣшить: можно ли всѣми сими мрачными извѣстіями доказать, что въ IX, X, XI и XII столѣтіяхъ въ Россіи не было кожаныхъ денегъ? Чацкій ни въ текстѣ, ни въ таблицахъ, словомъ ни гдѣ не упомянулъ ни о мордкахъ, ни о бѣлкахъ, ни о вѣкшахъ между Польскими металлическими монетами; какимъ же образомъ сіи мнимо металлическія бѣлки и вѣкши могли перелетѣть изъ Польши на серебреныхъ хвостахъ своихъ въ лѣса Новогородскіе; и такъ Авторъ и на Чацкаго ссылается напрасно.
40) X. Въ 1470 году Гвидо, Францускій Законовѣдецъ, написалъ, что въ бытность Іоанна, Короля Французскаго, въ плѣну у Англичанъ съ 1355 по 1360 годъ во Франціи употреблялись ременныя или кожаныя деньги. Авторъ на стр. 350 отвергаетъ сіе извѣстіе тѣмъ, что „современники обыкновенно о кожаныхъ деньгахъ молчатъ, а свидѣтельствуютъ объ употребленіи ихъ люди жившіе лѣтъ 100, 200 и болѣе послѣ.“
На это возраженіе уже отвѣчали мы подъ No. 37. Здѣсь прибавимъ: Гвидо послѣ Короля Іоанна жилъ черезъ 105 лѣтъ, естли не менѣе; слѣдственно въ такомъ или меньшемъ разстояніи времени, какъ почтенный Яковкинъ послѣ построенія села Царскаго; почемуже Авторъ Яковкину вѣритъ, а Гвидо отвергаетъ? Яковкинъ свое извѣстіе выписалъ изъ книгъ, да и Гвидо взялъ свое, вѣроятно не съ вѣтру.
41) XI. Въ 1516 и въ 1526 годахъ Герберштейнъ, посолъ Германскаго Императора къ В. К. Василью Іоанновичу въ запискахъ своихъ увѣряетъ своего Государя, что въ Россіи прежде его времени вмѣсто денегъ употреблялись мордки и ушки бѣлокъ и другихъ животныхъ. Авторъ сіе извѣстіе отвергаетъ два раза на стр. 13. тѣмъ, что „наши грамотѣи[23] обрадовались Герберштейновымъ ушкамъ, какъ средству растолковать значеніе полушки, которая, естли вѣрить имъ, была въ видѣ мягкой рухляди не что другое, какъ половина ушка, слѣдственно самая крошечная монета, и баснямъ вѣрили охотно. На 352 стр. Авторъ отвергаетъ извѣстіе Герберштейна тѣмъ, что онъ говоритъ о кожаныхъ деньгахъ, начитавшись Ливонскихѣ и Польскихъ Историковъ на пр. Гвагнинія, Витебскаго Коменданта.“
Возраженіе Автора на стр. 13 не правильно; потому что граматѣи наши и Историки два предмета разные: граматѣи ошиблись, а Историки ошибку ихъ поправили; слѣдственно послѣдніе укоряются невинно. На стр. 352 еще не основательнѣй; Гвагниній Витебскимъ Комендантомъ и въ службѣ Королей Польскихъ былъ съ 1560 по 1571 годъ, а Герберштейнъ умеръ въ 1559 году; какимъ же образомъ умершій Герберштейнъ читалъ и переписывалъ Гвагнинія? Не кому шутить надъ этимъ Герберштейномъ.
42) XII. Въ концѣ XVI столѣтія Меховій въ Хроникѣ своей 4. книги въ 4 главѣ согласно съ Гнезненскимъ Архидіакономъ, выше подъ No 38 упомянутымъ, увѣряетъ, что Поляки до 1296 года производили торговлю кожицами или мордками бѣлокъ. Сіе извѣстіе Авторъ отвергаетъ изумленіемъ своимъ, что „текстъ Меховиты Шлецеръ изъ Дюканжа, а Карамзинъ изъ Шлецера выписали не такъ, т. е. черное серебро назвали оловомъ.“
Здѣсь споръ идетъ совсѣмъ не объ оловѣ, но о бѣличьихъ кожицахъ или мордкахъ, кои Авторъ называетъ серебреными; и такъ спрашивается: говорилъ ли Меховій о бѣличьихъ кожицахъ или мордкахъ? Говорилъ; называлъ ли Меховій ихъ серебреными? нѣтъ; слѣдственно Авторъ извѣстія Меховія отвергаетъ неправильно[24].
43) XIII. Въ 1581 году или около онаго Пашковскій, современникъ Гвагнинія Италіанца, бывшаго въ Витебскѣ отъ Польскихъ Королей Комендантомъ говоритъ, что въ Россіи вмѣсто денегъ употреблялись кожаные лоскутки съ вытисненными на нихъ клеймами. Авторъ на стр. 353. „отвергаетъ сіе извѣстіе тѣмъ, что хотя Пашковскій Гвагнинію былъ современникъ, но какъ переводчикъ невѣрный заблагоразсудилъ асперіаловъ или бѣлокъ превратитъ въ кожаные лоскутки съ какими-то вытиснутыми на нихъ клеймами.“
Пашковскій бывъ природный Полякъ гораздо лучше могъ вѣдать и понимать Бѣлорускій языкъ и обыкновенія, нежели Италіянецъ Гвагниній, бывшій въ Польшѣ временно для продажи жизни своей за деньги: а потому мы думаемъ, что не Пашковскій переводилъ Гвагнинія, но Гвагниній списывалъ извѣстія Пашковскаго неправильно; слѣдовательно Авторъ Пашковскаго укоряетъ невинно.
44) XIV и XV.... Нейгебауеръ, Историкъ Польскій и Шикфузій Историкъ Силезскій также увѣряютъ, что въ Россіи вмѣсто денегъ употреблялись кожаные лоскутки. Сіи извѣстія Авторъ на стр. 355 отвергаетъ тѣмъ что „Длугошъ и Кромеръ имѣли осторожность умолчать о кожаныхъ деньгахъ, и что Бѣльскій и Стриковскій, писатели XVI вѣка, хотя не забыли засвидѣтельствовать о шкурахъ бѣличьихъ, куньихъ и другихъ до Короля Венцеслава въ Польшѣ вмѣсто монеты употреблявшихся, но Игнатій Потоцкій и знаменитый? Польскій Историкъ Нарушевичь[25] ясно доказали, что asperi Римскіе, потомъ Восточно-Греческіе, которыхъ слѣды видимъ донынѣ въ Турецкихъ аспрахъ, именуемые въ испорченной Латыни среднихъ вѣковъ Asperіоlі и aspergillі, дали мысль къ изобрѣтенію басни о бѣличей монетѣ; ибо слово Asperiolus значило и монету и въ тоже время и бѣлку.“
Дюканжъ точно говоритъ, что на испорченномъ Латинскомъ языкѣ Asperioli и Aspergilli у Западнаго Духовенства значили бѣлокъ лѣсныхъ, а у Византійцевъ, а потомъ у Турокъ aspergilli были серебреныя бѣлинкія монетки, но чтобы бѣлки лѣсныя и бѣлинкія Турецкія монетки были одно и тоже, Дюканжъ не только не думалъ, но чтобы удалить эту мысль и у читателей своихъ, выписываетъ два свидѣтельства: у Меховія точныя слова, что въ Польшѣ шкурки лѣсныхъ бѣлокъ употреблялись до Венцеслава вмѣсто денегъ, (см. No. 42.) и другаго Автора извѣстіе, что у Католицкихъ Священниковъ Aspergillі, т. е. лѣсныя бѣлки употреблялись на шапки, кои у простыхъ Церковнослужителей (Altaristae.) были съ ягнячьими черными; и такъ думалъ ли Дюканжъ, что Поповскія шапки были съ околышами серебреными, а церковно-служительскія съ мѣдными? Естественноли, чтобы Поляки, участвовавшіе уже въ Ганзейскомъ союзѣ, употребляли Греческія аспрочки и заимствуя это названіе отъ Турковъ, именовали ихъ на своемъ языкѣ бѣлками? Повторяемъ, что это несообразность и слѣдственнo Польскіе Историки Дюканжа не поняли и перетолковали его совсѣмъ не такъ.[26]
45) XVI. Изъ указа Петра Великаго 1700 года видно, что въ Калугѣ и въ иныхъ городахъ за недостаткомъ размѣнной монеты торговали кожаными жеребьями. Авторъ противъ сего указа возражаетъ дважды. На стр. 31 тѣмъ, что „это случилось за недостаткомъ мѣлкой размѣнной монеты, и на стр. 347. также не отрицаетъ употребленія кожаныхъ лоскутковъ вмѣсто мѣлкой монеты, и что тѣмъ указомъ уничтожается всякое сомнѣніе, но тогдаже самъ себѣ опять противорѣча, разсуждаетъ, что допустить существованіе кожаныхъ лоскутковъ въ разныхъ областяхъ древней Россіи, лоскутковъ клейменыхъ, обращавшихся вмѣсто монеты, значило бы тоже, что вѣрить существованію Государственнаго кредита въ такое время и въ такихъ обстоятельствахъ, когда по всѣмъ соображеніямъ ума человѣческаго не могъ еще, не говорю созрѣть, но даже прозябнуть сей плодъ усовершенствованнаго общежитія и Гражданскаго устройства.“
Все такъ; но нѣтъ логической связи: естли тогда, какъ въ Россіи золотыя, серебреныя и вообще металлическія деньги ходили милліонами, когда за употребленіе не Государственныхъ монетъ или за поддѣлку Государственныхъ, народъ угрожался смертью, необходимость и недостатокъ размѣнной монеты заставляли торгующихъ употреблять самодѣльные лоскутки; то какъ могли обойтись безъ нихъ Новогородцы или вообще Россіяне первыхъ вѣковъ ихъ Исторіи, не имѣя другихъ денегъ, кромѣ кожаныхъ, и въ тоже время имѣя полную власть дать лоскуткамъ силу, какую и какъ имъ было угодно, когда безъ лоскутковъ или размѣнной монеты обойтись имъ было стольже трудно, какъ безъ хлѣба? Такъ естли бы мы лоскутковъ минувшихъ временъ не имѣли въ музеяхъ, естлибы не упоминались они въ Лѣтописяхъ, естлибъ не подтвержалось существованіе ихъ прагматическими актами, болѣе, нежели дватцатью разныхъ странъ и вѣковъ свидѣтелями; и тогдабы вело насъ простое понятіе вещей, что у древнихъ Новогородцевъ лоскутки въ видѣ размѣнныхъ денегъ точно употреблялись: какъ Новогородцы, когда по увѣренію самаго Автора не было у нихъ ни металлическихъ монетъ, ни иностранной торговли,[27] могли посылать за грошевымъ хлѣбомъ рублевую шкуру и какъ могъ хлѣбникъ съ сотнею покупщиковъ расчитываться за грошевыя хлѣбы рублевыми мѣхами, и гдѣ могъ онъ беречь ихъ? Такой естественной ходъ вещей вразумляетъ насъ ясно, что тогда на прим. 3, 5, 7, размѣнныхъ лоскутковъ составляли цѣну цѣлой кожи, 20, 30 или 50 лоскутковъ составляли извѣстное число кожъ называемое гривною, и когда требовалось 3, или 5, лоскутковъ, то вносились лоскутки, когдаже число требуемыхъ лоскутковъ цѣною равнялось кожѣ, или числу кожъ равному гривнѣ; тогда вносились цѣлыя кожи, на которыя мѣнялись изъ казны и лоскутки небходимые для мѣлочной торговли.—Намъ кажется это ясно, естественно, согласно со всѣми извѣстіями; но Авторъ трактата возражаетъ, что тогда не было и быть не могло Государственнаго кредита, прозябенія временъ просвѣщенныхъ. Мы не знаемъ, понималъ ли важность сего Европейскаго прозябенія Монгольской Императоръ во время путешествія въ Азію извѣстнаго Марка—Павла; но сей путешественникъ увѣряетъ, какъ ниже увидимъ, что во всѣхъ областяхъ того Императора никакихъ денегъ не употребляли, кромѣ лоскутковъ бумажныхъ, кои въ тогдашнемъ положеніи были гораздо хуже кожаныхъ. О Монголахъ Авторъ не споритъ, но въ Россіи находитъ еще средство замѣнить кожаные лоскутки бретіаницами т. е. по его мнѣнію обрѣзками металлическихъ монетъ, но мы выше подъ No. 10 указали, что бретіаницы или брактеаты были не монетные обрѣзки, но цѣлыя драгоцѣнныя вещи, принадлежавшія къ нарядамъ и украшеніямъ. Допустимъ же на время, что бретіаницы были металлическихъ монетъ обрѣзки; но откуда могли быть металлическіе монетные обрѣзки, когда цѣлыхъ металлическихъ монетъ совсѣмъ не было? Теперь изъ тѣхъ же книгъ, коими Авторъ трактата пользовался, выпишемъ:
46) I. Къ 715 году до P. X. Целій Родійскій въ кн. 10 свидѣтельствуетъ, что Римляне прежде металлическихъ денегъ, употребляли кожаныя, и раковинныя. Далѣе тотъ же Целій прибавляетъ, что Нума въ приличныхъ случаяхъ раздавалъ народу деньги кожаныя и даже деревянныя. Авторъ на стр. 34. стороною отвѣтствуя на сіе извѣстіе самъ себя вопрошаетъ: „такіе ли нынѣ первые вѣки Рима, какими они представлялись взорамъ ученыхъ до Нибура? Мы стоимъ, поего мнѣнію, на прагѣ не ожиданныхъ перемѣнъ въ понятіяхъ нашихъ о ходѣ произшествіи на Сѣверѣ начиная съ IX вѣка.“
Автору угодно, чтобы всѣхъ вѣковъ и странъ ученые на древности Рима смотрѣли глазами Нибура и Чацкаго, и чтобы всѣ, по догадкамъ ихъ и самаго Автора приняли новыя мнѣнія. Это мечта! нынѣ многіе смотрятъ на все собственными своими глазами, измѣряютъ все собственнымъ своимъ разсудкомъ, не даютъ преимущества ни древнимъ мнѣніямъ предъ новыми, ни новымъ передъ старыми, вѣрятъ наиболѣе истиннѣ, къ какому бы вѣку она ни принадлежала.
47) II. Въ 381 году послѣ P. X. или около сего времени блаженный Іеронимъ упоминаетъ о кожаныхъ деньгахъ.
48) III. Съ 1271 по 1293 годъ Маркъ Павелъ, путешествуя по Азіи, въ запискахъ своихъ, гл. II, замѣтилъ, что Ханъ или Императоръ Татарскій его времени не дозволялъ въ своихъ владѣніяхъ употреблять иной монеты кромѣ бумажной. Бумажныя деньги тогдашняго времени, были также лоскутки. О семъ говорено выше подъ No. 45.
49) IV. Въ 1570 году Петръ Лицетъ, Президентъ Французскаго Парламента, въ книгѣ de gemmis, говоря о тамошнихъ кожаныхъ деньгахъ минувшихъ временъ, утверждаетъ, что для прочнѣйшаго состава оныхъ употреблялись кожи самыя толстыя и твердыя изъ хребтовъ бычачьихъ. (Sumebantur ad monetas has formandas non Bouis pellis tenuior, sed crassior et durior in tergore tauri residens ad usum diuturniorem). Далѣе Комментаторъ Целія увѣряетъ, habuisse istius modi nummos infixum forte auri vel argenti frustulum, in quo coelata fuerit imago Principis, qualium cum infixo claviculo argenteo certi ponderis insignem uim in arca quadam inuentam esse A. C. 1634. т. e. такого сорта монеты имѣли вбитые въ нихъ кусочки золотые или серебреные съ изображеніями лицъ Государей, и что такихъ монетъ съ воткнутыми гвоздиками въ Даніи въ 1634 году въ одномъ ящикѣ найдено великое множество. Авторъ, умолчавъ въ своемъ мѣстѣ о лоскуткахъ Воронежскихъ и Александровскихъ, не захотѣлъ уже выводить на театръ и Францускихъ, ниже Датскихъ.
50) V. и VI. Около 1581 года при тѣсной осадѣ Гарлема отъ Ишпанскаго войска Голландцы и около 1618 года Шведской Король Густавъ-Адольфъ при первыхъ походахъ своихъ въ Германію употребляли также кожаныя деньги, что означено въ запискахъ о той осадѣ и походахъ.
Вотъ сколько свидѣтелей повсемѣстнаго существованія кожаныхъ денегъ! Авторъ, дабы удалить отъ нихъ вниманіе читающихъ, на стр. 349, помѣстилъ извѣстіе вымышленное, или не извѣстно откуда выписанное, будтобы Сенека, Наставникъ Нерона, изобрѣлъ для Спарты кожаную монету. Могла ли имѣть мѣсто такая несообразность въ ученыхъ запискахъ? Когда Сенека писалъ законы, когда правилъ Спартанцами?
Естлибы подлинно Рускіе Историки при такомъ множествѣ свидѣтелей ошибкою сказали, что Славяне Россійскіе цѣнили сперва вещи шкурами звѣрей, потомъ замѣнили ихъ мордками[28] и другими лоскутками, естлибы Авторъ отвергъ это мнѣніе такимъ же множествомъ свидѣтелей: и въ такомъ случаѣ безъ явной непріязни къ Рускимъ Историкамъ не могъ онъ на стр. 338 писать, что Руская „Нумизматика съ младенческою своею неопытностію высыпала тучу кожаныхъ лоскутковъ, омрачила ими атмосферу Исторіи и закрыла нѣкоторыя свѣтлыя точки въ писменныхъ памятникахъ нашихъ.“ Что это за омраченіе Исторической атмосферы, что это за свѣтлыя точки закрытыя? Первыя черты Руской Нумизматики изображены тѣмиже иностранцами, кои упражнялись въ Нумизматикѣ и для собственныхъ ихъ Отечествъ; иностранцы Рускимъ Историкамъ доставили доказательства, о существованіи въ Россіи кожаныхъ денегъ, и за чтожъ упрекаются въ младенческой неопытности только Рускіе писатели? Напрасно! какой дастъ отвѣтъ Авторъ трактата не умытному, по его выраженію, судьѣ, то есть потомству, естли вздумаетъ отправиться къ нему съ такою тучею худо понимаемыхъ имъ бретіяницъ?
