Аѳ. Скажите, какую идею составимъ себѣ о будущемъ нашемъ поселеніи? не вопрошаю о названіи его теперь, или какъ оно назовется въ будущее время; первое основаніе его, мѣсто, названіе рѣки или Боговъ-покровителей страны легко могутъ дать имя возникающему городу. Я желаю знать, приморской ли онъ, или отъ моря удаленной?
Кл. Городъ, о которомъ мы говоримъ, отстоитъ отъ моря почти на восемьдесять стадій.
Аѳ. Имѣетъ ли онъ въ близости пристани, или вовсѣ не приступенъ?
Кл. Вблизи его есть удобнѣйшія пристани.
Аѳ. Вотъ какое мѣсто! а каковы окрестности? во всемъ плодородны, или имѣютъ въ чемъ либо недостатокъ?
Кл. Почти ни въ чемъ не имѣютъ недостатка.
Аѳ. Есть ли въ близости другіе города, или нѣтъ?
Кл. Нѣтъ. По сему-то онъ и населяется. Еще въ давнія времена произошло переселеніе изъ сей страны, и досѣлѣ она оставалась пустынею.
Аѳ. Каково положеніе сей страны вразсужденіи полей, горъ и лѣсовъ?
Кл. Она имѣетъ во всемъ одинакое свойство съ прочими странами Крита.
Аѳ. Итакъ почва земли болѣе шероховата, нежели ровна?
Кл. Точно такъ.
Аѳ. Слѣдовательно способна къ развитію добродѣтели. Еслибъ сей новый городъ былъ приморской, съ удобными пристанями, но съ безплодными окрестностями и подверженный многимъ нуждамъ; то развѣ сильной какой Геній, или божественный законодатель моглибъ предохранить его отъ вліянія многихъ худыхъ иноземныхъ обычаевъ. Но восемьдесять стадій могутъ успокоить наши сомнѣнія; и ето разстояніе еще слишкомъ мало, если пристани такъ удобны, какъ ты говоришь. Впрочемъ должно радоваться и етому. Прилежащее море ежедневно можетъ доставлять много пріятностей, и при всемъ томъ есть соленый и горькій сосѣдъ. Въ слѣдъ за торговлею и богатствомъ оно вводитъ роскошь, возраждаетъ въ душѣ склонность къ непостоянству и вѣроломству, содѣлываетъ городъ невѣрнымъ сначала самому себѣ, потомъ равно и прочимъ людямъ. Нашъ городъ безопасенъ и съ сей стороны, потому что изобилуетъ собственными произведеніями; имѣя шероховатую почву, онъ не можетъ имѣть въ нихъ излишества. Иначе, чрезъ великой вывозъ своихъ произведеній въ чужія страны, онъ наполнился бы сребромъ и золотомъ. Ни одно изъ всѣхъ золъ, можно сказать, если мы строго взвѣсимъ всѣ одно противъ другаго, столько не препятствуетъ развитію нравовъ благородныхъ и справедливыхъ, какъ излишнее богатство; о чемъ мы говорили и въ прежнемъ словѣ.
Кл. Помнимъ и соглашаемся, что ты какъ тогда, такъ и теперь говорилъ справедливо.
Аѳ. Обильна ли страна твоя корабельнымъ лѣсомъ?
Кл. Тамѣ нѣтъ ни огромныхъ елей, ни лиственницы. Кипарисовъ мало; рѣдко встрѣчаются сосны и тополи, употребляемыя для внутреннихъ частей корабля.
Аѳ. Тѣмъ лучше. Сей недостатокъ весьма выгоденъ для страны твоей.
Кл. Почему же?
Аѳ. Хорошо для всякаго города, если онъ не легко можетъ подражать врагамъ своимъ въ томъ, что худо.
Кл. Но какую связь имѣютъ слова сіи съ предъидущими?
Аѳ. Припомни, любезный, что прежде сказано о Критскихъ законахъ, что они устремлены къ единой цѣли. Цѣль сія, какъ вы сказали, есть война. Я хвалилъ сіи законы, какъ основанные на добродѣтели, и порицалъ въ нихъ то, что они объемлютъ не цѣлую добродѣтель, но только одну часть ея. Въ настоящемъ нашемъ словѣ вы предостерегите меня, если я положу какой законъ, основанный не на цѣлой добродѣтели, но односторонній. По моему мнѣнію только тотъ законъ справедливъ, которой, подобно мѣткому стрѣлку, устремляетъ всю свою силу къ тому, съ чѣмъ нераздѣльно какое нибудь истинное, постоянное благо; а все прочее, какъ то богатство и всякія выгоды оставляетъ, какъ противные цѣли своей. Худымъ подражаніемъ врагамъ называю то, если кто живетъ у моря и подверженъ нападеніямъ непріятелей, такъ на примѣръ, — но я говорю не въ укоризну вамъ, — нѣкогда Миносъ, владѣя великими силами на морѣ, возложилъ на жителей Аттики тягостную, постыдную дань. Они же не имѣли ни военныхъ кораблей, какъ теперь, ни страны, обилующей лѣсомъ, для сооруженія флота, и не скоро сдѣлались мореплавателями по подражанію врагамъ своимъ; не скоро могли противостоять нападеніямъ ихъ. Но лучше было имъ терять не семь мальчиковъ, а въ нѣсколько разъ больше, нежели вмѣсто твердыхъ воиновъ сдѣлаться мореплавателями, пріобыкнуть съ поспѣшностію садиться на корабли, отступать и не щитать стыдомъ, если при нападеніи непріятеля они уже не дерзаютъ противостоять ему и мужественно встрѣчать смерть. Уже стали они находить различныя оправданія, бросать оружіе и обращаться въ бѣгство — какъ теперь говорится, — непостыдное. Такія рѣчи, весьма обыкновенныя у моряковъ, не только не заслуживаютъ одобренія, но напротивъ достойны всякой укоризны; ибо граждане, особливо отличнѣйшій классъ ихъ, не должны подражать худымъ примѣрамъ. Можно видѣть изъ Гомера, сколь пагубно такое подражаніе. Одиссей укоряетъ самаго Агамемнона, что онъ при сильномъ нападеніи Троянцевъ на Ахеянъ приказалъ спустить корабли на море. Во гнѣвѣ своемъ Одиссей говоритъ: Между тѣмъ, какъ произходитъ война и кровопролитная сѣча, ты велишь спустить на море гребные корабли, чтобъ тѣмъ угодить Троянцамъ, кои сего только желаютъ, а насъ повергнуть въ жестокую гибель. Ахеяне не будутъ упорствовать въ войнѣ, когда спустятся корабли, но въ бѣгствѣ станутъ искать спасенія. Ты увидишь, какъ гибельно твое повелѣніе. Слѣдовательно и Гомеръ зналъ, сколь опасны корабли на морѣ въ виду сражающихся; такимъ образомъ легко могутъ пріобыкнуть обращаться въ бѣгство мужественные отъ слабыхъ, и львы отъ еленей. Притомъ въ государствахъ, обязанныхъ морской силѣ своимъ могуществомъ, почести раздаются не по отличію въ дѣлахъ военныхъ. Кормчими, начальниками гребцовъ и гребцами могутъ быть люди всякіе и не очень славные; самое благоприличіе не позволяетъ почтить инаго изъ нихъ торжественною славою; а безъ сего можетъ ли быть надлежащее устройство въ государствѣ?
Кл. Не возможно. Но мы, Критяне, думаемъ, что морское сраженіе Еллиновъ при Саламинѣ противъ Варваровъ спасло Грецію.
Аѳ. И многіе изъ Еллиновъ и варваровъ такъ думаютъ. Но я и Мегиллъ, мы полагаемъ сею причиною сраженія при Маратонѣ и Платеѣ; первое было началомъ спасенія Грековъ, а второе довершило его. Сіи двѣ побѣды содѣлали Еллиновъ доблестнѣйшими. О морскихъ же сраженіяхъ, о Саламинскомъ, и при Артемизіи, можно сказать, что онѣ, содѣйствуя ко спасенію Еллиновъ, не сдѣлали ихъ лучшими. Разсматривая превосходство государственнаго устройства со стороны выгодъ мѣстоположенія и свойства законовъ, мы почитаемъ отличнѣйшимъ щастіемъ для человѣка не одно простое продолженіе бытія, чтобъ онъ существовалъ какъ нибудь, но чтобъ во всю жизнь свою былъ добродѣтельнымъ. Но, кажется, о семъ уже прежде мы сказали свое мнѣніе.
Кл. Да.
Аѳ. Не будемъ терять сего изъ вида, если хотимъ слѣдовать по одному путю, безъ сомнѣнія лучшему для поселенія города и для законодательства.
Кл. Весьма справедливо.
Аѳ. Теперь скажи мнѣ, кто будетъ населять вашъ городъ? изъ всего ли Крита всякой желающій, если народонаселеніе въ вашихъ городахъ столь велико, что земля не достаточна для продовольствія его? Конечно вы не безъ разбора принимаете всѣхъ Еллиновъ; хотя у васъ живутъ многіе урожденцы Аргоса, Егины и другихъ странъ Еллинскихъ. Скажи, отколѣ вы призовете народъ свой?
Кл. Кажется изъ всего Крита. Изъ прочихъ же Еллиновъ съ особеннымъ предпочтеніемъ будутъ принимаемы здѣсь Пелопонесцы; ты справедливо сказалъ, что у насъ есть также урожденцы Аргоса; особенно мы уважаемъ переселенцовъ изъ Пелопонесскаго города Гортины.
Аѳ. Слѣдовательно поселеніе городовъ можетъ быть надежно только тогда, если произходитъ по подобію роящихся пчелъ. Одинъ родъ переселяется отъ своего семейства, отъ друзей своихъ, побуждаемый или тѣснотою мѣста, или другими обстоятельствами. Иногда возмущенія заставляютъ одну часть гражданъ искать себѣ другаго мѣста; иногда переселялось и цѣлое государство, одолѣваемое превосходными силами враговъ. Отъ того иногда очень легко, иногда очень трудно поселить городъ и снабдить его законами: въ народѣ, имѣющемъ одинъ языкъ, одно имя, одинаковое богослуженіе и тому подобное, существуетъ какая-то взаимная любовь, и онъ съ трудомъ привыкаетъ къ другимъ законамъ, къ другому образу правленія. Иногда онъ возмущается по испорченности законовъ, но по привычкѣ всегда приверженъ къ старымъ обычаямъ, отъ коихъ и прежде погибъ; тогда онъ тягостенъ для начальника поселенія и не покоренъ гласу его. Стекшіеся изъ разныхъ сторонъ различные люди болѣе первыхъ способны принять новые законы; но очень трудно и много времени потребно къ тому, чтобъ они слились въ одну душу и стремились бы къ единой цѣли, подобно конямъ впряженнымъ въ одну колесницу. Однимъ словомъ, законодательство и утвержденіе государствъ требуетъ величайшихъ талантовъ и безпримѣрной добродѣтели.
Кл. Справедливо, но скажи яснѣе, къ чему клонятся слова сіи?
Аѳ. Почтенный, похваляя и разсматривая законодателей, легко можно сказать что нибудь для нихъ худое. Впрочемъ не велика важность, еслибы мы сказали въ примѣръ что либо подобное. О чемъ безпокоиться? таковы почти всѣ дѣла человѣческія.
Кл. О чемъ ты говоришь?
Аѳ. Я хотѣлъ сказать, что ни одинъ человѣкъ, никогда, ничего не узаконяетъ; но случаи и разныя нещастія суть источники всѣхъ законовъ: или жестокая война, или гибельное вліяніе недостатка влечетъ государства къ упадку и измѣняетъ законы; иногда болѣзни, голодъ и ненастныя годины заставляютъ вводить новизны. Взирая на сіе всякой легко согласится со мною, что смертный ничего не установляетъ; но всѣ дѣла человѣческія суть игра случая. Тоже самое, кажется, весьма основательно можно сказать о мореплаваніи, о управленіи корабля, о врачевствѣ и военачальствѣ. Но притомъ въ тѣхъ же обстоятельствахъ хороши и другія слова.
Кл. Какія?
Аѳ. Что Богъ, щастіе въ рукѣ Божіей и чреда управляютъ судьбою человѣчества. За ними уже надлежитъ дать мѣсто искуству; ибо великую услугу доставляетъ знаніе кормчаго во время бури. Не такъ ли?
Кл. Такъ.
Аѳ. Слѣдовательно тоже бываетъ и въ другихъ случаяхъ; и въ законодательствѣ, должно согласиться, если самыя обстоятельства благопріятствуютъ населяемой странѣ, то къ довершенію благоденствія ея нуженъ законодатель, твердый въ истинѣ.
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Человѣку, имѣющему свѣденіе въ какомъ либо изъ тѣхъ предметовъ, о которыхъ мы говорили, чего другаго остается желать, какъ щастливаго стеченія обстоятельствъ, чтобъ труды его не остались тщетными?
Кл. Справедливо.
Аѳ. Еслибъ мы спросили и у другихъ, въ чемъ состоятъ ихъ желанія? Безъ сомнѣнія они сказали бы тоже. Нетакъ ли?
Кл. Такъ.
Аѳ. И законодатель сказалъ бы тоже.
Кл. Думаю.
Аѳ. Скажи намъ, законодатель, — вопросимъ мы его, — въ какомъ состояніи городъ мы должны поручить тебѣ, чтобъ ты могъ довершить щастіе его? что бы онъ сказалъ на сіе? или мы за него скажемъ отвѣтъ его?
Кл. Хорошо.
Аѳ. Онъ сказалъ бы такъ: дайте мнѣ городъ, управляемый однимъ Государемъ, но Государемъ юнымъ, одареннымъ хорошими способностями ума, образованнымъ, мужественнымъ, съ возвышенными чувствованіями. Мы уже прежде сказали, чѣмъ должны сопроваждаться всѣ части добродѣтели; тоже должно украшать душу сего Государя; иначе самыя добрыя качества его будутъ безполезны.
Кл. Мегиллъ, сія сопутница добродѣтелей, мнѣ кажется, есть умѣренность. Не такъ ли?
Аѳ. Она самая; но естественная, не принужденная, не та, которую нѣкоторые учители мудрости называютъ благоразуміемъ, стараясь доказать, что быть мудрымъ и умѣреннымъ есть одно и тоже: но въ простомъ смыслѣ, которая уже обнаруживается въ нѣкоторыхъ дѣтяхъ и животныхъ; какъ врожденная, укрощаетъ ихъ пылкость, увлекающую другихъ къ необузданнымъ наслажденіямъ; однимъ словомъ сія умѣренность, которая, какъ мы сказали, безъ другихъ отличныхъ качествъ ничего не значитъ. Помните ли вы?
Кл. Очень помнимъ.
Аѳ. Если Государь соединяетъ сіе качество вмѣстѣ съ прочими добродѣтелями, то Государство получитъ быстрое, прекрасное устройство и сдѣлается щастливымъ. Нѣтъ и быть не можетъ другаго лучшаго и надежнѣйшаго способа къ утвержденію его.
Кл. Возможно ли; чѣмъ ты можешь убѣдить насъ въ истинѣ сихъ словъ?
Аѳ. Очень легко понять, что сіе такъ бываетъ въ самой природѣ вещей.
Кл. Что ты говоришь, будто для сего нуженъ только Государь юный, одаренный хорошими способностями ума, образованный, мужественный, съ возвышенными чувствованіями?
Аѳ. Прибавь, если онъ будетъ столько щастливъ, что найдетъ себѣ мудраго законодателя, которой содѣйствовалъ бы ему къ единой цѣли. Посылая сіе, Богъ дѣлаетъ почти все, если хочетъ благословить первымъ щастіемъ какое либо Государство; второе мѣсто послѣ етаго занимаетъ то Государство, въ которомъ два Правителя; третье — то, въ которомъ управляютъ многіе. Впрочемъ тѣмъ ненадежнѣе правленіе, чѣмъ больше правителей, и чѣмъ ихъ меньше, тѣмъ лучше.
Кл. По етому, кажется, ты думаешь, что неограниченное правленіе есть лучшее при мудромъ законодателѣ и кроткомъ Государѣ; что такое Государство весьма легко содѣлать щастливымъ? Вторымъ ты полагаешь правленіе не многихъ, и третьимъ, народное?
Аѳ. Никакъ. Легче всего устроить правленіе вопервыхъ неограниченное, потомъ Монархическое, и третье Димократическое. Но четвертое Аристократическое очень трудно можетъ быть преобразовано: въ немъ всегда имѣютъ перевѣсъ многочисленные вельможи. Преобразованіе можетъ произойти только тогда, если есть истинный законодатель и въ Государствѣ имѣетъ онъ равную силу съ могущественнѣйшими лицами. Гдѣ сіи лица немногочисленны, но сильны, какъ въ неограниченномъ правленіи, тамъ удобнѣе и легче дѣлать перемѣны.
Кл. Какимъ же образомъ? непонимаемъ.
Аѳ. Но вамъ сіе сказано не однажды, а, кажется, уже нѣсколько разъ. Можетъ быть вы еще не видали города, управляемаго неограниченною властію.
Кл. Я и не любопытенъ до сего зрѣлища.
Аѳ. Однакожь ты увидѣлъ бы тамъ истину словъ моихъ.
Кл. Какую истину?
Аѳ. Что неограниченному Государю потребно немного труда и времени чтобы по желанію своему перемѣнить нравы Государства. Надобно только самому итти впереди всѣхъ туда, къ чему хочетъ обратить другихъ; хочетъ ли онъ возбудить гражданъ къ добродѣтели или въ противную сторону; самъ первый долженъ показать примѣръ своими дѣлами, однихъ хвалить и отличать, другихъ подвергать стыду, и непокорныхъ при каждомъ поступкѣ безчестить.
Кл. Надобно думать, что прочіе граждане скоро послѣдуютъ своему Государю, соединяющему съ такою силою толикую убѣдительность.
Аѳ. Никто не увѣритъ насъ, друзья, чтобъ примѣръ и вліяніе управляющихъ не были самые дѣйствительные способы къ преобразованію законовъ, и теперь и въ будущее время. Мы не почтемъ сего не только невозможнымъ, но даже и труднымъ дѣломъ, хотя Исторія рѣдко представляетъ подобныя событія въ продолженіи многихъ лѣтъ. Но сіи событія всегда будутъ источниками безчисленныхъ благъ для Государства, въ которомъ онѣ произойдутъ.
Кл. Какихъ же благъ?
Аѳ. Еслибъ божественная любовь къ умѣренности и правосудію горѣла въ сердцахъ Царей, единовластно управляющихъ, или другихъ правителей, избираемыхъ по богатству или рожденію; еслибъ кто теперь владѣлъ даромъ Нестора, которой силою краснорѣчія превосходилъ всѣхъ, и еще болѣе знаменитъ былъ своею умѣренностію; — но сіе было во времена Трои, задолго прежде насъ; еслибъ онъ теперь возсталъ, или другой мужъ ему подобный, или кто нибудь изъ насъ былъ бы таковъ: то щастливъ онъ, и щастливы слушающіе слова изъ устъ мудраго. То же можно сказать о всякомъ другомъ могуществѣ: гдѣ соединяется въ высочайшей власти мудрость съ умѣренностію: тамъ правленіе и законы достигаютъ величайшаго совершенства, и другимъ образомъ сіе никогда быть не можетъ. До времени сіе сказано темно, въ видѣ оракульскаго изрѣченія, доколѣ мы докажемъ со всею достовѣрностію, что съ одной стороны трудно устроить городъ, а съ другой по нашему предположенію ето есть самое легкое и скорое дѣло.
Кл. Какимъ образомъ?
Аѳ. Сообразуясь съ потребностями твоего города, постараемся начертать ему законы съ осторожностію стариковъ, кои даютъ уроки своимъ дѣтямъ.
Кл. Будемъ продолжать, не остонавливаясь.
Аѳ. Призовемъ Бога на устроеніе новаго града. Онъ услышитъ насъ, и внявъ молитвѣ нашей, милосердо сойдетъ къ намъ содѣйствовать общему благу и учрежденію законовъ.
Кл. О еслибъ Онъ сошелъ!
Аѳ. Но какое правленіе мы дадимъ нашему государству?
Кл. Скажи яснѣе, что ты намѣренъ сказать. Безъ сомнѣнія ты хочешь знать, установить ли правленіе народное, или вельможное, или царственное; но мы увѣрены, не деспотическое, неограниченное.
Аѳ. Но кто изъ васъ первой хочетъ сказать мнѣ, какое правленіе находится въ отечествѣ его?
Мег. Какъ старшему, не мнѣ ли принадлежитъ право говорить прежде?
Аѳ. Все равно.
Мег. Разсуждая о правленіи въ Лакедемонѣ, я не могу сказать рѣшительно, какъ назвать его. Кажется оно походитъ на неограниченное. Власть Ефоровъ у насъ удивительно велика; иногда я вижу здѣсь правленіе совершенно народное. Крайнее невѣжество было бы, утверждать, что оно не Аристократическое; есть у насъ и Царская власть; власть самая древняя, нами и всѣми народами такъ называемая. На сей нечаянный вопросъ я не могу сказать опредѣленно, какое у насъ правленіе.
Кл. Я съ тобою, Мегиллъ, нахожусь въ одинакомъ замѣшательствѣ. Вникая въ правленіе Кносса, я не могу дать ему собственнаго названія.
Аѳ. Ето отъ того, что ваши отечества суть дѣйствительныя правленія; а тѣ, кои мы теперь по одиначкѣ называли, не суть государственныя правленія, но простые города, въ которыхъ одна часть повелѣваетъ, другая раболѣпствуетъ; всякой изъ нихъ называется именемъ своего правителя. И если необходимо имѣть городу такое названіе, то лучше заимствовать его отъ истиннаго Бога, управляющаго существами разумными.
Кл. Кто же сей Богъ?
Аѳ. Чтобъ объяснить сей вопросъ, надобно прибѣгнуть къ баснословію; возможно ли сіе сдѣлать?
Кл. Очень можно.
Аѳ. За долго прежде основанія всѣхъ Государствъ, о коихъ мы говорили, самое первое и самое щастливое было въ златыя времена Сатурна. Нынѣшнія самыя совершенныя царствованія суть только слабое подобіе онаго.
Мег. Очень любопытно слышать сіе.
Аѳ. Я думалъ такъ; и для етаго сдѣлалъ сіе отступленіе въ нашемъ разговорѣ.
Мег. Очень хорошо ты сдѣлалъ; желательно, чтобъ ты разсказалъ всю баснь по порядку, если можно.
Аѳ. Сдѣлаю по вашимъ словамъ. Идетъ преданіе о щастливой жизни златаго вѣка, когда всѣ блага сами собою въ изобиліи представлялись людямъ. Причина же сего щастія, какъ говорятъ, была сія: Сатурнъ зналъ, что никакая природа человѣческая, владѣя неограниченною властію, не можетъ противиться сильнымъ порывамъ своевольства и несправедливости. Къ отклоненію сего онъ поставилъ Царями и начальниками государствъ не людей, но существа благороднѣйшія, божественныя. Такъ нынѣ и мы дѣлаемъ со стадами и со всѣми домашними животными. Мы не поставляемъ воловъ начальниками надъ волами, ни козлищъ надъ козлищами, но сами управляемъ ими какъ родъ отличнѣйшій. Равнымъ образомъ по милости человѣколюбиваго Бога тогда царствовали на землѣ Геніи — существа благороднѣйшія. Сіи существа, богатыя способами попеченія о себѣ и о другихъ, установляли вездѣ миръ, добрую совѣсть, свободу и неизсякаемое правосудіе, и утверждали въ людяхъ безмятежіе и благоденствіе. Но сей вѣкъ миновался. Онъ представляетъ намъ истину, что, гдѣ царствуютъ не Боги, но смертные, тамъ человѣкъ никогда не успокоится отъ золъ и бѣдствій. По крайней мѣрѣ, сколько возможно, онъ долженъ приближаться къ первоначальной жизни Сатурна: повиноваться безсмертной части существа своего, уступать душѣ своей власть надъ собою, надъ домами и градами, и признавать закономъ только внушенія божественнаго разума. Но гдѣ или одинъ человѣкъ, или дворянство, или народъ съ душею жадною къ удовольствіямъ, и страстями волнуемою, безпрестанно стремится къ новымъ наслажденіямъ; не зная ни въ чемъ воздержаній, страдаетъ болѣзнію ненасытности, и попирая всѣ права человѣчества, управляетъ городомъ или частнымъ человѣкомъ: тамъ, повторяю, нѣтъ уже средства къ спасенію. Надлежитъ вамъ, Клиній, вникнувъ въ слово сіе, или согласиться съ нимъ, или нѣтъ.
Кл. Необходимо должно согласиться.
Аө. Нѣкоторые утверждаютъ, какъ ты знаешь, что законы имѣютъ тѣ же виды и раздѣленія, какъ и правительства. Мы уже видѣли, какъ раздѣляются послѣднія, и впадаемъ въ недоумѣніе, съ какой точки должно смотрѣть на справедливость и несправедливость. Говорятъ, что законы не должны основываться ни на цѣлой добродѣтели, ни на войнѣ; они должны клониться къ пользѣ существующаго образа правленія, ко всегдашнему утвержденію власти его, и естественная мѣра справедливости есть сія...
Кл. Какая?
Аѳ. Польза сильнѣйшаго.
Кл. Скажи яснѣе.
Аѳ. Законы въ государствѣ, какъ говорятъ, даются стороною преобладающею; не правда ли?
Кл. Истинно.
Аѳ. Но можно ли полагать, что народъ, или другая какая либо сторона, имѣя въ рукахъ своихъ перевѣсъ, согласится утвердить законы не на собственной своей пользѣ?
Кл. Какъ можно.
Аѳ. Слѣдовательно, кто преступитъ сіи законы; того по условленному правосудію законоположникъ накажетъ какъ возмутителя.
Кл. Кажется такъ.
Аѳ. Таково есть, и всегда будетъ, говорятъ они, существо справедливости.
Кл. Какъ показываетъ сіе слово.
Аѳ. Сіе опредѣленіе справедливости есть преступленіе противъ человѣчества.
Кл. Какое преступленіе?
Аѳ. Мы уже видѣли, кто надъ кѣмъ долженъ владычествовать; видѣли, что родители должны управлять дѣтьми, старшіе младшими, благородные безродными; мы видѣли и другія многія власти, однѣ другимъ противорѣчущія; видѣли между ними и власть сильнаго, и согласились со мнѣніемъ Пиндара, который называетъ ближайшею къ природѣ власть сильнѣйшаго.
Кл. Такъ; ето уже сказано.
Аѳ. Разсмотрите же, кому поручить свой городъ. Ибо не разъ, но тысячекратно случалось въ другихъ городахъ.
Кл. Что случалось?
Аѳ. Гдѣ начальство дѣлается предметомъ спора; тамъ преодолѣвающая сторона всегда присвоиваетъ себѣ всѣ государственныя дѣла, и побѣжденнымъ, ни самимъ, ни дѣтямъ ихъ не оставляетъ ни даже тѣни какой либо власти; тамъ вѣчно питаютъ одинъ къ другому взаимную боязнь, чтобы кто либо, получивъ въ руки свои власть, не отмстилъ за причиненныя ему прежде обиды. Такія правленія не суть правленія, и тѣ законы суть не истинные законы, кои установлены не для всего государства вообще. Правленія, установленныя для немногихъ, суть неиное что, какъ скопища злоумышленниковъ; справедливость у нихъ есть только пустое названіе. Сіе мы говоримъ для того, чтобъ въ новомъ государствѣ твоемъ не раздавать исключительно властей ни богатымъ, ни тѣмъ, кои ничего не имѣютъ, кромѣ силы, знатности и породы. Но кто болѣе всѣхъ повинуется законамъ, и въ етомъ побѣждаетъ прочихъ гражданъ; сему какъ первому должно поручить важнѣйшую должность, которую прежде исполняли сами боги; второму по немъ вторую власть и такъ далѣе по порядку. Я не безъ причины называю правителей служителями закона, но полагая въ семъ и спасеніе и гибель государства: гибель тамъ, гдѣ есть правитель, но безсиленъ законъ; спасеніе и всѣ блага, какія только боги даютъ людямъ, тамъ, гдѣ законъ есть господинъ надъ правителями, и правители суть рабы его.
Кл. Справедливо. Ты по лѣтамъ своимъ слишкомъ проницательно видишь.
Аѳ. Правда; юный человѣкъ видитъ сіи предметы всегда слабѣе, нежели какъ ему можно. Здѣсь старецъ проницательнѣе молодаго.
Кл. Истинно, очень истинно.
Аѳ. Чтожь далѣе? Вотъ уже поселенцы заняли свои мѣста; они предъ нами; къ нимъ надлежитъ обратить рѣчь свою.
Кл. Положимъ такъ.
Аѳ. Итакъ скажемъ имъ: граждане, Богъ, какъ говоритъ древнее преданіе, содержащій въ себѣ начало, средину и конецъ всѣхъ вещей, шествуетъ прямо и проникаетъ вселенную; ему всегда сопутствуетъ правосудіе, мститель за нарушеніе Божественнаго закона. Предназначенный къ блаженству, покоряется божественному суду и смиренно идетъ по стопамъ его. Но безумецъ, ослѣпленный гордостію, богатствомъ, почестями или красотою тѣла, пожираемый вмѣстѣ и пламенемъ юности и силою честолюбія, отметаетъ всякую власть и руководителя, и почитая себя рожденнымъ повелѣвать, остается безъ Бога, безъ добродѣтели. Оставленный самому себѣ, онъ пріобщается къ другимъ подобнымъ своимъ, рыщетъ и разноситъ всюду возмущеніе. Уже онъ дѣлается идоломъ черни; но скоро получаетъ достойное наказаніе сей рушитель своего семейственнаго и общественнаго щастія. При такомъ расположеніи дѣлъ человѣческихъ, что долженъ дѣлать и размышлять мудрый?
Кл. Очень ясно, что всякой разумный долженъ обращать всѣ свои мысли и желанія къ Богу.
Аѳ. Но какое поведеніе любезно Богу и сообразно съ природою Его? Я знаю только одно, основанное на древнемъ изрѣченіи: любезно подобное подобному и притомъ умѣренное умѣренному; предметы чрезмѣрные не бываютъ близки ни между собою, ни съ предметами умѣренными. Но Богъ есть мѣра всѣхъ вещей и мѣра совершеннѣйшая, нежели кто либо изъ смертныхъ, какъ говорятъ. И такъ, чтобъ сдѣлаться любезнымъ Богу, надобно по возможности уподобляться ему. На семъ основаніи человѣкъ умѣренный въ своихъ желаніяхъ, есть другъ Божій, какъ подобный Ему, а неумѣренный не только не подобенъ, но противенъ Ему, какъ несправедливый. Сіе правило ведетъ насъ къ другому важнѣйшему и болѣе всѣхъ истинному, именно: если добродѣтельный жертвуетъ Богамъ, и бесѣдуетъ съ ними посредствомъ молитвы, приношеній и всякимъ благоговѣйнымъ служеніемъ: то сіе болѣе всего и надежнѣе ведетъ его къ блаженной жизни и служитъ ему великимъ украшеніемъ. Но съ порочнымъ бываетъ противное; онъ не чистъ душею; чистота живетъ только въ добродѣтельномъ; отъ оскверненнаго не принимаетъ даровъ ни доброй человѣкъ, ни Богъ. И такъ къ чему служатъ нечестивому всѣ старанія его преклонить Боговъ? они внимаютъ только молитвѣ душъ добродѣтельныхъ. Вотъ цѣль, къ которой мы должны стремиться. Но какими стрѣлами, если позволено такъ сказать, можно попадать въ цѣль сію, и какой путь прямѣе ведетъ къ ней? Во первыхъ послѣ поклоненія, должнаго Богамъ Олимпійскимъ покровителямъ города, должно совершать и другія жертвоприношенія: лѣвыя стороны второстепенныхъ жертвъ въ четномъ числѣ приносить подземнымъ Богамъ; за тѣмъ въ благоговѣніи жертвовать духамъ и героямъ, и почитать жертвенники домашнихъ пенатовъ. Любить и уважать своихъ родителей, воздавать имъ должное, есть первая и священнѣйшая наша обязанность. Мы не имѣемъ ничего, чтобъ не принадлежало родшимъ и воспитавшимъ насъ; имъ мы должны жертвовать, чѣмъ только можемъ, имѣніемъ и всѣми благами душевными и тѣлесными; должны платить имъ дань за тѣ попеченія и болѣзни, кои они перенесли для насъ въ первыя лѣта жизни нашей; должны пещись о дряхлой старости ихъ; во всю жизнь свою они должны слышать отъ насъ только однѣ благословенія: ибо слова нелѣпыя, легкомысленныя навлекаютъ намъ жесточайшее наказаніе; Немезида, вѣстница правосудія, строго блюдетъ за нами. Уступимъ гнѣву родителей; извинимъ ихъ, если они изливаютъ его на насъ словами и дѣлами; не забудемъ, что отецъ имѣетъ право гнѣваться на виновнаго сына. По смерти ихъ лучшее погребеніе имъ есть самое скромное, въ которомъ нѣтъ пышности чрезвычайной, и которое не уклоняется отъ обычая предковъ. Ихъ нѣтъ; но мы ежегодно будемъ почитать память ихъ и усопшимъ приносить малѣйшую часть отъ своихъ стяжаній, щастіемъ посылаемыхъ. Исполняя сіе и съ сими правилами сообразуя жизнь свою, мы пріобрѣтемъ милость у Боговъ и у высшихъ существъ и доброю надеждою усладимъ большую часть жизни своей. Что касается до дѣтей, родственниковъ, друзей и согражданъ, до гостепріимства и до всѣхъ обязанностей общежитія, кои составляютъ усладу жизни сей, будемъ вопрошать законы: законъ, иногда дѣйствующій убѣжденіемъ, иногда вооружающійся на непокорныхъ силою и наказаніемъ, одинъ законъ при помощи Божіей можетъ содѣлать государство сильнымъ и цвѣтущимъ.
Есть еще другіе предметы, о которыхъ законодатель долженъ говорить, если имѣетъ одну цѣль со мною; но поелику невозможно представить ихъ въ обыкновенной формѣ закона; то должно начертать общій планъ для нихъ и собравши всѣ подъ одну точку, потомъ изложить ихъ тѣмъ, для коихъ издаются сіи законы. И хотя весьма трудно найти сію точку и заключить всѣ предметы въ одной формулѣ, однакожь мы постараемся найти для себя ето основаніе.
Кл. Какое же?
Аѳ. Желалъ бы я, чтобъ всѣ по собственному убѣжденію стремились къ добродѣтели; вѣроятно, что законодатель будетъ имѣть сіе цѣлію во всемъ законодательствъ своемъ.
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Сказанное доселѣ, кажется, ведетъ къ тому, чтобы заставить внимать совѣтамъ не съ холодною душею, но съ добрымъ расположеніемъ. Мы очень много успѣемъ, если хотя нѣсколько пріобрѣтемъ и усилимъ вниманіе и благосклонность слушателей. Не многіе, очень не многіе стремятся къ быстрому и прочному усовершенствованію самихъ себя. Гезіодъ, коего многіе почитаютъ мудрецомъ, говоритъ, что путь къ пороку ровенъ, не сопряженъ ни съ какими трудностями и очень кратокъ; но съ добродѣтелію безсмертные соединили трудъ; путь къ ней продолжителенъ, гористъ и сначала шероховатъ; но чѣмъ выше восходишь, тѣмъ болѣе смягчаются трудности.
Кл. Кажется, онъ хорошо сказалъ.
Аѳ. Очень хорошо. Теперь хочу показать вамъ слѣдствіе предварительнаго моего слова.
Кл. Покажи.
Аѳ. Для сего начнемъ съ самимъ законодателемъ такой разговоръ: скажи намъ, законодатель, еслибъ ты зналъ, что мы должны говорить и дѣлать, то безъ сомнѣнія ты намъ открылъ бы сіе.
Кл. Необходимо.
Аѳ. Но не задолго предъ симъ не сказалъ ли ты, что законодатель не долженъ позволять поетамъ говоришь все, что имъ угодно; ибо не зная, что противно законамъ, они могутъ вредить общественному порядку.
Кл. Справедливое замѣчаніе.
Аѳ. Прилично ли будетъ сказать ему отъ имени поетовъ?
Кл. Что такое?
Аѳ. Есть древнее сказаніе, часто повторяемое и всѣмъ извѣстное; что поетъ, какъ бы возсѣдя на треножникѣ музъ, не владѣетъ собою, и подобно источнику, даетъ стремящимся мыслямъ свободное теченіе; поелику искуство есть подражаніе, то онъ, заставляя дѣйствовать лица противныя между собою, часто бываетъ принужденъ говорить вопреки самому себѣ, и самъ не знаетъ, на которой сторонѣ истина; но законодателю не можно такъ поступать въ законѣ и объ одномъ предметѣ говорить двумя различными образами; онъ долженъ сказать о каждомъ одно опредѣленное слово. Разсуди самъ объ етомъ по предыдущему примѣру. Погребеніе можетъ быть чрезвычайно пышное, бѣдное и умѣренное; ты, избирая среднее, одобряешь и предписываешь его; а я, въ поемѣ своей, описывая смерть какой нибудь богатой женщины, буду хвалить великолѣпное, какое она сама себѣ назначитъ; заставляя говорить человѣка или недостаточнаго или разчетливаго, я изберу для него бѣдныя похороны; тотъ, коего состояніе и желанія ограничены, станетъ хвалить умѣренное погребеніе; но ты иначе долженъ судить о умѣренномъ; ты долженъ оказать, въ чемъ именно состоитъ умѣренность, или слово твое никогда не будетъ закономъ.
Кл. Очень справедливо.
Аѳ. Итакъ законодатель долженъ ли, не сказавъ ничего предварительно предъ каждымъ закономъ, просто положить, что дѣлать и чего не дѣлать, и опредѣливши наказаніе приступать къ изданію другаго закона, не употребляя ни совѣтовъ, ни увѣщаній? Самые врачи лѣчатъ одинъ однимъ образомъ, другой другимъ. Упомянемъ о томъ и другомъ способѣ, и будемъ просить законодателя, какъ дѣти просятъ врача, лѣчить ихъ легчайшимъ образомъ. Скажемъ, что есть истинные врачи и служители ихъ, коихъ мы также называемъ врачами.
Кл. Точно такъ.
Аѳ. Они бываютъ или свободные или рабы. Послѣдніе пріобрѣтаютъ свое искуство изъ опыта, по приказанію своихъ господъ, тогда какъ первые учатся ему изъ познанія природы и дѣтей своихъ такъ учатъ. Ты допускаешь ли сіи два рода такъ называемыхъ врачей?
Кл. Почемужь нѣтъ?
Аѳ. Такъ какъ больные въ городѣ бываютъ или свободные или рабы, то разумѣется, что рабовъ по большой части лѣчатъ хожалые рабы, при больницахъ живущіе; ни одинъ изъ сихъ врачей ни даетъ, ни принимаетъ отчета въ болѣзни раба; но, предписавъ ему то, въ чемъ удостовѣрялся опытомъ и не сомнѣваясь въ своихъ свѣденіяхъ, какъ деспотъ, стремительно скачетъ къ другому больному, и такимъ образомъ освобождаетъ господина отъ попеченія о болящихъ рабахъ. Свободный же обыкновенно смотритъ и лѣчитъ болѣзни свободныхъ; при томъ онъ изслѣдываетъ произхожденіе ихъ и качество, бесѣдуетъ съ больнымъ и съ друзьями его, самъ узнаетъ отъ нихъ что нибудь и наставляетъ больнаго, и не прежде предписываетъ врачевство, какъ увѣрившись въ пользѣ его. Овладѣвши больнымъ посредствомъ убѣжденія, онъ оказываетъ ему пособіе и наконецъ возвращаетъ здоровье. Какой наставникъ или врачь лучше: тотъ ли, который лѣчитъ первымъ образомъ, или послѣдній? Тотъ ли, который двумя способами достигаетъ цѣли своей, или который дѣйствуетъ однимъ способомъ и тѣмъ худымъ и насильственнымъ?
Кл. Двоякой способъ несравненно предпочтительнѣе?
Аѳ. Хочешь ли видѣть сей простой и двоякой способъ въ самомъ законодательствѣ?
Кл. Какъ не хотѣть?
Аѳ. Какой первый законъ положитъ законодатель? Сообразно съ самою природою не начнетъ ли онъ съ того, на чемъ основывается прочность политическаго бытія?
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Но отколѣ города заимствуютъ свое начало и произхожденіе? Не отъ супружества ли и соединенія половъ?
Кл. Конечно.
Аѳ. По всей справедливости должно начинать съ законовъ, относящихся до супружества.
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Итакъ скажемъ прежде простой законъ: всякой, имѣющій тридцать лѣтъ отъ рожденія, до тридцати пяти долженъ вступить въ супружество; въ противномъ случаѣ подвергается денежной пѣнѣ, или безчестію; пѣнѣ именно такой, безчестію именно такому. Вотъ простой законъ о супружествѣ. Вотъ и двоякой: должно вступать въ супружество отъ тридцати лѣтъ до тридцати пяти, принимая во уваженіе, что родъ человѣческой отъ природы получилъ себѣ въ удѣлъ безсмертіе, къ коему всякой стремится неограниченнымъ желаніемъ; ибо всякой желаетъ быть славнымъ и не лежать во гробѣ безъ имени. Родъ человѣческой всѣхъ временъ составляетъ одно семейство; онъ преемственно продолжается и будетъ продолжаться, и такимъ образомъ безсмертенъ. Дѣти смѣняются дѣтьми, составляютъ продолженіе одного и того же рода и сохраняютъ его безсмертіе. Никогда непозволительно лишать самаго себя сего безсмертнаго бытія, и тотъ умышленно измѣняетъ ему, кто не печется о женѣ и дѣтяхъ. Покоряющійся сему закону освобождается отъ наказанія, непокорный же и въ тридцать пять лѣтъ не вступившій въ супружество, ежегодно подвергается такому и такому наказанію, дабы онъ не почиталъ выгоднымъ и спокойнымъ одиночества, и не имѣлъ бы права на тѣ почести, кои обыкновенно воздаетъ юность старшимъ. Услышавъ тотъ другой законъ, можно опредѣлить, долженъ ли онъ имѣть двоякую величину, соединяя кратчайшимъ образомъ убѣжденіе и угрозы; или ограничится онъ только принужденіемъ, имѣя одно простое содержаніе?
Мег. По обычаямъ Лаконическимъ, чѣмъ короче, тѣмъ лучше. Но еслибъ отдали на мой судъ, какого изложенія я желалъ бы въ своемъ государствѣ, то я предпочелъ бы обширнѣйшее; и во всѣхъ законахъ, еслибъ надлежало дѣйствовать по симъ даннымъ примѣрамъ, я послѣдовалъ бы послѣднему. И Клинію, думаю, понравился сей образъ законодательства. Городъ его можетъ воспользоваться сими законами.
Кл. Ты угадалъ, Мегиллъ.
Аө. Слишкомъ дѣтское дѣло спорить о преимуществѣ пространныхъ или краткихъ сочиненій. По моему мнѣнію должно предпочитать то, что лучше, а не то, что пространнѣе. Въ двухъ предложенныхъ законахъ заключается преимущество одного предъ другимъ въ самомъ употребленіи, и еще яснѣе сіе доказано примѣромъ двухъ врачей. Но кажется, досѣлѣ еще никто изъ законодателей не помышлялъ, что въ законодательствѣ можно употреблять убѣжденіе и силу; они дѣйствуютъ на непросвѣщенную чернь только послѣднею и, давая законы, не растворяютъ силы убѣжденіемъ. Я знаю еще нѣчто третье, что должно быть въ законахъ и чего никогда не бываетъ.
Кл. О чемъ говоришь ты?
Аѳ. Что при помощи Божіей само собою развилось изъ словъ, нами сказанныхъ. Мы съ ранней зари начали разговоръ свой; теперь уже полдень; во все продолженіе нашего здѣсь отдыха мы говорили о законахъ, и едва только коснулись самихъ законовъ. Все, что мы говорили досѣлѣ, было только предисловіемъ къ законамъ. Что ето значитъ? То, что всѣ разсужденія, все, что выражается посредствомъ голоса, имѣетъ свое предисловіе, преклоненіе на свою сторону, искуственный приступъ, приготовляющій къ послѣдующему; въ пѣсняхъ лирическихъ, во всей музыкѣ предшествуютъ прелестные приступы. Только въ законахъ, касающихся до государствоправленія, никто никогда не говорилъ о предисловіи, ни одинъ сочинитель не раскрылъ его, какъ будто его вовсѣ нѣтъ. Но въ нынѣшней нашей бесѣдѣ, кажется, доказано, что оно составляетъ существенную часть, и законы не просто бываютъ двоякаго рода, но составляютъ двѣ отдѣльныя части: самый законъ и предисловіе. Повелѣніе деспота походитъ на приказаніе врача-невольника, и есть простой законъ. Другая часть есть убѣждающая; она имѣетъ силу предисловія при сочиненіяхъ. Такое убѣждающее слово, по моему мнѣнію, говорится на тотъ конецъ, чтобъ благосклонно и со вниманіемъ принимали повелѣніе тѣ, кому говоритъ законодатель, и потому должно назвать его предисловіемъ, а не частію самаго закона. Что изъ сего я хотѣлъ вывесть? то, что законодатель прежде всего долженъ прибавить къ законамъ предисловіе, отъ чего они получатъ другую силу, какъ мы уже видѣли изъ двухъ разныхъ примѣровъ.
Кл. Мой законоискусникъ не иначе долженъ поступать въ законодательствѣ.
Аѳ. Ты правъ, если хочешь сказать, что всякой законъ долженъ имѣть свое предисловіе и что на поприщѣ законодательства прежде всего должно изложить предварительныя правила; сіе даетъ послѣдующему силу и важность; ибо весьма много значитъ удовлетворительное, или неудовлетворительное изложеніе. Но не справедливо заставлять предисловить однимъ образомъ предъ всѣми законами, какъ важнѣйшими, такъ и маловажными; сего не дѣлаютъ ни въ пѣсняхъ, ни въ разговорѣ. Хотя всякая пѣснь имѣетъ свой приступъ, но не всѣми приступами должно пользоваться. Сіе предоставляется на произволъ ритору, пѣснопѣвцу и законодателю.
Кл. Кажется ты говоришь весьма справедливо; но не будемъ медлить долѣе на вступленіи. Обратимся опять къ слову, которое относится не къ предисловію, но къ настоящему предмету, и какъ въ игрѣ лучшее всегда повторяется, повторимъ слова твои не кое какъ, но какъ истинное предисловіе. Ты довольно сказалъ о почтеніи къ Богамъ, о любви къ родителямъ, о супружествѣ; постараемся окончить все, что касается до предисловія, и потомъ приступимъ къ самимъ законамъ.
Аѳ. И такъ по твоему мнѣнію мы хорошо предисловили о Богахъ, о тѣхъ, кои послѣ Боговъ заслуживаютъ первое почтеніе, о родителяхъ почившихъ и еще живущихъ; кажется, ты хочешь, чтобъ я развилъ и остальную часть сего предмета.
Кл. Очень желаю.
Аѳ. Послѣ сего остается говорить и по возможности сосредоточить свои мысли о томъ, какое попеченіе мы должны имѣть о душѣ, о тѣлѣ, объ имѣніи и наконецъ объ истинномъ воспитаніи. Вотъ предметъ для нашей бесѣды и вниманія.
Кл. Очень основательно ты говоришь.