Аѳ. За симъ слѣдуетъ учрежденіе и узаконеніе празднествъ, сообразно съ изрѣченіями Делфійскаго оракула, какія жертвы и какимъ Божествамъ прилично совершать для блага цѣлаго города. Касательно времени ихъ и числа, можетъ быть и мы можемъ постановить что нибудь.
Кл. Можетъ быть, особливо что касается числа.
Аѳ. Вопервыхъ скажемъ о числѣ празднествъ; пусть ихъ будетъ не менѣе трехъ сотъ шестидесяти пяти, дабы ежедневно какая либо власть жертвовала одному Богу или генію за городъ, за себя и за имѣніе. Истолкователи, жрецы, жрицы и прорицатели, совѣщаясь съ законоблюстителями, послѣ дополнятъ то, что законодатель по необходимости опуститъ. Ихъ долгъ замѣчать всѣ опущенія. Законъ назначаетъ двѣнадцать празднествъ для двѣнадцати Боговъ, коихъ именемъ называется каждое колѣно, и помѣсячно совершаетъ имъ жертвоприношенія, хороводы и музыкальныя игры. Гимнастическія состязанія назначаются по приличію каждому Богу и каждому времени года; также отдѣляются празднества женскія, на коихъ могутъ и не могутъ присутствовать мущины. Присемъ не должно смѣшивать празднествъ подземныхъ Боговъ съ празднествами небесныхъ, наблюдая тоже и въ отношеніи ко второстепеннымъ Божествамъ; но двѣнадцатый мѣсяцъ особенно посвящается въ честь Плутону. Воинственные люди не должны отвращаться отъ сего Бога, но будутъ благоговѣть предъ Нимъ, какъ предъ существомъ благодѣтельнѣйшимъ для человѣческаго рода. Я говорю съ твердою вѣрою, что сообщеніе души съ тѣломъ для нея не лучше разлученія.
Чтобы правильно раздѣлить сіи празднества, надлежитъ представить себѣ, что нашъ городъ будетъ таковъ, которому подобнаго нѣтъ ни одного между нынѣшними городами въ избыткѣ досуга и въ изобиліи всего необходимаго для жизни. Онъ наслаждается такимъ щастіемъ, какимъ только можетъ наслаждаться въ жизни одинъ человѣкъ. Для сего необходимо самимъ не обижать ни кого, и не терпѣть обидъ отъ другихъ; изъ сихъ одно не трудно, но не легко поставить себя выше обидъ со стороны другихъ; сего можно достигнуть только совершенною нравственностію. Сіе самое относится и къ городу; если онъ добръ, то ему предлежитъ жизнь мирная; война грозитъ ему извнѣ и внутри, если онъ золъ. Если такъ, то не въ военное, но въ мирное время всякой долженъ упражняться въ военномъ искуствѣ. И потому всякой благоустроенный городъ по крайней мѣрѣ одинъ день въ мѣсяцѣ долженъ посвятить походамъ, и больше, если заблагоразсудится архонтамъ; если они назначатъ походъ всенародный или частный, то не смотря ни на холодъ, ни на зной, всѣ должны выступать и съ женами и съ дѣтьми. Жертвоприношенія должны сопровождаться благородными играми, сколько можно болѣе близкими къ истиннымъ военнымъ дѣйствіямъ. Здѣсь воздаются побѣдителямъ побѣдныя почести; здѣсь же граждане подвергаютъ другъ друга взаимному сужденію, хвалятъ, порицаютъ, смотря по тому, какимъ кто оказался на ратномъ поприщѣ, и какъ всякой ведетъ себя въ продолженіи всей жизни; прославляютъ доблестнѣйшаго и укоряютъ малодушнаго.
Не всякой можетъ быть сочинителемъ сихъ похвальныхъ пѣсней; но вопервыхъ сей поетъ долженъ быть не моложе пятидесяти лѣтъ, и не изъ числа тѣхъ, кои, владѣя творческимъ геніемъ, никогда не отличились ни однимъ прекраснымъ и знаменитымъ подвигомъ; изъ поетовъ избираются тѣ, кои пріобрѣли себѣ своими дѣлами общее уваженіе; ихъ творенія воспѣваются, хотя бы онѣ были не столь совершенны, какъ творенія другихъ. Сей выборъ принадлежитъ начальнику воспитанія и законодателямъ, кои даютъ избраннымъ своимъ исключительное право пѣть со всею свободою, и запрещаютъ всѣмъ прочимъ приниматься за подобныя сочиненія, равно не позволяютъ и гражданамъ пѣть стихотвореніе, не одобренное законоблюстителями, хотя бы оно было сладостнѣе гимновъ Ѳамириса и Орфея. У насъ будутъ неизвѣстны другія пѣсни, кромѣ тѣхъ, кои посвящены къ прославленію божества, добродѣтели, и къ порицанію порочныхъ, и совершенно соотвѣтствуютъ сей цѣли. Сказанное мною о военныхъ упражненіяхъ, о правѣ воспѣвать другихъ, равно относится къ мущинамъ и женщинамъ.
Законодатель непремѣнно долженъ давать себѣ сей отчетъ: какое государство я устрояю, какихъ людей воспитываю? не ревнителей ли знаменитыхъ подвиговъ, коимъ грозятъ безчисленные сопротивники? точно такъ, скажутъ мнѣ и скажутъ справедливо. Что же? еслибъ мы воспитывали борцовъ, сподвижниковъ въ пяти играхъ, или въ другомъ какомъ либо родѣ сраженія, то выпустимъ ли мы ихъ на сіи побоища, если они предварительно ни съ кѣмъ ни однажды не сражались? мы сами, еслибъ опредѣляли себя для ратоборства, не должны ли напередъ до сраженія учиться ему; не должны ли приготовить себя къ сопротивленію тѣмъ, съ коими хотимъ состязаться о полученіи побѣды, и для ближайшаго подражанія дѣйствительному сраженію, не должны ли, облекшись въ латы, совершенно научиться нанесенію и отраженію ударовъ? Если случится недостатокъ въ состязателяхъ, то убоимся ли мы смѣху несмысленной черни и не осмѣлимся, поставя бездушный истуканъ, упражняться противъ его? и если не будетъ у насъ ни одушевленныхъ, ни неодушевленныхъ сопротивниковъ, то за недостаткомъ ихъ не можемъ ли мы сражаться сами между собою? Не такъ ли пріобрѣтается навыкъ дѣйствовать рукою?
Кл. Истинно такъ, почтенный, какъ ты теперь говоришь.
Аѳ. Послѣ того наши воины уже ли будутъ столь дерзки, что съ меньшимъ приготовленіемъ отважутся вступить въ величайшее сраженіе за свою душу, за дѣтей, за имѣніе и за цѣлый городъ? и законодатель, боясь, чтобъ сіи предварительныя упражненія не показались смѣшными, пренебрежетъ ихъ? Или лучше установимъ, чтобъ маловажными изъ нихъ занимались ежедневно, безъ оружія, обращая на сей конецъ хороводы и всѣ игры; а важнѣйшія производили бы по крайней мѣрѣ одинъ разъ въ мѣсяцъ, дѣлая во всей странѣ примѣрныя сраженія, занимая трудныя мѣста, и устрояя засады. Пусть по образу дѣйствительной войны состязуются копьями, мѣткостію и силою; пусть наносятъ почти дѣйствительные, опасные удары. Сія игра, сопряженная со страхомъ, будетъ обличать нѣкоторымъ образомъ храбраго и нехрабраго; воздавая однимъ достойную честь, другихъ подвергая безчестію, законодатель содѣлаетъ гражданъ готовыми во всякое время на истинную войну. Нѣтъ нужды, если въ сихъ играхъ кто нибудь падетъ. Такъ какъ убійство сіе не произвольное, то законодатель извинитъ убійцу, какъ законно дѣйствовавшаго; онъ знаетъ, что послѣ потери немногихъ родятся другіе нехудшіе. Но отнявъ страхъ, онъ потеряетъ оселокъ между людьми лучшими и худшими; и что можетъ быть гибельнѣе сего для государства?
Кл. И мы согласны съ тобою, почтенный, что всякое государство должно принять сей законъ и по нему дѣйствовать.
Аѳ. Знаете ли вы, почему нынѣ почти нигдѣ нѣтъ такихъ игръ и сраженій, или весьма мало? Скажемъ ли, что ето произходитъ отъ невѣжества народа и тѣхъ, кои даютъ ему законы?
Кл. И ето можетъ быть.
Аѳ. Никоимъ образомъ, добрый Клиній; сему есть двѣ причины и весьма достаточныя.
Кл. Какія?
Аѳ. Первая та, что всѣ отъ страсти къ богатству не имѣютъ досуга для прочихъ занятій, но стараются только о стяжаніяхъ. Гражданинъ, всею душею прилѣпленный только къ корысти, не способенъ имѣть никакой другой благороднѣйшей мысли; онъ усердно учится только тѣмъ наукамъ, и упражняется только въ такихъ дѣлахъ, кои ведутъ его къ сей цѣли; онъ смѣется надъ всѣмъ прочимъ. Сіе одно можно положить единственною причиною, если государство отвергаетъ всѣ прочія прекрасныя и полезныя упражненія; тамъ по ненасытному сребролюбію каждой готовъ взяться за ремесло или художество лучшее, труднѣйшее, если только посредствомъ его можетъ разбогатѣть; каждый готовъ на всякое дѣло честное и безчестное, не погнушается даже и самымъ постыднымъ, если оно даетъ ему возможность, какъ скоту, ѣсть и пить изобильно, и представляетъ удовлетвореніе всякому сластолюбію его.
Кл. Справедливо.
Аѳ. Вотъ одна причина, говорю, которая подавляетъ въ государствахъ любовь ко всему изящному, препятствуетъ заниматься упражненіями воинственными; по природѣ кроткихъ дѣлаетъ купцами, кормчими и служителями другихъ; мужественныхъ же дѣлаетъ разбойниками, рушителями спокойствія, святотатцами, притѣснителями и очень часто людей по уму отличныхъ дѣлаетъ нещастными.
Кл. Что говоришь ты?
Аѳ. Какъ же не назвать несчастными тѣхъ, коихъ душа во всю жизнь мучится ненасытными желаніями?
Кл. Ето одна причина; какая же другая?
Аѳ. Хорошо напоминаешь.
Кл. Ето ненасытное корыстолюбіе, подвергающее каждаго безпрерывнымъ заботамъ, препятствуетъ упражняться въ военныхъ дѣйствіяхъ. Положимъ такъ, но скажи вторую причину.
Аѳ. Ты думаешь, что я не скажу ее, но съ намѣреніемъ стараюсь только замять сію рѣчь.
Кл. Нѣтъ; но мнѣ кажется, что ты говоря о богатствѣ, слишкомъ увлекаешься своею ненавистью къ нему.
Аѳ. Справедливо вы мнѣ сдѣлали сію укоризну, почтеннѣйшіе. Слушайте же, что слѣдуетъ далѣе.
Кл. Говори.
Аѳ. Причиною сему могутъ быть образы правленія, которые, какъ я часто и прежде говорилъ, суть димократія, олигархія и тираннія. Ни одно изъ сихъ правленій, говоря собственно, не есть правильное, но всѣ могутъ назваться состояніемъ возмутительнымъ. Ибо ни въ одномъ изъ нихъ не управляютъ взаимнымъ согласіемъ, но правители охотно употребляютъ насиліе противъ людей неохотно носящихъ иго порабощенія. Они, питая всегдашнюю недовѣрчивость къ подданнымъ, неохотно смотрятъ ни на доблестнаго и богатаго, ни на сильнаго и мужественнаго. Вотъ двѣ причины всѣхъ нещастій всякаго государства, особливо отвращенія отъ военныхъ упражненій. Но тотъ городъ, для котораго мы пишемъ сіи законы, избѣжалъ той и другой крайности. Въ немъ царствуетъ совершенное спокойствіе и одна часть его независима отъ другой. Подъ вліяніемъ законовъ здѣсь менѣе всего будутъ знать корыстолюбіе; такой образъ правленія весьма легко и основательно допуститъ просвѣщеніе и воинственныя игры, изложенныя въ семъ словѣ.
Кл. Хорошо.
Аѳ. По порядку за симъ не слѣдуетъ ли упомянуть о всѣхъ гимнастическихъ состязаніяхъ, какія изъ нихъ полезны для войны и достойны побѣдныхъ наградъ, и какія должны быть оставлены? сіи упражненія требуютъ того, чтобъ сказать о нихъ подробнѣе и для каждаго положить свой законъ. Итакъ начнемъ съ бѣганія и вообще съ быстроты.
Кл. Пусть будетъ такъ.
Аѳ. Быстрота тѣла дѣйствительно есть отличнѣйшее качество воина. Одна быстрота состоитъ въ ногахъ, другая въ рукахъ. Бѣжать и настигать можно только посредствомъ быстроты ногъ; но сраженіе въ схваткѣ и натискъ требуетъ силы и твердости рукъ.
Кл. Такъ.
Аѳ. Но безъ оружія ни быстрота, ни твердость не могутъ принесть великой пользы.
Кл. Не иначе.
Аѳ. Вотъ глашатай вызываетъ на поприще для состязанія напередъ бѣгущаго одну стадію. Сей выходитъ съ оружіемъ; ибо безоружному мы не полагаемъ награды. И такъ первый выходитъ состязаться въ бѣганіи съ оружіемъ; второй на колесницѣ, третій верхомъ, четвертый далекимъ путемъ; пятаго вооруженнаго мы пошлемъ на пространство шестидесяти стадій, на примѣръ до Марсова храма; потомъ вызываемъ тяжело вооруженнаго, который бѣжитъ сто стадій до храма Аполлонова по горамъ и по всякимъ мѣстоположеніямъ. Назначивъ состязанія, мы ждемъ, доколѣ всѣ пробѣгутъ свои поприща, и побѣдителю въ каждомъ состязаніи раздаемъ награды.
Кл. Справедливо.
Аѳ. Игры сіи мы раздѣлимъ на три рода: однѣ для дѣтей, другія для юношей и третьи для совершенныхъ мужей. Для юношей назначаемъ двѣ трети всего пространства, дѣтямъ какъ стрѣлкамъ такъ и тяжело вооруженнымъ половину етаго; дѣвы юныя на томъ же поприщѣ состязуются въ бѣганіи одной стадіи, на колесницѣ, и въ далекомъ пути; онѣ должны быть отъ тринадцати лѣтъ до замужняго возраста, который простирается не далѣе двадцати лѣтъ и не ближе восьмнадцати. Онѣ въ приличномъ одѣяніи приходятъ на сіи состязанія. Сего довольно о бѣганіи мущинъ и женщинъ.
Что касается до упражненія силы, то вмѣсто борьбы и другихъ тяжелыхъ напряженій мы установимъ сраженіе въ вооруженіи, сраженіе одного противъ одного, двухъ противъ двухъ и такъ до десяти противъ десяти. Какъ для борьбы есть извѣстныя правила, по которымъ можно видѣть, что прилично и что не прилично для борца: равно и мы должны опредѣлить, какъ надлежитъ защищаться и нападать, чтобы получить почести побѣдителя. Для сего мы посовѣтуемся съ мужами искуснѣйшими въ вооруженной борьбѣ, и вмѣстѣ съ ними опредѣлимъ, какъ должно отражать и наносить удары, и почему признавать побѣжденнаго. Сіи сраженія равно принадлежатъ и дѣвамъ до замужства. Вмѣсто игръ называемыхъ панкратіонъ мы установимъ пелтастику, въ которой покрытые щитами бросаютъ другъ въ друга стрѣлы, копья, камни изъ рукъ или пращами. Для сихъ игръ будутъ свои законы, и мы назначимъ побѣдныя почести отличившемуся въ нихъ.
По порядку надлежало бы теперь говорить о конномъ сраженіи; но употребленіе лошадей на островѣ Критѣ не значительно, и не многимъ извѣстно; слѣдовательно не значительны и заботы въ хожденіи за ними, и конныя игры не много уважаются. До колесницъ у васъ вовсѣ нѣтъ охотниковъ, и ни одинъ разумный человѣкъ не поставляетъ въ нихъ своего любочестія. Вводить состязанія сего рода столь несообразнаго съ мѣстнымъ положеніемъ Крита, показалось бы совершеннымъ отсутствіемъ разума. Сообразуясь съ качествами своей страны, мы назначимъ награды для одноколокъ въ одну лошадь, еще беззубую, или среднихъ лѣтъ, или совершеннолѣтнюю. Состязаніе между ими должно произходить по установленному правилу; иппархамъ и отрядоначальникамъ принадлежитъ судъ надъ бѣганіемъ ихъ, и смотрѣніе, чтобъ бѣгали вооруженные; ибо безоружнымъ нѣтъ мѣста ни въ гимнастикѣ, ни здѣсь. Конной стрѣлокъ и копьеносецъ въ Критѣ не безполезенъ, потому и въ етомъ родѣ установляются игры. Излишнее дѣло повелѣніемъ и законами принуждать женщинъ къ участію въ сихъ упражненіяхъ; но если онѣ, обыкши къ первымъ упражненіямъ, которыя мы уже назначили имъ, чувствуютъ въ себѣ расположеніе равно и къ симъ послѣднимъ, то мы не только не удерживаемъ ихъ, но и одобряемъ ихъ намѣреніе. Симъ совершенно оканчиваются состязанія и ученіе гимнастики какъ на общественныхъ игрищахъ, такъ и подъ руководствомъ учителей.
Касательно рапсодовъ и всего относящагося къ нимъ, состязанія хоровъ, употребляемыхъ при всякомъ празднествѣ, посвящая первокласнымъ и второстепеннымъ Богамъ извѣстные мѣсяцы, дни и годы, мы установимъ для нихъ правила, разчислимъ ихъ на три года, или на пять лѣтъ, или другимъ какимъ образомъ, какъ самъ Богъ внушитъ мысль о порядкѣ ихъ. Тогда можно будетъ установить музыкальныя состязанія, подъ надзоромъ наградоположника, попечителя юношества и законоблюстителей. Для сей цѣли они собираются вмѣстѣ, какъ законодатели назначаютъ, когда, кто, и съ кѣмъ будетъ имѣть состязаніе, въ какихъ пѣсняхъ и пляскахъ. О свойствѣ словъ, гармоніи и мѣры всякаго пѣнія и пляски законодатель говорилъ уже не однажды: преемники его по примѣру его, назначатъ для каждаго празднества въ свое время, приличныя игры, чтобы всякой гражданинъ чувствовалъ великолѣпіе торжества. Въ сихъ и подобныхъ случаяхъ не трудно понять, въ чемъ состоитъ надлежащій порядокъ; ибо здѣсь перемѣна мѣста и времени не принесетъ государству ни великой пользы, ни великаго вреда. Но есть важнѣйшіе предметы, въ которыхъ не легко убѣдить гражданъ; убѣдитъ ихъ только одинъ Богъ, принявъ на себя званіе законодателя. Доколѣ законодатели суть не Боги, потребна необыкновенная смѣлость, чтобы со всею свободою и откровенностію сказать, что полезно городу и гражданамъ, чтобы въ развращенныя души вложить чувство приличія и повиновенія государственнымъ постановленіямъ и противостать самымъ сильнымъ побужденіямъ страсти; потребенъ человѣкъ, который бы, не имѣя между людьми ни одного себѣ помощника, твердо рѣшился слѣдовать одному своему здравому разсудку.
Кл. Теперь о чемъ ты говоришь, я истинно не понимаю.
Аѳ. Не удивительно. Но я постараюсь сказать вамъ яснѣе. Коснувшись въ своей рѣчи воспитанія, я вижу юношей и дѣвъ въ дружественной бесѣдѣ между собою, и весьма естественно напалъ на меня страхъ при мысли, кто управитъ такимъ городомъ, въ которомъ юноши и дѣвы благовоспитанные не знакомы съ великими и усиленными трудами, которыми укрощаются буйныя страсти. У нихъ чрезъ цѣлую жизнь одно занятіе — жертвоприношенія, празднества и хороводы. Какимъ же образомъ въ семъ городѣ воздержутся отъ нѣкоторыхъ сильныхъ страстей, кои ввергаютъ столь многихъ какъ мущинъ такъ и женщинъ во всѣ крайности, и обузданіе коихъ равно предписываетъ и здравый смыслъ и законъ положительный? Если предъидущіе законы восторжествуютъ надъ многими вредными расположеніями, то сіе неудивительно. На примѣръ запрещеніе искать излишняго богатства, есть не маловажное пособіе для умѣренности, къ которой какъ къ цѣли стремятся всѣ постановленія входящія въ планъ нашего воспитанія; прибавте къ сему неослабный надзоръ правителей, которые безпрестанно слѣдятъ юношество; етого достаточно противъ прочихъ страстей человѣческихъ.
Но какія возмемъ предосторожности относительно любви юношей и дѣвъ, въ которой оба пола превращаютъ естественный порядокъ, отъ чего произходятъ безчисленныя бѣдствія какъ въ частности для каждаго, такъ и вообще для цѣлыхъ государствъ? Какое средство нужно къ избѣжанію сей опасности? Ето не нетрудное дѣло. Въ прочихъ случаяхъ, при изданіи многихъ законовъ, не согласныхъ съ обычаями народа, немаловажную помощь намъ подаютъ Критъ и Лакедемонъ. Но въ разсужденіи любви, какъ извѣстно, они совершенно противорѣчатъ намъ. Еслибъ кто, сообразуясь съ природою возобновилъ законъ, существовавшій до временъ Лаія, которымъ запрещается противоестественное сообщеніе и позволяется только одно природою показанное двумъ поламъ: потому что и въ естествѣ животныхъ самецъ не прикасается къ самцу: тотъ конечно говорилъ бы языкомъ убѣдительнымъ, но не согласнымъ съ вашими обычаями; и етотъ вашъ обычай ни какъ не согласенъ съ цѣлію, которую долженъ предполагать себѣ законодатель. Мы ищемъ въ законахъ одного, ведутъ ли они къ добродѣтели или нѣтъ. Предположивъ, будто и мы согласились невидѣть гнусности сего обычая, спрашивается, можетъ ли онъ содѣйствовать къ добродѣтели? Вкоренясь въ душѣ обольщеннаго, дастъ ли онъ ей нравъ мужественный, и обольстителю внушитъ ли правила умѣренности? Кто можетъ ожидать отъ сего закона подобныхъ дѣйствій? Напротивъ не всякой ли будетъ презирать слабость человѣка, который предается безчестнымъ удовольствіямъ и не имѣетъ ни малѣйшей власти обуздать себя? Не всякой ли долженъ гнушаться женоподобія? Ктожь согласится на такой законъ? Конечно ни кто, въ чьемъ сердце напечатлѣнъ законъ истины. Но какъ убѣдиться въ справедливости того, что я говорю? Для сего необходимо разсмотрѣть свойство дружбы, вожделѣнія и такъ называемой любви; ибо дружба и любовь и произходящій отъ нихъ третій видъ, подъ названіемъ любви, производятъ здѣсь все замѣшательство и темноту.
Кл. Какимъ образомъ?
Аѳ. Другомъ мы называемъ человѣка подобнаго другому въ добродѣтели и равнаго ему: съ противоположной стороны другомъ также называемъ человѣка нуждающагося достаточному. Въ сильной степени то и другое мы называемъ любовію.
Кл. Справедливо.
Аѳ. Дружество изъ противоположныхъ характеровъ сильно, необузданно и рѣдко бываетъ взаимнымъ. Дружество изъ подобныхъ характеровъ кротко и постоянно во всю жизнь. Что касается до дружества смѣшаннаго изъ сихъ двухъ, во первыхъ не легко узнать, чего хочетъ одержимый сею третьею любовію. Развлеченный двумя противными стремленіями, онъ недоумѣваетъ, что дѣлать? Одно велитъ ему наслаждаться красотою; другое запрещаетъ. Любящій тѣло съ жадностію спѣшитъ вкусить прелести его, какъ плодъ, и не оказываетъ никакого уваженія къ душевнымъ достоинствамъ любимаго предмета. Кто жь почитаетъ чувственность постороннею, но видитъ и любитъ болѣе душу, тотъ, пылая благороднымъ жаромъ, тѣлесное насыщеніе почитаетъ оскорбленіемъ своей любви. Въ благочестіи, съ любовію къ мудрости, мужеству, величію и умѣренности онъ лучше желаетъ жить въ чистотѣ съ чистымъ предметомъ своей страсти. Такова смѣшенная любовь, которую мы назвали третьею. И если ето такъ, то законъ долженъ ли воспретить всѣ три рода любви между нами? или ясно, что любовь, которая соединена съ добродѣтелію и содѣлываетъ юношество лучшимъ и совершеннѣйшимъ, мы пожелаемъ имѣть въ своемъ городѣ, а прочія два рода изгонимъ, или какъ иначе скажемъ, любезный Мегиллъ?
Мег. Ты прекрасно сказалъ о семъ предметѣ, почтенный иноземецъ; что можно сказать лучше?
Аѳ. Итакъ я получилъ, чего искалъ, получилъ твое согласіе. Не хочу изслѣдовать, что говоритъ о семъ вашъ законъ; мнѣ довольно твоего увѣрительнаго слова. Далѣе постараюсь убѣдить какими нибудь доводами самаго Клинія. Я присвоиваю себѣ только то, что вы сами уступите; но будемъ продолжать наше разсмотрѣніе законовъ.
Мег. Весьма справедливо.
Аѳ. Я придумалъ средство положить сей законъ, съ одной стороны весьма легкой, съ другой, какъ не льзя болѣе трудный.
Мег. Какъ ето?
Аѳ. Мы знаемъ, что и теперь весьма многіе люди, впрочемъ необузданные въ своихъ страстяхъ, строго воздерживаются отъ сообщенія съ прекрасными не по принужденію, но совершенно добровольно.
Мег. Когда же ето бываетъ?
Аѳ. Когда у кого есть прекрасныя сестры и братья. Сей же неписанный законъ достаточенъ къ предохраненію сына и дочери отъ страсти своего отца; онъ повелѣваетъ имъ ни явно, ни тайно не спать вмѣстѣ, и при всѣхъ лобызаніяхъ не оскорблять стыдливости. Многимъ даже чужда самая мысль о такой преступной связи.
Мег. Справедливо.
Аѳ. Итакъ одно простое слово погашаетъ всѣ сіи вожделѣнія.
Мег. Какое же слово?
Аѳ. Если назовемъ ето дѣломъ нечестнымъ, богоненавистнымъ, и въ глазахъ людей постыднѣйшимъ. Причина сему та, что никто изъ насъ не говоритъ иначе о подобномъ преступленіи, но всякой отъ рожденія своего слышитъ вездѣ одно, и въ шутливой комедіи и въ важной трагедіи, представляющей Ѳіестовъ, Едиповъ или Макареевъ, тайно смѣсившихся съ своими единокровными, которые по открытіи ихъ преступленія, сами наказали себя добровольною смертію.
Мег. Весьма справедливо ты говоришь, что общая молва имѣетъ удивительную силу; она, можно сказать, не позволяетъ даже дышать противъ закона.
Аѳ. Итакъ справедливо сказано, что законодатель легко можетъ найти способъ покорить какую нибудь склонность, чрезмѣрно возобладавшую людьми: именно содѣлавъ общій сей голосъ священнымъ для рабовъ и свободныхъ, для дѣтей и женъ, и для цѣлаго города, онъ положитъ въ немъ самый твердый законъ.
Мег. Конечно такъ, но можетъ ли онъ заставить всѣхъ говорить единодушно и единогласно?
Аѳ. Хорошо ты замѣтилъ сіе. Я то же самое сказалъ, что имѣю средство ввести законъ, предписывающій употреблять естественнымъ образомъ сообщеніе, назначенное для дѣторожденія; воздерживаться отъ мущинъ, не убивать злоумышленно рода человѣческаго, не сѣять его по скаламъ и камнямъ, гдѣ онъ никогда не получитъ своей ростительности, и воздерживаться отъ всякаго женскаго сообщенія, отъ котораго не можно ожидать плода. Сей законъ принесетъ безчисленныя выгоды, если приметъ такую же силу и твердость, какую онъ имѣетъ въ связяхъ родства; во первыхъ онъ сообразенъ съ природою, укрощаетъ бѣшенство и неистовство любострастія, удерживаетъ отъ распутства, и отъ всякой неумѣренности въ пищѣ и питіи, установляетъ дружбу и согласіе въ брачныхъ союзахъ; но неизчислима польза отъ соблюденія его. Между тѣмъ услышавъ о семъ законѣ, предстанетъ къ намъ какой нибудь человѣкъ сильной, полнокровный; начнетъ жаловаться, что мы узаконяемъ дѣло безразсудное, несбыточное и оглушитъ насъ своимъ крикомъ. По етому то я сказалъ, что имѣю средство съ одной стороны весьма легкое, съ другой весьма трудное — средство содѣлать сей законъ твердымъ и неизмѣняемымъ. Возможность очевидна и подтверждается самымъ опытомъ. Мы говоримъ, что сей законъ освященный, покоритъ умы всѣхъ и заставитъ со страхомъ повиноваться всѣмъ повелѣніямъ законодателя. Но нынѣ порча нравственная простирается до того, что почитаютъ невозможнымъ исполненіе сего закона; такъ нынѣ думаютъ и объ общихъ столахъ, что невозможно цѣлому городу постоянно сохранять ихъ; и тогда какъ самымъ опытомъ и событіемъ они у васъ показаны, есть люди, которые думаютъ, что они ни какъ не могутъ быть введены для женскаго пола и у васъ. Итакъ одно невѣріе, говорю, содѣлываетъ труднымъ исполненіе сего закона.
Мег. Ето справедливо.
Аѳ. А что сіе не выше силъ человѣческихъ, и весьма удобоисполнительно, хотите ли и для сего имѣть убѣдительныя доказательства.
Мег. Какъ не хотѣть?
Аѳ. Не лучше ли воздержится отъ любострастія и не скорѣе ли захочетъ умѣреннаго наслажденія тотъ, у кого тѣло здоровое и обычное ко всякому благородному упражненію, нежели человѣкъ съ худымъ расположеніемъ тѣла?
Мег. Для сего должно упражнять тѣло свое въ трудахъ.
Аѳ. Не знаемъ ли мы по преданію, что Тарентинецъ Иккъ для Олимпійскихъ и другихъ состязаній, слѣдовательно изъ любочестія, для тѣлесной ловкости, соединяя въ душѣ своей мужество съ умѣренностію, во все время своего искуса не прикасался ни къ женѣ, ни къ отроковицѣ. То же говорятъ о Криттонѣ, Астилѣ, Діопомнѣ и о многихъ другихъ, коихъ умы были несравненно менѣе образованы, нежели нашихъ согражданъ, хотя они тѣломъ были сильнѣе.
Кл. Ето истинно, и всѣ древніе разсказываютъ сіе объ атлетахъ, какъ самое обыкновенное дѣло.
Аѳ. Что же слѣдуетъ изъ сего? Если одни для побѣды въ борьбѣ, въ бѣганіи и въ прочихъ играхъ отважились воздержаться отъ удовольствія, въ которомъ многіе поставляютъ все свое щастіе; то наши юноши не могутъ ли воздержаться для побѣды несравненно доблестнѣйшей, которую мы имъ отъ самыхъ нѣжныхъ лѣтъ описываемъ и въ повѣстяхъ и въ разговорѣ и въ пѣсняхъ какъ превосходнѣйшую.
Кл. Какая ето побѣда?
Аѳ. Побѣда надъ удовольствіями, съ которою сопряжено щастіе жизни, равно какъ нещастіе есть спутникъ тѣмъ, кои побѣждаются ими. Сверхъ того стыдъ содѣлать безчестный поступокъ, уже ли не подастъ намъ силъ къ одолѣнію тѣхъ склонностей, кои побѣждали въ себѣ люди слабѣйшіе?
Кл. Вѣроятно.
Аѳ. Простерши столь далеко свое слово о семъ законѣ и ужасаясь испорченности распространившейся между народомъ, я говорю, что законъ долженъ выразиться просто; долженъ сказать, что наши граждане не должны быть хуже птицъ и многихъ другихъ животныхъ, которыя посреди великихъ стадъ до времени дѣторожденія живутъ чистыми и незнаютъ удовольствій любви; но пришедши въ сей возрастъ, соединяются самецъ съ своею самкою и потомъ, сохраняя естественный порядокъ и честность, остаются вѣрными первому своему выбору. Люди должны быть благороднѣе скотовъ. Но если они, увлекаясь примѣрами безпорядочной и необузданной любви у прочихъ Еллиновъ и многихъ варваровъ и сами не захотятъ воздерживаться, то законодатели, примутъ противъ нихъ другія мѣры.
Кл. Какой же законъ ты совѣтуешь издать, если нынѣ издаваемый будетъ неудаченъ?
Аѳ. Разумѣется такой, который вытекаетъ изъ сего перваго.
Кл. Какой же?
Аѳ. Ослаблять, сколько можно болѣе, силу и порывы страстей посредствомъ трудолюбія, обращая питательность въ другія части тѣла. Сіе легко, если безстыдство не присоединяется къ любострастію. Дѣйствительно, доколѣ еще не потерянъ стыдъ, онъ всегда можетъ ослабить стремленіе сей неистовой страсти и ограничить наслажденія. Добрая нравственность, и внутренній неписанный законъ достаточно могутъ убѣдить насъ въ томъ, что дѣйствія любви должны быть тайны, что всякая черта безстыдства позорна, и что воздержаніе украшаетъ человѣка. Сей менѣе совершенный законъ, распространяя во всѣхъ трехъ классахъ людей общую благопристойность, силою можетъ удержать отъ беззаконія людей съ испорченною природою, которые, какъ мы сказали, побѣждаются отъ самихъ себя.
Кл. Какіе же прочіе два класса?
Аѳ. Первый классъ составляютъ люди богобоязненные, ревнители истинной чести; второй классъ тѣхъ, кои менѣе уважаютъ красоту тѣла, нежели прекрасныя качества души. Все, что мы сказали, можетъ быть, есть одно желаніе, какія мы часто позволяемъ себѣ въ разговорахъ. Но сколь великую пользу можетъ получить государство отъ исполненія сего закона? Если дастъ Богъ, мы успѣемъ по крайней мѣрѣ въ чемъ ибо одномъ изъ двухъ: первое, чтобъ никто не дерзалъ прикасаться ни къ какой благородной и свободной женщинѣ, кромѣ своей единственной супруги; второе, никто не расточалъ бы сѣмени съ блудницами, и безплодно противъ естества съ блудниками. Но если кто соединяется не съ тою, которая приходитъ въ домъ съ Богомъ, по священному браку, а съ наемными или другимъ образомъ пріобрѣтенными, не скрываясь ни отъ мужей ни отъ женъ; такого мы объявляемъ отчужденнымъ отъ всѣхъ гражданскихъ почестей, какъ дѣйствительнаго иноплеменника, и кажется, такой законъ справедливъ; такъ мы скажемъ въ одномъ или въ двухъ законахъ относительно любви и всѣхъ позволительныхъ и непозволительныхъ связей сего рода.
Мег. Я очень согласенъ принять сей законъ; Клиній же пусть самъ за себя отвѣчаетъ, какъ онъ о семъ думаетъ.
Кл. Теперь оставимъ ето такъ, доколѣ я выберу свое время, и дадимъ свободу иностранцу продолжать свои законы.
Мег. Справедливо.
Аѳ. Теперь мы почти дошли до установленія общихъ трапезъ. Что въ другихъ странахъ очень трудно, то въ Критѣ, — всякой согласится, иначе быть не можетъ. Но каковы должны быть сіи трапезы, таковы ли какъ онѣ теперь тамъ есть, или какъ въ Лакедемонѣ, или еще инымъ какимъ либо образомъ? Сіе не трудно найти, но найденное не обѣщаетъ великой пользы. Столы уже и нынѣ тамъ хорошо устроены.
Порядокъ требуетъ далѣе говорить о средствахъ продовольствія Критянъ. Въ другихъ странахъ и городахъ средства сіи многоразличны и почерпаются изъ многихъ источниковъ; тамъ нужды въ двое значительнѣе, нежели у Критянъ. Большая часть Еллиновъ получаютъ запасы свои отъ суши и отъ моря; Критяне же только отъ земли. Сіе облегчаетъ трудъ законодателя: ибо для него достаточны законы не только въ половину короче, но малочисленнѣе и для свободныхъ приличнѣе. Законодатель сего города освобождается отъ матросовъ, купцовъ, харчевниковъ, гостинницъ, отъ пошлинъ, и рудокопень, отъ займовъ и необычайной лихвы; онъ издаетъ законы только для земледѣльцовъ, пастуховъ, пчеловодовъ, художниковъ и охранителей всякаго рода орудій; важнѣйшіе изъ сихъ законовъ уже кончены, какъ то касательно брака, рожденія и питанія дѣтей, ученія ихъ и выбора начальниковъ. Остается сдѣлать постановленія для тѣхъ, кои посредственно или непосредственно содѣйствуютъ къ продовольствію города. Начнемъ съ земледѣлія: Первый законъ назовется закономъ Юпитера границехранителя (Термина). Да не подвигнетъ никто границъ ближняго своего согражданина, ни сопредѣльнаго иноземца, въ дальнихъ краяхъ владѣющаго смѣжными полями; и да знаетъ, что чрезъ сіе онъ трогаетъ, чего трогать не должно. Пусть всякой скорѣе двигнетъ огромную скалу, нежели границу — хотя маленькій камешекъ, раздѣляющій дружбу и вражду, на незыблемость котораго мы дали клятву предъ Богомъ. За своего вступится Зевесъ единоплеменный, за чужестранца гостепріимный; да не навлечемъ, раздражая его, жесточайшей себѣ войны. Покоряющійся сему закону свободенъ отъ мщенія его; презритель же повиненъ двоякому наказанію; первому и страшному отъ боговъ; второму отъ закона; да неподвигнетъ никто границъ ближняго: А кто подвигнетъ, на того первый свидѣтель доноситъ владѣльцамъ, и сіи ведутъ его въ судилище. Если онъ будетъ уличенъ, то судьи назначаютъ ему наказаніе, какому подвергаются всѣ тайные или явные нарушители границъ. Частыя и маловажныя обиды между сосѣдами произходящія зарождаютъ сѣмя великой вражды и содѣлываютъ сосѣдство несноснымъ и отяготительнымъ. Почему всячески должно остерегаться, чтобы сосѣдъ не дѣлалъ ничего наперекоръ своему сосѣду, и особенно удалять всѣ ссоры между ими въ земледѣліи. Вредить не трудно; ето можетъ всякой; но не всякой можетъ приносить пользу. Кто запахиваетъ участокъ ближняго своего и переходитъ границу, тотъ долженъ заплатить за нанесенный ущербъ; но чтобы изцѣлиться отъ своего безумія и варварства, да платитъ обиженному въ двое противъ ущерба. Посредники во всѣхъ таковыхъ случаяхъ, судьи и оцѣнщики суть агрономы (начальники полей); въ важнѣйшихъ случаяхъ всѣ чины двѣнадцати частей съ надзирателями; въ маловажныхъ одни надзиратели. Они же судятъ и назначаютъ пеню тому, кто сдѣлаетъ потраву скотиною. Кто присвоиваетъ себѣ чужой рой пчелъ; кто имѣя охоту къ пчеловодству, живетъ обманомъ, какъ то ударами звѣнящей мѣди приманиваетъ чужихъ пчелъ; тотъ да платитъ обиженному убытокъ. Кто, сожигая лѣсъ, не возметъ предосторожности для предохраненія сосѣдняго лѣса, тотъ долженъ платить за оцѣненный правителями убытокъ. Тому же подвергается и тотъ, кто при посѣвѣ захватитъ чужой участокъ, о чемъ довольно говорили другіе законодатели, коими иногда можно руководствоваться; ибо не льзя требовать отъ главнаго учредителя гражданскаго порядка, чтобы онъ съ точностію опредѣлилъ всѣ частные и маловажные случаи, кои послѣ его легко могутъ быть устроены.
Такимъ образомъ о водахъ для земледѣльцовъ есть древніе прекрасные законы достойные того, чтобы ввести ихъ теперь. Кто хочетъ провесть воду на свою землю, тотъ пусть проводитъ ее изъ общихъ водохранилищь, не пересѣкая ни у одного частнаго человѣка протекающихъ источниковъ; онъ можетъ проводить ее всюду, кромѣ жилья, храмовъ и памятниковъ, притомъ занимаетъ столько земли, сколько потребно для одного канала. Если безводіе обыкновенное въ нѣкоторыхъ странахъ поглощаетъ съ лица земли дождевыя воды и не оставляетъ самаго необходимаго питья; тогда должно искапывать колодези глубиною до глинистой земли; если и въ сей глубинѣ вода не оказывается, тогда брать воду въ сосѣдствѣ, сколько нужно для напоенія всѣхъ домочадцовъ. Если сосѣды добываютъ ее съ нуждою, то агрономы изыскиваютъ способы, отколѣ можно доставлять воду.
Если по изліяніи небесныхъ водъ, кто либо изъ низменныхъ жителей, задерживая ее, нанесетъ вредъ вверху живущему земледѣльцу, своему сосѣду; или напротивъ вверху живущій, спустивъ воду, повредитъ низменному, и оба не захотятъ примириться сами между собою; то въ городѣ градоправители, а въ полѣ агрономы распоряжаютъ, что должно дѣлать тому и другому. Не повинующійся сему распоряженію несетъ наказаніе за свое жестокосердіе и злое намѣреніе вредить другому. Обвиненный долженъ платить въ двое и за нанесенный вредъ и за неповиновеніе начальству.
Касательно плодовъ земныхъ, всѣ должны имѣть сообщеніе такимъ образомъ: поелику двоякіе плоды намъ посылаетъ щедрость Помоны: первый даръ безкорыстный Вакха; другой по свойству своему сохраняемый въ прокъ: то для сего да будетъ такой законъ: кто вкуситъ отъ полеваго плода виноградника или отъ смоквъ, прежде нежели настанетъ время собиранія ихъ, которое бываетъ осенью, на своемъ ли-то собственномъ полѣ, или на чужомъ; тотъ платитъ пятьдесять священныхъ драхмъ Вакху, если сорветъ изъ своей собственности, мину, если сорветъ у сосѣда, и двѣ трети мины за всякой плодъ съ чужаго поля. Желающій вкушать отъ винограда, такъ называемаго свободнаго, или отъ смоквъ не запрещенныхъ, изъ собственнаго, въ свое время можетъ рвать сколько захочетъ; но если не спросясь, сорветъ изъ чужаго; то по закону, предписывающему не трогать того, что не позволено, всегда подвергается наказанію; если рабъ безъ позволенія владѣтеля коснется плодовъ его, то по количеству ягодъ получаетъ равное число ударовъ; но челядинецъ, ходившій за произращеніемъ плодовъ, можетъ вкушать отъ нихъ — сколько захочетъ. Прибывшій иностранецъ, если пожелаетъ вкусить отъ плодовъ, при проводникѣ можетъ рвать зрѣлые безъ всякой пени; уступимъ ему сей гостепріимный даръ; но до полевыхъ плодовъ прикасатьоя иностранцамъ законъ воспрещаетъ. Коснувшійся по невѣденію наказывается: рабъ — ударами, а свободный отпускается со увразумленіемъ, пользоваться только тѣми плодами, которые неспособны ни для вина, ни для храненія. Что касается до грушъ, яблокъ, апельсинъ и тому подобнаго, стыдно рвать ихъ украдкой. Пойманный же моложе тридцати лѣтъ наказывается легкими ударами безъ ранъ; впрочемъ такому наказанію не подвергается свободный. Чужестранцу позволено пользоваться сими плодами, равно какъ виноградомъ. Старѣйшій лѣтами можетъ рвать и кушать, не унося ничего съ собою, можетъ имѣть сію свободу на ровнѣ съ иностранцемъ. Неповинующійся симъ законамъ подвергается лишенію чести, если кто донесетъ судьямъ о таковыхъ поступкахъ его.
Вода для садоводства есть самая питательная стихія, но легко портится; земля, солнце, воздухъ также служатъ пищею прозябающему изъ земли; но ихъ не легко испортить ядами, или отвести, или украсть; съ водою же все ето можетъ случиться. И потому она требуетъ помощи закона; вотъ онъ: Если кто съ намѣреніемъ испортитъ чужую воду, ключевую или въ водохранилищахъ, отравитъ ее, или подкопаетъ, или вычерпаетъ; то обиженный доноситъ о семъ градоправителямъ, съ объявленіемъ своего ущерба. Уличенный въ порчѣ воды посредствомъ яда, сверхъ пени долженъ очистить источникъ или ближайшій потокъ, какъ предпишутъ ему сіе законоизъяснители.
Что касается до сбыту всѣхъ произведеній, всякой можетъ привозить свои, куда ему разсудится, гдѣ чрезъ сіе онъ не могъ бы вредить другому, или если прибыль его въ три раза важнѣе вреда, которой онъ можетъ причинить другому. Архонты должны быть распорядителями сихъ дѣлъ, и прекращать всѣ насильственные и тайные умыслы любостяжанія ко вреду ближняго. Обличенный въ такихъ поступкахъ предъ Архонтами платитъ пеню, если ущербъ простирается не выше трехъ минъ. Но если обвиненіе простирается выше, то по перенесеніи дѣла въ общее судилище виновный наказывается. Если какой правитель произнесетъ несправедливый приговоръ на щетъ ущерба; то онъ повиненъ заплатить обиженному въ двое. Всякой желающій можетъ переносить въ общія судилища свои жалобы на несправедливости начальниковъ. Безчисленны и маловажны постановленія, какъ должно назначать различныя степени наказанія, рѣшать дѣла, призывать къ суду, и сколько свидѣтелей представлять, двоихъ или болѣе; всѣ таковые случаи не могутъ быть оставлены безъ узаконенія, но притомъ они ниже главнаго законодателя. Пусть займутся симъ молодые, и соображаясь съ прежними постановленіями, присоединяютъ малое къ великому; искуство и опытность будутъ ихъ руководителями, доколѣ они все положатъ на твердомъ основаніи. Такимъ образомъ, содѣлавъ ихъ непоколебимыми, могутъ соображать съ ними свою жизнь.
Послѣ сего скажемъ о ремесленникахъ. Во первыхъ ни одинъ гражданинъ не долженъ производить ремесленныхъ работъ, ни быть работникомъ другаго гражданина: ибо каждый гражданинъ уже имѣетъ важное ремесло, требующее всего старанія и великаго ученія; занимаясь общимъ благоустройствомъ города, онъ имѣетъ такія обязанности, съ коими не совмѣстна праздность. Ни какая человѣческая природа не достаточна для того, чтобы съ точностію исправлять двѣ должности или два ремесла, и чтобы, занимаясь своимъ собственнымъ искуствомъ, въ тоже время съ равнымъ успѣхомъ учить кого либо другому искуству. И такъ первымъ правиломъ въ нашемъ городѣ должно быть, чтобы кузнецъ не исправлялъ вмѣстѣ ремесла плотничьяго, и чтобы плотникъ не имѣлъ подъ своимъ надзоромъ кузнецовъ, которыми онъ долженъ заниматься болѣе, нежели своею работою, расчитывая, что отъ большаго числа работающихъ онъ получитъ болѣе прибыли. Каждый ремесленникъ, занимаясь только однимъ ремесломъ, отъ него только долженъ получать свое пропитаніе. Градоправители должны содержать сей законъ во всей его силѣ; они наказываютъ укоризнами, безчестіемъ того гражданина, которой болѣе печется о снисканіи какаго либо промысла нежели добродѣтели и обращаютъ его на истинный путь ея. Кто изъ иностранцевъ производитъ два ремесла; такого, наказываютъ заключеніемъ или денежною пенею или изгнаніемъ изъ города и симъ ограничиваютъ число ихъ; если лишаютъ ихъ должной платы или работы, если кто обидитъ ихъ, или они кого обидятъ; то жалобы сего рода, до пятидесяти драхмъ простирающіяся, рѣшатъ сами градоправители; выше сего по закону рѣшатъ высшія судилища.
Пошлины въ городѣ никто не платитъ ни за ввозимые, ни за вывозимые товары. Никто да не дерзаетъ ввозить ладану, и другихъ иноземныхъ благовоній, также красокъ, которыхъ не производитъ наша страна, и другихъ безполезныхъ предметовъ роскоши, ни вывозить того, что необходимо для самаго города. Надзирателями и попечителями сихъ торговыхъ сношеній должны быть пять законоблюстителей, избираемыхъ по порядку изъ двѣнадцати старѣйшинъ. Относительно оружія и прочихъ военныхъ припасовъ, если будутъ потребны или иноземное искуство, или дерево, или металлъ, или кованіе или какія животныя для военнаго употребленія; то иппархи и военачальники, сдѣлавъ свои разспоряженія, какъ для привоза, такъ и для вывоза, именемъ города даютъ и принимаютъ все нужное, руководствуясь законами, кои для сего изданы будутъ законоблюстителями. Торговля сими и подобными вещами въ нашемъ городѣ не должна быть предметомъ корысти.
Надлежащій порядокъ въ раздѣленіи питательныхъ и прочихъ произведеній страны, основываясь на древнемъ Критскомъ законѣ, можетъ произходить слѣдующимъ образомъ: всѣ произведенія двѣнадцати частей раздѣляются и потребляются равно между всѣми гражданами. Всякая двѣнадцатая часть, какъ то хлѣба, ячменя, включая сюда и прочіе плоды и всѣхъ животныхъ, назначенныхъ для потребленія, раздѣляются на три части, изъ коихъ первая служитъ для свободныхъ; вторая для ихъ служителей; третья для ремеслениковъ, иностранцевъ, поселенцевъ, кои пребываютъ въ городъ и требуютъ пропитанія, и для тѣхъ, кои по дѣламъ города или частныхъ людей всегда пріѣзжаютъ въ городъ. Сія третья часть жизненныхъ припасовъ только одна остается продажною. Изъ двухъ же первыхъ частей ничто нейдетъ въ продажу. Но какимъ образомъ мы соблюдемъ точность въ раздѣленіи? Весьма ясно, что оно въ нѣкоторомъ отношеніи должно быть ровное, въ другомъ не ровное.
Кл. Какимъ образомъ?
Аѳ. Смотря потому, лучше или хуже бываетъ урожай и плодоносіе земли.
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Три раздѣленныя части, одна для господъ, другая для рабовъ, третья для иностранцевъ ни чѣмъ не больше одна другой, но совершенно равны. Всякой гражданинъ, взявъ двѣ части, дѣлитъ ихъ между рабами и свободными по волѣ своей, сколько кому разсудитъ дать, по основательному разчисленію, и по числу животныхъ питающихся земными произведеніями.
Равнымъ образомъ самыя жилища должны быть раздѣлены по извѣстному порядку: именно двѣнадцать селеній составляютъ одинъ округъ, имѣющій въ срединѣ общее мѣсто сношенія. Въ каждомъ селеніи учреждается храмъ съ площадью для Боговъ и геніевъ — хранителей. Къ сохранившимся памятникамъ древности Магнезійцы должны имѣть то же почтеніе, какое имѣли къ нимъ древніе, и во всѣхъ прочихъ мѣстахъ воздвигнуть храмы Вестѣ, Зевесу, Аѳинѣ, и покровителю своей страны. Жилья располагаются вокругъ сихъ храмовъ, на возвышенныхъ мѣстахъ, удобныхъ для помѣщенія стражи.
Всю страну должно снабдить художниками, раздѣливъ ихъ на тринадцать частей. Одни помѣщаются въ городѣ въ двѣнадцати частяхъ его, другіе внѣ города въ окрестныхъ странахъ. Въ каждомъ селеніи должны быть всякаго рода ремесленники полезные для земледѣльцовъ. Первые изъ агрономовъ будутъ имѣть попеченіе о томъ, какихъ художниковъ и сколько должно поселить въ каждомъ мѣстѣ, дабы земледѣлецъ безъ всякаго труда могъ пользоваться ихъ помощію; въ городѣ сіе предоставляется градоправителямъ. Торжищные смотрители имѣютъ попеченіе о всемъ, что касается до торжищъ, и послѣ цѣлости храмовъ надзираютъ, чтобы въ продажѣ съѣстныхъ припасовъ не было никакого обмана, они же, какъ блюстители благочинія, предупреждаютъ личныя оскорбленія и наказываютъ виновныхъ. При продажѣ отъ города иностранцамъ установленныхъ предметовъ, они наблюдаютъ, чтобы все произходило по закону. Законъ же таковъ: Въ девятое число мѣсяца, изъ всего хлѣба, которой назначенъ къ продажѣ, поставщики, иностранцы или рабы привозятъ въ городъ для гостей одну двѣнадцатую часть и гость на семъ торжищѣ закупаетъ на цѣлый мѣсяцъ хлѣба и все хлѣбное. Двѣнадцатаго числа одни производятъ продажу, другіе покупку всѣхъ жидкостей достаточно на цѣлый мѣсяцъ. Въ двадцать третье число произходитъ продажа животныхъ, смотря потому сколько могутъ сбыть продающіе и сколько достаточно для нуждающихся; тогда же продаются земледѣльческія орудія и другія вещи, какъ то кожи, одежда, вязанія, столярная работа и тому подобное. Иностранцы имѣютъ нужду покупать у другихъ готовое кушанье, также муку пшеничную, ячменную и всякія другія снѣди; изъ гражданъ же и рабовъ никто не можетъ ни покупать, ни продавать ничего подобнаго; иностранецъ на гостинномъ дворѣ продаетъ ремесленникамъ и поселенцамъ вино и кушанье, что многіе называютъ карчебничествомъ.
По раздѣленіи скота назначаются повара для иностранцевъ и ремесленниковъ, и прислуга. Дрова для ежедневной топки иностранецъ покупаетъ оптомъ у мѣстныхъ поставщиковъ, и продаетъ другимъ иностранцамъ по скольку и когда захочетъ. Что касается до прочихъ вещей и орудій необходимыхъ для каждаго, онѣ продаются на общемъ торжищѣ, на такомъ мѣстѣ, которое законоблюстители вмѣстѣ съ торжищными приставами и градоправителями изберутъ какъ удобнѣйшее для промѣна денегъ на товары и товаровъ на деньги, чтобъ ни кто не уступалъ даромъ другому своей собственности.
Ктожъ уступаетъ по довѣренности, тотъ получитъ ли плату или не получитъ, уже не можетъ приносить жалобы послѣ сей сдѣлки. При куплѣ и продажѣ вещи, во сколько она дороже противъ закона, въ которомъ сказано, выше и ниже какой цѣны не покупать ничего, излишекъ записывается у законоблюстителей а недостатокъ вычитается.
Тоже должно постановить о поселенцахъ, касательно записки ихъ имѣнія. Вотъ правила для таковыхъ: время жительства для желающаго поселиться въ нашей странѣ, если кто приходитъ съ какимъ либо художествомъ, должно быть не долѣе двадцати лѣтъ отъ написанія; потомъ сохраняя весь порядокъ благочинія, онъ платитъ немаловажную подать, и за то уже свободенъ отъ всякой пошлины за продажу и покупку. По прошествіи же сего срока онъ, взявъ свое имѣніе, отходитъ. Но если въ теченіи сего времени случится ему оказать какую либо отличную услугу городу, и онъ убѣдитъ совѣтъ и народное собраніе или отсрочить для него время удаленія, или позволить ему остаться на всю жизнь свою; то онъ получаетъ удовлетвореніе по просьбѣ своей и по разсмотрѣнію города. Для дѣтей же поселенцовъ, если они ремесленники и достигли пятнадцатилѣтняго возраста, время поселенія начинается отъ слѣдующаго года. Въ теченіи двадцати лѣтъ потомъ они могутъ жить, гдѣ пожелаютъ. Ктожь и послѣ сего хочетъ остаться, тотъ долженъ просить позволенія. Отходящій уничтожаетъ всѣ записи, кои были сдѣланы на него у архонтовъ.