Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 4/IV

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[196]
IV
Деятельность А. А. Виниуса при Петре В. — Переписка с царем. — Почтовое дело. — Школа и разные др. поручения царя. — Рассказы Корба о Виниусе. — Сибирский приказ. — Артиллерия. — Падение Виниуса. — Последние труды его.

Мы не знаем, когда в первый раз деятельный и умный голландец встретился с Петром В. По свидетельству Б. И. Куракина, еще в отрочестве Петр, по склонности своей ко всему иноземческому, начал учиться всяким „экзерцициям“ и голландскому языку, и за „мастера“ этого языка был дьяк Посольского приказа, Андрей Виниус, „человек умный и состояния доброго“[1]. Вероятно, Петр познакомился с Виниусом после дела Шакловитого. В 1687 г., по поручению последнего, Виниус заказывал за границей портрет царевны Софии с преувеличенным её титулом. Во время суда над Шакловитым Виниусу пришлось по этому поводу давать объяснения[2]. Очевидно, эти объяснения были признаны удовлетворительными, потому что Виниус не только не пострадал, а в 1691 году, в чине думного дьяка, даже по праздникам [197]„пресветлых государей царей пресветлые очи видел“ и находился в наряде на разных церковных церемониях[3]. Очевидно, проницательный взор Петра сумел оценить полезного работника.

С 1694 г. сведения об отношениях царя к Виниусу имеются в значительном количестве, благодаря большому числу писем царя и Виниуса друг к другу.

Из дела Шакловитого царь Петр мог узнать о знакомстве Виниуса с амстердамским бургомистром Витзеном (Виниус заказывал портреты ц. Софии через Витзена). В 1693 г., вероятно, при посредстве Виниуса и Витзена, царь заказал в Голландии корабль „Святое Пророчество“. Из переписки царя с Виниусом за время, начиная с 1694 по 1714 год включительно, мы узнаем, что более всего интересовало Петра В. в это время, и в чём Виниус принимал деятельное участие. В 1695—1696 годах, в эпоху Азовских походов, царь имел в лице Виниуса постоянного важного и сведущего корреспондента. Через него он делал заказы за границей, военные заготовки у себя дома; через него получал сведения о заграничных и московских новостях, куранты; через него передавал известия и поручения. Вместе с тем замечаем, что Виниус при необычайной деятельности, несколько бережет себя и не забывает своих интересов: он два раза уклонился от возможного свидания с царем: один раз под предлогом ушиба, другой раз без всякой видимой причины; обращается к Петру с какою-то челобитной для себя, просит прощения провинившемуся свояку, Емельяну Игн. Украинцеву. Последнее поручение царя, с каким мы встречаемся в переписке этого времени[4], постройка [198]триумфальных ворот, было Виниусом выполнено в сентябре 1696 года, и 30 сентября торжественный въезд в Москву состоялся. „Капитан Петр Алексеев“ шел пешком за раззолоченными санями адмирала Лефорта. Устроитель торжества, Виниус, сверху триумфальных ворот в трубу говорил вирши победителям[5].

Вскоре после Азовских походов, царь Петр затеял новое важное дело: собрался в дальнее путешествие — в Западную Европу. Он отправился туда инкогнито в числе свиты послов Головина и Лефорта, в марте 1697 года, а вернулся в августе 1698 г. Это было время, когда Виниус был одним из довереннейших лиц Петра. Царь пишет ему часто тайными чернилами и о таких делах, о которых не пишет никому. Всякая почта приносит письма Петра Виниусу; случайное отсутствие их в той или другой почте уже беспокоит старика. Соблюдая инкогнито царя, Виниус пишет ему просто, иногда фамильярно; Петр отвечает ему тем же. Они сообщают друг другу всякие новости, политические и научные, даже простые сплетни. Виниус больше всего пишет о железном деле, о почтах, о сибирских делах; Петр — о политике и о приемах, оказанных посольству за границей. В одном письме Виниус рекомендует одного окольничего на службу[6]. В декабре 1697 года Петр [199]пишет Ф. Ю. Ромодановскому письмо, в котором просит последнего оказывать покровительство Виниусу[7].

Это время вообще было временем расцвета деятельности Андрея Андреевича, хотя он считал уже шестой десяток лет возраста. Мы уже сказали, что из всех вопросов наиболее занимали его в это время, — почта, железные заводы и сибирские дела. Приступим теперь к обозрению его деятельности за время 1695—1701 г. (в 1701 г. Виниус навлек на себя первую немилость Петра и лишился почты).

В марте 1699 г. Матвей Виниус был командирован для науки в город Берлин. Вся тяжесть почтового дела легла опять на старика Андрея Виниуса[8]. Начиная в 1700 году войну, царь Петр был озабочен развитием почтовых сношений. Виниусы получили указ о приведении в лучший порядок заграничной почты.

Но мы знаем, что не одно только почтовое дело легло тяжким бременем на плечи усталого дельца. Взяв снова на себя всё разросшееся почтовое дело, он в то же время был завален бесчисленными делами по Сибирскому приказу, исполнял массу военных, административных, даже просветительных поручений Петра. В 1701 г. он заявлял, что собрал в школы 250 ребят, из которых выйдут хорошие инженеры, артиллеристы и мастера[9]. Тогда же он открыл навигаторскую школу. [200]

В 1701 г., когда Виниус замещал пленного генерал-фельдцейхмейстера царевича Александра Арчилловича в заведовании Приказом артиллерии, последовало открытие школ на новом пушечном дворе. Велено было построить на пушечном дворе деревянные школы и в тех школах учить детей пушкарских и иных посторонних чинов людей словесной и письменной грамоте, цифири и инженерным наукам. Указ повелевал ученикам „будучи в тех школах учиться наукам с прилежанием, а выучась, без указу с Москвы не съехать, также в иной чин, кроме артиллерии, не отлучаться“. В школах был устроен для учеников полный пансион[10]. Тем ученикам, которые будут прилежны и переимчивы, обещано особое государево жалованье[11].

Замышляя ввести обучение ребят немецкому языку, Петр проектировал к этому делу также привлечь Виниуса[12]. Царь давал ему массу ученых поручений — переводов и составления специальных трактатов, словарей и пр. Не избежал Виниус и побочной работы, не имевшей непосредственной связи с его должностями, так напр.: в 1700 г. заседала комиссия по составлению нового уложения; комиссия эта поручила Виниусу отправиться к патриарху с просьбой представить [201]материалы для уложения по духовному ведомству[13]. Старик изнемогал от работы, но, пользуясь большими доходами, не желал отказываться ни от одной из должностей, что в конце концов привело его к невозможности быть аккуратным в исполнении возлагавшихся на него поручений. Он стал уже часто вызывать неудовольствие царя своею неаккуратностью („московским тотчасом“, как любил выражаться Петр). Неаккуратность его, особенно в важном почтовом деле, очевидно, достигла таких размеров, что царь не счел возможным даже ждать приезда его сына из-за границы и 17 марта 1701 г. указал: „почты Виленскую и города Архангельского, приемом и отпуском которые ведает стольник Матвей Виниус — ведать ныне Государственного Посольского приказу переводчику Петру Шафирову; а ему, Матвею, той почты не ведать“.

Потеряв заведование почтою, Андрей Виниус сохранял за собою все прочие должности; но с этого момента расцвет его деятельности начинает меркнуть.

В эпоху расцвета Виниус был крупным и влиятельным вельможей. Мы знакомимся с ним с этой стороны по запискам Корба, бывшего в Москве в 1698—99 г.г. Вот некоторые из рассказов последнего.

Царь, покончив с казнями стрельцов и собираясь в Воронеж, велел генералу Лефорту устроить обед для вельмож и иностранных представителей. На этом обеде, происходившем 2 ноября 1698 г., был и Виниус. Корб рассказывает, что гр. А. А. Матвеев за столом громко сказал Виниусу по-латыни: „Stultorum plena sunt omnia“ (дураками полон свет); [202]Корб умалчивает, кого разумел Матвеев под „дураками“[14].

24 апреля Виниус с монахом Карионом и несколькими офицерами был на обеде у императорского посла Гвариента, в свите которого был Корб[15]; 1-го июня Андрей Виниус был приглашен к обеду у Бранденбургского резидента[16]. 10 июня того же года императорское посольство посетило Воскресенский монастырь. Когда приезжие гости осматривали храм, пришел Виниус с Бранденбургским резидентом Цизельским, и они все обедали вместе. После этого обеда посол со всей свитой отправились на дачу Виниуса, где очень приятно провели время.

Приведенные нами сведения о дружественных отношениях Виниуса к императорскому послу Гвариенту подтверждаются недавно обнародованными документами, найденными д-ром Ф. Дукмейером в Амбергском архиве (Бавария).

Г. Дукмейер приводит отрывки из писем Гвариента, из которых оказывается, что Виниус давал сведения Гвариенту обо всём, что происходило в Московском государстве (письмо графу Кауницу от б мая 1699 г.). В сентябре того же года Гвариент [203]пишет (письмо не адресовано), что Виниус представил ему карту всей Сибири и не пожелал издавать ее иначе, как посвятив ему, и при этом наводит у него справки относительно определения высоты полюса. Виниусу он писал из Смоленска, благодарил его за внимание, за посвящение и давал указания о сведущих по научным вопросам людях (письмо это писано под диктовку больного Гвариента). В другом письме из Смоленска он просит Виниуса посылать ему вслед письма, получаемые на его имя в Москве, а уплату за пересылку поручает миссионеру Беруле[17].

Из Варшавы тот же Гвариент писал Виниусу письма, в которых отсоветовал посылать царевича Алексея Петровича к Дрезденскому двору (в заключение он просил Виниуса уничтожить это письмо — „veritas enim odium parit“[18]: следовательно, и в этом вопросе Виниус принимал участие наравне с прочими советниками Петра[19]. Одно время Петр даже думал приставить Виниуса к царевичу, когда этот последний поедет учиться заграницу[20].

Приятелем Виниуса в это время был Андрей Артам. Матвеев. В бумагах Виниуса он часто называется просто „Артемонович“; он широко пользовался услугами Виниусовских почт. В книге черновых писем Виниус часто отмечает: „писал Андрею Артемоновичу комплементы“; в одном месте прибавляет: „и как в. г-рь об нём изволил спрашивать, и что [204]сказал“ (ноябрь 1699 г.)[21]; в нач. 1701 г. в той же книге читаем: „писал Андр. Арт-чу, чтоб не прогневался, что не часто к нему пишу[22].

Другой приятель Виниуса, бранденбургский резидент Задора-Цизельский, в начале 1700 г. скончался от раны, полученной им в Москве на дуэли. По распоряжению царя, Виниус похоронил его на казенный счет[23] (из средств Сибирского приказа на эти похороны было истрачено 100 руб.).

В конце того же года А. А. Виниус писал известному нам Витзену, что „челобитье ево Е. И. У. (Украинцеву) исправил, а трудности потому ж исправлю“[24].

Теперь перейдем к рассмотрению других сторон деятельности Виниуса.

Наиболее причиняло забот и трудов Андрею Виниусу заведование Сибирским приказом, в которое он вступил не позже 1694 года[25]; но эта должность давала ему также большие доходы, если верить Корбу, что Виниус не только не получал жалованья за эту должность, но даже платил царю 1.000 руб. ежегодно с тем, чтобы все воеводы зависели от него; а назначал он их „не бескорыстно“. Корб отзывается с большою похвалою об уме, образованности и изворотливости Виниуса и его хорошем управлении Приказом. При нём сибирские воеводы не смели притеснять и разорять торговых людей, так как за ними был учрежден строгий надзор. Узнав от кого-либо [205]из торговых людей о злоупотреблениях какого-нибудь воеводы, Виниус грозил ему кнутом, лишением имения, смертью и пр., если он не исправится[26]. Узнавать обо всём помогали ему также тайные агенты. Была местность, с которой воеводы доставляли в казну ежегодно по 600 руб. Виниус назначил туда воеводу, который в первый же год сообщил, что царский приход составляет 10.000 рублей. Жалобы на воевод вообще выслушивались Виниусом с большим вниманием. Так напр., по жалобе красноярцев, был привлечен к ответственности Данила Полянский[27] и красноярские воеводы Башковские и Семен Дурново[28]; обращено внимание на жалобы жителей на притеснения митрополичьих чиновников[29].

Как на пример сурового обращения со взяточниками, Корб указывает на судьбу кн. Черкасского, изобличенного Виниусом во взятках, которые он собирал не лично, а через подчиненных. Черкасский был возведен на эшафот, но пощажен, бит кнутом и сослан на галеры[30].

В 1697 г. были посланы на Верхотурье две царских грамоты, в которых воеводе предписано было вести запись ссыльным людям с указанием, где они остаются и следить за тем, чтобы они занимались трудом, а не бродяжничеством[31]. Грамота 1698 г. Иркутскому воеводе по тому же вопросу еще [206]решительнее: „воров, которые окажутся между ссыльными, велено казнить без пощады, а тех из ссыльных, которые живут хорошо, всячески поощрять „ласкою и приветом“[32].

Сохранился очень ценный приговор 1698 г. думного дьяка Виниуса с товарищи о разборе подьячих в сибирских городах. Приговор предписывает отставить тех подьячих, которые „делать не смыслят“, также пьяниц и т. п., а вместо них поверстать новых, хотя бы из ссыльных людей и пр.[33].

Виниус заботился о розыскании в Сибири руд, железных и серебряных[34]; принимал ряд мер по распространению и утверждению христианства и грамотности, развитию торговли и промышленности. проведению дорог; велел составить описание Сибири, чертеж путей, городов и учредить почты. К началу 1698 г. была построена церковь в Пекине, крещено 20 [207]китайцев. Виниус посылал указы Сибирскому архиерею о подыскании миссионеров, обучении желающих из русских — китайскому, монгольскому и калмыцкому языку, переводе нужных книг на эти языки[35]. Прибывавшие из Азии послы иногда останавливались в доме Виниуса[36]. Получив от Петра наставление, что пропаганда христианства должна быть осторожная, Виниус велел расспрашивать торговых людей, прибывающих в Нерчинск из Китая, где стоит новопостроенная в Китае часовня — между домами или особо; приходят ли китайцы смотреть русское богослужение и что говорят, не смеются ли над ним; какое богослужение им больше нравится — русское или иезуитское; каково там русское духовенство; сколько русских прихожан; хороша ли утварь церковная; достаточно ли книг; где погребают умерших христиан; открыто ли совершают погребение или тайно и крестился ли кто-нибудь из китайцев[37]. Устройство новых монастырей в Сибири воспрещено[38].

В 1699 г. велено было построить в Нерчинске каменный гостинный двор[39] и введена гербовая бумага в Сибири[40]; в Сибирском приказе появилось полезное нововведение: вместо приказных столбцов, скатывавшихся в колеса, заведены были для дел — тетради. [208]

В Сибирском приказе всегда было много денег и всяких товаров[41]. Должностные лица иногда брали оттуда крупные суммы. Так, в половине 1699 г. известный Прокофий Возницын взял соболей и камок на 12.000 р., на что Виниус жаловался царю. Так как у провинившихся сибирских воевод имущество конфисковалось, то, по мнению Виниуса, его следовало бесповоротно зачислять в казну и ни под каким видом не возвращать[42].

18 января 1700 г. Виниус приказал допросить прибывших в Москву из Сибири служилых людей томских, кузнецких и красноярских о том, какие соседи беспокоят их области, можно ли им отражать их собственными силами, почему уменьшился в Томском уезде ясачный сбор, и есть ли в том уезде места, где можно было бы поселить ссыльных[43]. О таких же „ мирских нуждах“ допрашивали туринских крестьян, приехавших однажды по своим делам в Сибирский приказ (между прочим, на вопрос о качествах воеводы они отозвались с большою похвалою)[44].

В это время в Сибири действовали особые „таможенные статьи“, составленные Виниусом, которые [209]надолго пережили своего составителя[45]. В них, между прочим, торговые люди обеспечивались от насилий со стороны воевод.

В том же году Виниус просил царя назначить нового митрополита в Сибирь, потому что митр. Игнатий заболел душевною болезнью[46]. Назначен был знаменитый Димитрий Туптало (впоследствии св. Димитрий Ростовский); но этот по слабости здоровья не мог туда поехать, и был назначен другой — Филофей Лещинский, оказавшийся чрезвычайно энергичным архиереем. Из дел Сибирского приказа о его деятельности почерпаем следующее известие.

В августе 1702 г. он послал своего боярского сына Еремея Иванова в Киев для покупки книг церковных и учебных, а также для найма дьякона, 2 учителей „латинской науки“, 4 певчих и 2 „студентов“. Сибирский приказ (т. е. Виниус) оказал содействие посланному в добывании подвод[47].

Месяца за четыре до описанного случая, в Сибирском приказе рассматривалось одно дело, находящееся в связи с переменами в Сибирской митрополии. Дело это очень интересно для характеристики Виниуса. Состоит оно в следующем.

14 марта 1700 г. митр. Игнатий взял у некоего Алексея Коробовского 2 книги: Хрисмологион и Историю Скифийскую, стоимостью 11 рублей, но денег не уплатил. На другой день, 15 марта, Игнатий, по царскому указу, был отвезен в Чудов монастырь, [210]как душевно-больной. В Чудовом монастыре он пробыл 2½ недели под присмотром ризничного иеродиакона Иоасафа Стромилова. Коробовский обратился к Стромилову с просьбой доложить преосвященному, чтобы он возвратил взятые книги или заплатил за них. Митрополит признался, что книги, Хрисмологион и История Скифийская, были действительно взяты, и деньги, 11 рублей, за них не уплачены, но прибавил, что в настоящее время книги эти находятся в его келейной рухляди в Казанском подворье. Когда Игнатий был переведен в Симонов монастырь, Коробовский снова бил челом о своем деле патриарху и властям. В августе 1701 года все келейные книги митр. Игнатия, вместе с прочим его имуществом, хранившимся в Сибирском приказе, на Казанском подворье и в Симоновом монастыре, были описаны и оценены под присмотром думного дьяка А. А. Виниуса, а затем переданы новому митрополиту, Димитрию. В числе книг, отданных преосв. Димитрию, были и 2 рукописные — Хрисмологион, оцененная в 1½ рубля, и „История Сирская“, ценою в 1 рубль. Преосв. Димитрий не поехал в Сибирь, и вместо него был назначен, как мы видели, преосв. Филофей. Этот немедленно передал Коробовскому Хрисмологион; что же касается Истории Скифийской, стоившей 9½ рублей (около 100 р. на наши деньги), то таковой не оказалось, и „История Сирская“, стоившая всего 1 рубль, конечно, не могла её заменить. Коробовский в апреле 1702 года подал челобитную государю, указывая, что книга его была взята в Сибирский приказ. Сибирский приказ отрицал это, утверждая, что всё, оставшееся после митр. Игнатия, передано митр. Филофею. Но в описи, составленной самим же приказом, как мы видели, „Истории Скифийской“ не было; значит, приказ как бы свидетельствовал, что таковой книги у митр. Игнатия не было вовсе; между тем показанием самого [211]Игнатия, приведенным выше, установлен факт, что таковая книга у него была. Конечно, этому показанию, как показанию душевно-больного, можно было и не дать значения, если кому-либо, как напр. любителю книг Виниусу, захотелось бы, при составлении описи, заменить одну книгу другою. По-видимому, так и случилось, и тщетно Коробовский хлопотал о возврате ему дорогой книги…[48].

Заботясь об интересах русских поселенцев и торговых людей, Виниус внимательно относился и к нуждам инородцев. 31 мая 1700 года он распорядился, чтобы крестьяне Тобольского уезда не причиняли разорения башкирцам в виду жалоб последних царю[49]. В феврале 1701 г. Сибирские инородцы ходатайствовали через Тарского воеводу о дозволении им продавать своих детей, ссылаясь на голод в их стране. Неизвестно, какие меры предпринял Виниус для смягчения народного бедствия; но продажа детей или отдача их в холопство были инородцам строжайше воспрещены; а велено инородцам „детей своих одних дочерей и сестер и племянниц отдавать в замужество своей же братье иноземцам, а русским продавать их и отдавать не велеть, чтоб от того иноземского роду не малилось[50]. В том же году Виниус принял участие в одной крещеной калмычке, которую более 5 лет силою держали в холопстве сначала Сургутский воевода Юшков, а потом дьяк Сибирского приказа Парфенов и наконец — дьяк Приказа Большого дворца Юдин[51].

В 1701 году окончена была серьезная научная географическая работа, предпринятая по распоряжению [212]Виниуса еще в 1696 году. Тобольский боярский сын Семен Ремезов составил „Чертежную книгу Сибири“. Устройство правильных и постоянных сношений с Сибирью с 1697 года шло неуклонно вперед.

В том же 1701 году был награжден казачий пятидесятник Владимир Атласов за свой „поход в Камчадальскую землю“ (открытие Камчатки). Андрей Виниус с товарищи приказали: быть ему в Якутске казачьим головою, жалованья ему учинить годовой оклад 10 рублей, по 7 четв. ржи и овса и 3 пуда соли; за его добычу — 11 сороков соболей — выдано было ему 100 руб. деньгами и на 100 р. товарами. Но не прошло и 4 дней со дня этого приказа, как Виниус собственною рукою пишет новый приговор: за тое его (Атласова) службу, и за прииск, сверх прежней его дачи и за раны его, и чтоб впредь ему великому государю свою службу в тех приисках новых землиц и дальних народов показать — дать ему на Верхотурье денег 50 рублев, да товарами, какие ему пригодны, на 50 же рублев[52].

Из других дел Сибирского приказа за время управления Виниуса известны еще — введение продажи игральных карт в Сибири (из фискальных целей, вопреки желанию населения)[53]: наложение запрещения на вывоз бобрового пуху за море; принятие мер против казацких волнений в Нерчинске; вызов самоедских шаманов из Березова в Москву — по-видимому, для удовлетворения любознательности государя; с такою же целью — требование присылки 10 живых соболей и 10 пудов магнита из Верхотурья; распоряжение о продаже прибывшей в Москву партии чаю в 7 пуд. 20 фун. Среди челобитных за это время попадаются: челобитная жителей Тары о присылке им часовщика для [213]заведования купленными ими на свой счет боевыми железными часами, протест Сургутского воеводы против применения выборного начала среди служилых людей, челобитная немца — доктора Херургуса о разрешении ему оставить службу в Тобольске и вернуться к семье. В делах Сибирского приказа в Моск. Архиве Мин. Юстиции есть много любопытных черновых докладов царю, исправленных рукою Виниуса, за 1698—1701 г.г.[54].

В 1702 году Виниус посетил Сибирь. С этим приездом его связано учреждение соляной монополии[55]. Тогда же он написал инструкцию Верхотурскому воеводе, из которой видно, что он был человек просвещенный, с обширными знаниями и обращал внимание на исправление народной нравственности и на воспитание детей[56]. На средства приказа Виниус иногда давал образование способным инородцам. Мы имеем известие, что в „словесных“ школах Приказа артиллерии учился китаец (он называется также „апонского государства татарин“), именем Денбей; деньги на его содержание давались из Сибирского приказа (по 10 денег на день)[57].

В марте 1703 г. митрополит Сибирский Филофей обратился к царю с целым рядом вопросов, касающихся церкви и образования; на все эти вопросы [214]Виниусом, по поручению царя, были составлены обстоятельные ответы[58].

Заведование сибирскими промыслами и горным делом Виниусу пришлось соединить с работою по изготовлению артиллерийских снарядов. Есть сведения, что еще в 1695 году он уже принимал участие в доставке артиллерийских припасов к Азову[59]. В письмах за границу Виниус беспрестанно напоминает царю о необходимости добыть „железных мастеров“, умеющих лить пушки и пр. Виниус был знатоком литейного дела, когда ему пришлось принять артиллерию в свое заведование. До 1700 г. артиллерией заведовал первый генерал-фельдцейхмейстер царевич Александр Арчиллович Имеретинский; под Нарвою он был взят в плен шведами и оставался в плену, несмотря на все усилия Петра высвободить его оттуда. По имени он числился во главе артиллерии даже в 1706 г.[60]. Но уже с 1701 г. начинает часто упоминаться Приказ артиллерии[61], во главе которого de facto стоит „надзиратель артиллерии“ Андрей Виниус (бумаги пишутся по-прежнему на имя царевича). Так как при Нарве наша артиллерия досталась в руки шведов, то Виниус сделался творцом новой артиллерии. Петр придумал употребить на пушки колокола, но из одной колокольной меди пушек делать нельзя было, а подвоз красной меди происходил медленно. Царь раздражался на медленность дела, и это понятно: „время было — яко смерть“. А тут еще подводы доставать для пушек было трудно — „многие господа“ захватывали подводы для себя. Но артиллерия имела хорошего „надзирателя“ и [215]под Нотебургом прекрасно выполнила свое дело. Виниус хвалилсн не только тем, что приготовил хорошую артиллерию, но и тем, что сберег по сравнению с прежними подрядными ценами — 10.000 рублей. (Предметом гордости его была также заведенная им артиллерийская школа[62]. Всё-таки артиллерия поставлялась на театр военных действий медленно. В июне 1702 г. Брюс жаловался царю на медленность Виниуса[63] в доставке пороха в Ладогу; в июле Виниус сам по этим делам ездил во Псков, где подал Тихону Стрешневу роспись полевой артиллерии[64]. Работы было много и справляться было нелегко, а помощников подходящих у Виниуса не было. В декабре 1702 г. „уговоршику“ Верхотурских Невьянских заводов Никите Демидову (Н. Д. Антуфьеву) послана „память“ о выделке железа, стали и пушек, Виниус личным письмом просил его об ускорении дела. Не довольствуясь этим, Виниус даже лично с сыном Матвеем ездил к Демидову[65].

Наконец, над Виниусом грянул гром. 19 марта 1703 г. царь написал Ф. Ю. Ромодановскому следующее письмо из Шлиссельбурга:

„Sir. Извествую, что здесь великая недовозка артиллерии есть, чему посылаю роспись; из которых самых нужных недовезено 3.033 бомбов трехпудовых, трубок 7.978, дроби и фитилю ни фунта, лопаток и кирок железных самое малое число. А паче всего мастера, который зашрублевает запалы у пушек, по сей час не прислан, отчего прошлогодские пушки ни одна в поход не годна будет, отчего нам здесь [216]великая остановка делу нашему будет, без чего и починать нельзя. О чём я сам многажды говорил Виниусу, которой отпотчивал меня московским тотчасом. О чём изволь его допросить, для чего так делается такое главное дело с таким небрежением, которое тысячи его головы дороже. Изволь как мочно исправлять“.

Далее идет речь о новой неаккуратности:

„Из аптеки ни золотника лекарств не прислано; того для принуждены будем мы тех лечить, которые то презирают. Изволь, не мешкав, прислать, также по сей росписи дополнить; да прикажи всех лекарей, которые ныне приехали вновь, также и старые, кои без дела, прислать к нам не омедля[66]“.

Итак, по двум ведомствам Андрей Виниус провинился, и обвинение было не из легких. Согласно приказанию царя, Ромодановский произвел допрос Виниусу и его помощникам. На допросе насчет непосылки лекарств обвиняемые дали следующие показания[67].

Андрей Виниус показал, что лекарства по росписям, данным докторами и лекарями, посылались в Шлиссельбург немедленно. Лекарей в Москве в Аптекарском приказе значится всего 1 человек, а если теперь явилось еще двое, то это произошло оттого, что, живя долгое время в Москве, они о себе не заявляли. Лекарь Иван Термант, который должен был с запасом лекарств ехать в Шлиссельбург, заболел и сам не мог ехать, а когда Виниус просил его дать письменное уведомление, с кем можно послать заготовленный ящик с лекарствами, то Термант такого уведомления не дал, а без этого Виниус посылать не решался до самого последнего времени. [217]

Иван Термант заявил, что согласно условию, заключенному с государем лично[68], он готовился ехать в Шлиссельбург и заготовлял лекарства; когда заболел, то просил Виниуса послать аптеку вперед, но этот последний требовал от него письменного решения, кого послать; он не решился писать этого, считая себя не вправе это делать, так как всем делом заведует Виниус. Несмотря на неоднократные просьбы, Виниус так и не послал лекарств, следовательно — вся вина лежит на нём.

Подьячие Аптекарского приказа показали, что Иван Термант, действительно просил послать лекарства без него, но Виниус говорил: где Термант, тут и сундук с лекарством.

Аптекарь Иван Левкин сказал, что ему было поручено заготовлять лекарства для Ивана Терманта, но срока назначено не было; вдобавок между тем старые аптекари многих лекарств ему не дали. Тогда он составил список нужных лекарств и отдал дьяку Ивану Невежину, который до сих пор не сделал нужных распоряжений.

Старый аптекарь Эхлер ответил на жалобу Левкина, что этот последний требовал у него некоторых дорогих снадобий, а Иван Невежин не позволил брать их без ведома Андрея Виниуса.

Иван Невежин пытался возражать, что он запрещения на счет лекарств не давал, но сослался на „беспамятство“. Насчет же той росписи, которую ему подал Иван Левкин, он говорил Виниусу, а тот ответил: „то дело последнее, когда лекарства все изготовлены будут, и за теми припасами дело не станет“. [218]

Андрей Виниус утверждал, что он послал Левкина с сундуком Терманта в Шлиссельбург, а всё ли в этом сундуке было заготовлено, он не знает, и никаких заявлений ни от кого по этому поводу не получал, а покупать припасы никогда не запрещал.

Иван Невежин настаивал, что Андрей Виниус не позволял без своего ведома покупать припасы и пометы о покупке делал всегда сам. Это же подтвердил подьячий Леонтий Матвеев. Виниусу оставалось сослаться на личную неприязнь Ивана Невежина и Леонтия Матвеева к нему и заявить, что он неоднократно бил челом государю „со слезами“, чтобы тот взял у него Аптекарский приказ и отдал бы кому-нибудь другому. Теперь он еще раз просит о том же, потому что множество дел в Сибирском и Артиллерийском приказах не дают ему хорошо заняться Аптекарским, а в этом последнем и от докторов, и от дьяка, подъячих и аптекарей всегда могут быть на него нарекания.

Из этого допроса видно, что Виниус запоздал с доставкой лекарств потому, что не имел под рукой надежного человека для посылки аптеки и вследствие этого не торопился её изготовлением. Если мы припомним показания самих же аптекарей, сделанные ими когда-то Корбу, то увидим, что прежде Виниус много делал для Аптекарского приказа. Во время пребывания Корба в Москве он, временно не заведовал этим приказом, и Корб говорит, что преемники Виниуса, гордые и невежественные, небрежно относятся к требованиям лекарей и не заботятся о покупке новых лекарств, и вследствие этого аптеки пришли в упадок. Следовательно, когда Виниус снова принял Аптекарский приказ, он застал его в полном расстройстве, а сам, будучи обременен массою дел, уже не мог им заняться как следует и поплатился за это. [219]

Одновременно с допросом относительно недоставки лекарств Виниусу был произведен еще более важный допрос — о недоставке артиллерийских припасов.

Ввиду того, что на доставку артиллерийских припасов было послано из Шлиссельбурга две росписи, Виниус был допрошен на счет обеих. Оказалось, что по 1-й росписи им всё было послано, за исключением немногого, чего случайно не оказалось в Москве за недостатком привоза с заводов. Относительно трубок замедление вышло оттого, что полковник Гошка, взявшись их изготовить, не умел сделать вовремя, потому что подобрал неопытных мастеров. Мимоходом Виниус жаловался, что Гошка для этих мастеров требовал „больших кормов“ и „верстания через чин“. Гошка оправдывался, говоря, что изготовление трубок замедлилось вследствие того, что Виниус не давал вовремя припасов — пороха, серы и селитры. Относительно же мастеров Гошка ссылался на Б. П. Шереметева и ген. Я. Брюса, которые их рекомендовали; прибавлял, что лишнего для этих мастеров он ничего не требовал, а Виниус не платит даже и того, что следует, медлит с уплатою за поставки, чем разоряет торговых людей, наконец не дает вовремя нужных подвод[69]. Дьяк Артиллерийского приказа показал, что припасы к трубкам Гошке доставлялись аккуратно, равно как и подводы.

Далее, Виниус показал, что замедлился привоз припасов к Москве, вследствие бездорожья и недостатка руды.

Что касается другой росписи артиллерийских припасов, нужных в Шлиссельбурге, то Виниус заявил, что он её ранее не видел, а теперь, когда [220]она явилась, всё по ней будет отпущено вскоре. Относительно пушечного мастера, которого надо было послать в Шлиссельбург для зашрубливания запалов, Виниус показал, что Б. П. Шереметев сообщал ему о посылке такового из Пскова 23 января, и почему он до 27 марта не являлся в Шлиссельбург, неизвестно.

Отставка Виниуса близилась, но Петр медлил. Деятельность Виниуса была еще во всём разгаре в Сибирском приказе; в апреле и мае 1703 г. он готовил артиллерию по-прежнему[70]; в июле ему предстояла деловая поездка в Сибирь[71]; но свидание с Меньшиковым решило его участь. О случившемся узнаем из письма Меньшикова к Петру В. из Петербурга от 29 июля 1703 г. Вот оно:

„Господине, господине капитан, всерадостно и благополучно здравствуй о Господе. Извествую вашей милости: Андрей Виниюс, приехав сюда, никакова в делех своих оправдания не принес (хотя он от меня к тому не малое принуждение имел), опричь того, что розными во всём виды выкручивался. И я, отправя его в настоящий ему путь, отпустил его отсюды сего нижеписанного числа, и о делех его, в чём он неисправен явился, и какую на что отповедь учинил, послал к вашей милости роспись для ведома при сем письме, из которой изволишь уведомитися. А здесь будучи, поднес он мне три коробочки золота, 150 золотых червонных, 300 рублев денег, да в 7 коробочках золота ж и в 5000 рублех денег письмо своею рукою дал, в котором написано, что ему отдать то всё, когда у него спросят, или кому приказано будет от меня, в дому его без него принять. И ты изволь об отпуске его учинить по своему рассмотрению. Зело я удивляюсь, как те люди не [221]познают себя и хотят меня скупить за твою милость деньгами; или они не хотят, или Бог их обращает. А вышеписанную большую дачу дал мне Виниюс и за то, чтоб Пушкарской приказ и Аптеку хотя у него и взять, только б Сибирской приказ удержать за ним, завещевая, чтоб о той даче никто не ведал. И из того изволишь познать, что для чего такую великую дачу дал, если б не чаял от того приказу впредь себе великих нажитков[72]; а напред сего бил челом милости твоей многажды о даче деревни, сказывая, что пить — есть нечего. А при той вышеписанной даче, по многому его прошению, написал я к милости твоей письмо об нём по его желанию; и то письмо чел он сам, которое я, запечатав при подписании руки своей, ему отдал; и с того письма список для ведома послал я к милости твоей с сим письмом. За сим здравие милости твоей предаю в сохранение Божие“[73].

Результатом двух вышеупомянутых допросов Виниуса была его отставка. Прусский посланник Кайзерлинг писал королю в июле 1703 года, что Виниус привлечен к ответственности за свои упущения, главным образом — по части артиллерии, и свои дела передает кн. Б. А. Голицыну; а в августе он же писал, что царь намерен сослать Виниуса с его женою и сыном в Сибирь[74]. Плейер, австрийский резидент, со свойственным ему стремлением к преувеличению, уверял даже, что Виниуса будто бы хотели повесить или, по крайней мере, жестоко высечь кнутом[75]. Но у нас под рукою есть только письмо царя к Ф. Ю. Ромодановскому от 9 октября того же года: [222]

„Как к вам сие писание поднесется, извольте учинить по сему: приказы Сибирской и Аптекарской извольте ведать вы до времени, и оные переписать и счесть, также и воевод Сибирских. Также изволь послать указ на заводы Сибирские, чтобы лили пушки там по образцам, не мешкав.

Андрея Виниуса изволь, не мешкав, прислать, а что велено готовить, чтоб и без него готовили. Сие изволь учинить не мешкав“[76].

Итак, карьера Виниуса была, по-видимому, окончена. Старый служака, умноживший казну несколькими сотнями тысяч, нашедший селитру, руды медные и железные, устроивший четыре завода, которые удовлетворяли не только местным потребностям, но даже отправляли свои произведения за границу, устроивший китайский торг, в 2½ года изготовивший более 600 пушек, улучшивший порох, — за грехи, свойственные тогда всем без исключения крупным деятелям, поплатился жестоко: лишился всех должностей; наложили на него взыскание в 13.000 руб. (чтобы заплатить эту сумму, он должен был продать один двор, заложить другой, занять деньги); позор и нищета были впереди[77], а работы окончательно с него не сняли[78]!

Находясь в 1706 г. в войсках у Гродно, в польских пределах, Виниус внезапно уехал в Кенигсберг, а оттуда в Голландию без разрешения царя и без паспорта, оставив дом и семью. Голландцы приняли в нём участие и не выдали его, несмотря на требования русского правительства[79]; очевидно, [223]там же Виниус изменил православию. Царь велел конфисковать его имущество. Жена Виниуса, Матрена Ивановна, на допросе 29 авг. 1707 г. дала следующее показание: „муж её, д. дьяк Андрей Виниус, ныне за морем, в Галанской земле, в городе Амстрадаме, и ныне письма приходят от него к ней из Амстрадама, а в том городе по какому указу он живет, того она не ведает, потому что в прошлом 705 году, по указу в. г-ря, послан он с Москвы на службу в полки и с того году и поныне на Москве не бывал, а поместей и вотчинных и бобылских дворов за ним… 104 двора, и те поместья и вотчины с крестьяны и дворы его Московский и загородный и пожитки в прошлом 706 году мая в 28 день из Главнейшей канцелярии отписаны на в. г-ря, и теми поместьями и вотчинами и пожитками она не владеет, а живет на Московском дворе“[80].

Но старик не долго мог пробыть „в отлучении“. Скоро он не вытерпел, просил у царя прощения, вернулся через Архангельск в Москву (1 сент. 1708 г.) и снова принял православие. Царь простил его, вернул ему чин думного дьяка, дом и деревни и посадил его за ученую работу — переводы трактатов по механике, фортификации, артиллерии, устава судебных воинских прав[81], составление голландского словаря. В сентябре 1710 года Петр попробовал даже дать [224]ему дипломатическое поручение. Вместе со стольником Федором Протасьевым он послан был к гетману Скоропадскому, чтобы состоять при нём „для советов о государевых делах“. Гетман был этим очень недоволен; канцлер Головкин утешал его, говоря, что Виниус и Протасьев „люди искусные и поважные“, и будут обходиться с ним с должным уважением. Народ малороссийский также был недоволен, что „министр, который при гетмане, всякое письмо осматривает“[82], но протест явно выражен не был. В Малороссии Виниус работал до января 1712 года[83], заболел и должен был оставить должность. Старику давно пора было отдохнуть. Возвратившись в Москву, он застал у себя дома постояльцев — более 200 пленных шведов; насилу выхлопотал он себе свободу от постоя[84]. Но 4 августа 1712 года многим должностным лицам, а в том числе и ему с сыном Матвеем, по приговору Сената, объявлено было, что они должны жить на о. Котлине „по скончании сей войны, и даны им будут дворы и земли под деревни“; а когда будет заключен мир, то будут переведены в Петербург — разрешалось теперь же строить себе дома в Петербурге[85].

Конец жизни престарелого труженика был печален: он совсем лишился семьи. В 1715 г. умер последний член его семьи, сын его, Матвей. Старику пришлось жить у зятя. Скончался он в начале 1717 г. (ранее 5 марта).

____________

  1. „Гистория о царе Петре Ал.“, см. Архив кн. Куракина, т. I, стр. 70.
  2. Роз. дела о Ф. Шакловитом, I, стр, VIII—IX.
  3. Сборник выписок из архивных бумаг о П. В., М., 1872, т. I, стр. 403.
  4. Переписка Петра В. с Виниусом будет рассмотрена нами в особой главе.
  5. Описание похода боярина Шеина. Соловьев, Ист. России, т. III, II57. В книге своих черновиков Виниус заносит заметку: „к Витцену листы триумфальных врат и с надписанием, как и где что было…“ (Моск. Архив М. И. Д., Почт. Д., карт. 6, л 54 об.).
  6. К А. А. Виниусу в это время нередко обращались за протекцией, особенно иностранцы. В книге черновых писем его (Моск. Архив М. И. Дел, карт. 6, л. 83 об.) читаем: „писал к Фасому: по ево счотам и за камушок заплатил; об офицере Страухе рад промышлять, только к кому належит: никово на Москве нет“. Ниже еще будем говорить о таких случаях.
  7. Письма и бумаги П. В., т. I, стр. 228. Несколько позже встречаемся с известием, что некто Михайло Волчков был поставлен под виселицу, а затем снят и бит кнутом на козле нещадно за неправое челобитье на Виниуса (7 дек. 1699 г. см. Записки Желябужского, М., 1840, стр. 154).
  8. Хрущов, 30. С этого момента Хрущов величает его „Андреем Денисовичем“.
  9. Соловьев, Ист. России, кн. III, 1251. А в 1703 г. в „Ведомостях“ читаем: „в математической штюрманской школе больше 300 человек учатся и добре науку приемлют“ (Ведомостп времени Петра В., вып. 1-й, М., 1903, стр. 3).
  10. На корм им положено по 2 деньги человеку на день, „и из тех денег из половины покупая хлеб и харч: в постные дни рыбу, а в скоромные мясо, и варить кашу или щи, а по другой деньге — на обуви и на кафтанышки и на рубашенки“ (Бранденбург, 485).
  11. В приложениях к соч. Бранденбурга помещена ведомость расходам по содержанию артиллерийской школы 1701—1706 г.г. Из неё узнаем, что с 1 авг. по 28 сент. 1701 г. было набрано 180 чел. учеников, а к 1 апр. 1704 г. число их доходило уже до 300. Из этого числа впоследствии поступило на службу и, отдано в артиллерийские ученики 5, в токари — 10, писаря пушкарские — 2, пушечные ученики — 1, сбежал — 1.
  12. Письма и бумаги П. В., II, 310.
  13. Библиотека Моск. Общ. Ист. и древностей, М., 1845, стр. 117. Материалы для этого Уложения, весьма скудные, напечатаны в Архиве Ист. и Практ. Свед. о России Н. Калачова, 1863, кн. 5. Виниус назван там в числе членов кодификационной комиссии.
  14. Корб, 100.
  15. Корб, 146. Некоторые думают, что монах Карион, упоминаемый в рассказах Корба, есть не кто иной, как известный духовный писатель того времени, Карион Истомин. О том, что Виниус не прочь был сближаться с духовными лицами, можно видеть еще из следующего рассказа, помещенного в „Житии патр. Иоакима“. Андрей Виниус рассказывал иноку Евфимию, что он, по смерти патриарха Иоакима, хотел „небрещи“ его портретом, который у него был, потому что „что во образе, егда патриарх преставился?“ Но покойный патриарх явился ему во сне и заявил: „побереги образ мой, яко и впредь пригодится“ и Виниус отнесся к видению, как к одному из чудес почившего (Шляпкин, Св. Димитрий Ростовский и его время, стр. 213). Ниже нам придется еще говорить о его сношениях с митрополитами Сибирским, Холмогорским, Казанским.
  16. Корб, 152.
  17. Dukmeyer, 248.
  18. „Bitte darauf zu reflectiren, main gegenwärtiges Schreiben aber Ehend zu verreisen, alss in frembde Hand gerathen zu lassen. Veritas enim odium parit“ (Dukmeyer, 9 и 134).
  19. Dukmeyer, 132—134, 383. Не лишено интереса и то обстоятельство, что по возвращении из-за границы царь виделся в доме Виниуса, в Преображенском со своею, попавшею в немилость, супругою (Dukmeyer, 365).
  20. Dukmeyer, 369 и 381.
  21. Моск. Архив Мин. Ин. Дела, Почт. Д., карт. 6, л. 208.
  22. Ibidem, л. З09 об.
  23. Письма и бумаги Петра В., I, 787. Цизельский очень огорчал Виниуса, не платя ему занятых много раз денег. Он, напр., пишет об этом в Берлин фон Принцену даже после смерти Цизельского, извещая о его похоронах (15 февр. 1700 г.; см. М. Архив М. И. Д., Почт. д,, карт. 6, л. 236 об.).
  24. Ibidem, л. 298 об.
  25. См. в Моск. Архиве М. Юст., Расходные книги Сябирского приказа с 1 сент. 7203 г.
  26. См. напр. Акты Ист., т. V, № 284.
  27. Письма и бумаги П. В., I, 808.
  28. Пам. Сиб. Ист. XVIII в., I, 38. О письме Башковского к Виниусу см. Обозрение... Н. Оглоблина, Чт. М. О. ист. и др. 1900, кн. III, 330.
  29. Акты Ист., т. V, № 273.
  30. Корб, 266—267. Целый ряд розыскных дел о злоупотреблениях различных должностных лиц в Сибири за это время можно найти в столбцах и книгах Сибирского приказа в Моск. Архиве Мин. Юстиции (см. Обозрение... Н. Н. Оглоблина, Чт. М. Общ. ист. и древн. за вышеуказанные годы).
  31. Акты Ист., т. V, № 271.
  32. Акты Ист., т. V, № 280.
  33. Обозрение… Н. Оглоблина, Чт. М. Общ. ист. и др. 1902 г., кн. I, стр. 9—10. См. также чрезвычайно интересную и симпатичную грамоту Иркутскому воеводе (Акты Ист., т. V, № 283).
  34. За время управления Виниуса Сибирским приказом были основаны заводы Невьянский (1699 г.), Каменский (1700 г.) и Алапаевский (1703 г.) и открыто множество рудных приисков (Пермский сборник, кн. I, стр. 26), Интересные царские грамоты, предшествовавшие открытию Невьянского завода см. Акты Ист., т. V, № 267 и грамота Верхотурскому воеводе о прииске известкового камня и других материалов для каменных городских построек — Акты Ист. т. V, № 269. О находимых рудах Виниус часто списывался с Витзеном. Напр. в янв. 1697 г. Витзену „в одном мешечке № 1 послана руда, что привез Василий Никотин и сказал, что серебряная, и греки Александр и Спиридон свидетельствовали то ж, а в другом медная, при болоте, № 2“; несколько позже: „писал еще о той же магнитной руде и каково железо и мочно ль из него делать сталь и разделить серебро от него в большом заводе“ (Моск. Архив Мин. Ин. Д., Почт. Дела, карт. 6, л. 66 об. и 67). Хмыров, высоко оценивая деятельность Виниуса в этой сфере, говорит: „в бескорыстном и разумном служении делу с Виниусом не могли равняться ни Марселисы и Акемы времен царя Михаила и Алексея, ни даже пресловутый Никита Демидович Антуфьев“ (Хмыров, 237).
  35. Письма и бумаги П. В., I, 694—695.
  36. Корб, 140. На докладе послов Ф. А. Головина с товарищи о договоре с китайцами по поводу „вечного мира“ есть приговор Виниуса о принятии мер к соблюдению посольских договоров со стороны Иркутских и Нерчинских воевод: — необходимо преследовать перебежчиков, запретить ясачным и промышленным людям ходить для звериного промысла в китайскую сторону и т. д. (Обозрение… Н. Оглоблина. Чт. М. О. ист. и др. 1902, I, стр. 114—115).
  37. Соловьев, Ист. России, кн. III, 1223. На эти вопросы был получен ответ от Нерчинского воеводы Ивана Николева, см. Акты Ист., V, № 295.
  38. Акты Ист., т. V, № 275.
  39. Акты Ист., т. V, № 287.
  40. Акты Ист., т. V, № 293.
  41. 17 июня 1697 г. Нерчинскому таможенному голове было велено осмотреть золото у купца Спиридона Лянгусова, посланного для торгу в Китай. Если он привезет оттуда золото в коробках или слитках, то велено это золото описать и обязать его предъявить в Сибирский приказ, откуда за него будут выданы деньги (Акты Ист. т. V, № 268).
  42. Письма и бумаги П. В., I, 772. Интересен приговор Виниуса по делу тобольского дворянина Глинского, пожалованного в московские дворяне. С этим пожалованием соединялось понижение денежного оклада с 20 р. на 18. Виниус постановил: писать его оклад в 18 р., а выдавать 20 р. (1699 г., см. Обозрение столбц. и кн. Сиб. приказа Оглоблина, Чт. М. Общ. ист. и др., 1900 г., кн. III, стр. 285).
  43. Памятники Сиб. Истории XVIII в., Спб. 1885, кн. I, стр. 1.
  44. Бытовые черты к. XVIII в. Оглоблина, стр. 9.
  45. О размере таможенных сборов по этим статьям можно судить между прочим из того факта, что в 1701 г. на Ирбитской ярмарке их было сделано до 30,000 руб. на наши деньги (Быт. черты XVIII в. Н. Оглоблина, стр. 6).
  46. Письма и бумаги П. В., I, 808.
  47. О просветительной деятельности митр. Филофея (1702—1711 г.) см., между прочим, Пермский сборник, М. 1859, кн. I, стр. 29. Описанный в тексте случай — см. Бытовые черты н. XVIII в. Н. Оглоблина, стр. 15—16. См. также ниже.
  48. Быт. черты н. XVIII в. Н. Оглоблина, стр. 11—14.
  49. Пам. Сиб. истории XVIII в., I, 75.
  50. Бытовые черты н. XVIII в., Оглоблина, 3—5.
  51. Бытовые черты н. XVIII в. Оглоблина, 1—3.
  52. Новые данные о Вл. Атласове, Н. Оглоблина, Чт. М. Общ. ист. и др. 1888 г., кн. I, стр. 17.
  53. Бытовые черты н. XVIII в. Н. Оглоблина, 5—6.
  54. См. Обозрение… Н. Оглоблина в Чт. М. Общ. ист. и др. 1902 г., кн. I, стр. 7. Там же есть несколько частных деловых писем к Виниусу от разных лиц.
  55. Сибирский Летописец. Тобольск, 1892.
  56. Гамель, II.
  57. К сожалению, этому инородцу не пришлось окончить своего образования. Когда Виниус удалился за границу, то кн. Гагарин взял Денбея к себе на двор и не велел ему ходить в школу, „для того что он словесной грамоте и писать выучился“. Когда в 1710 г. в Москве был царь, то Денбей обратился к нему с просьбою об отпуске в свою землю. Отпуска дано не было, а приказали Денбея крестить и давать ему жалованье из Сибирского приказа (Бранденбург, 244).
  58. См. ниже, в главе о литературной деятельности Виниуса.
  59. Письма и бумаги П. В., I, 510.
  60. Бранденбург, 454.
  61. Бранденбург склонен думать, что приказ этоть был учрежден в 1701 г. (стр. 1—3).
  62. См. выше.
  63. Письма и бумаги П. В., II, 363.
  64. Письма и бумаги П. В., II, 364.
  65. Гамель, 37. О Демидове см. „Жизнеописание Акинфия Никитича Демидова (сына упоминаемого в тексте), основателя многих горных заводов“, Г. С., Сиб. 1833.
  66. Письма и бумаги Петра В., II, 136—137.
  67. Письма и бумаги П. В., II, 489—496.
  68. Рихтер в своей „Истории медицины в России“ (М. 1820), ч. III, стр. 181, говорит о Терманте: „врач ученый и благоразумный; Петр Первый удостоивал его короткого обхождения, часто просиживал в гостях у него до полуночи“. Описание жизни Терманта см. там же, ч. II, стр. 330.
  69. Этому Гошке Виниус в 1701 г. писал „комплементы“ (М. Архив М. Ин. Дел, Почт. Дела, карт. 6, л. 313 об.).
  70. Письма и бумаги П. В., II, 532 и 710.
  71. Письма и бумаги П. В., II, 607.
  72. Говорили, что Виниус наживался в Сибири, между прочим, от продажи табаку (Доклады и пригов. Сената, III, 1220.
  73. Письма и бумаги П. В., II, 608.
  74. Dukmeyer, 130.
  75. Устрялов, т. IV, ч. 2, 614—615. Dukmeyer, 134—135.
  76. Письма и бумаги П. В, II, 256—257. Описание… Н. Оглоблина, Чт. М. О. ист. и др. 1902, кн. I, стр. 22.
  77. Соловьев, кн. IV, 4.
  78. Он всё еще заведовал литьем пушек. Кроме того, в боярском списке 24 июля 1705 г. читаем: у провиантских дел, в числе прочих, думные дьяки Украинцев, Деревнин и Виниус.
  79. Архив кн. Ф. А. Куракина, I, 274. Впоследствии, когда Виниус сам захотел вернуться в Россию, Витзен писал царю письмо (2 мая 1708 г.) извиняя долгое пребывание Виниуса в Голландии и отзываясь о нём с похвалою (Б.-Каменский, I, 193).
  80. Моск. Архив М. Юст, Разряд. вязки, № 44.
  81. 30 июня 1712 г. Петр назначил Виниусу помощника для перевода этой книги, Якова Веселовского (Сб. Имп. Рус. Ист. Общ. т. XI, стр. 238). — К тому времени, когда старик Виниус всецело был поглощен ученой работой, относится небольшое черновое письмо, найденное нами в Гос. Архиве в Кабин. делах, № 64, кн. 3. В нём автор обращается к Андрею Андреевичу с сообщением, что его лексикон царю понравился, и чтобы он, если будет здоров, приехал ко двору.
  82. Соловьев, Ист. России, кн. IV, 31.
  83. В июне 1711 г. в этой должности застал его в Глухове Юст Юль, датский посланник (Записки Юста Юля, Чт. М. О. Ист. и др., 1899, III, стр. 337).
  84. Письмо Петра В. Сенату 19 марта 1712 г. (Сб. Имп. Рус. Ист. Общ., т. XI, стр. 226: „с двора Андрея Виниуса шведов велите свесть и впредь чтоб шведов к нему не ставить“.
  85. Доклады и пригов. Сената, II, 101.